Прочь с Земли
– Дед, а ты сможешь работать писателей там, где мы будем жить? – спросил Борька у вошедшего к нему деда.
– Что? Беспокоишься о моих заработках? – ухмыльнулся тот.
– Да, нет. Я так просто спросил, – растерялся Борька: дед всегда – такой хитрый, такой проницательный, словно мысли твои читает.
– Посмотрим, может и буду писателем, – уклончиво ответил тот и спросил: – Ты уже собрал вещи?
– Почти собрал.
– Пилу с собой берёшь?
– Беру, конечно, – ответил Борька и отвёл глаза: о пиле он просто забыл, не до пилы ему было сейчас.
– Возьми. Она тебе может пригодиться, – сказал дед коротко. – И ещё… Там, куда мы приедем, по соседству будет жить мальчик, Басс Архистар… Мне хотелось бы, чтоб ты с ним подружился.
– Имя какое-то странное, – от растерянности пробормотал Борька первое, что пришло в голову.
– Ну и что ж, что имя? Там, куда мы поедем, все имена будут странные.
– А куда мы поедем?
Дед не ответил.
Он подождал, пока Борька найдёт чехол с пилой и возьмёт свою сумку, и первый пошёл в гостиную – большой, высокий и мощный, как старый медведь-гризли.
****
В гостиной уже собрались домашние.
Они толпились среди чемоданов, напряжённые, молчаливые, словно в ожидании рокового часа.
Борька бросил на пол сумку и пилу, отодвинул занавеску, распахнул створку окна и выглянул вниз, на улицу. Спросил, закрыв окно:
– Ну что, деда? Поехали? Снег кончился. Внизу никого нет. Холодно сегодня, ветер.
Он смотрел на Морозова с нескрываемой надеждой, как щенок в ожидании прогулки.
Морозов помолчал, потянул ус. Согласился:
– Поехали.
– Присядем на дорожку? По русскому обычаю? – предложила Шурочка.
Морозов кивнул. Все стали искать себе место, пристраиваясь хоть на краешек сидения. Сын Миша присел на один стул с Галей, посидел так пару секунд и тут же вскочил. Объяснил:
– Я – вниз, к машине.
Морозов согласно покивал и опять оглядел гостиную. Остальные продолжали сидеть, «по русскому обычаю» старательно размышляя о предстоящей дороге и вспоминая минувшее.
Скоро Шурочка завздыхала. Спросила испуганно:
– А если нам там не понравится, Петя?
– Понравится, – отозвался Морозов. – Обещаю.
Он встал, за ним встали остальные и потянулись друг за другом в коридор. Шурочка ещё раз прошла по комнатам, проверяя окна и свет. Дверные замки в квартиру закрывали тщательно, словно планировали вернуться.
Морозов с чемоданами в руках первым спустился со ступеней крыльца на улицу, и свежий снег звучно и вкусно захрустел под его ногами. За Морозовым посеменила Шурочка со спящим котиком в переноске, следом двинулась напряжённым шагом невестка с чемоданом, а дети пошли самыми последними и норовили всех обогнать и вырваться вперёд. Ниссан, – заиндевевший, в клубах выхлопного газа, – уже прогревался. Возле него крутился Миша, стряхивая скребком-щёткой последние остатки снега с капота.
– Как стеклоомыватель, сын? – тихо спросил у него Морозов.
– Долил. Должно хватить, папа. Масло и бензин проверил, – так же тихо отозвался тот и, посмотрев вправо и влево, вороватым движением открыл багажник.
Морозов быстро покидал туда свои чемоданы и принял чемодан из рук невестки. Леночка небрежно бросила в багажник рюкзачок, а Борька осторожно положил на свободное место сумку и пилу в чехле. Морозов закрыл багажник, обернулся и внимательно оглядел подъезды дома, тротуар и проезжую часть. Было тихо. Безлюдно. Свет горел в редких окнах.
