Такое тайное послание получил и В. И. Шемячич. Переходя на сторону Москвы, Северские князья делались владетельными и приобретали сильного защитника в лице Московского князя.
В официальных переговорах Москвы с Литвой переход Северских князей Шемячича и Можайского в московское подданство мотивировался гонениями за православную веру, которые они терпели в Литве.
По уговору Московский князь послал во владения Шемячича свои войска. Шемячич явился к ним, и уже после этого Иван отправил сказать великому князю Литовскому, чтобы он не вступался более в отчину Шемячича, так как последний переходит на московскую службу.
Литовцы не хотели отказаться от отчин князей, перешедших на сторону Москвы, и вели долгие переговоры, не признавая переход законным.
Не зная, как удержать пограничных князей, Литовский великий князь не терял надежды вернуть их себе. Он слал к ним своих агентов и действовал с помощью Крымского хана.
В одном из своих посланий он просил передать Шемячичу, что если он перейдет в литовскую службу, то король даст ему еще более того, что у него есть теперь, особенно по завоевании Москвы.
Московские князья хорошо знали литовские интриги и, как могли, удерживали князей. Они окружали их шпионами, старались возбудить их патриотизм, поощряли их вражду к пограничным литовским князьям и поддерживали их войны.
Чаще всего они добивались своего, и тот же князь Шемячич оказал большое содействие Москве в завоеваниях литовских земель. Более того, с времени присяги Московскому государю в 1500-м году он беспрерывно воевал против Литвы.
Когда Василии III возобновил войну с Литвой, Шемячичу велено было идти на помощь Глинскому, перешедшему на сторону Василия III и ожесточенно мстившему королю Сигизмунду за личные обиды.
Войска Глинского и Шемячича стояли две недели под Минском в ожидании помощи от великого князя, но получили приказание идти осаждать Оршу. По дороге они взяли Друцк и под Оршей соединились с князем Щеней, пришедшим с новгородской ратью. Ссоры московских воевод помешали взятию Орши, и с приближением короля русские войска отступили.
Поручив Шемячичу и Стародубскому оберегать окраины, Василий III заключил с королем Сигизмундом в 1508-м году мир, по которому утверждались за Россией ее завоевания и земли перебежчиков.
В 1511 году снова началась война, и Северские князья воевали не только с Литвой, но и с татарами, нападавшими по соглашению с королем на южные русские пределы.
В 1518 году несколько отрядов крымских татар напало на Путивльские земли, но были разбиты Шемячичем, за что последний получил в награду от великого князя Путивль. Тем не менее, несмотря на все значительные услуги, оказанные Северскими князьями Москве, они не пользовались доверием великого князя, помнившего их измены.
Московское правительство, стремившееся создать единое государство, пользовалось всеми способами для уничтожения уделов.
Не давая Северским князьям вести междоусобные войны, князь Московский поощрял их взаимные доносы, которые, в конце концов, и погубили обоих этих князей.
Еще при Иване III Можайский доносил на Шемячича. После его смерти этим неблагородным делом занялся его сын Василий Семенович. Шемячич несколько раз просил позволения у великого князя приехать в Москву оправдаться, но ему отвечали, что не следует этого делать «ради Государского и Земского дела».
В 1510 году Василий Семенович стал хвалиться, что «по его оговору Государь хочет положить опалу на Шемячича». Узнав о пущенной против него клевете, Шемячич просил великого князя прислать ему опасную грамоту, чтобы можно было без боязни приехать в Москву оправдаться.
Василий такую грамоту дал и заверил Шемячича в том, что он как он жаловал обоих князей, так и теперь жалует и нелюбви к ним не имеет.
Шемячич оправдался и снова был отпущен в свои владения. Однако Василий Семенович не успокоился и продолжал свои доносы. В 1517 году он вместе с князем Пронским прислал в Москву двух людей, которые якобы являлись свидетелями сношений Шемячича с Литвой.
Один из них был пленным в Литве и слышал там, что у Альбрехта Немировича, киевского наместника, был гонец от князя Василия Шемячича, который предлагал «королю служить».
Другой, человек Пронского, служивший когда-то Шемячичу и убежавший в Стародуб, показал, что «Шемячич ссылается с королем да с Альбрехтом Немировичем, да и из Литвы у него люди были от короля».
Великий князь послал к Шемячичу Шигону Поджогина и дьяка Ивана Телешева и приказал им сообщить Шемячичу, что он не верит доносам и просит его приехать в Москву «без всякого опаса».
14 августа 1518 года Шемячич приехал в Москву и на Успение обедал у митрополита вместе с великим князем.
