Обезличенность. Книга первая

Однако, большой пласт специалистов работал и продолжает работать над имплантами второго поколения, с более развитой логикой, которые могут подстраиваться под тип и силу импульса. Именно такой человек нам нужен, чтобы просто понимать, как подружить две механики. По сути, имплант в роли переходника, если так угодно.

Спустя пару недель, пока мы работали над программной архитектурой, наш запрос был выполнен в гораздо большей мере. В соседнем кабинете расположился молодой парень, с наполовину выбритой головой и фиолетово-золотыми зачёсанными набок волосами. На правой руке татуировка-рукав, нет, не новомодная, а в духе старой школы, на которой был изображён Франкенштейн. На другой руке расположилось изображение кельтского креста с множеством завитков. В общем, ничего общего с биологией и функцией мозга. Вторым человеком стал немец Гюнтер, он прекрасно говорил по русски, хвастался, что вернулся на родину, мол, его бабушка немка. Он тоже имел интересный вкус во внешнем виде. Пока мы пробовали делать из себя строгих дядек за компьютерами, они спокойно обменивались опытом по поводу татуировок, пирсинга и различных новомодных течений. Третьим членом стал некто "Фараон" – он обладал огромным опытом работы с имплантами различных типов. Где нашли его – неизвестно, о себе не рассказывал. Он, безусловно, с нами общался, но появлялся в исключительных случаях и всегда на вертолёте. Носил маску и белый халат, никогда их на работе не снимал.

– О, смотри, – обратил моё внимание Витька, – снова Фараон объявился. Думается мне, скоро мы получим, что просили.

– Слушай, а откуда он? – поинтересовался я.

– Не знаю, поговаривали, что его нашли через знакомых на чёрном рынке.

– Хм, я бы в это не поверил, – сказал Мишка, подойдя к нам, – зачем людям оттуда работать тут, да ещё и в белую?

– Не думаю, что он работает, как ты сказал, в белую. Мне кажется, тут не всё так чисто, – я сплюнул, выкинул окурок и отправился к ним в кабинет. Я занял на время место Макса, поэтому имел право справиться, как идут дела.

Не спеша открыв дверь кабинета нейробиологов, вошёл внутрь.

– Добрый день, Кит, – поприветствовал меня Фараон, – решил узнать, как наши дела?

– Да, захотел узнать, как вы тут, всего ли хватает, материалов, да даже если не хватает минералки, то обращайтесь, буду рад вам помочь.

– Кит, – обратился ко мне парень с причёской в цветах Лейкерс, – нам нужно нейроволокно, у нас запасы заканчиваются, а чтобы подружить робота и волокно в размерах человеческого мозга, запасов нам хватит комплекта на три, – сказал он.

– Хорошо, – я замялся.

– Чип, у нас не было времени познакомиться толком, занимаюсь разработкой передатчика, – представился он.

– Спасибо, Чип, будет вам волокно, – я достал записную книжку.

– Кит, у тебя есть какие-то проблемы с памятью? – настороженно спросил Фараон.

– Нет, просто столько дел, необходимо всё держать в голове, – бойко отозвался я.

– Боюсь, у тебя упало давление, присядь-ка, – он пододвинул мне кресло на колёсиках.

К слову, с утра мне действительно было нехорошо, и периодически голова выходила на орбиту Марса, не спрашивая меня об этом. Поэтому я присел.

– Спасибо, Фараон.

– Пока не за что, – сказал он, подойдя к своему шкафчику и достал оттуда какой-то шприц.

– Ладно, я вроде отсиделся, мне пора, – я засобирался, но он кивнул, и его ребята, резко вцепившись в меня, пододвинули к его столу.

– Укол может быть болезненным, но я за это прошу прощения, – с этими словами он ввел мне содержимое в шею.

– Эй, зачем?! – я снова попробовал вырваться, – Я доложу Сергею Павловичу!

– Посиди и подожди, – попросил меня Фараон уже спокойным голосом.