Всё так же молча они стали рассаживаться, и автомобиль, заполненный телами в зимней одежде, сразу стал маленьким и тесным. На переднем сидении должны были ехать супруга Шурочка, сын Миша и сам Морозов – за рулём. На заднем – внуки и невестка Галя: ей поручалось приглядывать за детьми и котиком – во избежание чего, всё-таки путь неблизкий. Мотор урчал приятно и ровно.
Морозов расстегнул дублёнку, повёл плечами, устраиваясь удобнее в кресле, проверил зеркала и покосился на жену. Спросил:
– Ну что? Трогаемся потихоньку?
– Давай, Гаврилыч, – сдавленно отозвалась та.
Морозов заблокировал двери, снял машину с ручника и нажал педаль газа. Со скрипом промёрзших шин она тихо стронулась с места, прокатилась несколько метров по нечищеному снегу, потом поехала быстрее, а выехав на улицу, плавно стала подниматься в воздух. Скоро Морозов поднял машину над тусклыми городскими фонарями, и та скрылась наверху, во мраке. Всё произошло быстро и почти неслышно.
Но он всё же поинтересовался:
– Нас никто не видел?
– Кажется, нет, – ответил Миша и спросил: – Пап, ты фары выключать будешь?
– Да, уже можно, – согласился Морозов, он выключил фары и прибавил газу.
Машина полетела быстрее и почти вертикально вверх, резко набирая высоту. Морозов глянул в зеркало заднего вида на внуков и невестку, потом скосил глаза и посмотрел на жену и сына, проверяя, хорошо ли им. Ведь он, неутомимый странник, задержался так надолго здесь из-за них, своих любимых. Их здоровье и покой для него было – главное.
– Гаврилыч, давай над городом пролетим, – тихо попросила Шурочка. – Я никогда Москву сверху не видела.
Остальные потрясённо, настороженно молчали.
Морозов пошёл на поворот – холодный руль опять поворачивался туго, со скрипом. Сказал, чтобы подбодрить притихших родных:
– Сейчас выберемся в центр и будет светлее.
Скоро их, в самом деле, охватили огни мегаполиса – города, который никогда не спит.
Впереди и внизу, в море огней, ясно читались графические силуэты небоскрёбов Делового центра и золотые от шпиля до основания сталинские высотки, и голубая с зелёным архитектура Кремля с рубинами алых звёзд на башнях. Здание Гума выделялось иллюминированным силуэтом, от него раскалённой лавой растекались окружающие улицы и магистрали, и широкой матово-ледяной петлёй извивалась река, заснеженная река без отражений… Шеренгами жёлтых фонарей обрамляли реку набережные, и под их фонарями снег смутно светился, а между этими жёлтыми смутными берегами северным сиянием вспыхивали мосты, фиолетовые, лазурные, густо-малиновые… От полосато-пылающих гиперболоидов градирен ТЭЦ клубился в небо сизый пар, и только лесные массивы и парки казались чёрными пятнами провалов, но и они тонули в окрестных огнях – огни струились на дорогах, огни поднимались сияющими лентами по фасадам, огни мерцали на новогодних елях, огни огромными буквами рекламы серебрили припорошенные крыши.
– Как жаль, что над городом опять тучи… Звёзд не видно, – подала голос невестка с заднего сидения.
– Сейчас поднимемся выше и увидим звёзды, – пообещал Морозов.
Он послал машину вверх, и скоро сияющий город внизу уменьшился, съёжился и затуманился, скрывшись за облаками. Какое-то время они летели в этом тумане, и Морозов опять включил фары, а потом на бархатной черноте неба проступили звёзды. Морозов выровнял зеркало заднего вида и прибавил скорость.
Скоро Шурочка сказала:
– Не гони, Гаврилыч. В твоём возрасте уже вредно лихачить. И осторожно… Сейчас справа будет спутник-шпион. Возьми от него подальше! Как бы чего не вышло.
