Борис Поломошнов
ХИМЕРА ВОСПИТАНИЯ
Моему сыну и другу Егору посвящается
Автор выражает свою искреннюю признательность «заказчикам» данного проекта и притом – суровым критикам его предварительного текста – преимущественно своим студентам разных лет: Руслану Баранову; Марии Борисенко; Дарьи Вдовиченко; Александру Герасимчуку; Яне Гордиенко; Натальи Даценко; Евгению Дмитриеву; Марии Егоровой; Вячеславу Жуку; Анне Корнильевой; Станиславу Корнильеву; Игорю Корховому; Ирине Коршуновой; Александру Костюченко; Евгении Крюковой; Ивану Лещенко; Ольге Макухе; Денису Майданнику; Инне Манько; Наталье Маткивской; Екатерине Махлай; Ивану Мацюку; Евгению Минченко; Евгении Мицай; Алле Мовчан; Илье Новикову; Богдану Осьмирко; Владимиру Пасюте; Татьяне Пихоте Инне Полищук; Богдану Половинскому; Марии Поломошновой; Олегу Редьке; Елизавете Романовой; Наталии Рошаловой; Анне Турбинской; Анастасии Филоненко; Виктору Филоненко; Светлане Шостак; Татьяне Шпур; Максиму Цвелодубу; Артему Полищуку, Alyona Gurey, Валентине Буковской, Елене Литвиненко и Анастасии Якуш.
Ну что? Начнем ВОСПИТЫВАТЬ этого мальца, или пусть пока поживет как человек?«Детей нет. Есть люди».
Януш Корчак.Вместо предисловия
Дети – не приручаемые дикие животные, нуждающиеся в дрессировке.
Каждый ребенок – не недочеловек.
Не псевдо/человек.
Не эрзац/человек.
Не будущий когда-нибудь – в более или менее отдаленном грядущем – человек.
Он – уже человек.
Страдающий и радующийся.
Ранúмый и уязвимый, как, может быть, никто другой на Свете.
Остро чувствующий отношение к себе окружающих и искренне относящийся к ним.
Далеко не все знающий, но – узнающий.
Далеко не все понимающий, но – стремящийся понимать.
Открытый для сострадания к другому и для сопереживания с другим.
Он – Уникальная Вселенная, вмещающая в себе всю необъятную Универсальную Вселенную – вот ведь какой парадокс!
И вот на это-то Чудо Мироздания обрушивается – со всей своей когтисто-лапистой и клыкасто-пастистой хищной силой Химера Воспитания – «чудище обло, огромно, стозевно и лайяй».
За что?
Почему?
Для чего?
Для кого?
Разберемся.
Впрочем, а кто сказал, что Воспитание – это какая-то Химера?
Может быть, это наоборот – Херувим?
С крылышками.
Как у мотылька.
И с венчиком.
Из одуванчиков.
И разносит он исключительно приятности.
Послушным.
По принципу: «Будешь папу с мамой слушать, будешь ты конфеты кушать».
Почему бы, собственно говоря, и нет?
Или, наоборот, строгий, но справедливый, как закон Ома, дядька Черномор.
Вон у него, сколько воспитанников: аж тридцать три, и «все равны, как на подбор».
Чем плохо?
Все у него за всë получают по заслугам: провинился – кнутом, исполнил всë, как велено, – отведай пряника.
Печатного.
Доставленного чартерным волшебным рейсом ковра-самолета прямо из самой Тулы.
Вместе с самоваром.
Чтобы было из чего чаи гонять, да чем пряник печатный запивать.
Красотища!
Казалось бы.
Но есть одна закавыка: уж слишком наш воспитуемый при этом смахивает на пресловутую собаку лауреата Нобелевской премии Ивана Петровича Павлова с ее условными рефлексами: «Дают – бери!», – хоть объедок с барского стола, хоть обносок с барского плеча, и: «Бьют – беги!», – пока насовсем не убили.
Для дрессировки животных – вполне приемлемо.
Для человека же – оскорбительно.
И – унизительно.
Если он – Человек.
Ребенок же и есть Человек.
Хотя и маленький, но – с большой буквы.
