Элиас, мое греховное искушение, сегодня соблазняет темно-зеленым. Не болотным, не синеватым, а каким-то удивительно благородным оттенком безупречной рубашки.
Когда я показываюсь на пороге «домика», он стоит, небрежно облокотившись о машину. Сам, словно умопомрачительная модель.
А затем элегантно открывает мне дверь.
– Здравствуй, Лола. Смотрю, рыбки тебя покусали.
Я сажусь в его машину внезапно очумевшая, оглохшая и очарованная его негромким хрипловатым голосом. Кажется, со вчера прошла тысяча лет, стершая из памяти его магнетическую сексуальность, которая сейчас проливается на меня, как водопад. Элиас что-то спросил?
– Привет. А?
Он мягко закрывает дверь, обходит вокруг машины и садится на водительское место.
– Рыбки, говорю, тебя покусали. Пираньи.
Черт. Ну почему он все замечает? Я для него жалкая и проблемная… Не лучшее впечатление.
– С чего ты так решил?
Элиас окидывает меня медленным оценивающим взглядом. Волосы. Глаза. Губы. Бурно вздымающаяся грудь. Низ живота. Бедра.
Это, как сканер. Как рентген. Цепко, жестко, бесцеремонно.
Одновременно унизительно и чувственно.
Губы пересыхают. Если бы не блеск на них, Элиас бы точно заметил… Сердце бьется так громко и часто, что кажется, он может его услышать.
Один его взгляд творит со мной что-то невероятное: одновременно опрокидывает на землю и возносит на небеса. И сейчас мне абсолютно плевать, чем Элиас занимается в своем подвале.
– Ты собралась за пять минут, словно за тобой свора бешеных псов гналась. А вчера я оставлял тебя довольной и удовлетворенной. Что изменилось? Ты переехала в аквариум с рыбками. Кто это сделал, Лола? Кто и что тебе сказал?
Аромат его парфюма плывет по салону. Элиас так преступно близко, что я никак не могу сосредоточиться.
Как гипноз. Как в омут с головой…
Тряпка.
Я отворачиваюсь к окну, стараясь унять сердцебиение.
– Не знаю.
Элиас тяжело вздыхает, и какое-то время мы сидим молча. А потом он негромко и ровно говорит:
– Съешь мятный леденец, Лола. Лучше несколько. Ты их ешь, когда волнуешься. А потом подробно расскажи, что, как и когда произошло. Это приказ.
Я механически отправляю леденец в рот. Хотя Элиас и выглядит спокойным, от него буквально исходят волны силы. Я не могу не подчиниться. Но признаюсь только в самом невинном:
– Кто-то подсунул мне лист под дверь. Там было написано «Элиас – мой» крупным шрифтом.
Он изгибает бровь.
– Ты сохранила этот лист?
– Нет…
– Что, сожгла? Или просто выкинула в мусор?
– В мусор…
Элиас вздыхает, а я чувствую себя провинившейся школьницей. Он спрашивает:
– Что-то еще сегодня было? Что-то странное, неприятное, оскорбительное? Или только лист?
Надо признаться. Иначе может стать хуже.
– Миранда и Пенелопа сказали, что ты – брат владельца агентства. Что ты плохо обращаешься с девушками… Брат тебе разрешает.
Я говорю, как в бреду, не в силах сопротивляться и выстроить грамотную защиту. Элиас лишь прожигает меня убийственно мрачным взглядом и задает свои вопросы.
А следующее его заявление – уже не вопрос, и оно выбивает у меня почву из-под ног:
– Дай мне ключ от своей комнаты.
У меня все стягивается в животе от дурного предчувствия.
– Это просто лист…
– Ключ, – слово звучит резко и глухо, как роковой выстрел в упор.
Я съеживаюсь. А Элиас, не дожидаясь ответа, дергает сумочку у меня из рук, бегло осматривает содержимое и находит ключ сам!
Гад! Как так можно?! Это же нападение.
– Номер твоей комнаты. Живо.
На миг мне кажется, что Элиас меня ударит. Что он, как… Я не выдерживаю:
– Восемь, – меня трясет.
– Жди здесь.
Когда Элиас быстрым шагом уходит, странное оцепенение исчезает, хотя меня еще продолжает колотить от страха.
Нужно срочно сбежать, пока Конте не вернулся с паршивым листком со словом «забирай». Хотя это слово меня никак не компрометирует, наоборот…
Пусть думает, что я не хочу его, и мне на него наплевать.
Что, черт возьми, происходит?! Почему Элиас ведет себя так, словно дурацкий лист – улика преступления? Мне грозит какая-то реальная опасность?