Прошло минуты четыре, когда он внезапно задал мне серию вопросов в духе гестапо:

– Когда родился? Месяц год!

– Ноябрь двухтысячного.

– Где ты был три дня назад и что ел на обед?

– Сначала я встал, выпил кофе, погладил кота, подумав, что ему без меня дома скучно, затем пошёл в комнату, где нашёл носки, один из которых оказался дырявый, и с мыслями, что нужно ещё доукомплектовать гардероб, я отправился одеваться к работе. По пути на работу меня окатил из лужи какой-то козёл, старый лысый дядька в мерседесе, на работе я выпил кофе, писал код до обеда, потом съел борщ в кафетерии, после этого снова писал структуру, затем отправился домой, где играл с котом, пил пиво и смотрел футбол, – бойко ответил я, не задумываясь.

– Вот теперь можешь говорить спасибо, Кит, – спокойно ответил он.

– Ого, что это было?!

– Это имплант усиления памяти, он ускоряет обменный процесс между зонами кратковременной и долговременной памяти. В отличие от других имплантов он безопасен, поскольку нейроволокно у него сверхпроводимое. Именно такое нам и нужно. Сейчас связи ещё укрепятся, и ты обретёшь такую память, о которой мечтать не мог. Только минус: из такой памяти уже ничего не забудешь.

– А вспомнить что-то реально?

– Что-то да, например сильнейшие потрясения из жизни, а что-то нет, ведь оно давно уже покинуло твой мозг за ненадобностью, – ответил Фараон.

– Воу. А сколько укрепляются связи?

– Смотри, чем дольше, тем больше связей будет воссоздано в мозге, то есть, по сути – имплант создаст вечные нейронные связи. Они не подвержены старению, не подвержены ничему, они просто будут, после чего по лимиту создания связей имплант саморассосется. А связи останутся. Это моя личная разработка, – козырнул он.

– Охренеть, – я только и смог выдавить из себя.

– А теперь думаю, тебе стоит попить воды с сахаром, глюкоза – основное топливо для мозга, а чтобы держать связи, она тебе нужна, так что – сладкий чай – твой друг. Причём, это не зависит от импланта, а просто, чтобы ты себя лучше чувствовал, когда запишешь что-то неприятное на подкорку.

– Спасибо, ладно, ребята, я вас понял.

Я отправился к себе в кабинет и оформил запрос на закупку. Думается, вскоре мы достигнем определённого уровня прорыва.

– Кит, а зачем нам тогда роботы, если архитектуру можно выстроить на базе нейроволокна? – спросил Витька, когда я откинулся в кресле.

– Робот способен на сбор информации, а волокно – это проводник, в нём нет логики. Нам нужно обработать сложные совокупности импульсов. Конечно, можно использовать и робота, и волокно, только ты забыл, что они имеют малую мощность.

– Интересно и верно мыслишь. Осталось подождать, когда Макс с отцом вернутся.

– Это точно, думаю, что наши наработки по свёртке сигнала и его кодировка, вкупе с работой ребят за стенкой, могут помочь многим людям.

– Первый шаг всегда сложен, ибо неизвестен, – сказал Витя.

– Именно.

Я не стал рассказывать ребятам про имплант памяти, который мне ввёл фараон, думаю, эта информация им ни к чему. Но мы застопорились в том, как свёртывать сигнал.

Перехват импульса и его отправка на передачу, хорошо. Но концепция, предложенная мной, слишком проста, невозможно уместить столько информации в ограниченный разрядами сигнал. Придётся делать адаптивную систему с возможностью обрабатывать сигналы в различных форматах…

– Хей, Ник, я с Чипом иду перекусить, ты с нами? – спросил Гюнтер.

– Да, заодно переговорим. Вопросы есть, а вашего шефа я напрягать ими не хочу, боюсь, он подумает, что они не стоят такого пристального внимания с его стороны, – ответил я ему.

– О'кей, пошли. Мы хотим японской еды.

– Я не прочь. Витёк, пойдём, поедим?

– Давай, умираю с голоду.