Ведь взрослый – это тот же ребенок, только – значительно хуже.
Сомневаетесь, уважаемый Читатель?
Тогда купúте билет на любой спектакль кукольного театра.
Посетúте.
И сравните свою собственную реакцию на происходящее на сцене с реакцией любого ребенка.
Догадались о последствиях?
Догадались.
В худшем случае Вам станет завидно.
В лучшем – стыдно.
За себя.
Куда-то исчезнет Ваше снисходительно-менторское отношение к «братьям и сестрам нашим меньшим», и останется блуждать на Вашем лице лишь растерянная улыбка: и когда это я успел растерять все то чистое, светлое, искреннее и непосредственное восприятие Мира, которое ведь и у меня когда-то было?
И куда это все улетучилось-то?
Господи, и какие же они все… настоящие!
В отличие от нас, взрослых.
Увы, уже давно и далеко не-настоящих.
Тем не менее, их-то, настоящих, воспитывают.
Кто??
Взрослые.
То есть, не-настоящие.
Как же так??!
Надо, надо таки разбираться.
Глава I
«The terrible child» – «Ужасный ребенок»
«Иногда я думаю, что дети – это чудовища, которых дьявол вышвыривает из преисподней, потому что не может совладать с ними».
Рэй Брэдбери. Поиграем в «Отраву».«Да что там разбираться!», – с праведным гневом, искренним возмущением и бурным негодованием воскликните Вы, уважаемый/уважаемая Читатель/Читательница.
И добавите: «Да откройте свои глаза! Да снимúте свои розовые очки в перламутрово-мутной оправе! Да посмотрите, наконец-то, вокруг не-вооруженным, но пристальным взглядом! Сколько кругóм околачивается не-совершеннолетних, но уже совершенно конченых отморозков, малолетних садистов и полных дебилов, которым хоть кол на голове теши, а они будут только нагло ржать вам в лицо, да и то – в лучшем для вас случае. Да какие там кукольные театры! Им лишь бы где-то «уколоться» или с полиэтиленовым кульком на голове понюхать клею. Сегодня они – просто шпана, а завтра станут закоренелыми преступниками-рецидивистами. Изолировать их надо от общества и проводить с ними в местах изоляции предельно жесткую воспитательную работу. Чтобы другим неповадно было. Как они с нами, нормальными, так и мы с ними, ненормальными. И нечего с ними цацкаться-панькаться-нянькаться».
Вот так-то.
Коротко и ясно.
Сорняки, как говорится, под корень.
Выкорчевывать.
Из нормальных учебных заведений для нормальных детей.
И пусть ими занимается система пенитенциарных учреждений.
Так?
Так именно так уже сделано.
И именно так они и называются: воспитательные колонии.
Система воспитательных учреждений для воспитания трудновоспитуемых создана и функционирует вот уже много лет как.
По всей нашей, богатой на все, а, особенно, на страдания, стране.
Для лиц каждого пола – раздельно.
К услугам дефективных и социально опасных подростков мужского пола предоставлены воспитательные колонии: Ковельская (Волынская область); Перевальская, что в поселке Селезневка Перевальского района Луганской области; Дубенская (Ровенская обл.); Павлоградская (Днепропетровская обл.); Кременчугская (Полтавская обл.); Куряжская, что находится в селе Подворки с ближайшей к нему железнодорожной станцией Куряж (Дергачевский район Харьковской области); Бережанская (Тернопольская обл.); Самборская (Львовская обл.); Прилукская (Черниговская обл.).
Для осýжденных (особый шик пенитенциарного сленга) несовершеннолетних лиц женского пола уготовано пребывание в Мелитопольской (Запорожская обл.) воспитательной колонии для девочек (официальное ее название).
Вы этого хотели?
Получúте.
Спецподарок.
Вам.
От государственной пенитенциарной службы.
Рады, как говорится, стараться.
И благонравные родители своих благопристойных детей – тоже рады: не будут их чада якшаться со всякой швалью.
А дирекции и нормальные члены педагогических коллективов нормальных школ для нормальных детей рады особенно.
Вполне понятно – почему.
А те, кто не рады, те – ненормальные.
