Юбка ползет с бедер, а я впиваюсь взглядом в ее трусики. Простые, белые, без изысков. Охеренно сочетающиеся с ее смугловатой кожей.
В предках у девки явно благородная кровь. Она в общем скорее светлая. И черты лица правильные.
А у меня вся кровь в паху. Уже время не секу, сколько чика вот так издевательски медленно раздевается.
Юбка, наконец, аккуратно ложится поверх прочего тряпья, и чика берется за трусики.
Ну. Давай. Покажи, что там у тебя.
Я машинально выпиваю весь стакан залпом.
И залипаю в экран, глядя на черный треугольник курчавых волос между ее ног. Едва не рычу от бешенства.
Хочу эту девку сюда немедленно.
Но нельзя. Пока ее не помоют, нельзя никому показывать, насколько она меня завела.
Потом, в моих комнатах, можно все. А пока только ждать, стиснув зубы.
Хорошо, никто не ворвется сюда, кроме смертников. Умные стоят за дверью по стойке смирно. Ждут звон колокольчика.
Мне нравятся некоторые старинные порядки.
Мыться чика решает сама. Явно отказывается от помощи Франциски. Черные волосы разметались по плечам, а я уже вижу их поверх подушки. Хотя, блять, эту девку лучше выебать прямо на полу, чтобы знала свое место.
На подушках потом, если заслужит.
Она уже заслужила ад на земле за то, что пусть и ненадолго, урывками отключает мне голову.
Я наливаю себе еще коньяка и смотрю, как девка моется. Старательно моется. Качественно.
Неужели опять решила меня развести и помыться за мой счет? Дома небось в навозе ходит. А тут и не знает, сколько стоят все эти бутылочки, даже если грамотная.
А она наверняка грамотная. Ну, тем для нее хуже.
А я уже не думаю. Я просто смотрю, как она намыливается. Как поливает себя из крана и ковшика водой. Как черные пряди прилипают к важной горячей коже, будто эта шлюха только что после охеренно жаркого секса.
Все движения неторопливые, размеренные, уверенные. Будто чика на дорогом курорте, который она даже по телевизору не видала.
Блять. Она и впрямь бессмертная. Не представляет, что бывает с теми, кто настолько меня завел.
Хотя «настолько» не было уже лет десять. Вру, лет семь.
Ничего, сучка. Бесконечно ты не сможешь мыться. Сейчас завернешься в полотенчико и вся такая распаренная придешь ко мне.
В горячие и абсолютно не нежные объятия.
Коридор из купальни ведет прямо в «гостевую спальню», где я по первости ебу всех девок.
Некоторые там и остаются. Совсем негодные. Те, кто начинает размазывать слезы, орать, как резаные, и всякое такое.
Я их не режу, зачем. Такой стоит сдавить запястье посильнее, до синяков, и она уже вся твоя. Или пригрозить выебать ее поизощреннее.
Расходный товар. Я сразу жалею, что такую вообще подобрали. Что я потратил на такую свое время. А оно дорого стоит.
Денег мне не жалко.
Жалко, что в этих девках уже никакой жажды жизни нет. Один, мать его, тупой страх. Ломать нечего. Брать нечего.
Как только такие живут, когда Клара – уже нет…
Я смотрю в экран. Безымянная девка вытирает волосы полотенцем, а потом Франциска его забирает.
Да, тут не баня. Я люблю, когда волосы по плечам и никаких причесок. Заявись мне тут в тюрбане, шлюшка.
Нет. По правилам на тебе будет одно полотенце. Ноги босые тоже.
Такая смешная иллюзия защиты.
И я звоню в колокольчик.
Глава 2. Запах яблок
АНХЕЛИКА
Плакать бесполезно. И слишком активно сопротивляться – тоже.
Я понимаю это, когда люди Рейеса хватают меня под руки и тянут к машине. Можно упасть на землю, чтобы они тянули меня волоком, но я только рассажу себе ноги и могу погибнуть от заражения крови.
Хочешь войну, Диего Рейес? Это будет война.
Из того, что я о нем знаю – Рейеса не разжалобить. И вообще лучше не быть при нем жалкой. Он же хищник, а хищники уважают только силу.
Мне придется стать сильной. Главное, чтобы подонок не тронул мою семью. Наверняка он станет запугивать меня тем, что сделает с сестрами и Хуаном. Нельзя на это вестись.
Простите, мои любимые. Ради вас мне придется стать совершенно равнодушной. Тогда меньше шансов, что он вас тронет.
Пусть святые хранят вас, а за меня уже поздно молиться.
Люди Рейеса запихивают меня на заднее сидение машины. Руки особо не выкручивают и тряпку в рот не суют. Я же не сопротивляюсь.
Знаю, что его слугам особо ничего не разрешено. Девушки рассказывали. Если только сам Рейес не отдаст приказ, эти подонки имеют право только щипать и толкать девушек. И то не сильно, чтобы кожу не попортить.
Рейес не терпит больных. И, говорят, за изуродованных девушек, которые сильно сопротивлялись, лично снес своим людям головы. Отрубил.
Но сам он – настоящий демон и лично может сделать с девушкой что угодно.
Не буду плакать. Не хочу мечтать о том, чтобы не сломаться. Я возьму выше. Я сломаю тебя, Диего Рейес, хотя ты и так переломанный.