– Шурочка, – только и смог сдавленно, с упрёком пробормотать Морозов, не рискуя отвлекаться от управления.
Этот участок маршрута, действительно, был сложным. К тому же приходилось контролировать стабильность своей внешней оболочки. Но, кажется, голова его всё же пару раз отделялась от туловища, потому что Леночка за спиной радостно хихикала. Вот и сейчас она подавила смешок, и Морозов стиснул зубы и выпрямился в кресле, приказывая себе сконцентрироваться и быть внимательнее.
– Бабушка, не волнуйся. Деда сам всё знает, – заступился за него Борька. – Всё-таки он – пришелец.
Шурочка только вздохнула с плохо скрытым недоверием, и в её вздохе Морозов распознал невысказанную мысль: «Ох, уж эти мужики – знаю я, чего от них ждать».
Он улыбнулся и взял правее.
****
Глава 2. Индекс.Рыбка
Метель свалила его.
И он заснул, а может, потерял сознание, и его занесло снегом, который под ветром заледенел и стал твёрдым, как камень, и он долго спал в этой ледяной заструге и, наверное, не проснулся бы никогда. Ему снилось горячее дыхание солнца, что вышло оно из-за облаков и разбудило его, лежащего на мягком песке на берегу моря, и это было прекрасно, пока он не разлепил глаза – на него смотрел и дышал, раздувая ноздри, белый медведь: тот разгрёб снег когтями и всунул голову в его убежище.
Он закричал на медведя. Медведь ушёл.
Он отрыл себя из-подо льда ножом, висящим на поясе, и побрёл дальше.
****
«Пиво – самый популярный в мире напиток, и это ещё не все характеристики у мозга со всеми вытекающими», – зло подумал Роман.
Торговля и в древние века являлась делом трудным и опасным… А с виду – обычный подросток! В какой-то момент он из интернета переходит в устную речь. Отсюда и пошла поговорка: «Что с воза упало, то пропало». Удивительная чушь!.. Уровень – как на отрывном календаре. А где остальное? Дюбель Крик?.. Этот опыт проводили множество раз и всё повторялось. Как стишок в тему!
– Где Дюбель Крик? Где он? – возмутился Роман уже вслух: он стоял перед кассой в супермаркете и не мог сдержать потрясения.
– Не кричите, гражданин, – процедила кассирша, она на мгновение подняла на него глаза и тут же занялась следующим покупателем.
Очередь к ней в кассу была небольшая и состояла в основном из мужичков, забежавших в эту позднюю пору за бухлом. Они томились, скучали в предвкушении и не смогли удержаться, чтобы не отреагировать в сторону Романа.
– Чё орёшь? – спросил один пьяным голосом.
– Быстро на уколы! – съязвил другой.
– Вы близки к психиатрии, как никогда, – буркнул интеллигентного вида очкарик себе под нос и сразу же отвернулся, словно он тут не причём.
Но Роман имел прекрасный слух и всё услышал, всё понял, обиделся и взвился ещё больше… Козлы! Сами спрятали и ещё насмехаются!
– Где Дюбель Крик? Где? – закричал он, накаляясь. – Сварен по монастырским репостам!.. Где Дюбель Крик?
Кассирша перестала работать. Она закрутила головой, взглядом выискивая охранника, но Романа уже было не остановить.
– Порасселись тут! – закричал он. – Куда Дюбель Крик дели? Всегда стоял на том же самом месте, а теперь привет!.. Пьяная вишня! В голову идут политические примеры!.. Кто любит понасыщеннее и всегда!
И тут к нему подбежала девушка в форменном халатике, подняла руки и крепко обняла, прижавшись щекой к его груди. Роман обомлел.
– Вы чего? – спросил он девушку, не смея шевельнуться и глядя сверху вниз на ровный пробор в её русых волосах. – Вы чего это?
