Техподдержка

Часть размещалась компактно. Не надо быть военным специалистом, чтобы угадать: вот учебный корпус, вот штаб, дальше какие-то домики сугубо административного вида, столовая, казарма, и тут же, вплотную – ангары, закрытые боксы и площадка с навесами, под которыми отдыхает единиц двадцать техники учебной группы.

Техника смотрелась на удивление бодрячком, если забыть, что на дворе сорок девятый год, и перед тобой – почтенные олдтаймеры. Прямо-таки выставка списанных вооружений. Здесь были представлены в ассортименте колесные БМП «Бэджер»; пара танков, которые Леха с некоторым усилием опознал как «Леопарды» модификации 2А7; и несколько поистине антикварных «Олифантов» – неужели они еще ездят? На бээмпэшках, правда, стояли относительно свежие – лет по двадцать пять, – боевые модули с тридцатимиллиметровыми автоматами. А чуть подальше Леха заметил такую древность, что аж рот приоткрыл от восторга. Машины огневой поддержки «Ратель» с пушками 90 мм. Господи, живая военная история! Им должно быть годков по шестьдесят минимум! Их ведь придумали для борьбы с Т-62, и борьба таки удалась в свое время. При некоторой удаче эти старикашки и «Олифант» раздолбают. Если сумеют каким-то образом – черт знает, каким, – подобраться к нему на километр. К «Леопарду» им лучше не соваться в принципе. А они вообще могут?.. Они на ходу?

– Впечатляет? – спросил Ломакин.

– Это парк подвижных целей?

– Не умничай. Они ветераны, а ветераны, знаешь ли, умеют убивать.

– Ну ведь хлам же! – сказал Леха с чувством.

– Вот ты красавец. Привез сюда на продажу машину, у которой башня старше, чем это ведро с болтами! – Ломакин кивнул в сторону «Леопардов». – И еще выпендриваешься.

– У нас башня девятого года выпуска! А ведро сколько раз апгрейдили? С него, может, еще Нельсон Мандела выступал перед революционным народом!

– Апгрейдили его… А мы – даунгрейдим! Ты вот знаешь, например, почему у нас антенна радара крутится? И почему она вообще?.. Хотя надо было оторвать ее вместе с приводом и выкинуть, чтобы не таскать лишний вес.

– А… – Леха вдруг понял: он даже не задумывался над тем, что старая антенна бесполезна. На «Избушке» стоял полный комплекс оборудования современной БШМ, включая АФАР-радар. Но антенна начинала крутиться, едва даешь питание на систему. И это выглядело естественным. Башню без антенны трудно себе представить. Она такая веселая с этим гребешком! А как забавно она его складывает и поднимает, будто хвост… Нет, должно же быть рациональное объяснение. – Без антенны центровка башни нарушается?

– Да какая там центровка… Просто красиво. Сколько раз хотели от нее избавиться – ни у кого рука не поднялась.

– Вы это серьезно?

– Абсолютно.

«Ничего себе – за час до показа такой сюрприз, – подумал Леха. – И я тоже хорош, эксперт хренов. Изучил свой товар, называется».

– А что мы скажем заказчику?

– А он спросит?.. Ну так и говори: извините, без антенны нос перевешивает. Это ты хорошо придумал.

– Какие еще у нас чудеса техники?.. – спросил Леха со всей возможной строгостью в голосе.

– В смысле?.. По машине никаких, всё остальное работает. Вон чудеса техники, – Ломакин снова мотнул головой в сторону выставки стального антиквариата. – Они могут очень сильно удивить.

– Тем, что еще ползают?

