Петля анаконды

– То-есть, нужно кого-то подставить?

– Именно так. Придумаешь, как это сделать – подумаем над тем, чтобы взять тебя к нам.

Он не сказал, куда это конкретно, «к нам». Но своим тоном дал понять, что речь идёт о каком-то элитном подразделении.

– Так как, придумаешь?

– Попробую, – пообещал я.

– Дня на размышление хватит?

– Хватит.

– Значит завтра, в это же самое время, мы ждём тебя здесь…

Несколько лет спустя, когда я был уже допущен к секретной информации, я раскопал всю подноготную этого задания. Полковник армии США Дональд Лэффин и сотрудник Центрального разведывательного управления Дин Ван Комп (он как раз и был в штатском; кстати, он был зятем Лэффина) являлись фактическими учредителями фирмы, которая занималась поставками зерна в Ирак. Фирму регистрировали, понятное дело, через подставных лиц. И ситуация с урожаем оказывала самое непосредственное влияние на их доходы. Так что никакой государственной политикой здесь и не пахло. Здесь имел место чисто личный интерес.

Надо сказать, что сращивание деятельности спецслужб с личными интересами их верхушки не являлись чем-то из ряда вон выходящим. Подобные схемы были в порядке вещей. Они просто не предавались огласке. И это было свойственно не только США. Это было свойственно любой стране мира. И бороться с этим, смею вас заверить, было бесполезно. Уж слишком глубоко пустил свои корни этот «грибок». Уж слишком много власть предержащих было задействовано в этих схемах.

Но тогда я ничего этого ещё не понимал и расценивал оказанное мне штабными чинами внимание лишь как дань моей находчивости, но не как стремление сделать грязную работу чужими, то бишь моими, руками.

Моё самолюбие расцвело, на душе заиграли фанфары. Как же, меня заметили, меня выделили! Мне жутко хотелось, чтобы об этом узнали сослуживцы. Но я дал обязательство о неразглашении, поэтому приходилось молчать. Не скрою, тогда это было сродни подавлению могучего сексуального желания монахом.

Я придумал то, о чём меня просили. Правда, это была всего лишь концепция, эскиз, но не подетальный план. Выстроить всё пошагово мне мешало отсутствие знаний по земледелию. Ну, не силён я был в сельском хозяйстве. Поэтому доработку, дорисовку пришедшей мне на ум схемы я решил осуществить уже на месте, в штабе, после того, как узнаю то, что мне требовалось узнать.

– Ну как? – спросили меня Лэффин и Ван Комп, когда на следующий день я снова предстал перед их глазами.

– Всё о'кэй! – бодро отрапортовал я. – Но есть кое-какие «белые пятна».

Я шутливо извинился, что не обладаю всеядностью, и испросил разрешения задать несколько вопросов. В ответ последовал благосклонный кивок.

– Валяй.

В моём воображении возник составленный накануне алгоритм.

– Если я правильно понял, работать придётся по пшенице.

– По пшенице.

– В каком она сейчас состоянии? Готова к уборке или ещё растёт?

– Ещё растёт.

Одна из ветвей алгоритма автоматически отвалилась.

– Для стимулирования роста этой пшеницы используются какие-нибудь удобрения? – задал следующий вопрос я.

– Конечно, – ответил Лэффин. – В почву при посадке был заложен биогумус. Колосья периодически обрабатываются пестицидами.

– Эти пестициды производятся в Ираке или их завозят из-за границы?

– В Ираке.

– Так, хорошо, – довольно потёр ладонями я. – А каким образом происходит эта обработка?

– С воздуха, – пояснил Ван Комп. – Путём опрыскивания. В небо поднимается вертолёт, он пролетает над посевами и разбрызгивает вниз химикаты… – он прервался. – Чёрт возьми, я, кажется, начинаю тебя понимать! – воскликнул он.

Я скромно улыбнулся и изложил окончательно сформировавшийся в моих мыслях план целиком.

Претворять его в жизнь поручили мне. Через неделю меня переправили в Хит. Это был небольшой провинциальный городок на реке Ефрат. В тридцати километрах от этого городка и располагался объект моего задания – одно большое хозяйство. В помощь ко мне был приставлен местный житель Мукарам, курд по национальности… Ох, и свирепый же был у него видок! Большой покатый лоб, здоровенная, походящая на булыжник, челюсть, могучие жёлтые зубы, которыми он, казалось, мог перемолоть берцовую кость слона. Уж не знаю, на каком-таком крючке держал его Ван Комп, но все мои задания он выполнял беспрекословно. Причём, никогда не интересуясь, что, зачем, да почему.

