Вот звезда упадет, рябя, вот луна серебрит холмы.
Я сбежал из своей тюрьмы. Я, как будто, забыл себя.
Здесь не будет других людей. Мной гордился бы сам Фуко.
Здесь спокойно и так легко –
В целом мире моих идей.
Я рисую ночную тишь, черный бархат в стальном шитве
Вольный ветер в густой листве, росчерк звездный на скате крыш.
Кружева в полумраке вьют, ходит дождь в шерстяном пальто.
Мне не нужен теперь никто.
Наконец я нашел приют.
Где стеклянная ночь темна, где коврами легли цветы,
Где иду по тропе мечты, а в ладонях поет весна.
Где на небе разлит эфир, где страницы забытых книг.
В Доме Скорби сейчас возник
Мой волшебный хрустальный мир.
Изо льда и стекла халат – доктор белый, как черный цвет.
Приговором любой ответ. Каждым словом грохочет млат.
Где-то дождь за окном затих, да и ветер успел уснуть.
Доктор знает простую суть:
Кто-то болен из нас двоих.
Голос тихий, как будто сплин. Доктор белый, как будто ночь.
Говорит, что хотел помочь. Только клином ломают клин.
Череда золотых колец в застекленных седых веках.
Но мой мир у него в руках.
И я понял, что доктор – лжец.
В черной трубке истлел табак. Серый дым оплетал края.
Целый мир, где остался я, брошен в мусорный грязный бак.
На земле, под сухой травой, втоптан мир в кружева стукко
А ведь мне было так легко.
Мне казалось, что я живой.
Где стеклянная ночь темна, где коврами легли цветы,
Где я шел по тропе мечты, а в ладонях звала весна.
Где на небе разлит эфир, где луны золотой изгиб…
…В Доме Скорби опять погиб мой измятый волшебный мир.
Осенний бред
Я выбиваю в стенах кирпичи.
Я одержим внезапною догадкой.
Там где-то жизнь, за каменною кладкой,
Там где-то свет. И солнце. И лучи.
…Дороги нет. Хоть смейся, хоть кричи.
И только ночь глядит в меня украдкой.
Опять мой дом, холодный и больной.
Стянуть пальто, пройти к скрипящей двери.
Всегда одно. И только в новой мере.
И пустота. Во мне. И надо мной.
Ничто, увы, не вечно под луной.
Ничто, увы, не вечно в эфемере.
Зовет окно. Пустое, как и я.
Горит фонарь в вуалях паутины.
На зеркалах – следы болотной тины.
