Футбольные истории от Владимира Кулебы

В связи с чрезвычайным происшествием, имевшим место с футболистом сборной команды СССР Стрельцовым и рядом других спортсменов, Комиссия ЦК КПСС по вопросам идеологии, культуры и международных спортивных связей 20 июня 1958 года приняла постановление «О фактах аморального поведения среди отдельных спортсменов сборных команд СССР», в котором было отмечено, что моральное падение футболистов сборной команды СССР Стрельцова и других, наносит серьезный ущерб престижу советского спорта и дает пищу для антисоветской пропаганды за рубежом.

В настоящее время некоторые руководители общественных и спортивных организаций завода им. Лихачева стараются забыть эту оценку поведения Стрельцова, преуменьшить его вину, представляя тяжкое уголовное преступление, совершенное им, как «ошибку». Несмотря на то, что с момента досрочного освобождения Стрельцова из тюремного заключения прошло всего пять месяцев, он рекламируется как хороший и дисциплинированный рабочий, а также квалифицированный футболист, игра которого доставляет эстетическое удовлетворение.

Вопреки ранее принятому решению о дисквалификации Стрельцова, руководители спортивных организаций завода в мае-июле 1963 года дважды допускали Стрельцова к играм дублирующего состава команды мастеров класса «А» и один раз к товарищеской игре основного состава команды «Торпедо» в г. Горьком. Участие Стрельцова в этих играх используется определенной частью болельщиков для прославления Стрельцова. Многие зрители, присутствующие на стадионах, встречают выход Стрельцова на футбольное поле аплодисментами и одобрительными выкриками. В г. Горьком накануне товарищеской игры по футболу на центральном стадионе по радио было специально объявлено о том, что в составе московской команды «Торпедо» выступит Стрельцов. Когда по настоянию руководителей Центрального совета Союза спортивных обществ и организаций СССР Стрельцов не был допущен к этой игре, большая часть зрителей скандировала: «Стрельцова на поле» до тех пор, пока, во избежание беспорядков на стадионе, не было принято решение допустить Стрельцова к игре.

Все организуется для того, чтобы разрекламировать Стрельцова и добиться его включения в команду мастеров класса «А».

Считаем, что включение Стрельцова в состав футбольной команды «Торпедо» сделает необходимым его выезды за границу, что создало бы за рубежом нездоровую сенсацию вокруг Стрельцова, поскольку его история, в свое время, нашла широкое освещение в зарубежной прессе. Вместе с тем включение в состав сильнейших спортивных команд морально нечистоплотных людей нанесло бы серьезный ущерб работе по воспитанию молодежи и спортсменов, авторитету советского спорта, как в нашей стране, так и за рубежом.

В связи с изложенным вносим предложения:

– просьбу о включении Стрельцова Э. А. в состав футбольной команды мастеров класса «А» считать неправильной;

– поручить Московскому горкому КПСС дать соответствующие разъяснения по данному вопросу партийному комитету и руководству автомобильного завода им. Лихачева, обязав дирекцию и партком завода обеспечить правильное отношение коллектива завода к вопросам воспитания спортсменов и развития физической культуры и спорта на заводе.

Просим согласия».

Сверху на записке начертано: «Согласиться: Л. Ильичев. Л. Брежнев».

И, наконец, третий документ:

«По сообщению МГК КПСС, секретарь горкома партии Кузнецов Н. А. приглашал в горком директора завода, секретаря парткома и зам. председателя профкома на беседу, в ходе которой дал необходимые разъяснения и поручил осуществить конкретные меры с тем, чтобы впредь на заводе не поднимался вопрос о возвращении в команду Стрельцова.

Зав. сектором физической культуры и спорта И. Зубков».

Бытует мнение, что «дело Стрельцова» приобрело в свое время – весной 1958 года – заведомо обвинительный уклон во многом потому, что так распорядился Н. Хрущев, тогда первый секретарь ЦК КПСС. Причем – устно, письменного указания не было. Действительно, при Хрущеве (Стрельцов освободился из заключения в 1963 году) ему категорически не разрешали играть. Именно этим сторонники данной версии объясняют позицию Л. Брежнева и Л. Ильичева.

Когда же Н. Хрущев был освобожден от должности в конце октября 1964 года, практически сразу же, в сезоне 1965 года, Стрельцову разрешили выступать за московское «Торпедо. Но он еще долго оставался «не выездным» – КГБ СССР упорно не выпускало его за границу.

Не мудрено, когда он вышел на поле, народ валом шел на «Стрельца». Первый раз увидел его осенью 1965-го, в ключевом матче с торпедовцами, когда «Динамо» тренировал Виктор Александрович Маслов, с которым связывают наибольший взлет «Торпедо», и которого функционеры автозавода выставили на улицу.