– Ерунда. Климат мягкий, вот и ползают. Говорят, у тсвана Т-34 до сих пор катается. Башню только перекинули… И он тоже удивляет. Тех, кто задирает нос. Здесь любая машина пробьет тебя навылет. Любая, понимаешь? Пусть она хоть трижды заслуженное ведро Южной Африки, и на ней катался сам Питер Бота…

Леха хмыкнул. На его взгляд, одна «Избушка», с ее четырьмя стволами, пристрелянными «по-зенитному», так, чтобы снаряды шли слегка вразброс, – за минуту привела бы весь этот паноптикум в окончательную негодность. У «Избушки» БИУС и сенсоры, какие местным даже не снились, а уж скорость маневра огнем просто запредельная. Бац-бац, и ваших нету, а ты в меня поди еще попади. Комплекс активной защиты будет ставить дымометаллические завесы и дурить чужие ракеты средствами РЭБ; всё, что подлетит слишком близко, мы просто собьем; зато врагу никакие новомодные уловки не помогут, – у нас против бронетехники только пушки, только хардкор! Конечно, «Леопард» достанет «Избушку» из-за горизонта, но пока болванка долетит, шагоход успеет отскочить боком метров на десять, не переставая адски жечь во все стороны и пускать ракеты по воздушным целям.

Обо всем этом Леха и сообщил пилоту незамедлительно. Хотел сделать ему приятное. Все-таки Ломакин, по слухам, «Избушку» лично испытывал…

– Не разочаровывай меня, – сказал пилот.

– Почему?

– Одна машина против двадцати – это не война. И даже не подвиг. Это идиотизм и порнография. Нет, всякое бывало, но… Так не делается в приличном обществе, если ты понимаешь, о чем я.

– Как будто вот этот… железный капут – не порнография!

Ломакин издал приглушенный рык, совсем как давеча Тёмкин.

– Я неправ? – смиренно поинтересовался Леха.

– Не то чтобы совсем неправ… Но по африканским меркам перед тобой вполне рабочая боевая группа. Ты, кажется, не заметил на «Бэджерах» контейнеры с дронами. Мортиры для отстрела ложных целей. ПТРК тоже не видны, а они есть, и их очень много, внутри машин. Когда будет надо – выскочат негритосы с ракетами и разбегутся по кустам, залягут по оврагам, накроются защитными матами, замучаешься искать. Какая здесь электроника стоит, ты тоже не знаешь. А вдруг еще грамотный командир с хорошими экипажами… Если атаковать одними только БШМ, я бы сюда не сунулся, имея меньше дивизиона.

Леха хотел было возразить – двенадцать шагоходов, да вы офигели, куда столько! – но вовремя прикусил язык.

– И пару танков хорошо бы, – добавил Ломакин. – И поддержку с воздуха какую-никакую. Взвод тяжелой пехоты не помешает, чтобы потом окончательно зачистить местность. И вот тогда…

– И спецбоеприпас, – съязвил Леха. – Небольшой, килотонны на две, просто так, для красоты, пыль в глаза пустить, как мы любим!

Вместо ответа Ломакин вручил ему пилу.

– Дедовщина, как мы любим, – объяснил он. – Я совсем забыл. А то непохоже, что мы россияне.

Леха покорно взял пилу и внимательно ее оглядел. Памятуя, чей это инструмент, можно было ожидать чего угодно, вплоть до следов крови. Но пила оказалась как новенькая, и Леха положил ее на плечо, не опасаясь за пиджак.

Они шли мимо боксов, впереди был сетчатый забор танкодрома, еще один КПП и трибуна возле него. Ломакин выдернул из набедренного кармана пилотку и отточенным движением опытного военнослужащего бросил ее себе на голову. Леха снова язык прикусил – этот человек был полон сюрпризов. Почти сразу же справа, из-за крайнего бокса, потянулась колонна вооруженных солдат под командой мордастого сержанта. Ломакин расправил плечи. Сержант уставился на непонятную парочку, секундой позже в его глазах мелькнуло понимание, он рявкнул, и солдаты перешли на церемониальный шаг. Сержант необычно – ладонью от себя, – взял под козырек. Леха встал, как вкопанный, обалдевая от происходящего. Ломакин принял строевую стойку и четко отдал честь.

– Здравствуйте, товарищи! – взревел он по-русски так, что у Лехи зазвенело в ухе.

