– Признаюсь, так и подмывало меня сегодня съехать со спуска без тормозов, на полном ходу. Чтоб как на крыльях лететь! И нестись сломя голову до самого берега. И въехать в воду…
– Ключевое слово – сломя голову, – ввернул Миша.
Но Димон, будто не услышав, увлечённо продолжал:
– Вот это действительно был бы самый настоящий высший пилотаж! Не то что наши обычные кривлянья и фокусы, которые любой дурак умеет выделывать. Тут были бы реально сильные, незабываемые ощущения, настоящий драйв…
– Ага, точно, – с иронией заметил Миша. – И, скорее всего, переломанные кости в придачу. А может быть, чего доброго, и проломленный череп.
– Ну, волков бояться – в лес не ходить, – отмахнулся Димон. – Риск, конечно, определённый есть, согласен… Но не такой уж большой, как ты пытаешься тут изобразить. Да и руль я крепко в руках держу. И коняга у меня, сам знаешь, надёжная, не подведёт в опасный момент… Так что в следующий раз, – задорно мигнул он приятелю, – я буду не я, если не сделаю, как задумал. Вот увидишь!
Но Миша, видимо, не убеждённый доводами товарища, по-прежнему был настроен скептически:
– Надеюсь, не увижу. Видеть, как ты разобьёшься, – так себе зрелище. Вспомни Руслана. А тут может быть ещё хуже…
– О, кстати, а как он там? – встрепенулся Димон, мгновенно переключившись на другую тему. – Чёт давно его не видать. С него гипс, наверно ж, сняли уже?
Миша пожал плечами.
– Без понятия. Его как увезли тогда в больницу, так с тех пор ни слуху ни духу.
Димон вдохнул всей грудью чистый, всё более свежевший вечерний воздух и качнул головой.
– Н-да, хорошие мы, однако, кореша, что ни говори. Даже не поинтересовались ни разу, что он там. Не навестили.
– Да, всё как-то недосуг, – зевнув, довольно равнодушно отозвался Миша.
Беседуя, они неспешным, расслабленным шагом удалялись от сарая и вышли на объятую тьмой аллею, тянувшуюся вдоль дома, в котором до нынешнего дня проживала их хорошая знакомая, благополучно почившая в бозе Авдотья Ефимовна. В этом же доме и в том же подъезде, только этажом ниже, жил и Руслан.
– А не исправить ли нам это? – внезапно предложил Димон, остановившись напротив входа в подъезд, тускло освещённого маленькой запылённой лампочкой.
– Что исправить? – не понял Миша.
– Ну, давай завернём к нему. Проведаем, так сказать, друга. Выясним, как он там жив-здоров, как чувствует себя.
Миша скривился, не в силах скрыть своё неудовольствие.
– Может, не надо? Поздновато уже, домой пора. Навестим его завтра. Ещё один денёк без нас, я думаю, он как-нибудь вытерпит.
Но Димон, сделав шаг по направлению к подъезду, замотал головой.
– Нет. Надо сейчас зайти. Мы и так слишком долго тянули. Забыли, можно сказать, о товарище. Нехорошо это, некрасиво.
И, не дожидаясь согласия приятеля, он устремился к подъезду и принялся тыкать пальцем в домофон.
Миша был утомлён, никуда больше не хотел идти и думал лишь о том, как бы поскорее добраться до дому и отдохнуть. Однако пересилил себя и, скрипнув зубами и ворча сквозь них что-то не слишком доброжелательное по адресу напарника, поплёлся за ним следом.
Димону тем временем открыли дверь, и он вошёл внутрь, бросая через плечо следовавшему за ним приятелю:
– Мы ж ненадолго, не переживай. На пару минут. Так, чисто для проформы. Чтоб он не думал, что мы позабыли о нём.
Одолев несколько ступенек, они оказались на лестничной площадке первого этажа и остановились перед дверью Руслановой квартиры.
– То-то он обрадуется сейчас, – расплылся в улыбке Димон, протянув руку к звонку.
