Борщевик

Председатель был против всякой закрытости и презирал консерватизм. Обстоятельства во внешней и внутренней политике в дальнейшем продиктуют ему свои условия, которые он обязан будет принять, то есть пойти против своих убеждений ради сохранения страны и власти. А пока что он был ярым прогрессистом, скорее даже человеком нового типа, совместившего несовместимое.

Десять. Двадцать. Тридцать. Сорок работников. Росло число учеников Председателя с каждым днем, так эффективно работала его рекламная кампания. Агитаторами становились и ученики, одной большой агиткой стал сам ресторан, уже получивший название ССК (Свободная Самобытная Курочка). Красный и белый цвета отлично сочетались. В качестве логотипа ресторана была выбрана голова цыпленка с колпаком шеф-повара, но рабочие так уважали своего начальника, что сделали ему свой логотип, на котором был изображен в профиль сам Председатель. Логотип сменился на новый. В день рождения Председателя, основатель бывшей забегаловки стал лицом будущей сети ресторанов.

Униформа рабочих ресторана и шеф-повара не отличалась ничем. Те же цвета, тот же покрой. В Пандании побеждает революция, флаг страны обретает те же цвета, что есть у ССК. Правительство Нашего Полушария и движения свободомыслящих подозревают Председателя в скрытой пропаганде идей панданцев, поэтому принимается решение внедрить в цветовую гамму ресторана зеленый цвет.

Бизнес Председателя растет, как и его влияние на общество потребителей. Меню ССК пополняется новыми блюдами, имеющими в своем составе курицу. Председатель окончательно берет патент на свой бренд и начинает продавать право на его использование – сеть ресторанов растет в геометрической прогрессии.

1956 чуть не стал роковым для сети ССК. Общественники-реваншисты подавлены, начинается преследование их сторонников. Соломинки ищут в глазу каждого, под прицел попадает и будущий Председатель. После недолгих выяснений что да как, Председатель продолжает вести бизнес в том же русле, как и раньше. Эйфория общественников сходит на нет, у населения Нашего Полушария кончаются средства для существования. Политический кризис затрагивает и ССК, некоторые рабочие уходят из ресторанов в поисках лучшей работы и большей зарплаты. В этот момент Председатель начинает свою политическую деятельность.

Первым делом он вступает в партию власти, в которой состояли свободомыслящие. Председатель не разделяет многих положений их программы, но другого выхода, кроме как втиснуться в систему у него нет: иначе просто задавят.

Ресторанный бизнес постепенно отходит на второй план, по карьерной лестнице Председатель поднимается на первый.

Я прекрасно помню, что уже упоминал об ультиматуме радикальных общественников в сторону Председателя в 1956. Но позвольте, Председатель – всего лишь должность, а за всю историю существования нового Нашего Полушария (с 1936 года) у нас было всего 3 Председателя, последний из которых правит сейчас. Тогдашний Председатель (второй по счету) действительно был плохим парнем, просто отмороженным правителем каких свет ни видывал. Будь моя воля, тоже пошел бы против него на баррикады. Но политикой я стал интересоваться только сейчас, поэтому ближайших случаев и предпосылок для этого я пока не вижу, да и тогда их просто не могло быть для меня. Речь сейчас идет о биографии третьего Председателя, который во время революции 1956 года работал шеф-поваром ССК и никакого отношения к главе государства еще просто не имел.

В 1968 году «сыны народа» избирают нового Председателя, третьего по счету. Политика свободомыслия смягчается, так же, как и тезис о самобытности, который перерос сам себя и стал себе откровенно противоположным. Наше Полушарие открывается всему миру, и мы приходим к тому, что имеем сейчас. Про остальное я уже рассказывал.

Не лишним будет сказать про влияние армии на взгляды Председателя. Понятное дело они только укрепились за счет увиденного в армейских рядах: состояние вооруженных сил было максимально неудовлетворительным и просто смехотворным. Дисциплина оказалась плавающей, совсем не такой, какой ее преподносили по телевидению. Нередко это становилось причиной выступлений рядовых, один случай был зафиксирован в части, в которой проходил службу будущий Председатель. Участия в «восстании» он не принимал, отсюда же он сыскал ненависть со стороны своих сослуживцев, которые сочли его за предателя и нещадно избили в одной из душевых кабинок после отбывания наказания. Через десятки лет они все до единого были найдены и расстреляны. Об этом писали в городских газетах. А те, кто к тому моменту уже были мертвы (снаркоманились или спились), были обруганы посредством осквернения их же могил или наказаны пытками над их родственниками. Остальному огласка не придавалась.