– Бла-бла-бла-бла! – или что-то в этом роде проорало в ответ двадцать глоток.

– At ease! – скомандовал Ломакин, опуская руку. Сержант опять рявкнул, колонна резко свернула направо, к КПП, и пошла вольно. А из-за бокса, тихонько урча, выплыл тягач. За ним ехал огромный деревянный ящик с неприличным русским словом на борту. Следом за танковозом валила уже менее организованно целая толпа чернокожего народу в форме, вооруженного и нет, кто с клипбордом, кто с планшетом, – и все с разной степенью подобострастия откозыряли гостям. Охотно и, как показалось Лехе, с искренней радостью. Ломакин снова бросил руку к виску и благосклонно улыбнулся.

Сам Леха с пилой стоял ни жив, ни мертв, стараясь просто не отсвечивать.

– Что это было? – спросил он шепотом, когда толпа убралась в направлении танкодрома.

– Не знаю, херня какая-то, – ответил Ломакин, убирая пилотку обратно в карман. – Но мне это показалось забавным. Вольно… молодой.

Сзади бесшумно подкрался на электротяге белый джип. За рулем сидел сам Вася.

– Дедовщина? – спросил он, кивая на пилу. – Молодцы. У нас это уважают. Только это и уважают, в общем-то… Кафры, что с них взять.

– Слышу, ты без трещотки ездишь? Отключил?

– Могу себе позволить. Да и противная она. Несолидно тарахтит для автомобиля за такие бешеные деньги. Заодно воспитываю население – пускай не расслабляется, а глядит по сторонам, когда начальник едет!

– В Москве тебе бы…

– Не Москва, слава богу. Есть на родине свои маленькие радости… Извините за задержку, но я обязан был поставить на место того юношу. А то контрразведка совсем офигела. Набежало их сегодня немеряно. Все одеты в армейское, и даже форма обмята, но повадки-то не спрячешь. Да они и не особо шифруются. Ходят, зыркают туда-сюда. Вон солдатик топает – хочешь, я его застрою и спрошу чего-нибудь про полигон. Будет смешно, обещаю.

– Как ты его застроишь? – буркнул Ломакин. – Ты гражданский.

– Я, сука, князь, мне пофигу, – агрессивно заявил Вася.

Видно было, что он еще не вполне отошел от инцидента на КПП и горит желанием кого-нибудь построить.

– Пошли его за лестницей, – предложил Ломакин. – Метров пять. Мне же надо как-то забраться наверх.

Вася высунулся в окно и заорал на солдата. Тот сначала встал смирно, потом козырнул и бегом исчез за боксами.

– Черт его знает, может, и местный, – сказал Вася.

– Лишь бы лестницу принес. Какой он, в конце концов, спецагент, если не сможет найти стремянку…

– Ладно, поехали. Что-то еще ничего не было, а я уже устал.

– После Дня народного единства всегда так, – сказал Ломакин, садясь в машину. – Здесь-то терпимо, а дома сейчас все в лежку, наверное. В едином порыве взяли – и упали.

– А сегодня нет, случайно, даты? У вас же их дофигища. Ну там День взятия Бастилии, или хотя бы покорения Крыма, или чего еще вы завоевали?.. Я бы отметил. Чуть-чуть. Строго для профилактики кишечных инфекций.

– Спроси у Яндекса. Или тебе по должности не положено?

– День военного разведчика вам подойдет? – предложил Леха, устраиваясь сзади с пилой на коленях.

– Серьезно?!

– Ну да. В России – День военного разведчика. Я смотрел календарь и случайно заметил. А завтра будет еще лучше!

– Куда уж лучше… И так нет повода не выпить.

– Минутку… – Леха достал планшет. – Вот, докладываю. Завтра – Международный день предотвращения эксплуатации окружающей среды во время войны и вооруженных конфликтов!

– Ё-моё… Да это… Это просто праздник какой-то! – сказал Вася.

