banner banner banner
Утро жизни
Утро жизни
Оценить:
 Рейтинг: 0

Утро жизни

Инлоф молчал. Да и что он мог сказать моей матери? Тогда еще никто не знал, как могут обернуться события, связанные со мной. Инлоф видел будущее, но в отношении меня его все время заволакивало туманом. Это не нравилось Инлофу, который все время едва заметно хмурился, когда пробовал это сделать. Мать прекрасно понимала причину таких жестов.

– Ты ничего не видишь?

– В отношении твоего сына я вижу только лишь неизвестность и неопределенность. Ничего. Никакой конкретики, – не стал скрывать Инлоф.

– Даже одному из асингеров (одна из ступеней творцов высшего разряда) не по плечу увидеть то, что случится?

– Можешь посмотреть сама и убедиться в правоте моих слов.

– Я пробовала и не один раз, такой же результат.

– Я не всесилен, – с некоторой грустью усмехнулся Инлоф.

– Не скрывай. Я знаю, что грядет раскол Большого Яйца. Угроза, исходящая из-за его пределов, все чаще напоминает о себе.

– Ты видишь лишь отражение, даже не верхушку горы. Битва силы заранее предрешена…

– И это говоришь ты? Если ты уже согласился на такой исход, то он почти неизбежен. Такого же мнения другие асингеры?

– Ты хочешь от меня гарантий долгой и счастливой жизни, обещаний, что усмешка судьбы будет постоянной для светоров и других рас. Ты желаешь заверений в том, что так будет всегда, что семьи, как и сейчас, все также будут счастливо проживать в уикалне, что Вечность света солнц никогда не покинет нас, а материя не иссушится и не затемнится, будет все такой же плодородной, неся в себе Жизнь. Но я не могу тебе дать заверений о том, чего быть не может, когда в наши миры проникают один за другим чужестранцы, энергии, которые только лишь питаются Жизнью и всеми ее проявлениями.

– Мы сделаем все для того, чтобы свод небес и материи был чист, свеж и…

– Это слова ничем не подкреплены. Ты говоришь их по привычке. Скажи, ты можешь сделать так, чтобы то, что ты сказала, стало реальностью? Ты обладаешь в себе всем необходимым для этого или можешь привлечь подобные энергии, или знаешь, где их взять, или как на своей базе их выработать и синтезировать из имеющихся энергий?

Инлоф молчал, ожидая ответа. Не продолжала беседы и Алия.

– Нет, – подумав, сказала мать, – я не могу пока сделать то, о чем ты сказал.

– А работаешь ли ты над тем, чтобы смочь?

Алия слегка прикусила губу. Настойчивость Инлофа ей тогда не понравилась.

– Вот и я о том же. Я не укоряю тебя. Многие работают над тем, чтобы смочь, но результатов пока нет, а это значит, что мы в какой-то мере беззащитны перед готовящимся и уже проходящим тайно и скрыто нашествием.

– Неужели оно идет?

– Видишь, даже ты не веришь, даже не хочешь предположить, что нас, по сути, уже окружили враги, что они примеряются к нам. Мы для них – только лишь пища, которую надо для начала сделать покорной и беззащитной перед основным валом нашествия. А для этого нужно вначале разобраться с теми из нас, которые еще что-то могут сделать для отстаивания себя и остальных, чтобы не стать окончательно пищей, не разлагаться, а когда будет необходимо, то и принять соответствующие меры по отражению явного нашествия. Оно произойдет рано или поздно, хотим мы того или нет.

Инлоф замолчал. Алии тоже нечего было сказать. Мать понимала, что асингер не будет зря говорить. Сразу же после беседы с Инлофом она связалась с отцом. Марг вскоре прибыл домой. Не откладывая, он переговорил с Инлофом и с представителями Совета светоров и асингеров. Ведущий творец Агиус, выслушав отца и его доводы, сказал:

– Сын почти до ста лет – забота семьи, в первую очередь отца. Молодость у Ауна только лишь начинается.

– Почему ты называешь сына его детским именем?

Агиус только лишь слабо усмехнулся.

– Я вижу, что ему пока лучше подходит это имя.

– К чему мне готовиться? Я не вижу смысла расставаться с сыном, передавать его кому-то из странников.

