Жестянка

Глава 2

Мир стёртой памяти

Открытый «бобик» цвета хаки летел по грунтовке под сороковочку. Да-да, для нас такая скорость – именно «летел». Зажав в руке так и не открытый китайский термос, я, забыв про тряску и жажду, с лёгкой грустью посмотрел на Кретову.

Ох, и хороша же эта боевая девка в такие минуты! Собрана в комок нервов, настроена очень решительно, губки поджаты. После воспитательного разговора с Дедом она начала отращивать волосы цвета спелого каштана, шампунь у торгашей спрашивать начала. Раньше Ирина без лишних фантазий стриглась под армейскую «площадку». Сейчас – ну чисто лялечка, у нашей Ирки появилось симпатичное брюнетистое каре. Сухой ветер развевал ещё короткие локоны. Валькирия!

Кретова стянула куртку, оставшись в короткой маечке, выгодно подчёркивающей крепкие руки с рельефными бицепсами. Тёмный хлопчатобумажный платок висит на шее, иногда она подвязывает им волосы. Но не сейчас.

А я чего в потрёпанной кепке сижу, как бирюк? Стянул, подставил лыску под поток, степной ветер быстро остудил мозги. Налил из термоса.

Завихрения донесли лёгкий, очень приятный запах каких-то духов – вдыхал бы да вдыхал… Но того парфюма всего три флакончика на весь посёлок, так что девчата его по капельке делят, по крохотулечке, по очереди. Бедные вы мои женщины, если бы я только мог – накупил бы вам того клятого парфюма по чемодану каждой. Пора какой-нибудь особенно ценный ресурс добывать, тогда можно будет в городке поискать да купить. Хотя какой это город, честно говоря, это просто небольшой посёлок, на всю застройку всего четыре двухэтажных здания. Сами жители считают иначе, и требуют, чтобы их называли горожанами. А нам что, жалко, что ли? Хоть урбанами.

Кто-то из романтически настроенных отцов-основателей назвал этот городок посреди бескрайней саванны Переделкино. Москвич, наверное. Вот только следующие обитатели поселения были начисто лишены романтики и тут же огрубили название до Передела. Передел он и есть, такой вариант названия довольно точно проявляет основное занятие жителей – сбор, утилизация и переработка, то есть вторичное использование всего, что можно найти на поверхности Жестянки. И это не только корпуса баррелей, порой здесь можно обнаружить удивительные вещи. Один из спасателей-стажёров припомнил локацию Предел из компьютерной игры The Elder Scrolls V: Skyrim, но это название мне мало о чём говорит, не играл. А вот «Сталкер» помню неплохо.

Основная часть населения городка – из тех бедолаг, которые попали на Жестянку при первом массовом забросе. А также их потомки и выжившие пассажиры баррелей, которые по тем или иным причинам не задержались в гарнизоне Пятисотки. В Переделкино хорошо развит малый бизнес, есть много мастерских, своеобразных мануфактур, работают лавки старьевщиков и маленькие магазинчики.

Там много чего можно купить или выменять. Не тот ли сегодня случай – день удачной добычи «обменки»?

Пш-ш…

– «Вышка-Контроль» – группе! Ира, День, вы поторопитесь там, объекты уже на подходе, садятся… Ветер слабый, почти не чувствуется. Лучше сразу левей забирайте, ребята, чтобы время не терять!

– Да видим мы, видим! – ответил я Джону.

Обе связки куполов были уже где-то на высоте триста.

Эти яркие купола хорошо заметны, их можно разглядеть даже на горизонте, а вот это очень плохо.

«Сука, ещё и день, как назло, ясный до изумления!» – подумалось мне.

Видимость практически идеальная, снижение аппаратов наверняка засекли многие окрест. Я взял в руки облезлый старенький бинокль. Он, кстати, уже совсем дохлый, жив только стараниями Левши, так что прибор тоже надо бы обновить. И заполучить в группу ещё один. Ох, что-то энтропия на посёлок накатывает, всё быстрее копятся мелкие проблемы и нехватки… Пора что-то делать.

Лишь бы вольные сталкеры не полезли в зону приземления. Вот их сразу мочить буду, без раздумий, ей богу! У меня с ними личные счёты, можно сказать, кровные. Был у меня верный друг, Коля Дергачёв из группы спасателей. Я тогда ещё только начинал осваиваться в гарнизоне, служил в охране периметра. В один очень плохой день и момент, когда Дергачёв с Кретовой вскрывали только что приземлившийся грузовой баррель, на них напали вольняшки. Завязалась перестрелка, в которой Николай и погиб. Так что этим падальщикам пощады от меня ждать не стоит. Хотя Владимир Викторович всегда настраивает нас работать без лишней крови.