С этим мы вышли из кабинета. Вообще, может, мне и стоило пойти одному, только ну их к чёрту с их экспериментами, ведь ненароком ещё какой-нибудь имплант засадят. Поэтому, лучше взять с собой кого-нибудь.

Мы вышли на улицу, смрад нагревшегося асфальта ударил в нос раскалённым запахом битума, где-то рядом зашумела упавшая от ветра пустая бутылка. Ничего не меняется, такими темпами скоро на звезде Спасской башни будет висеть пакет из пятерочкоподобного магазина. В отличие от Макса, Чип водил Теслу синего цвета.

Экология и технологии, очередная веха прогресса, хотя люди до сих пор любят моторы, топливом для которых служат различные жидкости нефтяного происхождения. Кажется, готовится ракета на ионных носителях, для передвижения в вакууме, писали на каком-то портале. Мы мерно катились в сторону Нагатинского затона, где теперь располагался азиатский квартал с кучей забегаловок. Остановились возле кафе "Дом-Удон". Хозяином был низкорослый японец, который, узнав Чипа, проводил нас в отдельную ложу. В углу стоял большой аквариум с красными карпами, двери ложи были выполнены традиционными раздвижными с бумажными вставками, есть предполагалось сидя на подушках за низким столом. Мы быстро заказали еду. Пару лет назад сегрегация достигла невиданных темпов, все нации перемешались. Раньше мы думали, что узбеки и таджики организуют свои общины, а по факту вышло иначе. В каждом мегаполисе произошёл глобальный культурный сдвиг, приведший к миграции людей из различных стран. Глобальные корпорации, появившиеся в двадцать втором году, за пару лет начали конкурировать с правительствами и пилить мир, как им угодно, согласно своим интересам. К слову, в филиале одной из таких мы и работаем. Нельзя сказать, что массовые единовременные переезды людей не оставили следа на карте мира, но к нынешнему времени всё устаканилось.

Я задумался, ведь на одной чаше весов посёлок и дом, где даже и интернета толком нет, а на другой – мегаполис, превратившийся в межнациональную свалку, культурную в том числе. Вот они – колориты современной России в две тысячи двадцатых годах.

– Итак, – начал Гюнтер, – Кит, ты хотел нас о чём-то спросить?

– Да, вы как наиболее приближённые люди, сможете помочь мне с Виктором разработать кодировку для данных?

– Это будет очень сложно, если не невозможно, – начал Чип, – Как ты это представляешь?

– Представит человек чёрный квадрат, к примеру. А мы снимаем, какие импульсы проходят у него в голове, обрабатываем, и этот квадрат появляется при помощи устройства в пространстве. Как-то так.

– Если вы и правда хотите транслировать что-то из мозга человека, то вам стоит держаться Фараона. Для того, чтобы вывести даже просто чёрный квадрат, точку, изображение полового органа… Что угодно, недостаточно понимать, какие импульсы проходят, каждый человек будет для этого задействовать различные участки мозга.

– Даже если вы однояйцевые близнецы, – добавил Гюнтер.

– Чёрт. И каковы ваши предположения?

– Фараон, – ответил Чип.

– Что Фараон? – переспросил Витька.

– Смотри, он умеет уже сейчас работать с любым мозгом. В общем, чтобы вводить импланты, которые действуют не на спинной мозг, тоже нужны схожие механики, а он умеет это делать. Думаю, вряд ли он откажет вам в помощи.

– А в чём его интерес? – спросил я.

– Я не знаю, но насколько могу судить, ему необходимо легализоваться, а это возможно только при наличии больших денежных сумм, так что сейчас он их зарабатывает, – объяснил Гюнтер.

– Ведь он много где в розыске, а наша контора взяла его под крыло, – добавил Чип.

– Судя по всему, не зря взяли под крыло, раз он настолько гениален, – ответил я.

– А может быть, пожрём? – спросил Витя.

– Да, само собой, здесь сакэ – высший пилотаж. Просто что-то, – добавил Чип и заказал каждому по стопке.