Кстати, о форме.

Председатель всегда в кителе. Неважно где, когда и как. Только китель, только серого цвета. Без наград, без нашивок, без партийных знаков. На конференциях, съездах, спектаклях, на парадах. Везде. Серый верх, серый низ. Широкие серые до нитки проглаженные как китель штаны. Черные блестящие туфли. Даже идя по песку Председатель не пачкает свои ноги. Ни одного головного убора над кителем. В том числе и при построении. Таков закон, таков наш Председатель.

Сказать, что он скромный это ничего не сказать. Ему не нужна вся эта напыщенность внутри, ему нужна она снаружи, в народе, в стране. А уж сам он как-нибудь справится, правда, не без «лишней» помощи, конечно.

Председатель чуть выше меня. Он старый, но выглядит не как старик, а как только начинающий стареть. Всегда выбритая до блеска мягкая кожа, умный и суровый взгляд, глаза непонятного мне цвета (скорее всего зеленые), каштановые прямые волосы, короткая стрижка… и все это держится на широкой спине и мощных руках, которые в кителе таковыми особо не назовешь. Шаги Председателя строевые, для встреч с иностранными представителями (находящимися под его протекторатом) он иногда надевает кожаные черные сапоги, также блестящие до блеска.

О характере Председателя мы еще поговорим, когда дойдем до сути дела.

Интересными очерками о его деятельности и взглядах являются интервью с журналистами «ВСЁ». Газета не находится под контролем властей, один из редких журналов, сохранивших преданность главному лозунгу всей прессы: «Свобода печати и СМИ».

Далее я приведу вырезку из интервью, от 17 августа 1986 года. В тот день мы и собрались всей компанией отметить юбилей Реджа. Находясь на работе, я случайно наткнулся на передачу, в которой и было оно показано. Длилось оно (интервью) порядка двух часов, если не меньше. Я его больше слушал, чем смотрел. И то кусками. Но мое увлечение политикой вскоре заставило его пересмотреть вновь, от начала до конца. Выводы, конечно, я сделал еще до пересмотра. Просто вновь убедился в сказанном самим Председателем журналисту Ларри Королеву.

Да, интервью сделано почти «за день до». Председатель на первом совещании сказал нам, что вернулся с фронта. Кто же тогда был на интервью? Или фронт был информационный?

Дабы не тратить чернила в большом объеме, буду помечать Председателя буквой «П», а Ларри Королева дуэтом «ЛК».

ЛК: …Насколько вы оцениваете ситуацию, происходящую в Живучей? Считаете ли вы, что у правительства во главе с Волкодаффи нет шансов на побег?

П: Знаете, мы с Муселем всегда были в хороших отношениях, и наша взаимная поддержка об этом говорила постоянно. Сейчас же мы находимся в такой ситуации, когда старший брат не способен протянуть руку помощи младшему, потому что последний уже ее лишился. Волкодаффи находится в настоящей блокаде, мы не способны противостоять этому, нас сдерживают. Но силы прилагаем.

А вот что касается Муселема как личности, то я думаю он выстоит тот натиск, что обрушили на него снизу…

ЛК: А кто обрушил?

П: Никак точно не народ, не население. Я много лет общаюсь с гражданами Живучей и среди них, даже моих знакомых, родственников оттуда, ни разу не видел ростков недовольства в сторону Муселема. Скорее всего, вся вина на западных соседях.

ЛК: У вас есть родственники в Живучей?

П: Мой троюродный брат переехал в Живучую несколько лет назад.

ЛК: Чем его не устроил уровень жизни в Нашем Полушарии?

П: Нет, подождите, не плутайте по лесу. Уровень жизни что там, что здесь абсолютно одинаковый, различия несущественны. Я был там много раз, с официальными и неофициальными визитами. Ему просто захотелось на отдых. Мы вот сидим как-то с женой у себя на участке, общаемся про всякое, она меня про политику расспрашивает, кто с кем воюет и прочее. Ну женщины же, любопытные создания. Везде свой нос суют. (Смеется.) И решил я позвонить своему брату, спросить, когда приедет. Не успел я взять трубку, как он кричит в нее громко, словно ястреб: «Я остаюсь!» (Смеется.) Мы потом к нему приезжали, выстроил себе коттедж там на берегу моря, хозяйством обзавелся. Все как положено, в общем…

ЛК: Очень морелюбивый человек.

