Небо для вора

А так, во время самого процесса (или, иначе говоря, экспроприации) все ваши сопровождающие, сколько бы их ни было и в какой бы степени родства они с вами ни состояли, обычно исполняют роли безгласных и ничего не понимающих эпизодических статистов.

Наверно, это какой-то еще никем не разгаданный закон. Вроде как то самое правило, по которому частица «не» с глаголом пишется раздельно.

Вот отчего, спрашивается, она пишется именно раздельно, а не как-нибудь иначе?

Никто во всем мире еще не ответил на этот вопрос.

Раздельно – и все тут.

Филологическая, понимаешь ты, аксиома.

И сомневаться не моги.

Таким вот, значит, подлым образом и шерстили Филолог с Абрикосом: и возразите вы мне, что это не сам черт связал их одной общей веревкой!

А Люська с Азбукой, например, шерстили, изображая из себя доступных вокзальных девиц.

А Никифор и Бикфорд, он же Шнур, их при этом страховали.

А Коммунист любил шерстить, прикидываясь припадочным.

А Цыган и Слоник всегда шерстили каждый в одиночку: они, будто некие вокзальные призраки, мигом возникали из тьмы, хватали у зазевавшегося пассажира чемодан, и тут же растворялись в сутолоке и тьме…

Ну да, ладно: хватит нам на эту тему! Хватит! В конце концов, я намерен рассказать вовсе даже не о том, как злодействовала банда «Ночные вороны».

Я-то намерен рассказать совсем о другом.

Я-то хочу рассказать о высокой Божественной драме, такой высокой, что один ее конец начинается здесь, на этой скорбной и грешной земле, прямо-таки на замызганном п-ском вокзале, а другой ее конец, может быть, упирается в самые Божьи небеса.

Вот о чем мне хочется рассказать.

А потому – идем дальше. Наша сюжетная канва продолжает извиваться и заплетаться в словесные узоры, как мог бы выразиться Филолог…