– Ухх, прям… Красиво-то как! – восхитился Витёк принесённой едой, да, всё время разговора мы сидели голодные и холодные. Но все заказали различные вариации мисо, супа и лапши. Роллы оставили девочкам, ведь нам ещё работать, а значит, нужно плотно пообедать.

Мы выпили, поели и вернулись на работу. Интересно всё-таки, каким образом Фараон разгадал тайну мозга?… При случае – спрошу его обязательно. Хотя, думаю, всё равно не пойму, для этого нужно изучать само строение мозга, а это мне не дано. Я обучен другому.

Оставшееся время мы пытались изобразить подобие сложной системы обработки. Вообще, трудно разрабатывать что-то, когда нет параметров всех компонентов системы. Путём довольно методичных проб и таких же ошибок, мы пытались вывести нечто обобщённое, только усилия наши бесполезны, ибо каждый человек будет размышлять собственными величинами.

– Эй, ты на часы-то смотрел? – спросил Витька.

– А чего с ними не так?

– Так уже время к десяти подползает. Может, ну их в задницу, эти опыты? Завтра со свежей головой продолжим?

– Думаю, ты прав, валим.

В двадцать четвёртом году метро перенесли из-под земли. Казалось бы, шутка больного воображения, но расслоение населения достигло своего пика, и в то время, как одни жили в огороженных жилых комплексах, всвязи с повышением этажности застройки, бюджетные квартиры практически изжили себя. Теперь бюджетным жильём назывались квартиры на этажах с первого по пятый, поскольку на уровне второго-третьего проходили новые ветки надземного метро. По сути, те клочки земли, которые занимали подземные станции и их входы-выходы, теперь активно застраивались со сносом сопутствующих построек. Метро подземное начало считать дни до его исчезновения, хотя безусловно, в том же центре города его планировали сохранить. Это было бы невозможно без привлечения гигантских транснациональных корпораций. Вообще, как я упоминал ранее, власть начала носить символический характер. Я говорю не о пожарных, медиках, полицейских и прочих, а именно о градостроительной её части. За взятку можно вырубить парк и заложить огромный фундамент жилой башни, какая, к слову строится в районе Соколиной горы, там же на ВДНХ, и ещё в паре районов. Подобные проекты уже реализовывались в Нью-Йорке, Токио, Лос-Анджелесе. По площади и глубине заложения эти башни уделывали Бурдж-Халифу. Шутка ли, почти весь громадный парк укатали в монолитный бетон, насколько высоким будет это здание – остаётся только гадать, но я уверен, что там внутри будет город в городе. "Вверх к небу" – новый слоган градостроительной политики города Москва.

Я вышел из метро и направился в сторону дома, неоновые вывески в духе шестидесятых зазывали уставших рабочих в бары, ресторанчики, бордели… Вообще, расслоение общества стало бичом не только в России, мы просто переняли опыт, и не более того, одни живут за оградой, другие – в крохотных квартирах, как и раньше.

Кстати о птичках, поскольку я упомянул про бордели, думаю, стоит ответить на немой вопрос. Их открыли пару лет назад, очень большой пласт рабочих ушёл работать на полулегальные схемы, или же, де-юре, они стали ИП. Соответственно, налогов стало меньше, их, было, пытались поднять, но после пары бунтов и массовых беспорядков всё вернулось на круги своя. Тогда они сделали манёвр, разрешив проституцию, полностью её узаконив, но обложив конскими налогами и обязательной страховкой клиента и самой, собственно, ночной бабочки.

Проходя мимо одного из таких заведений, я на голограмме увидел девицу, да не кого-нибудь, а Галочку, с которой мы учились. Многие хотели заглянуть ей под капот, однако, это удалось какому-то скауту из модельного агентства. Почему агентства? Вотермарка также транслировалась на изображении. Эта реклама – ростовая кукла, только не настоящая, но до боли знакомая. Что же это выходит, покорила Москву-таки? Я встал напротив нее и ухмыльнулся.