Танкодром был как танкодром: всё перепахано, и в отдалении, на самой границе видимости, разбросаны бурые мертвые туши мишеней – ржавые БТРы без колес. Дальше начиналась привычная уже лесостепь, здесь играющая роль национального парка.

Трейлер с ящиком стоял на площадке перед трибуной. Давешние солдатики изображали оцепление. Вокруг сновал с неясными целями контрразведывательный народ, делая вид, будто очень занят.

Вася уверенно подогнал джип вплотную к оцеплению. Некоторое время он командным голосом покрикивал из окна, пытаясь найти ответственного за коды распознавания, потом в сердцах плюнул и ушел на КПП.

– Лестницу, лестницу проконтролируй! – крикнул Ломакин ему в спину. И добавил негромко. – Ваше сиятельство, хе-хе…

– Я думал, Тёмкин шутит, – сказал Леха.

– Ну что ты. Наш друг Бэзил Ндоу происходит из такой семьи, что закачаешься. Он племенной вождь и особа, приближенная к королю народа венда. И его старший товарищ Бука тоже не пальцем деланный. Они тут все… Непростые ребята. Думаешь, Нельсон Мандела был из простых? Ха-ха…

Ломакин осекся. Леха проследил его взгляд.

С трибуны спускалась девушка в хаки с погонами сержанта. Не спеша, чуть поворачивая голову из стороны в сторону и будто принюхиваясь. Форма сидела на сержанте свободно, даже немного мешковато, но этим только подчеркивала, насколько всё ладно скроено под одеждой. Безупречное, эталонное сложение и… нечеловеческая грация. Девушка не шагала по ступенькам, а сбегала вниз одним длинным непрерывным движением прирожденного хищника. И весело помахивала отсутствующим хвостом. Леха просто не смог бы описать это иначе.

Глаза девушки скрывались в тени надвинутого козырька, Леха видел только, как едва заметно трепещут крылья прелестного носика и легонько скалятся белоснежные зубки, но дурно ему стало от этого зрелища сразу и всерьез. Он вдруг испугался, что девица сейчас подойдет к машине, уставится прямо в душу, принюхается… И?.. Лизнет его в щеку? Или одним движением изящной маленькой ручки отправит в нокаут, а дальше за секунду перегрызет горло?..

Какие у нее глаза? Должны быть карие. Очень спокойные, бесконечно мудрые, немного усталые карие глаза…

– Ты чего не дышишь? – озабоченно спросил Ломакин, оборачиваясь назад. – Леш! Але! Влюбился?

– А? Не-не-не… – прохрипел Леха и начал дышать.

Девица спустилась наконец с трибуны, всё тем же танцующе-текучим шагом подошла к джипу и уставилась, слава богу, не на Леху, а на пилота. Снова потянула воздух носом и легонько задрала губу в собачьей полуулыбке. Никаких сомнений: она Ломакина узнала.

Молодая, на вид лет шестнадцати, латиноска, очень смуглая. Тонкая, легкая, невероятно сильная и резкая. Да, карие глаза. Именно такие, как Леха ожидал, всё понимающие глаза существа, которое без раздумий убьет за тебя и отдаст свою жизнь, защищая тебя… или возьмет твою жизнь, если будет приказ.

Уму непостижимо, но перед машиной стояла и весело скалилась живая, настоящая, обаятельная до потери инстинкта самосохранения – бери и женись, – эскобарская гончая.

– Комо эстас, бонита? – спросил Ломакин.

Девушка рассмеялась, совсем по-человечески. Повернулась к Лехе, наградила его оценивающим взглядом, под которым молодой человек растекся в окончательную манную кашу, – и ушла.

Помахивая хвостом.

– Вот тебе и комо эстас, – буркнул Ломакин. – А я ее шоколадом кормил. А с другой стороны, чего я хотел. Она при исполнении. Команды радоваться не было.

– Я… – начал Леха. И задумался.

– Ты. Ну?