Миша, по-прежнему не скрывая своего недовольства, хмыкнул.
– Ага, задохнётся от счастья.
Но Димон так и не нажал на звонок. Едва коснувшись его, Димонова рука замерла и медленно опустилась. А сам он, очевидно осенённый какой-то свежей мыслью, обернулся к спутнику и, по привычке чуть сощурясь, обратился к нему с новым, ещё более неожиданным предложением:
– А давай-ка заглянем сначала к старухе? А потом уж к Руслану.
Миша изумлённо воззрился на него.
– Чего?!
– Ну, поднимемся туда, к ней, – Димон мотнул головой вверх. – Поглядим, что да как. Минутное дело.
– Зачем? – продолжал недоумевать Миша.
– Да просто так. Посмотрим, проверим. Может, заметим что-нибудь эдакое… – Димон сделал неопределённое движение и заговорщически подмигнул напарнику.
Тот лишь руками развёл.
– Час от часу не легче! То к Руслану прёмся на ночь глядя, то уже у мёртвой бабки какого-то хрена тебе понадобилось.
– Да на минутку, – прежним бравурным, легкомысленным тоном убеждал Димон, приблизившись к лестнице, ведшей наверх. – Одним глазком взглянуть. Туда и обратно. Всего делов-то.
– Знаю я твои минутки, – поморщился Миша. – Застрянешь там на полчаса, если не дольше.
Димон прижал руки к груди.
– Даю честное, благородное слово – на минутку! С места мне со сойти, если вру.
– Не понимаю, что ты хочешь там увидеть? – из последних сил упирался Миша. – Запертую и, наверно, уже опломбированную дверь? Офигеть интересное зрелище!
Но Димон, не слушая больше возражений приятеля, уже поднимался по лестнице, по-видимому не сомневаясь, что тот и на сей раз последует за ним.
И не ошибся. Постояв немного возле Руслановой двери, Миша вздохнул, сделал раздражённый жест и потянулся вслед за товарищем, мысленно посылая его при этом ко всем чертям.
Узкая, не очень чистая лестница привела их на площадку второго этажа, как и вход в подъезд, скудно озарённую подслеповатой лампочкой, слабый, едва брезживший свет которой падал на двери четырёх расположенных здесь квартир. Друзья остановились перед первой из них – старой, обшарпанной, вероятно не слишком прочной и не очень крепко державшейся на петлях, исполосованной протянувшимися в разных направлениях длинными извилистыми трещинами и исчерченной неизвестно кем оставленными корявыми неразборчивыми надписями или попросту закорючками. Это и была дверь квартиры, в которой прежде обитала весёлая, разгульная пьяница Вера со своим безымянным сожителем, а после их внезапного и необъяснимого исчезновения несколько месяцев прожила странная, так никем до конца и не понятая и не разгаданная старуха, отошедшая накануне в мир иной и, несмотря на своё сравнительно недолгое пребывание в этом доме, оставившая по себе весьма неоднозначную и двусмысленную, а кое для кого довольно тяжёлую и мрачную память.
И стоявшие сейчас перед входом в её жилище приятели, непонятно для чего явившиеся сюда, были как раз из числа последних. Они некоторое время молча созерцали эту ветхую, облупленную, слегка покривившуюся и чуть осевшую дверь. Димон – с напряжённым вниманием, по обыкновению прищурившись и склонив голову набок, сосредоточенным, изучающим взором, точно сыщик, прибывший на место преступления и методично, скрупулёзно, опытным, намётанным глазом, не упуская ни одной мелочи, ни единой, даже самой ничтожной и незначительной на первый взгляд детали, исследующий его.
Миша же являл собой полную противоположность напарнику – он взирал на старухину дверь совершенно безучастно и рассеянно, со скучающим, сонным выражением, выказывая явные признаки досады и нетерпения. Наконец, широко, протяжно зевнув, он не выдержал и пихнул приятеля локтем в бок.
– Ну всё, посмотрел? А теперь пошли домой. А то я уже с ног валюсь от усталости.