Холодный синий свет залил пачку мальборо, которую я достал из кармана, закуривая. Горький дым табака быстро добрался до лёгких и вышел назад облачком синеватого дыма, который растворился во мраке ночного города. Я пошёл дальше, до дома оставалось пройти пару десятков метров, но остановился, обернувшись. Дом Макса находился на условной возвышенности, с которой мне предстала грандиозная картина огромных строек. Весь город перекраивался почти на глазах, от той Москвы, что мы знали и помним, вскоре не останется и следа. Вот вам и тапок прогресса на голову истории. Он прибил её как таракана, за ненадобностью. Я бросил окурок и зашёл в дом.

В квартире кот меня не встречал, странно почему.

– Васька! Хвост! Ты где? – спросил я звенящую пустоту квартиры.

– Кит, – раздался знакомый голос из комнаты, – Не включай свет, проходи в комнату и задавай вопросы. Сегодня я отвечу на всё, что ты хочешь знать, без секретов.

Я зашёл в большую комнату и в кресле увидел Фараона, Васька же урчал у него на руках. Он включил торшер, отчего комната наполнилась тусклым светом. Я в темноте нащупал диван и сел. Диван отвратительно скрипнул.

– Кожа, люблю качественную мебель. Итак, – продолжил Фараон, – ребята сказали, у тебя есть вопросы. Задавай.

– О'кей, я, если честно, не знаю с чего начать, – заговорил я, – можно затрагивать любые темы?

– Да, любые. Начинай, времени у нас не так много, – он достал сигару и закурил, – Пока я её курю, расскажу тебе всё, что хочешь, а дальше – только то, что захочу, и только на работе.

– Хорошо. Первое. Как ты сюда попал?

Он посмотрел на окно, затем медленно перевёл взгляд на меня.

–Современные замки – от честного человека.

–Кто ты и откуда? Как получил прозвище Фараон?

– Фараон я получил за то, что меня хоронили, а я как таракан выживал и приспосабливался. Сам я русский, родился в Брянске, потом долго работал в Москве. Начинал и НИИ Трансплантологии, – он сделал затяжку.

– Откуда узнал про импланты, как получил такой опыт?

– По работе занесло в один из военных проектов. Как раз были опытные испытания на провинившихся солдатах. Оттуда и первый опыт, затем ушёл из НИИ на вольные хлеба, в Штаты, в лабораторию, где делал сверхлюдей из черномазых рабов.

– Каким образом можно обучить машину понимать мозг конкретного человека?

– Сними импульсы, ты же сам знаешь, – ответил он более настороженно, чем обычно.

– А если сделать что-то универсальное? Чтобы можно было это расширить для любого человека?

– Вроде бы, ты – программист, а про нейросети говорить тебе должен я. Обучи её нескольким стандартным значениям, зашей то, что тебе нужно, и радуйся жизни. Ведь они ещё в конце десятых годов могли подставить лицо или голову любой знаменитости к видео, где кто-то кого-то сношает. Хотя и не все эти видео были таковыми, – он затянулся и выпустил клуб дыма.

– Какой твой интерес в помощи нам? Ведь знаний у тебя в разы больше, чем у любого из нас.

– Когда запретили исследования с имплантами, я смог выкрасть пару экземпляров. Импланты для восстановления нервной проводимости. У меня была женщина, которая по вине одного кретина попала в аварию и лишилась возможности ходить. Импланты с лихвой заменили ей её собственные нервы. Об этом стало известно, и на меня объявили охоту. Когда на меня вышли, я долго работал на Ближнем Востоке, делая то, что умею. Один шейх предоставил мне даже возможность исследовательской деятельности, собственно, поэтому у меня и есть наработки и запас.

– Девушка жива?

– Умерла. Первое поколение имплантов очень сильно изнашивало тело. От чего умерла – говорить не буду.

После его ответа в дверь кто-то настойчиво позвонил…

– Я открою, может быть, Макс вернулся.

– Конечно, – он затушил сигару.

Я пошёл к двери, в которую кто-то настойчиво стучал, кот уже выбежал со мной.