Именно Маслов, увидев 16-летнего парня в игре, сказал: «Это будет игрочище!». На первый сбор из Перова он, выросший без отца, с больной матерью, прибыл в ватнике и с деревянным чемоданом. Через три года этот паренек услышит: «Знаешь, Эдик, я тоже играл, но как ты играешь…». Фраза принадлежала Григорию Федотову.

…С поблескивающей лысиной, плотно сбитый, на крепких ногах, слегка с перебором веса, Стрельцов казался вяловатым, каким-то сонным и малоподвижным. Когда мяч попадал к нему, сразу в касание, максимум – два, отдавал, как правило, на ход товарищу по команде, и сам неторопливо трусцой бежал в атаку. Игру он «читал» на три-четыре хода вперед, мяч отдавался так, что партнеру было очень удобно его принимать, перед ним возникало несколько перспективных продолжений атаки, а соперников ставило в затруднительное положение. Со стороны, с трибун, это казалось настолько простым и естественным, что непонятно было: почему другие так не играют? Удивительно, что, мало двигаясь и принимая участие в игре фрагментарно, он не опаздывал и поддерживал атаку, которую сам же несколькими ходами, как бы нехотя, начинал.

«Динамо» тогда пребывало на подъеме, на ходу, в прошлом сезоне – первом при В. А. Маслове – выиграли Кубок, и теперь стремились к золотым медалям. Жаль, но в тот год не получилось – во многом, благодаря Стрельцову, заметно усилившему торпедовцев. В Киеве «Динамо» начало вдохновенно, с настроем, и лидер как-то очень быстро получил три мяча в свои ворота. Публика ликовала! Такой матч – и 3:0 – то ли еще будет!

Когда казалось, что шапками их забросаем, кто-то неосторожно обошелся со Стрельцовым – уронил почти центнер веса на газон, даже не извинился. И Стрелец «завелся». Это надо было видеть. Падает, как подкошенный Василий Турянчик – любимец и капитан, самоотверженный до мозга костей, который ради команды готов на все и уж точно не станет симулировать. А Стрельцов, будто ничего и не случилось, семенит с мячом вперед. В подкате кто-то пытается остановить – тщетно. И удар вроде несильный, но расчетливый – 1:3.

Только развели с центра – снова контратака, Стрельцов, играючи, прокидывает мяч мимо Сабо – тогда лучшего полузащитника «Динамо», да и всего Союза. Они бегут вровень, и Сабо, который обычно не проигрывал ни одного единоборства, уступает. По крайней мере, так нам кажется с трибун. Когда же, наконец, догоняет, Стрельцов по высокой дуге посылает мяч в штрафную, а там – откуда ни возьмись – два торпедовца, и уже – 2:3. Пока все следили за концовкой, проглядели, чем же у них кончилось с Сабо, только Йожеф, не дававший никому спуску, лежит на газоне, закрыв лицо руками.

Судья бесстрастно указывает на центр. Его протяжный длинный свисток тревожным эхом отдается над ареной. Мы сидим за «жулянскими воротами» – на самой галерке, скинувшись по «полтиннику», на последние деньги, с рук, купили три билета на шестерых. Скорей бы закончился этот кошмар! Сил хватило – выстояли.

Второй раз увидел его в Ташкенте – 40 градусов в тени, и матч местными организаторами назначен на 15 часов – в самый солнцепек. Расчет понятен – вот он, фактор «своего» поля – в действии! Сидим без маек. Солнце жарит немилосердно. Народу – полный стадион, «Пахтакор» принимает в ответном матче на Кубок автозаводцев. В Москве отстояли нулевую ничью, замаячил вполне реально выход в полуфинал. Если команда выходит в финал – игроки получают звание «мастеров спорта». В те времена значок и удостоверение не продавались ни оптом, ни в розницу. «Мастерам» государство выплачивало пенсию. Ну, и вообще – почет и уважуха! Почему-то все едят – прямо на трибунах – шашлыки на деревянных шампурах. Смешно сказать – по 40 копеек, семь кусков горячего бараньего мяса.

На «сладкое» – «Рахат-локум» в коробках, с густой сахарной пудрой. Выглядит экзотично – смуглые тела, только зубы сверкают, как белые бусы, повсюду – хрипло-гортанный незнакомый говор. Спиртного нет, даже пива. Болеют в Ташкенте очень экспансивно, мне казалось, как в Италии. Хотя в Италии не был, а когда побывал и увидел – понял: не так. В Ташкенте – покруче все же будет. Короче, как заорали с первой минуты, погнали своих забивать, так до самого конца не унимались, в голове – сплошной бедлам.