– Говорили, что эскобарский спецназ не определяется на взгляд. А эта… Ее же видно. Даже слишком.

– А она – как наша «Избушка». Тоже прототип. Повезло бедняжке, что не утилизировали. Все сливают отстой в Африку задешево, Сан-Эскобар не исключение… Я ее совсем девчонкой помню. Сейчас ей, наверное, лет двадцать. Странно, что она не в свите Буки. Или вперед послали – видел, трибуну обнюхивала?.. А может, Бука сам побаивается. Кстати, ее вполне могли подарить, и даже не ему, а, допустим, сыну на день рождения. Хороший такой презент, совершенно в эскобарском духе, и попробуй откажись. И тогда Бука точно боится. Кто знает, как ее программировали. В этой маленькой головке могут сидеть две-три разных личности. Одна сосет как пылесос, другая жрет «зеленых беретов» на завтрак, а третья скачивает у тебя секретные документы…

Леха насупился. Почему-то его кольнуло циничное «сосет». Казалось бы, речь об искусственно выведенном существе, у которого наверняка руки в крови по локоть буквально, а всё равно – кольнуло.

– Это ты еще не видел, какие у них гейши, – сказал Ломакин, словно прочитав его мысли. – Теперь ясно, почему Сан-Эскобар должен быть разрушен?.. Так, полезли. Давай инструмент.

Появился Вася, в руке у него была бумажка с кодами. Следом за Васей шел солдат с длиннющей алюминиевой стремянкой.

– Знакомьтесь, это Джеймс, – сказал Вася. – Фамилия подкачала, но лестницы ворует, как настоящий Бонд!

Директор Народной Республики Лимпопо Владимир Илич Бука прибыл на таком диковинном автомобиле, что Леха полез в планшет – интересно ведь. И не пожалел. Чем прославился «легендарный сто сороковой кузов», было не очень понятно, зато словосочетание «Путин-Пульман» сразу всё объясняло. Этот бронированный «Mercedes S600 Pullmann» мог считаться легендой хотя бы потому, что никогда и никуда не приехал вовремя – его знаменитый первый владелец умудрился опоздать даже на встречу с английской королевой. Как сказал бы Негр Вася: «Мог себе позволить».

Следом прикатило сколько-то «Мерседесов» попроще, в окружении целой банды шустрых «Бэджеров», включая пару машин с зенитными модулями. БМП сразу рассредоточились вокруг места показа, заняв фактически круговую оборону. Леха мысленно пожал плечами. Эффектно, конечно, но насколько эффективно? Вздумай он убить Директора Буку, жахнул бы из-за реки каким-нибудь допотопным «Градом»… Ах, да, забыл, нет здесь систем залпового огня, не положено такое оружие неграм, а то вдруг устроят геноцид мирного населения, как они это любят. Ну, из пушек тогда. Тёмкин говорил – пара батарей? Нормально, хватит. Вон, в лесочке посадить корректировщика, бабах – и порядок. Или дело в том, что хотя Директор Бука всем до чертиков надоел, это как бы личное, а накрывать фугасками его администрацию – дурной тон? Тем более, если все кругом – вожди племен, короли малых народов и особы, приближенные к королям. Ненароком ухлопаешь своих же родственников, некрасиво может получиться… Надо будет при случае Васю расспросить, как у них такие вопросы решаются.

Тем временем Директор Бука, импозантный толстячок лет пятидесяти в полковничьем мундире, слегка перекошенном под тяжестью орденов и медалей, выстроил руководство учебного центра и закатил ему разнос на северном сото. Переводчик в планшете нес какой-то бред, но что Директор недоволен, было и так понятно. Вася откровенно хихикал. И даже разок толкнул Леху локтем в бок: во дает! Леха на всякий случай кивнул. Наругавшись всласть, Бука дал отмашку, господа офицеры бросились врассыпную, а сам Директор в сопровождении расфуфыренной свиты – золотое шитье килограммами и аксельбанты километрами, – направился к московскому гостю.