Через несколько дней на княжеском дворе присланные Василием бояре допросили его. Шемячич оправдался. Великий князь сказал ему:
– Мы, как прежде нелепым речам не потакали, так и теперь не потакаем, а тебя, слугу своего, как прежде, так и теперь жалуем, и впредь жаловать хотим. Человек, который говорил на тебя нелепые речи, перед тобой головой».
Шемячич просил выдать ему и другого доносчика, однако великий князь ответил, что его выдать нельзя, так как «этот человек был в имении в Литве и слышал о тебе речи в Литве».
Шемячич был отпущен с честью в свое княжество, где спокойно властвовал еще пять лет. В 1523 году его снова позвали в Москву на суд.
Чувствуя неладное, он не хотел ехать, однако митрополит Даниил уверил его своим словом в безопасности, и Шемячич явился к великому князю.
Тот встретил его ласково, но через несколько дней приказал бросить его в темницу по обвинению в сношениях с Литвой. Поговаривали, что причиной ареста князя стало его письмо к киевскому наместнику, где он предлагал службу свою королю Сигизмунду.
Однако очень многие при дворе не верили в это обвинение. Как бы там не было, по улицам Москвы ходил юродивый с метлой и кричал:
– Время очистить государство от последнего сора!
В этих словах слышался призыв избавить великого князя от последнего удельного князя. И этот призыв был услышан, так как юродивые в то время выражали то, что думал народ.
За Шемячича попытался заступиться игумен Троицкий Порфирий. Воспользовавшись приездом великого князя в Троицкий монастырь на храмовой праздник, Порфирий смело сказал ему:
– Если ты приехал в храм Безначальной Троицы просить милости за грехи твои, будь сам милосерд над теми, которых гонишь ты безвинно. А если ты, стыдясь нас, станешь уверять, что они виноваты перед тобой, то отпусти по Христову Слову какие-нибудь малые динарии, если сам желаешь получить от Христа прощение многих талантов!
За эти слова Порфирий был изгнан из монастыря и посажен в тюрьму в оковах. Через некоторое время его выпустили, но сана не вернули.
Что же касается митрополита, то он одобрил поступок великого князя и говорил, что «Бог избавил Государя от запазушного врага».
При этом святой отец почему-то забывал, как сам в своей грамоте к Шемячичу обещал ему полную безопасность.
Василий Иванович Шемячич, последний удельный князь, умер в Москве заключенным в «набережной» палате 10 августа 1529 года. Место погребения его тела неизвестно.
Тайна рождения Ивана
Счастливой преемницей Соломонии стала дочь Василия Львовича Глинского из рода к тому времени уже обедневших земельных магнатов Польско-Литовского королевства.
21 января 1926 года митрополит Даниил венчал Василия Ивановича. Несмотря на широкие гулянья, народ принял княгиню Елену прохладно, а «заволжские старцы» объявили брак блудом».
Более того, народ сочувствовал ссыльной княгине, к которой сразу же началось самое настоящее паломничество. И именно поэтому Василий перевел бывшую супругу в суздальский Покровский монастырь, подальше от глаз людских и их сострадания.
Его увлечение молодой красавицей было настолько сильным, что в угоду ей он сбрил бороду. Что там говорить, это был поступок по тем временам небывалый. Сбрить бороду означало не только потерять святость, но и открыть дорогу всевозможным порокам. Не говоря уже о том, что «скобленое рыло» означало принадлежность к лицам нетрадиционной сексуальной ориентации.
Что же касается Елены, то она была стройной блондинкой, с точеными ногами и красивой грудью. И ничего удивительного в том, что ее так полюбил начинавший прозревать Василий, не было.
Согласно летописцу, великий князь «возлюбил ее лепоты ради лица и благообразия возраста, наипаче ж целомудрия ради». Оно и понятно, ведь «Елена соединяла в себе такие чары, каких Василий не мог найти ни у одной русской».
Василий жил с молодой женой, что называется, душа в душу. И только одно омрачало его существование: долгожданного наследника так и не было. Положение осложнялась еще и слухами о том, что у сосланной в Покровский монастырь Соломонии в конце лета 1926 года родился сын.
С приходом Елены даже самым знатным боярам пришлось потесниться, и знать затаила злобу. Ничего другого им не оставалось, поскольку о былой вольнице, когда при малейшем несогласии с государем можно было хлопнуть дверью и «отъехать» к более щедрому и покладистому удельному князю, теперь было можно только вспоминать.
Но надежда оставалась. Шло время, новая жена Василия не беременела, и недоброжелатели Елены уже предвкушали изгнание великой княгини в монастырь.
Но их надеждам не суждено было сбыться, и 25 августа, в день апостолов Варфоломея и Тита, 1530 года Елена подарила Василию наследника.
Великий князь был настолько счастлив, что даже не обратил внимания на страшные предзнаменования, какими было отмечено рождение будущего русского царя.
