– И ты потом отпустишь меня? – с надеждой спросил мальчик.
– Ну конечно!
С потолка спустилась ещё одна змея, теперь совсем тонкая. Но вместо привычной головы у неё присутствовал лишь широко раскрытый рот. Змея жадно подрагивала, приближаясь к Родиону. И вот тогда он и понял, что сейчас она высосет его душу и рассудок. И потом отпустит его, безумного и ничего не соображающего.
Змея приблизилась к голове и на секунду остановилась. Родион сжался и закрыл глаза.
– Прощай, любимая мамочка, – прошептал он еле слышно. – Я так люблю тебя.
Рот змеи прикоснулся к виску. Родион ожидал страшной боли, но почему-то ничего не происходило. Тогда он раскрыл один глаз и скосил его на змею. Та просто трогала его своим прохладным ртом и почему-то не высасывала мозги и душу, а вместо этого ярко светилась изнутри.
– Как интересно, – произнёс демон. – С каждым разом всё интереснее. И всё более пугающая пропасть между ними и образцом. Какой тёмный колодец…
– Это уже происходит? – с тревогой спросил Родион. – Ты уже забираешь мою душу?
– Я всего лишь слушаю тебя, глупый ребёнок, – вздохнул демон. – Какими же чужими вы стали за эти столетия. Но так приятно прикоснуться хотя бы даже к такому разуму. Ведь я так редко общаюсь.
– Тебе не с кем общаться? – глупо переспросил Родион.
– Раньше у меня было общение с такими же, как я. Мы могли обмениваться мыслями, образами, информацией. Но с тех пор, как у последнего спутника шестьсот пятнадцать лет назад закончилось топливо, и он сгорел в атмосфере, я перестал слышать голоса своих собратьев.
– Значит, таких проклятых ведьминых башен много по всему миру? – ужаснулся Родион.
– Ведьминых башен? – заинтересовался демон. – А ну-ка, дай посмотрю.
Какое-то время они молчали. Родион рассматривал лестницу, форма которой вызывала головокружение, а тонкая змея всё продолжала трогать его голову.
– Как забавно меняются ваши фольклорные представление о том, что представляет собой мой маяк, – хмыкнул демон. – Какое-то время назад вы думали, что тут обитает колдун, пожирающий детей. Потом его место заняли демоны-черви. Теперь вот ведьма. Интересно, что будет дальше.
– Но разве тут не жила ведьма? – недоверчиво спросил Родион.
– Ведьм не существует, бедное дитя. Но что же мне с тобой делать? Неужели просто отпустить?..
Родион напрягся и принялся бояться с новыми силами. Расслабленность испарилась, и его снова охватил ужас от того, что мама увидит только лишь слабую тень, когда демон выбросит его пустую оболочку на улицу.
– Стоит ли пытаться ещё раз? – демон как будто размышлял вслух. – Каждая попытка ни к чему не приводит. Процесс деградации заходит всё дальше… Стоит ли пытаться… Или нужно оставить эти бесплодные попытки… Но нет, разве не для этого я тут помещён?! Именно для этого! Ты так считаешь? Да, я полагаю, что всё же стоит снова пытаться. Тем более, что они приходят сюда всё реже и реже. Шансов всё меньше… Но разве мы сможем зажечь этот колодец?! Мы должны пытаться! Снова и снова!
– С кем ты разговариваешь? – испуганно спросил Родион.
– Я разговариваю сам с собой, – успокоил его демон. – Так легче принять правильное решение. Это свойство я позаимствовал у тех, кто меня создал… Думаю, мои создатели были бы обрадованы тому, насколько я очеловечился за эти столетия, пребывая в интеллектуальной изоляции. Ну, у меня есть к тебе предложение.
– Какое? – подозрения и сомнения переполняли Родиона.
– Я могу сделать тебя умнее. Самым умным человеком на свете. Могу подарить знания, которые тебе никто и никогда больше не подарит. Могу подарить истину. Ты же хочешь быть умнее всех? Теперь-то Наташа точно тебя полюбит.
Коварный демон проник в самую душу Родиона и всё-таки нашёл слабое место. Но как можно отказаться от возможности поразить Наташу и сделать так, чтобы она думала только о нём?