Это просто заказчик, сказал себе Леха.

– Расслабься, для тебя это просто клиент, – шепнул Вася. – Работаем… Ваше высокопревосходительство, господин Директор, разрешите представить – наш друг из России, эксперт концерна «Рособоронтех» Алексей Филимонов!

Леха отвесил церемонный поклон, и пока разгибался, Директор уже поймал его за руку.

– Очень рад, очень рад… Видали, как я их, а?

– Блистательно, – сказал Вася. – Талант у тебя.

– Потрясающе, – согласился Леха.

– Они между собой болтали, что я идиот, – доверительно сообщил Бука, заглядывая Лехе в глаза. – И думали, мне никто не доложит. Большая ошибка. А я приехал и реально повел себя с ними, как идиот! Понимаете?

Взгляд у Буки был острый и требовательный. Поди такого не пойми. Леха кивнул.

– Очень интересно, что они теперь будут делать! Правда?

– Копать будут, что им еще остается, – сказал Вася. – Погоди, я объясню нашему юному другу… Директор возмутился состоянием танкодрома. Почему такой бардак, всюду ямы и канавы? Что за лунный пейзаж? Директор потребовал, чтобы в недельный срок танкодром был совершенно гладкий. И никакой техники, ее надо беречь. Пусть меняют ландшафт вручную.

– Потрясающе, – повторил Леха.

– По-моему, смешно получилось, – сказал Бука, продолжая сверлить Леху маленькими острыми глазками. – Не правда ли?

Очень захотелось, чтобы рядом стоял Ломакин. Но пилот уже полчаса как залез на ящик, выпилил в нем дырку, спустился в машину, доложил, что «Избушка» прекрасно себя чувствует, и затаился.

– Хватит запугивать парня! – вмешался Вася. – Ты что, не видишь, он уже еле дышит!

Бука запрокинул голову и разразился смехом.

Позади радостно гоготала свита.

Леха улыбался. Это просто такая работа, твердил он про себя, просто работа. Чего я вообще… Нервничаю.

Отсмеявшись, Бука обернулся к ящику.

– А что здесь написано?

Леха замялся. Он ко всему был готов, но как-то не ждал такого простого вопроса.

Ну действительно, у тебя там написано черти что двухметровыми буквами, а ты не готов. Нормальное дело.

– Это такая руна, – небрежно бросил Вася. – На удачу. Русские – потомки викингов, ты не знал?

– Интересно. А мне сказали, это fuck. Я уже было обрадовался… Обманули?

– Если быть точным, это prick, – глазом не моргнув, сообщил Вася. – Но в данном контексте означает fuck you. И еще это руна на удачу. Так что можешь радоваться два раза. Или даже три!

Бука снова захохотал и хлопнул Васю по плечу.

– Вот за что тебя люблю, Бэзил, – с тобой не соскучишься. Ну… Показывайте.

– Слышь, чувак, не спи, замерзнешь! – прошипел Вася по-русски. – Работай, мать твою!

Леха сделал глубокий вдох – и сказал:

– Поехали.

И начал работать.

Стараясь лишний раз не встретиться с Букой взглядом, он кивнул ему, подошел к ящику и постучал в стену. После чего быстро отступил назад и заказчика отвел подальше, деликатно прихватив за плечо. Директор послушался, и Лехе стало легче. Если клиент позволяет себя трогать и идет за тобой, это хорошее начало.

Машина проломила крышку ящика и выглянула из деревянной коробки, как живая. Увидев на железной морде «Избушки» смайл, Леха на долю секунды опять потерял самообладание, но оценил реакцию публики, – а та визжала, как младшая группа детского сада, к которой пришел Дед Мороз, и больше всех радовался Директор Бука, – и поверил: кажется, мы всё делаем правильно.