Позже могут ещё и степные койоты подтянуться, но это нам уже по барабану, баррель сам по себе не распахнётся.

– Да не гони ты так, шальная императрица, дай мне хоть подходы разглядеть! И чаю попить!

Ирина спорить не стала, чуть сбавив скорость.

– Смотри на здоровье!

Хорошо, что вокруг всё раскатано бесчисленными поездками. И укрытий поблизости практически нет.

Мы называем это место полигоном, сектором сброса 500 или просто боевым полем. Вся поверхность боевого поля испещрена частыми оспинами небесных ударов. Большинство кратеров старые, давно осыпавшиеся по краям под ветрами и дождями ямы. В былые времена, которые никто из нас не помнит, сюда во время учебных стрельб смачно вмазывали баллистическими ракетами, запускаемыми с наземных установок или с подводных атомоходов-ракетоносцев.

Потом что-то изменилось, Объект начал принимать спускаемые аппараты с ещё тёплыми трупами.

– Вроде бы без шухера, Ира, не вижу никого вокруг. Пока, – объявил я с уточняющей добавкой.

– Хорошо, если так, – пробурчала напарница.

Оба барреля уже приземлились, тормозные системы спускаемых аппаратов отработали штатно, капсулы сели на грунт без удара. По крайней мере, позвоночники у пассажиров, если они там есть и живы, не повреждены. Небо опустело, купола огромных парашютов как-то нереально медленно опадали по бокам от барреля причудливыми складками. Интересно, почему их прозвали по-английски, баррелями, а не по-русски? Бочки и бочки, можно было бы и по-нашему. Банки… Ан нет, кто-то из первых спасателей выпендрился, а там и прижилось словечко.

Вообще-то, изначально баррелями называли «голубые бочки Рокфеллера», они со временем и стали стандартом, мерилом объёма добычи в нефтяной отрасли. Наши баррели в определённом ракурсе чем-то действительно похожи на огромные пивные банки или составные пластиковые контейнеры для шоколадных яиц – «киндер-сюрпризов». В другом ракурсе видно, что они имеют сглаженные углы.

Пятисотка русская община. Принудительно русская, я бы сказал. Кто бы сюда ни попал, быстро становится русским, и говорить он будет только по-русски, как миленький. Здесь не забалуешь, без выбора. И вдруг – баррели… Что-то я разворчался.

Вот это и есть наша с Ириной работа – ловить баррели, которые регулярно валятся к нам с небес. Собственно, Пятисотка для того и стоит в секторе сброса, здесь живут ловцы баррелей, спасатели, медики и все те, кто так и иначе обеспечивает миссию. Не нами такой расклад придуман, не нам его и отменять. Только лишних вопросов мне лучше не задавать сходу, нетрудно догадываться, каким будет ответ. Хорошим людям я и сам постепенно расскажу, что знаю, и до чего додумался за время службы.

В баррелях под голубыми куполами находятся люди, пассажиры. Обычно по четыре человека в упаковке, именно столько ложементов в объёме корпуса предусмотрено загадочным заводом-изготовителем. Из инструктажей каждый новый спасатель узнаёт, что иногда одного человека заменяют каким-нибудь домашним животным, сам такого ещё не видел, я лишь недавно встал в группу полноценно.

Какое может быть настроение на такой работе? Ужасное. Завидев в небе купол, можно сообщить заранее: только что прибывшие пассажиры с вероятностью почти в восемьдесят процентов уже мертвы. Трижды баррели падали в этом месяце, и все три раза внутри оказывались лишь хладные трупы. Что-то не срабатывает в системе спуска, или атмосферный клапан открывается раньше времени, на большой высоте, где мало кислорода, либо же не открывается вообще. Так объясняет эксцессы наш многоопытный механик. Неудачная конструкция или неправильная отстройка. В результате разгерметизация, мгновенный перепад давления, гибель…

А вот тела всегда остаются тёплые, это и есть самый страшный момент обнаружения и определения, меня каждый раз прям в дрожь бросает. Жутковатое это дело, голубые баррели открывать, я так и не смог привыкнуть.

Раньше, рассказывает Владимир Викторович, корпуса всех баррелей были обгоревшими, их, похоже, сбрасывали прямо с орбиты. Потом технологию спуска поменяли что ли, не знаю. Улучшили, сволочи неизвестные, людей начали скидывать из стратосферы, на корпусах всех баррелей этого года нет и следа воздействия пламени. Я застал лишь четыре орбитальных спуска. На память о предыдущих спусках нам остались старые обгоревшие аппараты, валяющихся по степи, на вводных занятиях их показывают всем новичкам.