П: Я вам больше скажу, он туда мечтал поехать еще с детства. Мы как-то, как сейчас помню, прогуливались по одному из районов типичного провинциального городка в Нашем Полушарии, так я иду, завязываю беседу, а его уже и нет рядом. Оборачиваюсь, он как истукан стоит рядом с вывеской, на которой нарисован пляж, море, люди в халатах, солнце, зонты… Все как положено. Ни у кого из нас тогда не было средств и возможностей, чтобы поехать туда. Но те времена прошли, и мы свободно путешествуем, если есть время. И за это я даже отчасти благодарен той революции, что совершили свободомыслящие, хоть я ее без конца осуждаю и буду осуждать.

ЛК: У вас много родственников?

П: Да, нас очень много. Порядка пятидесяти человек. Кто есть, называть не хочу, это уже мое личное право. Я вообще считаю, что личная, даже интимная жизнь любой медийной личности, в том числе и политической, не должна стоять на повестке дня в газетах, журналах и прочем.

ЛК: Разве вы не находите в этом бонус для себя?

П: А какой мне от этого бонус?

ЛК: Ну как, представьте себе. Лидер величайшей в мире державы с огромными боевыми и ресурсным запасами. Семьянин, прилежный скромный человек… Не добавит ли вам это больших политических очков на следующих выборах?

П: Честно говоря, я даже не переживаю по этому поводу. Народ меня любит, я это вижу.

ЛК: На прошлой неделе движения «Трудовое Полушарие» и «Прекрасное Свободомыслие» организовали в центре Материи крупнейший за всю историю Нашего Полушария митинг против вас и вашего правительства. Спустя почти два часа, после начала акции, на которой по подсчетам независимых изданий собралось порядка 200 тысяч человек, отряды народной милиции, применив спецтехнику, разогнали демонстрантов и задержали полторы тысячи человек, в том числе не участвовавших в акции. Что вы на это скажете?

П: Ну я скажу, что двести тысяч это не триста миллионов, каждый имеет право на свободу своих взглядов, идей, мыслей. Но не каждый, к сожалению, в нашей стране способен познать такую истину, что свобода одних людей заканчивается там, где начинается свобода других.

ЛК: Что вы хотите этим сказать?

П: Я хочу сказать, что право власти наводить общественный порядок – это право самой власти, ее свобода в тех или иных действиях, предусмотренных законодательством Нашего Полушария. Не надо думать, что раз кому-то там из простого рабочего и нерабочего населения разрешено выходить на акции со своими транспарантами, то от этого будет запрещено выходить на те же акции и представителям силовых структур со своими щитами и дубинками.

ЛК: Вы – сторонник свободомыслия?

П: Нет, и никогда им не был.

ЛК: Но вы же состоите в партии?

П: Ларчик, дорогой, я тебя умоляю. Таких как я в правящей партии пруд пруди. Ты на полном серьезе мне хочешь сказать, что раз партия называется именем свободомыслия, то все в ней свободомыслящие? Да в тех же движениях снизу полным-полно людей разных взглядов. Это знаете равносильно тому, чтобы утверждать мол «в Пандании живут одни Панданцы, но я почему-то там видел людей из Нашего полушария». Абсолютно идентично. И так в любой стране.

ЛК: Почему же вы тогда вступили в нее, раз ваши взгляды противоположны? И не считаете ли вы, что за столь открытую и реакционную позицию вас могут попросту исключить из партии?

П: Абсолютно с вами не согласен. В нашей партии могут состоять люди абсолютно различных взглядов. А вступил я в нее из личного убеждения, что в стране нужно что-то менять. Ситуация была очень тяжкая. Мне всегда родители говорили, что против системы одному не справиться, в нее нужно втиснуться, тогда ты и добьешься своего. Вот как с машиной. Вы же не сможете сбавить ее скорость, когда она мчится на вас? А почему?

ЛК: Потому что я не нахожусь внутри.

П: Именно! Вас просто она собьет! Поэтому лучше будет попросить ее, чтобы она пустила вас внутрь, а там уже все зависит от вас.

ЛК: Не боитесь ли вы, что этим способом могут воспользоваться ваши враги?

П: Ну врагов у меня нет, есть только оппоненты. Может для кого-то я враг, не спорю. Но в нашей партии, как я уже сказал, много людей различных взглядов, совсем не свободомыслящих.

ЛК: Но ведь это противоречит ее концепции?

П: Наоборот, это чистое следование ей. Если бы наша партия была завязана на конкретной идеологической промывке и чистоте, она была бы уже не свободомыслящей, а антисвободомыслящей.