– Почему тебе не нравятся творцы-странники? Уикалн безбрежен. Места для расселения много. Можно жить везде, где только есть живая материя и жизненное поле, пронизывающее космос. Ты боишься потерять сына? Думаешь, что он не вернется в семью? Так рано или поздно Аун, если выживет, сам создаст семью, выступив лицом, определяющим чистоту и силу рода.

– Но как лучше поступить?

– Это тебе решать. Какое решение примешь, так и будет. Совет в моем лице не будет вмешиваться в дела твоей семьи, пока они не будут представлять откровенной угрозы для жизни Ауна.

– Предполагаешь, что будет нападение?

– Оно и так идет, но скрытое. И это гораздо опаснее, чем прямое внедрение, чем попытка откровенно захватить часть пространств и подвинуть ведущие расы.

– Но что будут делать пришельцы из нобия (безжизненный космос, где жизнь существовала только лишь на отдельных планетах)? Они не привыкли жить в наших условиях.

– Будут осваиваться, обживать наш мир, захватывая его. У нас пока еще хватает энергий. Можно жить триллионы лет, особо не задумываясь о том, чем питаться. Ресурс уикална пока что безграничен и не подорван той мерой, чтобы сказать, что с нами все закончено. Предстоит долгая борьба за то, чтобы кондиции уикална не ухудшались, чтобы материя была жизненной и не ухудшала свои качества и свойства.

– Говоришь так, как будто пришельцы уже в наших краях.

– Так и есть. Ты просто не знаешь ситуации, полагаешь, что тихая и всем обеспеченная жизнь твоей семьи и еще миллиардов и триллионов семей продлится вечно. Но этого не будет. Начался период Наафэй.

– Дробление живого космоса пока что только лишь косвенное…

– Так говорят светоры, не посвященные в суть вещей и процессов, происходящих в уикалне. Ты не хочешь видеть истинное положение дел. И я не хочу, – вздохнув, назвал вещи своими именами Агиус.

Отец несколько смущенный ушел тогда от него. Жизнь, полная силы Творения, пока еще пронизывала все пространства вселенных и более общих структур, где проживали он и его семья. И эта жизнь была всеобщая и звучала в каждой клеточке сознания Марга. Отец занимался по большей части тем, что обеспечивал поддержание кондиций космоса, в котором жил, изменял и трансформировал материю. Вскоре он должен был, поскольку шло интенсивное выделение вещества в некоторых местах уикална, выступить вместе с остальными светорами, которые будут допущены к работе, творцом новых галактик и вселенных.

Материя и вещество, богатое жизнью, должны были, послушные их ведению, преобразоваться и организоваться так, чтобы возникли совершенно новые планеты, солнца, туманности и другие образования. Закон Жизни, охватывающий и пронизывающий все пространства и времена, должен был быть вновь утвержден. Близилось время очередного всплеска силы и жизни, который надо было направить в нужном русле.

Меня же тогда эти вопросы вообще не занимали. Я смотрел на старших и думал: как бы мне самому стать таким, как они, чтобы мочь сделать что-то важное и такое, что определит со временем всю жизнь многих рас, цивилизаций, пространств и уикална в целом. Мечты сбылись, но поначалу совсем не так, как я предполагал. Впрочем, какого-то плана на жизнь у меня в детстве не было, кроме одного: мне надо было возмужать и повзрослеть, многому научиться, а уже потом совершать что-то значительное или не очень. Об опасностях я вообще не задумывался. А случай, который со мной произошел, только лишь убедил меня в том, что я многое могу, если разобраться и овладеть тем, что у меня начало с некоторого времени спонтанно проявляться. Мне было интересно, а интерес, как оказывается, и есть двигатель прогресса и, одновременно, если головой не думать, главный фактор зарабатывания неприятностей.

Но какие могут быть неприятности, когда ты еще ребенок и под контролем самых разных сущностей и существ? Их нет и быть не может. Так считал я. Считал, но просчитался чуть позже. Отец, само собой, мои выходки без внимания не оставил. Он взял и вырастил мне друга и помощника, на первый взгляд тоже светора. Звали существо, меня оберегавшее, Оуром. Марг постарался. Он снабдил существо всем, что ему нужно, чтобы Оур смог защитить меня, предупредив опасность заблаговременно. Так что с двенадцатилетнего возраста у меня был спутник, друг и старший товарищ, чем-то мне больше напоминавший наставника и учителя одном лице.