Иногда у баррелей не выходят вытяжные парашюты, и тогда спускаемые аппараты летят из стратосферы камнем по баллистической траектории, разогнавшись на орбите и на спуске, они страшно шмякаются о жёлтую землю полигона, порой зарываясь в грунт на метры. Такие капсулы мы даже не берёмся отрывать из ямы, откладывая подобные операции на неопределённый срок. Обычным инструментом эти лепёшки не вскрыть. Хотя две штыковые лопаты постоянно лежат в машине – людей в любом случае захоронить надо. Забрасываем яму, как уж можем, место наносим на карту, но контрольные флажки не ставим, чтобы не разграбили сталкеры. А ведь когда-нибудь придётся вскрывать…

Есть, от чего ошалеть? Вот и я говорю. Каждый раз едешь искать выживших, а находишь покойников.

А люди общине нужны позарез. Живые! Способные продуктивно работать, заниматься жизнеобеспечением, развитием крошечного поселения и гарнизона, исправно нести охранную и спасательную службу, в семейном счастье рожать детей. Последняя удача случилась чуть менее трёх месяцев назад, тогда у нас и появился Игорёня. Единственный выживший при той памятной посадке. Долгий случился перерыв в череде удач.

Никому не пожалуешься.

Никого матом не пошлёшь, в глаз не дашь.

Нет обратной связи с таинственным ЦУПом, Центром управления полётами баррелей, некому им пулю между глаз вставить.

Есть только странная миссия – можно всю территорию перерыть, а нормативных документов к ней не найдёшь. А миссия есть. Когда-то Деда обучили, а он нас.

И мы с Ириной, как и положено профессиональным спасателям, со всей возможной скоростью мчимся на каждый купол, хоть ты расшибись – даже если тебе обе ноги отстегнёт. Ползи, но спасай. Какие там ушибы и разбитые коленки, вы о чём, вообще? Вдруг посчастливится, и выживет весь экипаж, бывает же! Ведь все мы именно так сюда и попали. В таких вот баночках свалились на боевое поле, прямо в хрустящие заросли саксаулов, да на выжженную траву Жестянки.

Откуда эти самые баррели валятся – решительно неизвестно.

Космических кораблей, спутников, орбитальных станций или стратостатов над Жестянкой пока не наблюдалось, как и инверсионных, а правильнее кондиционных следов реактивных самолётов, летящих под сиренево-синей стратосферой. Специальные наблюдения, правда, в гарнизоне Пятисотки не проводятся. В астрономах нет никакой необходимости, все плановые наблюдения были прекращены ещё до моего появления. Наблюдают за небесами только новички, даже после разъяснений ещё питающие какую-то надежду. Игорь, лишь недавно перестав таращиться в небесную высь по восемь раз за час, до сих пор нет-нет, да и вскинет голову к облакам и звёздам.

А звёзды, похоже, совсем не наши, не земные.

Тем временем джип уже выкручивал между размытыми контурами старых глинистых кратеров, торопясь к огромным бесформенным пятнам яркого парашютного шёлка, Ирка всегда маневрирует по-хозяйски, аккуратно, дабы не пачкать ценные купола грязными колёсами. Вот с чем-чем, а с парашютной тканью на Пятисотке всё нормально, куполов всегда хватает, мы ими в Переделе торгуем.

Я, облизываясь, глядел на жёлтый баррель, но Кретова ожидаемо рванула к людской бочке, инструкция. Она так долго не отрывала взгляда от места падения спускаемого аппарата, что наш верный тарантас чуть не съехал с пыльной грунтовой дороги в большую промоину. Что-то зло рявкнув, водительница быстро сориентировалась, и УАЗ-469, оставив слева большой гранитный камень, уже медленнее покатил в нужном направлении. Приметный каменюка, лежит вроде как в маленькой пещерке, но почти весь на солнце. Круглый такой, белый, гладкий, как яйцо какого-нибудь динозавра, только очень большое. Многие пытались проверить это «яйцо» на прочность, но изыскания ударного типа ничего не дали.

Под жёлтыми куполами на Полигон сваливается некий материальный ресурс. Это так называемые крупные «ресурсники». Редкость, между прочим. На три людских барреля ЦУП закидывает одну такую вот сокровищницу. Насколько я понимаю, это капитальная материальная помощь приземлившимся и выжившим пассажирам. Непонятно, почему грузовые баррели не идут комплектом с людскими, будто на далёкой или близкой станции отправления кто-то из снабженцев жадничает. У них там что, дефицит на складах?