А может, сейчас думаю я, голова болела от расплавленного воздуха, от которого не было спасу, и от солнца, жарившего конкретно, так, что раскаленная сковородка казалась благом? Стрельцов в составе вышел под «своим» восьмым номером, постоял в центре поля, огляделся-осмотрелся и, не спеша, потянулся на правый фланг, к противоположной трибуне. Здесь находилась так называемая «правительственная ложа», выступавшая в силу своей архитектурной особенности чуть вперед, над центральной трибуной. Она-то и отбрасывала малюсенький кусочек тени, под которым и укрылся Стрелец. Он простоял там весь матч, почти не сходя с места, никак не реагируя на обидные реплики. Иногда мяч попадал к нему, и он быстро, в два счета, от него избавлялся, возвращаясь на свое место под козырек.

«Пахтакор» провел оба тайма в беспрерывных атаках, можно сказать, что играли в одни ворота. Несколько раз чудо спасало торпедовцев, то выручал вратарь, то штанга, то крестовина, то форварды хозяев беспечно транжирили моменты – подумаешь, забьем еще! Но – не забили. А когда играть оставалось минут пять, и судья-информатор объявил, что в случае ничейного исхода (0:0) будет назначено дополнительное время, мяч попал к Стрельцову. Жара к тому времени если и не спала, то кусала уже не так, иногда даже казалось, что-то наподобие дуновения ветерка касалось волос.

Получив мяч, Стрельцов не стал сразу избавляться от него, а легонько пропихнул его вперед и перешел на половину «Пахтакора». Где были двое защитников, простоявших рядом с ним весь матч, побежали забивать, чего же дежурить, если он – никакой и не бежит? А форвард, между тем, ускорился немного, как бы разминая застоявшиеся ноги, тело, да и просто, соскучившись по игре.

И я вдруг подумал: а ведь дополнительного времени может и не быть, и мы еще успеем на поезд. Как-то тихо стало на стадионе, и каждый его шаг, каждое касание ногой о мяч – так мне казалось – было слышно. Господи, да ничего красивого в этом беге – грузноватом, даже немного вымученном, через «не могу» – не было! Казалось: пойди центральный защитник, смело, «с ногой», и он отпасует в сторону, а то и вовсе потеряет мяч – чай, не Марадона! Но Стрелец пробежал центрального защитника, как деревянную стойку обегают на тренировке, тот не успел не только «всадить», даже приблизиться на необходимое для этого расстояние. Хорошо – второй страховал и пошел резко, как учили, выручать товарища. Стрельцов же, что было совершенно неожиданно, срезал угол и вошел в штрафную, приближаясь к одиннадцатиметровой отметке, в то время, как второй защитник оказался у него за спиной и справа. И то, насколько этот защитник углубился к угловому флажку, показало, на какой скорости шел на ворота Стрельцов. Хотя с трибуны – впечатление такое – все так же месит трусцой.

Остальное, как говорили в ту пору спортивные комментаторы, оставалось делом техники. Пробросив мяч еще на метр вперед, он, по ходу движения, совершенно неожиданно для всех ковырнул его с носка, будто продолжая ведение, на самом же деле получился такой удар – нелепый и корявый, но в противоход вратарю, мимо опорной ноги, тот даже не сдвинулся в ту сторону, куда закатился мяч. Признаться, сам момент, когда мяч пересек линию ворот, я потерял, так как не в меру ретивый болельщик выбросил сверху мне на голову полную коробку сахарной пудры. Потом мы долго смывали ее холодной водой из арыка, которые в Ташкенте тогда текли прямо по улицам.

Стадион затаился, и пребывал в абсолютном молчании, так что фамилию автора гола те, кто интересовался, могли услышать дважды – первый раз – на узбекском языке. Торпедовцы бросились поздравлять, как водится, автора гола, но Стрельцов к этому отнесся весьма спокойно и даже скептически, казалось, казнил себя, что вот столько пробежал, и теперь придется долго возвращаться на свое «законное», под тень козырька.

Играть, однако, оставалось минуты три, и, если Ташкент забьет, назначили бы дополнительное время, так как правила гостевого гола еще не существовало. И стадион взволнованно загудел – «Пахтакор» бросился в отчаянную атаку. Вперед пошли все – и только один защитник – лучший в команде, он и в сборную Союза привлекался, остался караулить одиноко стоявшего Стрельцова, не принимавшего участия в обороне своих ворот. Он даже отвернулся от них и стоял спиной к мячу, разминая поясницу! «Стрелец, пора на пенсию!» – крикнул кто-то, так что гулкое эхо донесло этот крик до нас, как минимум, дважды. Стрельцов поднял голову, как бы стараясь разглядеть кричавшего, посеменил к центральному кругу. Ну да, последняя минута, по окончании игры – в центре все выстраиваются, марш, рукопожатия и все такое.