Какая мерзость! Если он продолжит, меня вытошнит.
Я хочу умыться. Хочу поспать. Хочу набраться сил.
Но Рейес не дает. Он говорит, что я больше не увижу родных, и у меня внутри все обрывается и умирает.
То, что он отдаст меня своим бандитам или даже кому-то скормит, даже уже не так страшно.
Самое страшное – это когда ты остаешься наедине с бедой. Без семьи.
За что этот дьявол со мной так? Что я ему сделала, черт возьми?! Почему многих девушек он сразу выкинул, а мне угрожает?!
Неужели, потому что они были умнее и ласкали его отвратительный огромный член, который рвал их, как самая настоящая дубина?!
– Оближи его.
Рейес пьян. Совсем пьян и почти шатается. Сейчас он не поймет никакие доводы и может даже опять меня изнасиловать.
Я проклинаю его, а потом внутренне решаюсь. Будет глупо умереть, если он в пьяной страсти порвет мне рот.
И я быстро касаюсь члена языком, стараясь не думать ни о вкусе, ни о запахе, ни о чем.
Меня колотит от мысли, что придется взять эту отвратительно крупную головку в рот, но Рейес внезапно передумывает. Он резко одевается и выходит из комнаты, хлопнув дверью.
Я тут же выплевываю все, что было во рту, в кровать, и тщательно растираю одеялом.
Гашу острейший приступ тошноты, стараясь забыть странный вкус на языке.
Я понятия не имею, что теперь будет, и кто сейчас ворвется в комнату.
Может, Рейес по пьяни счел, что я приласкала его сама, и меня стоит отпустить? Хотя нет. Это вряд ли. Из ада так просто не выпускают.
Я поджимаю колени к животу и закрываю глаза. Доктор Хименес меня чем-то смазал внизу, и боль кажется меньше.
Страшнее всего полная неизвестность.
Не знаю, сколько времени я провожу так, провалившись в дрему. Она обрывается, когда в комнате хлопает дверь.
Я вижу девушку с каким-то свертком в руках. У нее длинные черные волосы, заплетенные в простую косу. Это не Франциска. Лет ей где-то двадцать пять, и она держится в разы увереннее.
– Ну и чего валяешься?
Я не сразу понимаю, что она это мне. Спрашиваю:
– А ты вообще кто?
– О, хороший вопрос, – она усмехается, – я Луиса. Хозяин приставил тебя ко мне.
– Зачем приставил?
– Бля, почему вы, деревенские, такие тупые? – она презрительно морщится. – Потому что он будет тебя кормить и трахать. А вся такая милая и чудесная я должна тебе, такой идиотке, прислуживать. Поняла?
Ах вот оно что.
– Слушай, ты. Я не просила. И рот закрой.
– Мне похер, чего ты не просила. У меня есть хозяин. Он приказал. А твое дело ноги раздвигать, поняла? Он же твоей семье платит.
Я хочу сказать, что моя семья никогда не станет меня продавать, но девка не поймет. Все, кто живет в поместье Рейесов, думают как-то иначе. Немного не по-человечески. И все меряют деньгами, хотя у них их намного больше, чем у нас.
– Раз ты слуга, заткнись и слушайся. Как тебя там?
Она закатывает глаза.
– Луиса. А ты – Анхела. Госпожой звать не буду. Обойдешься.
– Значит так, Луиса. Последний раз говорю: укороти язык. Не укоротишь, я пожалуюсь на тебя… Диего.
Это снова не я, а какой-то внутренний демон. Я и в страшном сне не назвала бы Рейеса так.
Но девка меняется в лице.
– К-конечно, госпожа…
Ее внезапное смирение неожиданно придает мне сил. В конце концов, все не так уж плохо.
Девка вряд ли начала бы пререкаться, если бы должна была отвести меня на корм зверям или на растерзание бандитам. Я расправляю плечи.
– Какое у тебя распоряжение от хозяина?
– Я должна одеть и отвести вас в вашу комнату. Только за порогом вам завяжут глаза.
Ну что ж. Это не самое худшее.
В принесенном свертке оказывается простое белье и платье моего размера. А еще сандалии на плоской подошве.
Проклятый Рейес перевидал столько женщин, что запросто определяет размеры на глаз.
А я быстро одеваюсь и чувствую себя еще лучше. Теперь бы умыться и поесть…
Луиса выводит меня через дверь, откуда вышел и Рейес. Не ту, что ведет в бассейн. За дверью оказывается маленькая комната без окон, где стоят два парня с пустыми взглядами. У одного из них в руках мешок.
Сейчас убьют меня и вынесут тело… но я не позволяю себе показывать страх. Луиса уважает только силу, и эти парни явно тоже.
Хотя теперь, после случившегося, я понимаю всех девушек, которые боятся мужчин и соглашаются на что угодно, лишь бы избежать насилия.
Боль между ног и ощущение скверны на языке не дают мне забыть о нем.
А потом меня окутывает тьма, и локтя касается что-то теплое.