С чем прибывают эти грузовики на полигон? По-разному выходит, тут никогда не угадаешь. Внутри ресурсника может оказаться всё что угодно, вплоть до полных неожиданностей. Это так называемый «лут». Например, именно в таком грузовом барреле пару лет назад нашлись два глайдера-гравилёта. Которые сейчас без всякой пользы стоят в пустом ангаре, точнее, висят в воздухе – один вообще без заряда, во втором осталось чуть-чуть, на полделения. Запасных батареек нет, разрядились.

Глайдер – это или инопланетное чудо, или продукт развитой земной цивилизации, но моя память подобных технологических успехов не помнит. В генезис удивительных изделий мы, спасатели, не вникаем, без дополнительных сведений и капитальных исследований это непродуктивное занятие. Так же бесполезно гадать кто управляет ЦУПом, люди и инопланетные существа. Плевать, нам батарейки нужны.

Существуют и маленькие ресурсники, такие спускаемые аппараты приземляются под красными куполами. Вот уж точно бочки, мы их так и называем, «красные бочки», а в народе ходит название «краснухи». Это бесхитростные конструкции объёмом в четыреста литров, на корпусе простенькие крепёжи. Внутри может находиться жидкое топливо, запчасти к чему попало, различные консервы, всякая полезная в быту мелочёвка. Может попасться отличная одежда и обувь, а если очень повезёт, то и медикаменты в специальных сорокалитровых контейнерах. Изредка встречаются неплохие инструменты, немного чаще патроны разных калибров, а вот совсем редко – огнестрельное оружие.

Падают эти грузовички довольно часто, разлетаясь не только по Полигону, но и по всей Жестянке. Мы порой ловим и такие, то и дело воюя за находку с ещё неоперившимися, а потому особенно наглыми и безбашенными сталкерами. Приличная часть малых ресурсников падает за пределами зоны ответственности Пятисотки.

А вот голубые капсулы с людьми, «людские баррели», и жёлтые ресурсники в секторе спускаются только здесь, на боевом поле, их кидают очень точно. Поэтому желающих отжать большой грузовик всегда будет много.

Эти баррели действительно легли близко, вон он, периметр базы с вышками, хорошо просматривается с точки приземления.

– Стоп! – крикнул я, хватаясь за поручень.

Джип встал, как вкопанный.

– Что не так? – резко повернулась ко мне Ирина.

– Сталкеры, сука… Минимум трое зарылись, за кустами, – я пальцем показал направление.

– Что это у тебя с самого утра всё сука и сука? – неожиданно возмутилась Кретова, хватая бинокль. – Другие слова забыл?

Я что, ещё и вслух ругался?

– Да засучило что-то… Рацию бери, работать буду.

Вот сколько раз хотел я те купины кустарника, что от степи к территории Пятисотки почти вплотную подходят, спалить к чёртовой матери, а? Лентяй проклятый! В башке что-то мелькало, а до реализации дело так и не дошло. Да и мужики из аграриев запугивали: «Как это сушняк палить, ты с ума сошёл? Пожар устроишь, надо дождей ждать!». Умные все… То есть, мне что, надо в проливной дождик кусты поджигать?

Присев поудобней, я положил ствол карабина на трубчатую скобу. Говорил же, что сомневаться не буду!

Бах! Бах! Неторопливо высадив по целям весь магазин, я тут же вставил и большим пальцем выжал вниз следующую обойму. Эх, хорошо пошло, азартно, от души! Злость, видать, накопилась. Даже колено стало меньше болеть. Сердце и дыхание успокоились, стрелять стало удобней. Я старался бить чуть выше основания кустов, если не в башку дурную, так по ногам влепит.

Пш-ш…

– «Вышка-Контроль» – внимание! – напряжёно произнесла Ирина в микрофон. – Есть сталки, группа до пяти человек левей нас триста пятьдесят, в языке кустарника. Четыре вместе, один ближе к вам, прячутся.

– Понял тебя, Ир, подключаемся! – быстро ответил Джон.

– Быстрей, ребята!

Чужая горячая пуля зло стукнула по корпусу грузового барреля, ещё одна чиркнула по камню. Что ж вы делаете, сволочи, а если в людской попадёте? Плохо дело, у них есть «длинный» ствол, нарезной. По крайней мере один. Вот так Дергачёва и убили. Человек, честно выполняя профессиональный долг, летел спасать обезумевших от страха пассажиров барреля, но тут появились безбашенные вольняшки.