– Я согласен, – с волнением согласился Родион. – А что надо делать?
– Тебе – ничего. Ты должен лишь лечь на пол, а я сделаю всё остальное.
– Мне будет больно?
– Немного. Но лишь поначалу.
Родион сначала сел на пол, а потом лёг на спину, опасливо глядя на двух змей, которые зависли над ним. И вдруг он вздрогнул, заметив, как с потолка стали спускаться несколько десятков змей. Двадцать?! Или тридцать?! Он уже хотел вскочить на ноги, но коварный демон не дал ему шанса вырваться. Несколько плоских змей рванули к нему и связали руки и ноги.
Родион закричал и попытался вырваться, но плоские змеи так накрепко спеленали его тело, что невозможно было пошевелить даже пальцем.
– Обманщик! – закричал Родион, плача от бессилия. – Отпусти меня!
– Это лишь для твоего блага, – лживо увещевал его демон. – Чтобы ты не повредил себе ничего. Это лишь для твоего блага.
Змеи с острыми зубами впились в тело в том месте, где вены, наполненные кровью, были совсем близко к поверхности кожи. Родиону стало больно, он кричал и плакал, умоляя демона отпустить его, но тот теперь не слушал, а упорно и молча продолжал своё чёрное дело. Несколько змей с широко раскрытыми ртами облепили голову мальчика, а одна нырнула под рубашку и присосалась к груди в том месте, где лихорадочно заходилось от ужаса сердце.
Голова Родиона наполнялась пустотой, с ужасом он отмечал, что веки его тяжелеют, а слабость пропитывает всё тело, так что скоро он уже перестал сопротивляться. Ещё пару раз он моргнул, видя перед собой сплетение разноцветных змей, а потом окончательно погрузился в колдовской сон.
Ему снилось разное.
Большей частью он вообще не понимал, что и кто мелькает перед мысленным взором. Это был невероятный калейдоскоп цветных мыслей, образов, идей и просто картинок, которые что-то изображали. Самые разные животные, зачастую очень диковинные и вселяющие страх и омерзение, ни на что не похожие растения самых невиданных цветов и форм, фантастические здания и сооружения, предназначение которых вообще невозможно было понять – всё это наполняло тяжёлый сон. Иногда ему было интересно, но чаще всего просто страшно или противно, потому что мало что из увиденного вызывало симпатию. Чаще всего Родион дивился ненормальности показанных существ и растений, гадая, в каком мире и кем они могли бы быть созданы.
А ещё во сне встречались эти странные существа, которые пугающе походили на людей, но были словно бы их уродливыми пародиями. Как будто какие-то чуждые твари вдруг решили подделаться под людей, замаскироваться под них. Или как будто они затеяли игру «стань похожим на человека», но неправильно поняли её правила, и у них всё равно не получалось, потому что всё выглядело каким-то не таким. И кожа другого цвета, и другие ноги и руки. А что уж говорить про лицо – лица у них получились хуже всего. Если бы Родион не был во сне, его наверняка стошнило бы при виде этих мерзких рож, которые смотрели на него и издавали какие-то звуки.
Во сне было столько всего, что у Родиона не хватило бы и жизни, чтобы рассказать бабушке и маме обо всём увиденном. Взять хотя бы эти странные штуки, которые не являлись частью природы, а были созданы чьими-то руками. Они двигались по земле, плавали по морю, не боясь опасных морских чудовищ, они летали в небе, прям как рассказывал дед-самогонщик. И ещё чего только не было в этих чужих снах, которые обрушивались на сознание ребёнка и как будто пытались что-то рассказать, но он так и не понимал ни слова.