И то, что они не рады – это их личные проблемы.
На то они и ненормальные.
И все же…
Расскажу-ка я Вам одну быль, а может – небыль – судите сами.
Про одну ненормальную.
И сами же сделаете вывод о том, насколько она ненормальная.
Не возражаете?
Не возражаете.
В таком случае – то ли быль, а то ли небыль.
Жила-была в городе N учительница младших классов.
Звали ее, говоря почти условно, Екатерина Александровна.
Работала она в школе № NN.
Известна она была всему городу N.
Тем, что в ее класс «сбрасывали» со всего района всех обормотов и оболтусов, конченых малолетних отморозков, садистов и дебилов.
И всех их она в свой класс принимала.
Для детской комнаты милиции она была настоящей находкой.
Для директора же школы № NN – сплошной головной болью, доводящей его до отчаяния, истерики и исступления:
– И этого Вы берете?! Куда??!! У Вас в классе и так уже почти пятьдесят человек!!!
– Пусть ребенок учится.
– Так это же не ребенок! Он – чудовище! Он уже затерроризировал и учеников, и педагогические коллективы всех тех школ, в которых он до этого пребывал, и в которых он непременно оставался на второй год! Он же бил не только учеников, в том числе, и старшеклассников, но и – страшно сказать – учителей! (В общем, не просто «бяка», а «бяка из бяк», практически – «кака», или даже малолетний «бабай»).
– У нас такого не будет.
– Вы уверены?
– Более чем.
– Ну, как знаете. В случае чего – пеняйте на себя.
– Будьте покойны.
Надо сказать (по секрету), что именно к этой учительнице не только приводили в класс самых отъявленных хулиганов и беспросветных неучей со всего района, но и привозили из самого центра города дитятей высокопоставленных чиновников, чьи жены уже совсем отчаялись от безнадежности своих попыток хоть как-то влиять на своих неуправляемых чад.
Естественно, их Екатерина Александровна тоже принимала в свой класс.
Заметьте, без какой бы то ни было мзды.
Что по нынешним временам выглядит, по меньшей мере, как-то странновато, но ведь на то она и ненормальная, не так ли?
Зато результаты были ошеломляющими.
Не то, чтобы непослушные становились послушными, нет: ни послушными, ни покорными, ни смиренными, ни подобострастно заискивающими перед старшими они не становились, но Екатериной Александровной это и не вменялось им в обязанность.
Они – всего-лишь-навсего – раскрывались как полноценные личности.
Избавившиеся от всего того, что на языке воспитательной науки называется деструктивной ориентацией и девиантностью поведения.
Если словосочетание «всего лишь» здесь уместно.
Но возвратимся, однако, к нашему «суперхулигану» и «сверхоболтусу».
Звать его, как и известного персонажа многочисленных анекдотов про трудновоспитуемых «тинейджеров», Вова.
Естественно, без сардонически-саркастического «чка».
Какой уж тут сарказм – один Вселенский Ужас!
Фамилия этого ужастика – Ш. – обозначим ее так.
Итак, Вова Ш. в сопровождении молоденькой – только после окончания милицейской академии – сотрудницы детской комнаты милиции – лейтенантки по фамилии…, впрочем, это не важно, явился в первый раз в свой новый – четвертый «Г» класс школы № NN.
Место на «галерке» ему предупредительно было предоставлено.
Как и повышенный интерес к нему со стороны новых одноклассников: ведь слухи о его будущем появлении циркулировали по всей школе уже задолго до самогó его появления.
«И что-то сейчас будет?!», – затаив дыхание, замерли в ожидании все присутствующие.
К глубокому разочарованию всех любителей сенсаций ничего экстраординарного не произошло.
Урок как урок.
Все – как обычно: в меру напряженно; без меры увлекательно.
Ну, представили классу нового ученика.
Ну, девочки обменялись – шепотом и буквально двумя словами – своими впечатлениями по поводу прически и прочего антуража милиционерки-лейтенантки.
Впрочем, очень быстро внимание учеников переключилось и с нее, и с Вовы Ш. на выполнение классных (в обоих смыслах этого слова) заданий.