Это хорошо, что наши подключаются, хотя бы ради морального эффекта. Сейчас на вышку подскочит Игорёня. Его изношенная «мосинка» лупит далеко, да не очень точно, ствол старый, пуля почти проваливается в дульный срез. Так что звание снайперской эта винтовка давно утратила. Самое ценное в ней – штатный оптический прицел, хоть какая-то оптика, при острой нехватке в гарнизоне биноклей… Ничего, пусть пощёлкает как получится, а там уж подтянется и сам Дед.

У главного ствол зачётный.

Владимир Викторович тоже живёт в башне, однако его чудо-винтовка не на стенке висит, как у некоторых, а хранится в специальном сейфе с непривычно большим, вытянутым верхним отделением и одним местом в обитом зелёным бархатом деревянном штативе. Чудо называется Tikka T3 Varmint в калибре 243 Win, винтовка, привезённая, как уверяет владелец, под заказ из Финляндии. Кому именно она была привезена, как он её выцарапал и почему уверен именно в заказе? Конкретных обстоятельств обретения сокровища я не знаю, сам же Владимир Викторович на эту тему предпочитает не распространяться. У него вообще много тайн.

Машинка эта лютая предназначена для тяжёлого варминта, то есть для спортивной стрельбы по сусликам-байбакам на предельно возможной дальности. Старик ранее имел такое вот нестандартное хобби, любил на досуге неспешно шмалять из дорогущих стволов по живой мишени. В варминтинге ещё есть лёгкий класс и дисциплина снайперов. Но сам Дед снайпером себя не считает, смешно.

В общем, совершенно уникальная вещь. Собственно, на нищей Жестянке такое точное оружие вообще в диковинку, я всего один раз подержал в посёлке винтовку CZ 550 308Win. Тут же вообще адский зверь.

Не завидовать шефу невозможно. Внешний вид лощёной винтовки сразу выдаёт стоимость и качество дорогого оружия, для особых людей деланного. С такой пушкой надо не по местным степям мотаться, а выезжать на соревнования куда-нибудь в Европу или в США. Налицо некий стандарт качественной высокоточной оружейки.

Нездешний у неё калибр, для Жестянки уникальный. Байбаков и на полигоне хватает, очень крупных, жирных и действительно вкусных после попадания на кухню гарнизонной столовой. Но никому и в голову не придёт тратить на их добычу драгоценный боеприпас, желающим отведать доступного свежего мяса вполне хватает прочных силков и тарельчатых капканов. Впрочем, Дед с ней вообще никогда не охотится, кроме как на сталкеров, поэтому патронов у него сохранилось довольно много, сотни три точно имеются. Он вообще охотой не интересуется.

А вот стреляет как бог.

Ну а с таким чётким стволом… На километр никому не посоветую подходить, если старик начнёт, то сразу выкусит из списка живущих, если захочет.

– Сейчас они включатся! – доложила Ирка.

– Отлично, – автоматически отметился я.

– Слышь, Денис, ты, по-моему, зацепил там кого-то!

– Да ладно…

Что, действительно попал, не? Леща, похоже, мне кидает, льстит.

А? Точно! Орут вроде, ругаются, подлецы, угрожают!

– Ты молодец!

Мой верный «колчак» стреляет весьма неплохо, ствол у него не изношен, кучный мне попался «винт». На триста метров им можно работать вполне уверенно. Как, сталкеры, вы меня поняли или ещё нет? Нет, похоже, опять зашевелились. Значит, ещё поотгоняем. На шестой обойме я взмок. Прихваченная из дому куртка, похоже, оказалось лишней, можно бы и снять. Тепло сегодня с утра, даже жарко, и это только начало дня. Оставшись в быстро высыхающей футболке, я почувствовал себя гораздо лучше.

Со стороны посёлка с вышки редко и размеренно застучала «мосинка» Игоря. Больших надежд на такую «отгонную» стрельбу мы не возлагаем. Хотя стрелок и старается вовсю, само качество оружия таково, что на большой дистанции впору говорить уже не о рассеивании, а о перенаправлении. Ну, пусть хоть так попугает.

Вы, часом, не подумали чего-нибудь лишнего, не очень для нас актуального? Про гуманизм там всякий, про добрососедство разумных людей, терпимость к неразумным да заблудшим, про необходимость делиться добытым? Ну и хорошо, что не подумали. Потому что вольный сталкер, чёртов вольняшка, он хуже бешеного койота, запомните это. Они могут только потреблять награбленное или сдавать притыренное торгашам в Переделкино. Сволочная публика. И неорганизованная – они, в отличие от других сталкерских общин, даже свою деревню в степи поставить не могут, анархисты. Сами себя вольняшки называют «свободовцами» и требуют этого же от других. Но ближним соседям эти понты до лампочки, потакать им в детских мечтаниях об утраченном мире компьютерной игры нормальные сталки не хотят.