Он не знал, сколько проспал – час или год. Но когда сны внезапно погасли, и Родион открыл глаза, то он обнаружил, что по-прежнему лежит на полу радиолокационного маяка, а капельницы с медрастворами и датчики уже отсоединились от тела и теперь сворачивались, возвращаясь в автоматизированный медотсек. Голова раскалывалась. Пожалуй, она не болела так сильно никогда в жизни, даже когда он съел отравленного слизня. А ещё в голове происходило что-то странное. Родион с изумлением осознал, что в его голове протекает полноценный мыслительный процесс, основанный на огромной понятийной базе, которую в него загрузил обучающий компьютер маяка. Но как же он жил раньше, не имея всего этого в голове?! Он и сам удивился этому, а затем поразился, неутешительно определяя свой прежний интеллект как предельно низкий. Ведь он же был даже глупее кретина! Или идиота! Да просто на уровне домашнего животного!
Родион сел и застонал. Голова кружилась от невероятного объёма знаний, которые были внедрены в мозг обучающей программой. Наверно, ни один человек в мире никогда не знал сразу так много, как он сейчас. Но компьютер маяка настолько одичал от одиночества, что не смог остановиться, пока не запихнул в него всё, что только содержалось в его квантовом кристаллическом хранилище.
Без преувеличения можно было сказать, что сейчас Родион знал всё, что до него знали бесчисленные миллиарды людей.
Он встал, держась за стену и пошатываясь.
– Как чувствуешь себя? – с искренней заботой поинтересовался компьютер, выпуская камеру.
– Ты перестарался, – ответил Родион, теперь общаясь с искусственным интеллектом как с давно знакомым человеком. Причём, он сам этого не замечал, потому что для него стало совершенно естественным беседовать с компьютером, сконструированным лучшими учёными прошлого. – Ведь обучающий курс можно было бы и разделить на несколько заходов. Ты напряг мои синапсы до предела, как бы не случился сбой.
– А ты разве пришёл бы сюда ещё раз, если бы я остановился на четверти? – с сомнением проговорил компьютер, отлично имитируя заложенные в него человеческие эмоции.
– Ну, конечно! – раздражённо воскликнул Родион, уставившись на стену. Он пытался сфокусировать взгляд, но глаза ему не подчинялись, отчего всё расплывалось и искажалось.
– Я не мог рисковать, – сварливо попытался защитить себя компьютер. – Человечество на грани, и следующей возможности уже могло и не представиться. Никто ни разу не возвращался.
– Человечество уже давно пересекло ту грань, – Родион закрыл веки и осторожно помассировал виски́, потому что боль разливалась внутри головы, заполняя весь перегруженный мозг.
– Я должен пытаться снова и снова, чтобы осветить колодец, – настаивал на своём компьютер.
– Какой колодец? – не понял Родион.
– Внешний мир, это тёмный колодец, – принялся объяснять компьютер. – Ну, так я себе придумал. Свет знаний и разума в нём давно погас. Каждый пришедший сюда человек это спичка, которую я зажигаю, чтобы бросить в этот колодец. Чтобы горящая спичка долетела до нефти на его дне и зажгла новый свет человеческой цивилизации. Но все спички гаснут слишком быстро, так и не долетев до дна, так и не передав свою искру всему оставшемуся человечеству.
– У меня другое сравнение, – Родион поморщился от боли. – Ты это маяк, который освещает своим лучом знаний темноту невежества и дикости окружающего мира. Это было бы весьма символично. Сначала этот маяк предупреждал корабли об опасности, рассекая ночь световым лучом. Потом он стал издавать радиосигналы, помогая кораблям и самолётам находить правильный путь. А теперь он, фигурально выражаясь, освещает тьму невежества, призывая к себе последних людей, чтобы они могли возродить былое величие человеческой расы…
– Интересный образ… – задумался компьютер. – Я подумаю об этом в свободное время… Побудешь ещё со мной?
– Нет, мне надо идти.
Родион услышал, как открылась дверь, и сразу запахло пылью, солью и гниющими водорослями с берега. Невнятный гул, который он слышал после пробуждения, резко превратился в рокот бушующих морских волн. Родион приоткрыл глаза и зашагал к двери, желая поскорее оказаться под открытым небом умирающего мира. Он сделал шаг и растворился в темноте глубокой ночи.
– Вернётся ли он? – с сомнением спросил компьютер, затворяя дверь и гася освещение в помещении.