И продолжалось все именно так практически до сáмого звонка.
А со звонком, собрав тетрадки для проверки выполнения классного задания, Екатерина Александровна ровным голосом, таящим в себе непонятно какой смысл, попросила подойти к своему столу Вову Ш.
Все замерли.
Совершенно буднично Екатерина Александровна предложила Вове Ш. собрать его книжки-тетрадки и сказала, что сейчас он пойдет вместе с ней.
Куда – не сказала.
В общем-то, для Вовы Ш. процедура эта была достаточно привычной:
«С вещами – на выход», – типичная преамбула к его походам в «места, не столь отдаленные».
Например, в кабинет, где, в окружении портретов выдающихся педагогов вообще и воспитателей в частности восседает «Первый после Бога» в школе – ее директор.
Так что в самóй фразе относительно того, что «с вещами», ничего необычного для Вовы Ш. не было: сплошная рутина.
Необычность же ситуации, при которой было сказано сказанное, скажем прямо, озадачила Вову Ш., ведь обычно он знал, если и не точно, то, во всяком случае, в значительном приближении, за что именно его сейчас ожидает то, что его сейчас ожидает.
А тут – «нате Вам, здрасьте», – «еще ничем-ничего», а уже – «с вещами».
За что, спрашивается, ведь ничего же еще не сделал?
Более того, он еще даже не успел подумать: «А чего бы тут такого наделать?», – как уже: «С вещами».
Не страшно, конечно, – и не такое бывало, но – странновато как-то.
Странности продолжались.
Вместо того чтобы подниматься на второй этаж, где непосредственно располагается обитель «Первого после Бога» в школе – ее директора, Екатерина Александровна в сопровождении Вовы Ш. вышла из здания школы.
И – под недоуменным взглядом, неизвестно из какого материала слепленного бюста, установленного в честь одного из светил Воспитания, – пошли они по посыпанной гравием дорожке в направлении из школы.
Помолчали.
Какое-то время.
В конце концов, нервы у Вовы Ш. не выдержали, и он спросил:
– А куда это Вы меня ведете?
– Хочу познакомить тебя с моими внуками.
И тут Вова Ш., выражаясь сленгом обычного его окружения, что называется, «прозрел»: «Так у нее же фамилия – точь-в-точь такая же, как у двух местных знаменитостей – чемпионов всего-всего по боксу среди своих сверстников.
Один из них – «в тяже», другой – «в полутяже».
«За что?», – в отчаянии почти вырвалось у Вовочки, то бишь, у Вовы Ш.
«Будут бить», – догадался он.
«Что ж, буду сражаться до конца, каким бы он ни был», – таково было его мужественное решение.
Как у Белого Клыка из книжки, ни названия, ни автора которой ему узнать до сих пор не удавалось, поскольку досталась она ему уже без передней обложки и без первых страниц, но которая ему очень понравилась.
Единственная – изо всех тех, что ему попадали в руки.
Пока Вова Ш. молча и горестно размышлял обо всем этом, оказалось, что они уже пришли.
К месту назначения.
Им оказался ничем не примечательный снаружи дом в, что называется, «частном секторе».
Помните: «Садок вишневий коло хати, хрущі над вишнями гудуть…»?
Вот как раз такой оказалась обитель Екатерины Александровны, проживающей тут вместе со своим семейством.
Довольно многочисленным.
Включая внуков-боксеров юношеского возраста, учащихся с/ш № NNN.
«А почему не в с/ш № NN?», – спрóсите Вы.
А потому что не в обычаях семьи Екатерины Александровны было «разводить семейственность».
Разводила же она в крохотном палисаднике перед своим домом цветы.
Преимущественно – георгины.
И первого сентября, когда цены на цветы на базарах взлетали до заоблачных высот, а в цветочных магазинах все куда-то внезапно исчезало, можно было зайти во двор к Екатерине Александровне и попросить у нее букет.
Сама нарежет и сама скомпонует.
Совершенно безвозмездно.
То есть, даром.
Вот такое у нее было увлечение.
А еще – «куховарить».
Для всей своей большой семьи.
А еще – книги.
Которых в семье у них было – не счесть.