– Мукарам, нужно выяснить, когда в хозяйстве собираются производить очередную обработку пестицидами, – говорил я.

– Угу, – следовал ответ, и на следующий день мне уже сообщалась дата.

– Мукарам, нужно выведать, где хранятся химикаты.

– Угу, – и на следующий день я узнавал, где находится склад.

– Мукарам, нужно достать яд.

– Угу, – и на следующий день мне привозили канистры.

Пробраться на склад, – это произошло ночью накануне опрыскивания, – оказалось несложно. Его даже никто не охранял. Видимо, местным хозяевам даже в голову не приходило, что кого-то могут заинтересовать сельскохозяйственные удобрения.

Справившись с помощью Мукарама с большим навесным дверным замком, я оставил своего напарника «на стрёме», а сам проник внутрь. Бочки с раствором стояли у стены в ряд…

Те, кто читают сейчас эти строки, наверное уже догадались, в чём заключалась моя задумка. Ну, а если кто-то ещё не догадался, давайте я сейчас её поясню.

В пестицидах, как известно, содержится яд. При малой концентрации он для растений безопасен, погибают только облюбовавшие растения букашки. Но если концентрацию яда в растворе увеличить в несколько раз, растение попросту сгорит. Не в смысле воспылает огнём, а в смысле завянет. Вот это я и решил использовать.

Я подлил в бочки с раствором содержимое привезённых Мукарамом канистр, ничего не подозревавшие крестьяне распылили на следующее утро этот раствор на пшеницу, и о хорошем урожае им в итоге пришлось забыть. Весь урожай погиб. Изготовитель удобрений, – какой-то химический комбинат в Багдаде, – заплатил штраф, а Лэффин и Ван-Комп сорвали тот куш, на который они расчитывали.

Полковник и его зять сдержали своё слово. Оказанная мною им услуга действительно позволила мне сделать карьерный шаг вперёд. Ван Комп предложил мне связать мою судьбу с его «Фирмой». Не той, которая поставляла в Ирак зерно, а той, которая являлась основным местом его службы.

– И что я буду делать в этом вашем ЦРУ? – выставил глаза я.

– То же самое, что и в «Чёрном ястребе» – заниматься «экспортом демократии», – последовал ироничный смешок. – Но у нас ты будешь делать это на гораздо более высоком уровне. В своём отряде ты просто пушечное мясо, а у нас будешь Человек. Ты станешь не только исполнять приказы, но и начнёшь сам принимать решения. Важные решения. Тебя будут уважать, с тобой будут считаться, тебя будут принимать в расчёт.

– Меня и сейчас уважают, меня и сейчас принимают в расчёт, – возразил я.

– Кто? Солдаты? – рассмеялся Ван Комп. – На их уважении далеко не уедешь. Я имею в виду серьёзных людей, влиятельных людей. Не тех, которыми ворочают, а тех, которые управляют. Твоя работа будет иметь гораздо больший масштаб. Ты будешь не созерцателем, а деятелем. Уловил? Так как, возьмёшь время на раздумье или примешь решение сейчас?

– А чего тут думать? – пожал плечами я. – Я согласен.

Следующие полгода я провёл на «Ферме».

«Ферма» – это такое сленговое название разведывательной школы ЦРУ. Официально она именовалась, конечно, не так. Официальное её название звучало следующим образом – «Экспериментальный тренировочный центр Вооружённых сил США». Я не знаю, кому пришло в голову именовать его «Фермой», но этот «синоним» почему-то прижился.

Находилась «Ферма» рядом с Вильямсбургом, что в штате Виргиния…

Кстати, очень даже милый и симпатичный был городок. К «Ферме» от него вела 64-я автомагистраль.

Ну, что ещё можно о ней рассказать? Территория её была достаточно большая, закрытая, со всех сторон её окружал увитый колючей проволокой забор.

Курсанты центра именовались карьерными стажёрами. Условия жизни были казарменными: все проживали в двухэтажном общежитии, которое было выстроено на берегу озера Пауэлл. Правда, озером его можно было назвать лишь с большой натяжкой. Большая лужа – так, на мой взгляд, будет точней. Но вид из окна всё равно был замечательный.

Учебная программа включала в себя несколько курсов. Курсантов обучали приёмам связи, вести скрытую видео и фотосъёмку, искусно маскироваться, незаметно проникать на различные объекты, вербовать агентов, применять психологический «пресс».

После завершения учёбы карьерных стажёров распределяли по различным подразделениям ЦРУ. Кадры тасовали в зависимости от выявленных способностей. Кто-то на всю жизнь становился бумажной крысой, а кого-то определяли на более серьёзные дела.