Что же касается способностей и возможностей, их применения, то, само собой, Оур меня превосходил на порядок в их проявлении. Однако отец, вырастив и запрограммировав Оура, не подумал о том, что я сделаю все для того, чтобы сравниться с ним, а потом и превзойти. Впрочем, в детстве и юности я так далеко не смотрел. С Оуром я подружился. Мой новый друг лишних вопросов не задавал, свое общество мне не навязывал, не слишком поучал и в мои дела не лез, когда угрозы для моего здоровья они не несли. Конечно, мне не очень нравилось, что Оур везде и всегда, где бы ни находился, меня «зрел и бдел», даже отцу жаловался, все хотел, чтобы он усовершенствовал или изменил Оура, но отец на уговоры не поддавался. А со временем я привык. Мне даже было как-то спокойнее, когда Оур был рядом.

Мои занятия в школе с восьмилетнего возраста носили больше прикладной характер. Школа была местом, где собирались сверстники. Время мы весело проводили под присмотром учителей и наставников. В понимании землян у нас не было уроков от сих до сих. Программы обучения, как таковой, тоже не существовало, но к определенному времени каждый из детей обязан был усвоить некую базу данных, а также, что было необходимо, научиться строить дружеские взаимоотношения и подойти в должных кондициях для дальнейшего обучения. Ум, разум, сознание, интеллект, но, главное, психика обязаны были быть готовы к восприятию более сложных вещей, информации и к нагрузкам. Без психической готовности невозможно дальше совершенствоваться.

Я умышленно говорю о совершенствовании. Что же касается развития, то оно – лишь повод для последующей деградации, которая закладывается уже по мере развития от начала процесса. Хуже всего то, что, даже зная эту простую истину, все равно приходится развиваться, а потом бороться с наступающей и неизвестно откуда появившейся инволюцией, как ржавчина подтачивающей тебя понемногу изнутри. И я под конец жизни не нашел способов и методов для того, чтобы прекратить нисходящие процессы, сделать так, чтобы они исключались во мне, как таковые.

Что же касается юности и детства, то я не утруждал себя такими сложными, на мой взгляд, вопросами. Мне было и без этого вполне комфортно. Мир был столь велик и так интересен. В нем было столько тайн, которых, как по мне, следовало бы раскрыть или хотя бы приблизиться к ним. Желание у меня тогда было, даже излишнее.

Ближе к шестнадцати годам, когда завершился первый период моей юности, я уже перешел в школу насовсем, жил в ней, обучался, а к себе домой на планету только лишь три-четыре раза в год наведывался. Привык я к школьной жизни. У меня, как и у любого школьника, был свой небольшой домик, отдельно расположенный в живописной местности.

Школа располагалась на планете Лия, а угодья у нее были разбросаны повсюду, даже в других галактиках и вселенных. Там были тренировочные полигоны, а также места для проживания и проявления способностей. Существа и сущности, выращенные учениками школы, поддерживали в школьных угодьях должный порядок, выполняли самые разные работы и функции.

На один из таких полигонов, расположенных вблизи звезды Элиад, как ведущей звезды среди трех десятков звезд меньшего размера, на планету Рао, я вместе со сверстниками прибыл для прохождения проверок, испытаний и продолжения обучения. На планете были подходящие условия для этого. Космос был невыразимо красив, а виды флоры и фауны поражали даже мой взор, привыкший к диковинкам.

В данном случае Рао располагалась вблизи дикой и не обустроенной зоны уикална, где существовали подчас и самые опасные существа, которые не проникали в освоенные и полностью окультуренные галактики и вселенные, где я проживал ранее. Их наличие меня больше всего привлекало. Мне хотелось необычности и чего-то особенного. Я не знал чего, но чувство, зревшее во мне, всякий раз напоминало о себе все отчетливее. Уже потом я понял, что во мне проявлялась таким образом некая тайная страсть, сходная с удовольствием от того, что тебе приходится всякий раз испытывать острые ощущения, что жизнь твоя в некоторой опасности, а поэтому-то надо быть все время начеку.

Прошлое, что ни говори, с детства было рядом со мной. Мое сознание пока еще не было готово воспринять и узнать кто я, кем был и что делал. Нужно было время и немалое, чтобы, окрепнув, постепенно узнать что к чему. Именно для этого я в юности крепчал, становясь с каждым годом сильнее, все больше закаляя, как мне казалось, себя. Я тогда и не предполагал, что нахожусь даже не вначале пути к себе, а только лишь подхожу к тому месту, откуда этот путь начинается.