Ты болен.
Фатум
…Дробью капель и железа на развалинах эмоций,
Ветер с пеплом, из обрезов, поутру стреляли в солнце.
Там, в сгустившемся тумане и холодном полумраке,
Осень в пыльном доломане отдала приказ к атаке.
Ной укрылся на галере от чудес людских и Божьих,
Хлещут ливни артиллерий в зазевавшихся прохожих.
Цвета ржавого металла, небо, пойманное в норот,
По кускам пустых кварталов не спеша, сжирает город.
Мостовые из картона Осень выправит в булаты,
Где пройдут, неся знамена, ее верные солдаты.
Переписанные титры, под застывшее контральто.
В пазлах капель на палитре отсыревшего асфальта.
Плесень, вплавленная в саур, на небесном ожерелье,
Продолжает или траур, или вечное веселье.
Ставит точку на пунктире, белым инеем согрета
Осень в пепельном мундире догоревшей сигареты.
Кляксы мыслей на бумаге, перепачканные пеной,
Застывают в полушаге однокомнатной вселенной.
Вещества, табак и водка ожерельем многоточий,
Растянулись за решеткой в три бессонных полуночи.
Осень входит внутривенно, по одной десятой грамма,
Выбирая новых фено из набора старых шрамов.
А потом, в бессвязном сплаве, как поэзия, и проза,
Бросит где-нибудь в канаве, подыхать от передоза.
Мостовые в пятнах шелка, параллели автострады,
Оставляет на осколках тонкой линией помады.
Загоняет глубже в тело по обрубкам ржавой стали.
Осень, ловко и умело, в золотистом ареале.
Дождь бессмысленных шифровок, дым тяжелыми клубами,
Ряд привязанных веревок под фонарными столбами.
Недописанные фразы и заряженное в лебо
Зараженное проказой перевернутое небо.
Паутиной тонких веток, смотрит небо полусонно,
В темноту бесцветных клеток из намокшего бетона.
И в безмолвной а капелле распускается над цервой:
Осень в выцветшей шинели, как обычно, ходит первой.
Дробь дождя и мелких листьев, долетая с первой строчки:
Бьет свинцом тяжелой выси, заменив слова на точки.
…Солнце с именем Алате опускается за Илет:
Осень в сером маскхалате бьет уверенно.
Навылет.
Экипаж пистолета
Мои мысли считают глупым приравняться к калибру пуль.
Экипаж пистолета бледен, и имеет печальный вид.
Через солнце отправят трупы, на поправку, в далекий Туль.
Стойкий привкус каленой меди вплавлен в серый колючий твид.
Экипаж пистолета бродит меж холодных седых пружин.
Тишина заставляет выйти кого в дверь, а кого – в окно.