– Это называется эмпатия у животных. Я читала про шимпанзе, – сказала девушка, оторвавшись от его груди и заглядывая в глаза, рук с плеч Романа она не убирала и продолжала стоять в странной, непривычной ему близости. – Вы уже успокоились? Вам лучше?
– Да! – с готовностью выпалил он. – А вы кто?
– Тогда пойдёмте. Я покажу вам, где теперь стоит ваше пиво «Дюбель Крик», вы его просто не заметили на полке! – скомандовала девушка и потянула Романа за собой за рукав.
Он безропотно двинул за девушкой. Пробормотал:
– Какие шимпанзе?
– Обезьяны… Если обезьяну обидели, и она кричит, то подруги спешат к ней, обнимают и так утешают. И шимпанзе обязательно успокаивается, – она обернулась и засмеялась, и спросила с улыбкой, сияя глазами: – Ведь вы успокоились? Правда?
«Что же я? Хуже шимпанзе?» – подуман Роман и ответил:
– Да!.. Конечно успокоился! Спасибо!
Девушка не уходила и продолжала глядеть на него, сияя довольной улыбкой. Он, не отрываясь, смотрел в её лицо, впитывал эту улыбку, забыв и про пиво из вишни, и про всё на свете.
Через три месяца они поженились.
****
Её звали Эльвира или, по-другому, Элечка – как называл он свою жену в минуты нежности.
Когда же Роман бывал на неё зол, он звал её Вирой или даже Виркой. «У тебя, Элечка, такое имя удобное, двойное», – объяснял он ей потом, оправдываясь…
Двойное имя – очень хорошо. Получается, типа, что жён у него много! И очень прикольно, когда они вдвоём расщепляются! И он ещё – третий или, пожалуй, четвёртый… Роману даже ссориться с женой не хотелось, а хотелось сказать громко и веско, по-мужски: «Нам всем надо успокоиться!»
Вот и сейчас она кричит ему: «Рома! Рома! Сколько раз я тебя просила!» А он молчал, потому что не знал, каким именем её назвать. К тому же, что тут говорить, он был виноват, вот факость! Жена, и правда, просила не приносить в дом больше никого: ни бездомных щеночков, ни замёрзших снегирей, ни замученных ёжиков. А он принёс. Принёс всего-навсего рыбку в банке. Нашёл в ангаре перед своим шкафчиком в раздевалке.
Роман был лётчиком региональных воздушных линий. Проще говоря, работал в частной малой авиации, выполнял полёты по десантированию спортсменов-парашютистов. Его самолёт «Чебурашка» – турбовинтовой двухмоторный высокоплан с хвостовым однокилевым оперением. Он предназначен для регулярных и чартерных рейсов, имеет сокращённые взлётно-посадочные свойства в условиях эксплуатации на травяных, грунтовых и снежных неподготовленных площадках. Экипаж – два человека. Вот так вот!
Роман чувствовал, что опять волнуется, и что ему опять трудно подбирать слова. Но всё же выпалил, прижимая руки к груди:
– Элечка, я не виноват! Она меня просила!
– Кто просила? – пробормотала Эля.
– Рыбка!.. Просила взять её домой! Всегда! – ответил он старательно, глядя ей в глаза.
Жена смолкла и застыла с раскрытым ртом.
Роман воспользовался паузой и добавил, объясняя вкрадчиво:
– Она нам денег обещала дать.
– Каких денег? – выговорила Эля бесцветным голосом.
– На мой Индекс.Кошелёк перевести, – честно сознался он.
– И номер карты спросила? – Эля придирчиво сощурилась.
– Нет, пока не спросила. Но спросит, конечно… Потом. Типа того, – успокоил её он, впрочем, не слишком уверенно.
Жена захватала воздух ртом. Выкрикнула, скорее, с болью:
– Рома, ты псих!.. Я всегда это чувствовала!
– Какой же я псих, Элечка, если я работаю лётчиком! Нас же проверяют, – стал ласково уговаривать он её.