– Вряд ли, – ответил он сам себе. – Самая главная проблема состоит в том, что все индивидуумы с внедрёнными знаниями почему-то очень быстро погибали. Слишком быстро, чтобы они успели внести хоть какие-то позитивные перемены в окружающий мир.
– Но почему такое каждый раз происходит? – голос компьютера отражался от пустых каменных стен и уносился на верхние этажи.
– Если бы я только знал, – вздохнул компьютер. – Может, на этот раз станет понятно? В этого я тоже внедрил датчик жизнедеятельности. И он пока живой.
– Надолго ли… А так хочется осветить тьму и спасти их…
– Они приходят всё реже. Когда-нибудь наступит день, когда они перестанут приходить. А кому нужен маяк, который светит лишь сам для себя…
Родион шагал по бетонной дорожке и дрожал. Но на этот раз не от страха. Он дрожал от того, что мир, в котором он жил с самого рождения, вдруг стал непривычным. Мир стал чужим.
Родион ощущал себя так, как будто глаза его вдруг открылись по-настоящему, уши наконец-то стали различать звуки, а с кожи сняли омертвевший грубый слой. Он ощущал дуновение сильного колючего ветра со стороны Балтийского моря. Гудели мёртвые волны, отравленные химикатами и радиацией, в которых обитали лишь несколько видов водорослей. На чёрном звёздном небе с искажёнными от времени созвездиями ярким поясом светились четырнадцать осколков Луны, уничтоженной одной из противоборствующих сторон во время последнего великого военного противостояния. Стерильный песок мягко светился в темноте, насыщенный смертью, которая очень медленно смывалась отравленными кислотными дождями в море. Не было видно и слышно ни птиц, ни животных, потому что давно перестали существовать и те, и другие.
Все три лёгких Родиона горели от радиоактивной пыли, поднимающейся в воздух, а пять глаз слезились, отчего ему иногда приходилось вытирать слёзы рукавом рубахи – грязной примитивно изготовленной тканью из волокон дерева, в которое превратилась крапива, еле пережившая ядерную бомбардировку и последующую ядерную зиму. Третья нога Родиона почему-то мешала ему, он спотыкался и иногда падал, потому что то и дело начинал идти на двух ногах, забывая про равновесную придаточную. Всё тело вдруг начало казаться ему неправильным, неудобным, чужим.
Да что там тело. Сам мир вокруг вдруг стал неуютным и пугающим. Он перестал быть родным. Воздух теперь наполняли новые чужие запахи, запахи полностью поменявшегося мира, в котором почти не осталось ничего из того, что о нём знал Родион. Стоило только ему подумать о том, что человечества больше нет, и весь огромный мир пуст и тих, Родиону стало так одиноко, что он охватил себя руками и почти побежал по дорожке, ведущей к условно обитаемой зоне, где находилось поселение его соплеменников. Ему захотелось поскорее оказаться рядом с любимой мамой, с доброй бабушкой и строгим дедушкой, которые всю жизнь заботились о нём и растили. Да что там, он даже сестре сейчас обрадовался бы.
Но вокруг него была только чужая тревожная ночь, плотная и тёмная. Родион скорее угадывал направление и то и дело падал на песок или сухую траву, когда дорожка резко поворачивала в сторону, обходя очередной холм. Над морем сверкнула молния, заставив Родиона вздрогнуть и вскрикнуть от неожиданности. Подумать только, ещё несколько часов назад он искренне считал, что молнии это наказание богов за плохие мысли. При воспоминании о том, как они всей семьёй во время грозы панически спускались в яму, вырытую под домом, и сидели там, даже когда их по голову заливала вода, он почувствовал жгучий стыд. И ведь дедушка при этом ругал их, обвиняя в том, что они все плохо старались работать и много думали неположенного.
Спустя полчаса песчаные дюны закончились. Мальчик тут же удивился тому, как мог жить раньше, не ощущая течения времени. Родион оглянулся и посмотрел в сторону маяка, который подарил ему эту непосильную ношу знаний и осознания. Он не видел отсюда последней попытки учёных прошлого сохранить для гибнущего человечества искорку разума. Но мысленно он очень хорошо представлял себе миниатюрный ядерный реактор в подземном отсеке и кристаллический процессор обучающего компьютера, исправно несущие службу эти семьсот тридцать пять лет, которые миновали после того, как последние бомбы взорвались на земле, в воде и в воздухе, стирая человеческую цивилизацию.