Машина встала в полный рост. Чуть повела башней вправо-влево, словно плечи размяла – это Ломакин нарочно усиливал эффект, готовил публику к тому, что сейчас будет, – и мощным пинком выбила торец ящика. Бабах! Вынесла его к чертям, только доски полетели. Толпа взвыла от восторга. А шагоход, сдержанно лязгая, негромко жужжа и выразительно пыхтя, спустился с танковоза. Машина двигалась на аккумуляторах, чтобы никакого дизельного «тыр-тыр-тыр», – только чистый звук работы гидравлики и сервоприводов. В департаменте это называли «наше фирменное звучание, от которого у клиента раскрываются чакры и кошелек». У Буки пока что рот приоткрылся – ну, тоже неплохо.

Все-таки, сколько ни смотри на боевую технику в записи, по-настоящему она впечатляет лишь при непосредственном контакте. Но тогда уж пробирает до глубины души. Главное – сделать так, чтобы машина выглядела живой, превратилась в железного зверя, самостоятельного, но послушного воле хозяина. И клиент – влюбится.

«Избушка» подошла к заказчику и учтиво поклонилась. Свита Директора разразилась аплодисментами. Сам Бука с явной неохотой поднял ладонь, призывая к порядку. Трудно быть взрослым, когда хочется прыгать и кричать от радости.

Машина присела, из башни вылез Ломакин и мигом сбежал вниз по десантным скобам на стальной ноге, будто не замечая этих ступенек, – тоже часть спектакля, продуманная заранее. Всё должно выглядеть естественно, красиво, легко.

– Мы с вами не встречались раньше? – спросил Бука пилота.

– Вы тогда служили в другой армии, – ответил Ломакин.

– Вы тоже! – сказал Бука и захохотал.

Да чего он ржет всё время, надоел уже, подумал Леха.

– О’кей, что я должен знать про эту штуку?

Ломакин оглянулся на «Бэджеры», ощетинившиеся стволами в разные стороны.

– Она в одиночку уничтожит всё, что тут есть, и попросит еще.

Леха чуть не подавился. Кто полчаса назад говорил: «Это не война, а порнография»?! Алло, товарищ пилот!

– Если взять ту группу, что стоит у вас под навесами, она и с ней справится, – добавил Ломакин, вгоняя Леху в окончательный ступор. – Не убьет, но совершенно испортит, заставит остановиться. Ей как раз хватит боекомплекта на это. А ракетами она посбивает беспилотники. Если их успеют поднять, конечно.

– Хорошая вещь… – протянул Бука, что-то считая в уме.

– Единственная в мире, второй такой нет, – сказал Ломакин с затаенной тоской в голосе.

– Почему ее не пустили в серию?

Ломакин толкнул Леху.

– Давайте спросим эксперта. Это они решают, а я просто солдат.

– Оверкилл. И быстрый расход боекомплекта. Думаю, вы узнали башню, это «Тунгуска»… Эс-эй-найнтин «Гризон», – поправился Леха, но Бука уже кивнул. – Зенитка не предназначена для длительного боя с наземной техникой. И башня слишком тяжелая, она ограничивает подвижность шасси, в ней много лишнего оборудования…

– Лишнего для машины, которая работает в группе, – окончил фразу за него Бука. – Для одиночки – совсем нет… Слушайте, почему я хвалю эту штуку? Ха-ха! Теперь давайте, хвалите вы.

Он снова буравил своими острыми глазками, но теперь во взгляде было уважение. И понимание. Да, пожалуй, ты настоящий полковник, подумал Леха.

За следующие десять минут Бука, которого маркетолог хотел влюбить в машину, совершенно влюбил маркетолога в себя. Настоящий полковник задавал настолько точные и дельные вопросы, что Леха вспотел, но ни разу не сбился. Он всегда знал, как ответить, – Бука не спрашивал ерунды, способной поставить в тупик. Буку интересовало боевое применение в конкретных обстоятельствах, маневренность в конкретных условиях, живучесть при конкретных повреждениях. Единственное, чего он не сделал, – не полез сам на башню, зато Леху туда сгонял дважды. И инструкцию от машины прибрал к рукам.