– Тебя недопроверили! – не сдавалась она. – Принести в дом какую-то пиранью!
– Она не пиранья, Вира! – обиделся он за рыбку.
– А то ты знаешь, Рома! Ну, не пиранья, а барракуда! Вылитая! Ты только глянь на неё!
Роман опять покосился на банку с рыбкой. Рыбка, как рыбка. Серенькая, с ладонь величиной. Ни на пиранью, а уж тем более на длинную змеящуюся барракуду она похожа не была: он гуглил на всякий случай… А вот банка, действительно, странная. Необычная банка, большая… Литров на пять-шесть будет. Таких стеклянных банок он сроду не видел. Наверное, импортная.
Жена опять выкрикнула, даже с какой-то угрозой:
– Рома! Чует моё сердце, что эта твоя рыбка жрёт человечину!
Роман на это уже ничего не ответил, а только улыбнулся скептически.
И тут в дверь позвонили: неожиданно нагрянул их сосед, дядя Петя. Прошёл на кухню, поздоровался с Элей.
– Пётр Гаврилыч! Вы гляньте, что он опять притащил! – бросилась к нему она.
Сосед нагнулся и застыл, заглядывая в банку. Потом повернулся к Роману, заговорил о чём-то своём. Роман был рад приходу соседа – всё-таки разрядил атмосферу. Элечка немного отвлеклась, улыбаться стала, чайник поставила. Хороший он мужик – дядя Петя. Спокойный всегда, добрый.
Только, уходя от них, в прихожей, он сказал Роману, придержав его за локоть:
– Избавься от этой рыбки, Ромка! Дело говорю!
Вот уж!.. И дядя Петя туда же! Да что они все? Сговорились?.. И бухгалтер работает по своей линии, чем учебник крепкий. Сговор будет вырабатываться гораздо легче, когда спичка. Причина катастрофы – человеческий фактор, а не спичка вам. За выполнением воздушных судов следит однозначно!
Дядя Петя ушёл, а Роман совсем разволновался и расстроился, даже опять заговариваться стал. Он сфотографировал рыбку и, строгим голосом приказав Вире не трогать её ни под каким видом, поехал в зоомагазин купить корма.
Заодно и проконсультироваться. Вот факость!
****
Историю ХХ века без всякой натяжки можно назвать веком городов: в это время города стали играть значительную роль.
В ХХI веке отношение к городам поменялось – мегаполисы перестали быть новизной. Они стали привычной частью повседневности, сделались декорацией, на фоне которой разыгрывалась драма жизни. В веке ХХII города перестали быть цельным объектом, имеющим условные границы и ядро центра, а стали восприниматься, как последовательность образов, как собрание ценных или эффектных видов и пейзажей, вставленных в условную рамку с незримым багетом.
Это Морозов понял сразу, как увидел, а точнее – как не увидел прозрачные здания и тротуары-инвизибул в той Москве, куда они переместились. Теперь, в ХХII веке, градостроителями в архитектуре городов оставлялось и подчёркивалось только самое значимое. Но обычная окружающая застройка не сносилась, нет. Эти здания просто делали невидимыми вместе с тротуарами специальным составом, называемым «инвизибулин». Что же?.. Очень понятное желание. И эти невидимые тротуары обозначались световой разметкой, а обувь пешеходов, занятых фланированием по невидимым улицам, тоже приобрела очень нужную в таких условиях сверкающую подсветку каблуков.
И таких желающих прогуляться по видовой Москве было, как ни странно, много. Хотя большинство горожан предпочитало всё-таки передвигаться не пешком, а на авто или на летающих такси. Другая часть населения, – менее состоятельная, – передвигалась общественным наземным и подземным транспортом. Зато селились современные москвичи просторно – где хотели. Хотели – в любой гостинице или апарт-отеле. Хотели – в большой квартире или, наоборот, в маленькой и уютной мансарде.