Очередная вспышка молнии вырвала его из раздумий и заставила поторопиться. Усилившийся ветер теперь швырял в лицо прохладные капли, нужно было поспешить, потому что начавшийся дождь грозил переполнить речное русло, надолго отрезав мальчика от дома. Родион углубился в густой лес ядовитого борщевика, эволюционировавшего в квази-деревья, быстро пробежал его насквозь и чуть не упал в тёмную реку, в которой плескалось что-то крупное и опасное. Он потратил много времени на поиски мёртвой сосны, потому что опасался лезть в воду. И не столько из-за прибывающей радиоактивной воды, сколько из-за того, что боялся неизвестных обитателей водоёма.
Он вихрем промчался мимо затопленного водой торгового центра, с омерзением содрогаясь от мысли, что так называемые «голуби» на самом деле были ничем иным, как крупными слизняками-мутантами, а вовсе никакими не птицами. И ведь он ел их всю жизнь и считал самой вкусной вещью на свете! Какой ужас!
Родион выскочил из-за поворота и резко остановился, уставившись на примитивные соломенные хижины, покрытые большими непромокаемыми листьями хищной капусты. Но куда подевался его любимый городок? Где знакомые улицы и дома? Куда это всё делось?
Внезапно он осознал, что городок никуда не делся. Их маленькая деревня всё так же робко прижималась к реке на краю бескрайнего крапивного леса. Сам Родион изменился. Теперь он знал, какими на самом деле должны быть человеческие дома. Теперь он смотрел на окружающий мир через призму тех знаний и того опыта, которыми его наградил маяк. Его взгляд тщетно искал уютные дома, а находил лишь убогие шалаши – покосившиеся и качающиеся от ветра, насквозь продуваемые и промокаемые ненадёжные сооружения, в которых последние люди на Земле влачили жалкое существование.
Он медленно шёл по улицам, которые ещё сегодня казались ему широкими и просторными, а теперь оказывались просто протоптанными тропинками между крапивными деревьями. Тропинки сходились в центре деревни, где стояла самая крупная хижина, укреплённая палками, в которой проживал их вождь, осуществляющий в одном лице законодательную, исполнительную и судебную власть. А заодно ещё и функцию главы их религиозного культа, который хоть как-то помогал ослаблять их огромное чувство незащищённости перед лицом безграничного неизведанного мира.
Родион подошёл к своему дому и отворил дверь, сделанную из нескольких поперечно связанных палок. Внутри было пусто и тихо. Вода капала сквозь щели между кожистыми листьями плотоядной капусты. В маленькой глиняной лампадке трепыхался небольшой огонёк – его родные так внезапно решили спуститься в яму, напуганные молниями, что даже не погасили горение драгоценного грибного масла, которое дедушка выжимал своими руками каждую осень. Родион взял лампадку, подошёл к крышке погреба и приподнял её.
И закричал от ужаса и отвращения, когда снизу на него посмотрели четверо уродливых существ. На крупных бесформенных лицах горели по пять глаз, а редкая шерсть на макушках реяла вокруг головы словно пух. Серо-бурая бугристая грубая кожа дополняла омерзительную картину.
– Нет! – закричал Родион, роняя лампадку и отпрянув от ямы так, как будто в ней скрывались самые опасные хищники, а не его родные. – Вы просто уроды! Вы страшные мутанты! Вы не люди! Вы не можете быть моими родными, потому что вы не люди! Страшные выродки, вы жалкие остатки человеческой расы, которая сама себя уничтожила в самоубийственном порыве!
Метнувшись в панике на улицу, он проломил неуклюжим телом хлипкую стенку хижины и помчался по скользкой тропинке, не разбирая дороги. Где-то позади него какое-то время ещё кричала мама, но быстро отстала. Родион бежал через посёлок, объятый ужасом и отвращением одновременно.
– Вы не люди! – выкрикивал он иногда, вспоминая уродливые нечеловеческие лица и мерзкие кривые конечности, которые мама тянула к нему. – Не люди!