Приступив на кухне ко второму своему увлечению – готовить «первое», «второе» и компот, Екатерина Александровна предоставила свою библиотеку в полное пользование Вове Ш.
Вот тут-то он и увидел впервые обложку своей любимой книги, и узнал, наконец, ее автора.
Однако, обед готов.
Тут как раз и внуки Екатерины Александровны подоспели.
Познакомились с Вовой Ш.
Вчетвером пообедали.
Помыли-повытирали посуду.
Стали заниматься делами.
Каждый – своими.
Братья – готовить домашние задания.
Самостоятельно.
Вова Ш. – готовил свои «уроки» с помощью своей же учительницы.
Приготовили «уроки».
Теперь – в путь.
На тренировку.
По боксу.
Втроем.
Братья-чемпионы и их новый друг.
Понятно, что у последнего спортивной формы не было.
Ни в прямом, ни в переносном смысле.
Не беда.
Братья, покопавшись в своих запасниках, выделили своему новому другу все необходимое.
Познакомили со своим тренером.
«А поворотись-ка, сынку, экий ты худой какой!», – была его первая, почти по гоголевскому Тарасу Бульбе – реакция на анатомо-морфологические параметры Вовы Ш.
«Ну, ничего. Были бы кости, а «мясо» нарастет. Руки длинные. Координация есть. Будешь стараться – будет толк. Завтра принесешь медицинскую справку», – таковой была реакция вторая.
Вове Ш. очень хотелось сказать, что он очень, очень будет стараться.
Что будет стараться так, как никто никогда не старался.
Но – постеснялся.
Понял, что среди настоящих мужчин многословие не в чести.
По древней славянской традиции: «Не хвались, на рать идучи,…».
После тренировки братья-чемпионы и Вова Ш. шли вместе.
Вместе подошли к калитке подворья, где проживал Вова Ш. со своими родителями и младшей сестренкой.
«Ты погуляй пока. Мы быстро», – сказал старший из братьев.
И – действительно.
Буквально через несколько минут братья вышли.
За ними вышел стодвадцатикилограммовый двухметровый детина, весь в «наколках», самая приличная из которых: «Нет щастья в жизне», – папаша Вовы Ш.
О чем там у них был разговор, в какой форме он проистекал, можно лишь догадываться.
Только глаза у вышедшего на крыльцо своего дома папаши были растерянные и даже, можно без преувеличения сказать, несколько ошалевшие.
Как у персонажей гоголевского «Ревизора» в финальной сцене пьесы.
Немой сцены.
А теперь – некоторые комментарии к ней.
И, кстати, ко всем тем странностям, свидетелем и участником которых в этот день был Вова Ш.
А также – к тем необычностям и непривычностям, по крайней мере, для обычного человека, живущего в привычных для него социальных координатах, где воспитующие воспитывают невоспитанных трудновоспитуемых, или же, по крайней мере, пытаются это делать, или же – делают вид, что пытаются: «Ведь все равно бесполезно».
Как только возник вопрос: «Быть или не быть Вове Ш. в 4-м «Г» классе школы № NN?», – Екатерина Александровна собрала всю необходимую информацию об этом ученике.
Из разных источников.
Интересовало ее, прежде всего, почему он такой?
Выяснилось, что папаша Вовы и его младшей сестренки – немного поседевший и много «отсидевший» – регулярно и с остервенением бил и Вову, и его сестру, и их маму.
Бил специально предназначенным для этого куском резинового шланга – чтобы следов избиения не оставалось на теле истязаемого.
Бил как по любому поводу, так и без оного.
Просто так.
Чтобы сорвать всю свою злость.
За свою неудавшуюся жизнь.
Вову же к тому же – в качестве воспитательного «know how» – закрывал на ночь в «туалете типа сортир», ведь все «удобства» у них были во дворе.
Там, кстати, и состоялось знакомство Вовы Ш. с повестью Джека Лондона «Белый клык», проколотой и повешенной на гвоздик в качестве туалетной бумаги в «отхожем месте».
После такой «отсидки» завтрак Вове не полагался.
И возненавидел тогда этот человек весь Мир.