Морозовы для своей большой семьи выбрали огромную квартиру, по прежним российским меркам.
Они вошли в эту новую квартиру, впустив туда сначала котика. И Пуси вошёл в прихожую осторожно, положение хвоста вниз под сорок пять градусов. Морозов, как увидел – всё понял и напрягся… Это была у кошачьих поза раздумий – когда животное находится на распутье, оценивая ситуацию. В таких случаях можно было ждать или ласково мурчащего питомца на коленях, или сюрприза от него в виде лужи в тапке. Скоро хвост у Пуси поднялся трубой, домашний паршивец бодро посеменил в глубь квартиры, и Морозов успокоено выдохнул.
Внук Борька тоже прошёл через гостиную к огромному панорамному окну, оглядывая дальние перспективы.
– Нет! Как они тут живут? – растерянно спросил он. – Всё у них есть. И жильё, и магазины, и домашние роботы. Даже органы для пересадки выращивают… И машин на улицах полно. И у здешних полицейских даже есть возможность блокировки автомобилей, нарушивших правила. Сразу же. По звонку в свой участок. Только поэтому у них здесь – ни погонь, ни перестрелок… Такая скука! Что они тут в кино показывают?
Он обернулся и выпалил:
– Ты не сможешь здесь быть писателем-фантастом, деда!
– Боря, ша! Даже не думай за варианты! – с нарочито хищным прищуром ответил Морозов. – Буду я и здесь фантастом… Дай время. В жизни всегда есть место непознанному.
– А кина здесь нету, мамочки мои дорогие! Здесь вместо кинотеатров – киноциркусы. Там в шлемах играть надо, – засмеялся Миша, до этого настороженно-молчаливый. – Здесь только сериалы по телевизору показывают, я узнавал.
– А продукты здесь всё больше синтетические, – заметила невестка Галя, присаживаясь на диван. – И китайцев много.
– Здесь всех много. Русских почти нет, – добавил Миша и сел на диван рядом с супругой.
Он снял очки, стал протирать их и осматриваться, близоруко щурясь.
– Натуральные продукты «доставать» придётся, Гаврилыч… Как в Советском Союзе, – вздохнула Шурочка, она тоже подошла к окну, оглядываясь.
– Достанем, – пообещал Морозов и добавил с нескрываемым сарказмом любимую поговорку Шурочкиной матери, простой крестьянки: – Живут кошки, живут собаки. Проживём и мы.
Шурочка улыбнулась понимающе.
– Настоящие продукты здесь бешеных денег стоят, Пётр Гаврилыч! – засомневалась невестка.
Борька вставил своё:
– А мне Москва-22 нравится! Главное, что здесь можно наступать на бабочек!
Морозов ничего не ответил, а только ухмыльнулся в усы и тут же поймал на себе пристальный взгляд внука.
– А усы у тебя здесь, в этой Москве, деда, не такие седые, как дома. В твоих усах теперь седина едва наметилась. Что? Решил помолодеть на новом месте? – тут же выдал тот.
– Не приставай к деду! Путешествия всем к лицу, – ответила Леночка и кокетливо улыбнулась.
– А ты чего лыбишься, шмакозявка? – вскричал Борька. – Наверное, о здешней косметике размечталась?
– Да что ты ко мне прикопался? Здесь уже в начальных классах все при макияже! – яростно заспорила Леночка, тут же покраснев, впрочем.
Морозов опять заговорил:
– Ну… Если не быть мне здесь фантастом, то…
Он замолчал со значением и, увидев, что глаза всех родных с интересом смотрят на него, продолжил:
– То я здесь открою «Бюро по обмену жизней». Здесь с открытием бизнеса – совсем просто.
– Что? Что ты откроешь? Какое бюро? Каких жизней? – вскричали родные все сразу, хором и на разные голоса.