ЛК: Вы придерживаетесь, как вы выразились, своей «идеологической промывки», ведь вы много лет назад создали новое политическое учение, получившее название самобытность?

П: Да, и прямо следую ее курсу, при этом сочетая с той повесткой, что диктуют мне сотоварищи из партии. «Манифест об открытости миру» тому яркий пример.

ЛК: В чем сила?

П: В аппарате. Только государство, только верховная власть способна наводить и сохранять порядок.

ЛК: Ваша политическая карьера, насколько всем известно, началась с ресторанного бизнеса.

П: Да.

ЛК: Расскажите о нем подробнее. Как и с чего конкретно все началось?

П: Ой знаете, эта история настолько долгая и красочная, я даже не знаю, хватит ли у нас на нее времени.

ЛК: Нет, что вы. Времени у нас достаточно. Мы сегодня и позвали вас как раз за тем, чтобы тратить его нещадно. (Оба смеются.)

П: Это был конец 1940-ых – начало 1950-ых…

Глава седьмая

Беспредел

05:45

Ненадолго распрощавшись со своими товарищами, я отправился к себе домой, совсем позабыв о том, что он находится под охраной милиции и полностью зарос инопланетными растениями.

– Доброй ночи, я могу пройти к своему дому? – обратился я к первому попавшемуся мне милиционеру, стоявшему за натянутой через всю улицу лентой. Ленту пчелиной расцветки растянули между двумя военными грузовиками неизвестного мне назначения. Скорее всего это были машины химразведки.

– Простите товарищ, но проход закрыт. Вам лучше покинуть это место.

– А что случилось? И почему вы в маске?

– Это вас не касается, отойдите пожалуйста, там машина едет.

Позади меня раздался гул ехавшего мне навстречу бульдозера. Я подумал, что это был бульдозер, но оказалось что-то между ним и гусеничным трактором. Настоящий монстр! Вдобавок еще очень хотелось спать – как раз самое время для кошмаров наяву. Я посторонился и прямо передо мной без какой-либо остановки на полной скорости промчался неведомый мне гусеничный аппарат, милиционер снял ленту и между двумя грузовиками это железное нечто скрылось. Я посмотрел вслед, долго смотрел, пока не увидел…

– Гражданин, покиньте территорию. Вы мешаете проезду.

– Они разрушают мой дом! – чудо-машина остановилась посреди поселковой дороги и, скребя своими мощными гусеницами по асфальту, рванула на крыльцо моего дома. Я закричал.

– Стой, стой паршивец!!! Остановись! – я пролез под лентой, меня попытался остановить милиционер.

– Туда нельзя, стойте! – но мне удалось вырваться из его хватки меня за левую руку.

– Посторонний на периметре! – кричал милиционер.

Эту сцену заметили стоявшие на перекуре парни в противогазах и побежали ко мне. Но я не обращал на них внимания. Только дом и этот проклятый грейдер. Я смотрел только на них: мое беззащитное одноэтажное деревянное жилище и это темно-зеленое чудовище с яркими красными огоньками позади. Я бежал к нему изо всех сил, оно уже поднимало свой огромный отвал, стриженому газону под гусеницами пришел конец. Где-то в темноте вдоль стен моего дома вовсю произрастал инопланетный сорняк. Его очертания слегка проглядывались сквозь свет фонарного столба и волочащейся под ним ночной тени. Впрочем, уже рассветало. Но я видел, куда мне следовало бежать. Меня вновь пытались схватить, но я, спотыкаясь, продолжил двигаться. Вот, оно уже рядом. Рядом с моей рукой. Я спасу свое жилище! Схватил! Я стал стучаться в дверь кабины, но она оставалась закрытой. Чудовище и не подумало остановиться, вокруг него поднимался ветер, царил шум, издаваемый мотором. Меня почти настигли милиционеры в противогазах, но и в этот раз я смог уклониться от них. Я забежал на крыльцо, которое уже стало трещать от соприкоснувшегося с ним отвала. Дом начал рушиться, я был внутри него. Я оглядывался по сторонам в глубинах темных коридоров, я хотел спасти документы: без них я был никто. Я еле разглядел проход к гостиной, там рядом с тумбочкой у кресла стоял большой железный сейф. Я судорожно ввел код, крыша уже сыпалась. Все тряслось, мои руки тряслись. Жилище было обречено, я – еще больше. Я ухватил файл с документами. Я не знаю, что в нем лежало, мне уже было все равно, я должен бежать. Проход в гостиную завалило огромными досками, попытался бежать через окно. За ним меня ждал сорняк. И тут рухнул шкаф. Стемнело.