Я попал в число вторых. Меня распределили в подразделение, которое организовывало и проводило тайные операции за рубежом. Оно называлось: «Национальная секретная служба»…

…Мои первые впечатления от Москвы оказались смешанными. С одной стороны, конечно, величественно и красиво. Красная площадь, Кремль, Мавзолей – места, которые я раньше видел только по телевизору – смотрелись грандиозно. А с другой – серо. Нет, не в смысле архитектуры. А в смысле психологии живущих в Москве людей. Странный какой-то был в ней народ: половина – крутые, половина – как кисель. И большей частью замкнутые, хмурые, много агрессии. Сделаешь кому-то замечание, – пусть даже и абсолютно справедливое замечание: например, «подрезавшему» тебя на дороге шофёру или бесцеремонно оттолкнувшей тебя тётке в метро, – сразу же выпускали штыки: а ты, мол, кто тут такой? Ещё этот присутствовавший везде уродливый дух наживы! На иностранцев здесь смотрели как на дойных коров, только и норовили их обобрать. Кто особенно меня бесил – так это русские инспектора дорожного движения. Если увидят иностранный номер – остановят по любому, даже по неумело надуманному, поводу. Глядя на них, становилось понятно, почему дорожная культура в России была практически на нуле. А потому, что о ней попросту никто не заботился. У русских инспекторов дорожного движения в приоритете были другие, не имевшие ничего общего с их служебными обязанностями, задачи – «шкурные».

«Привыкай, привыкай, – смеясь, говорил мне Ван Комп, когда я рассказывал ему свои первые впечатления о прогулках по российской столице. – Здесь так принято. Здесь это в порядке вещей».

Мой «крёстный отец» постарел. Заметно постарел. Когда встречаешь человека каждый день, изменений в его облике как-то не замечаешь. Но когда его долго не видишь, их невозможно не уловить. Дин подряхлел, съёжился, его лицо усеивала целая россыпь морщин. Но его глаза при этом нисколько не изменились. Они оставались такими же, как и прежде: упрямыми, безжалостными, алчными.

Свойственная встречам двух давно не видевшихся людей лирика продолжалась недолго. Бегло помянув общих знакомых, – именно тогда я узнал, что полковник Лэффин не так давно отошёл в мир иной, – мы приступили к делу.

– Так кто ты у нас теперь? – вопросил Ван Комп, изучая выданные мне для работы в России документы. – Фил Робертс? Менеджер по маркетингу российского представительства фирмы «Сагмал Фармасьютикал»? Ну что ж, крыша неплохая, надёжная, мы с ними сотрудничаем давно. Поработаешь там месяц-другой, акклиматизируешься, осмотришься, а заодно и проверишь, не прицепили ли к тебе «хвоста». Хотя я думаю, что не прицепят. У ФСБ нет сейчас таких больших штатов, чтобы следить за каждым приехавшим из-за границы торгашом. Если у нас, в Нью-Йорке, на маршруте по иностранцам работают где-то четыре тысячи человек, то у них для этих целей на всю Москву не набирается даже сотни!..

Тут он отвлёкся на телевизор, где разглагольствовал какой-то пышнощёкий персонаж. Ван Комп сложил руки в замок, немного послушал, после чего снова повернулся ко мне.

– Вот, кстати, обрати внимание, – кивнул на экран он, – Виктор Степанцов, лидер партии «Свободная Россия», главный российский оппозиционер. Именно для него дорогу и расчищаем.

– Для этого? – скептически скривил губы я.

– Да, для этого. А чего ты так морщишься?

– Да простоватый он какой-то, – пожал плечами я.

– Простоватый – не простоватый, а бабам нравится, – вскинул указательный палец Дин. – А русские бабы, брат, это мощный электорат, который не учитывать нельзя.

Степанцов мне и в самом деле не понравился. Бочкообразная фигура, плебейские черты лица, манеры, говорящие о сильном пристрастии к приводящим головы в беспорядок напиткам. Ну, не производил он впечатление настоящего лидера нации!

Ван Комп придвинулся ко мне.

– Между нами говоря, он действительно полное дерьмо, – приглушённо добавил он. – Примитивен, как свинья, но в хитрости свинье не уступает. Не остановится ни перед какой подлостью. Спит и видит себя Президентом России. Ради этого, по-моему, готов продать и собственную мать.

– И чем же он берёт? – полюбопытствовал я. – В чём заключается его харизма?

– Как обычно, борьба с коррупцией. Приём практически безотказный. Правда в России эта борьба больше походит на борьбу Дон Кихота с ветряными мельницами. Всё борются, борются и борются – а толку, что называется, ни на грош…