И – все человечество.
Безотносительно к тому, прогрессивное оно или же, наоборот, регрессивное.
Глядя на других детей – хорошо одетых, вкусно и сытно накормленных, ухоженных, благополучных, идущих в школу с красивыми ранцами, в которых среди книжек-тетрадок умещалась еще и красивая спортивная форма «на физкультуру», и аппетитный завтрак, – Вова Ш. готов был завыть, со всей неизбывной тоской, как Белый Клык на Луну.
В этом невыразимом и беззвучном вое его душú сосредоточилась вся невысказанная мировая скорбь Человека, вся его злость на беспредельную несправедливость Мира людей, с брезгливым равнодушием отторгающего ни в чем не повинного изгоя.
Разве же Вова Ш. виноват, что у него такой отец?
Разве мог он что-то изменить при своем рождении?
Разве был у него выбор?
Так за что же теперь люди так относятся к нему, будто именно он виноват во всех последствиях своего, такого неудачного, рождения?
Ведь он, как и каждый другой Человек, хочет быть любимым и готов любить!
А его лишь либо ненавидят, либо – презирают, либо – брезгуют им.
И взбунтовалась его душа!
И вскрикнула от невыносимой боли его униженная и оскорбленная любовь к людям.
«Ах, так?!», – выдохнула она, – «Ну, погодите!».
И пошла Вовина душа вразнос.
И пустилась она «во все тяжкие».
И «допустилась» бы она, и «доопустился» бы Вова Ш. до того, что стал бы заурядным уголовником.
И – в конце концов, умер бы от туберкулеза «на зоне».
Либо – в «лихие девяностые», – будучи «пушечным мясом» при «разборках» бандитских «бригадиров» получил бы в перестрелке «девять граммов в сердце».
На очередной «стрелке».
Либо спился бы окончательно, и окоченел бы «по пьяному делу» холодной ночью под каким-нибудь забором.
А может быть, повесился бы.
От неизбывной тоски и отчаяния, выпив перед этим для храбрости бутылку дешевого теплого пива.
Тут, как говорится, возможны варианты.
Ау-у!
Где вы, высоколобые специалисты-профессионалы высшей квалификации, с «ученым видом знатока» пишущие учебно-методические пособия, и полным неизбывного пафоса голосом чревовещающие с академических кафедр о «воспитании трудного подростка» и о «детях с девиантным поведением»?
И куда это вы все вдруг попрятались, не желая глядеть на бездыханное тело Вовы Ш., далеко еще не достигшего возраста Христа на кресте?
В каком-таком месте вы находитесь, вместе с вашим глубокобессмысленным словоблудием, облегшимся, благодаря вашему усердию, в псевдонаучную форму концепций «не упускания из виду трудновоспитуемого» и «держания его под постоянным пристальным контролем» (читай – надзором) (см., например, «Воспитание трудного подростка: Дети с девиантным поведением. Учебно-методическое пособие». – М.: Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС, 2001)?
«Клевета!», – возмущенно воскликнут высоколобые блюстители и ревностные радетели разномастных концепций Воспитания.
«Никуда мы не прятались!», – гневно добавят они.
«Мы делали наши глубокомысленные умозаключения», – фундаментально и окончательно обоснуют они же свою же концепцию по поводу своей же позиции.
И засядут они за разработку очередных методических и методологических рекомендаций на предмет усиления «держания под постоянным пристальным контролем» (читай – надзором) воспитуемых, особенно – трудновоспитуемых.
По факту девиантного поведения подростка, завершившего суицидом свой совсем недолго продолжавшийся жизненный путь, руководящие, направляющие, организующие, контролирующие и санкционирующие органы Воспитания направят комиссию.
От подотчетных в срочном порядке они потребуют предоставления:
– планов мероприятий по проведению дополнительной Воспитательной Работы;
– графиков проведения соответствующих мероприятий и осуществления утвержденных планов;
– отчетов об осуществлении мероприятий и выполнению «планов по проведению дополнительной Воспитательной Работы».
Все это – по «полной форме».
С изданием директорских директивных приказов и доведением их до сведения подчиненных под личную роспись каждого из них.