– Да! Бюро. По обмену человеческих жизней… А если солидно – это будет фирма под названием «Фауст», – пояснил Морозов. – Представляете? Приходит клиент и говорит…
Тут он остановился в раздумьях, но скоро защёлкал пальцами и сказал таинственным голосом, с азартом глядя на Шурочку: – Клиенту надо будет только сказать: «Я недоволен своей жизнью». И мы ему подберём варианты. Подберём другую жизнь…
– Ну, деда! Ты неисправимый фантаст! – простонал Борька, закатывая глаза.
– Просто не деда, а дед Морозов какой-то, – потрясённо пролепетала Леночка.
Невестка и сын застыло молчали, а Шурочка добавила с улыбкой, лаская его глазами:
– Свихнулся совсем на старости лет.
Морозов решил поддержать всеобщее веселье. Сказал:
– Тогда я буду ездить по миру и совершать добрые преступления. У меня всё чётко.
Все довольно засмеялись, а Морозов добавил:
– Чем смеяться над стариком, шли бы лучше посмотреть нашу новую ванную. Это не ванная, а настоящий спа-салон. И чего там только нет!
– Надо сходить посмотреть, чего там нет, – с усмешкой согласился Миша.
– А мне нравилось жить в отеле, – заметил Борька.
Леночка презрительно фыркнула. Тут зазвонил домофон.
Морозов подошёл, поинтересовался, открыл дверь. Объяснил всем:
– Это покупатель нашего Ниссана. Он коллекционирует старые и старинные авто.
– Дед! Ты хочешь продать нашу машину времени? – придушенно зашипел Борька, глядя на него круглыми глазами несчастного щенка.
– Наш Ниссан – не машина времени, а самый обычный автомобиль, хоть и старинный по здешним меркам, – успокоил Морозов внука. – А нам сейчас крайне нужны деньги… И хорошо, что нашёлся коллекционер на наше авто.
– Но как быстро он узнал, что мы продаём машину, Гаврилыч! – удивилась Шурочка.
– Ну, Земля же здесь ещё быстрее вращается, я же рассказывал, – пошутил Морозов и пошёл навстречу посетителю.
Пригласив коллекционера в свой новый кабинет, Морозов довольно быстро заключил с ним сделку. Машину этот коллекционер даже осматривать не стал. Расплатившись наличной голдой, он подхватил со стола документы, бросил их в портфельчик и откланялся.
«Интересно, но этот шустрый Коллекционер тоже считает, что наш Ниссан – это машина времени», – подумал Морозов, закрывая дверь за посетителем.
****
Да, возможно старость – это закат жизни, но как прекрасны бывают закаты?
Шурочка Морозова была к старости готова, попросту в душе сроднившись с нею. А куда деваться?..
Всякие советы и «Инструкции по старости» в журналах и интернете она начала читать давно. А как же иначе с таким мужем, какой был у неё? С мужем, который молодеет прямо на глазах от одной только смены места жительства. Вот сейчас он опять сделал свои усы совершенно, седыми, но её не проведёшь. Она знала, что муж, как мальчишка – полон сил, полон энергии и только прикидывается человеком в возрасте, подстраиваясь под неё.
А сейчас он пришёл к ней, чтобы пригласить погулять по городу: надо же познакомиться с новым местом и временем?
– Мне сегодня как-то не можется, Петя, – сказала она ему.
– Тогда я понесу тебя, моя девочка! – вскричал он и поднял её на руки.
– Тише, медведь! Поставь на место… Ты меня уронишь! – Засмеялась она в притворном ужасе.
– Никогда, моя девочка, – ответил он, осторожно опуская её на кровать.
Она заулыбалась с грустью:
– Петя, девочке в этом году… Не буду говорить, сколько лет.
– Вот и не говори, капризная девчонка! Всё ты выдумываешь, ничего у тебя не болит.
Он стал массировать её ноги, и привычная уже боль в середине груди постепенно уходила от неё… «Нет, всё же надо не затягивать с операцией, ведь здесь, наверное, это просто», – подумала она и смежила веки.