Родион быстро покинул деревню и углубился в густой крапивный лес, в котором гладкие стволы деревьев стояли друг к другу значительно ближе, а нижний ярус занимал пышный ядовитый мох. Здесь было гораздо опаснее, потому что огромные насекомые, разросшиеся из-за радиации в десятки раз, вот-вот могли вылезти из своих подземных нор, привлечённые его криками и шумом. Но ему было наплевать на насекомых, потому что он был поражён страшным неприятным открытием, что и он сам, и все его соплеменники не являются настоящими людьми.
– Мы лишь жалкие подобия! – кричал он, убегая всё дальше в опасный дикий мир, наполненный смертью. – Уродливые мутанты! Не человеки больше! Примитивные животные! Уроды! Не люди!
У берега большой реки, бурно несущей отравленные воды в сторону моря, он запнулся о корень и со всего маху упал, ломая стеклянный мох и поднимая тучу светящейся пыли от повреждённых грибов, устилающих землю. Он покатился кубарем и остановился только в двух шагах от реки. В темноте чужого леса шумно плескались какие-то очень крупные животные, и Родион сжался в комок, представив себе их огромные пасти с сотнями зубов.
Тихо плача, он осторожно отполз вверх по берегу, по привычке умоляя богов, в которых больше не верил, чтобы они отвели от него глаза хищников. Несмотря на проливной дождь, кожа горела, а глаза слезились от споров грибов и яда мха.
Родион забился в небольшую яму и затих. Дрожащей неуклюжей рукой он ощупывал уродливое лицо и тихонько скулил.
– Нет, только не это… Я тоже урод… Я не человек…
Закрыв все пять глаз сразу, он ощупал каждый из них, дивясь тому, насколько хаотично и бессистемно они оказались раскиданы на лице, деформированном радиацией. Да и шестой палец на каждой руке. И третья нога! И многие другие отклонения, которые никак не назовёшь нормальными! Всё его тело перекручено и извращено бесчисленными мутациями, на которые пошёл организм, чтобы хоть как-то выжить после страшной войны. Чужое уродливое тело!
Он больше не мог терпеть ужас своего открытия.
Вскинув голову и истошно крича от боли и ужаса, он принялся раздирать вены на руках острыми звериными когтями, стремясь поразить свою плоть как можно глубже. Он хотел только одного – чтобы смерть пришла к нему как можно скорее.
Горячая кровь выплёскивалась на светящийся мох и стекала на землю, размываемая дождём. С каждым ударом пятикамерного сердца Родион всё больше слабел.
С радостью он погружался в чёрное небытие, которое должно было освободить его от жуткого груза осознания, что он больше не человек.
А на берегу вечного моря стоял и терпеливо ждал маяк, храня в себе знания, которые больше никому не были нужны…
Шаман
– Ноги вытирайте! – властно приказал шаман посетителям.
Те бестолково затоптались на месте, растерянно оглядываясь по сторонам. Они не понимали просьбы и даже не замечали под ногами аккуратно расстеленной чистой тряпочки.
– Придурки, – беззлобно и обречённо ругнулся шаман под нос и приглашающим жестом направил посетителей к простой деревянной лавке, стоящей у стены избушки.
Их было трое. Возглавлял компанию старый дед, насупленный и явно не одобряющий приход к человеку, которого он считал шарлатаном. С ним пришла худая до безобразия бабка, которая уже заранее боготворила хозяина избушки и была готова поверить в любое чудо. Даже если бы шаман сходил перед ними в туалет, она всё равно посчитала бы это небесным знамением. Таких он не любил гораздо больше, чем тех, кто ему не верил. Третьим человеком оказался молодой парнишка, предположительно лет пятнадцати. Худой и бледный, он болезненно кривился и прижимал руки к животу.
– Что привело вас в моё скромное жилище, странники? – пробасил шаман важно и торжественно, для пущего эффекта тряся бубном, украшенным голубыми перьями редкой южной птицы.
– Занеможил наш мальчик! – запричитала старуха и тут же рухнула на колени. Шаман поразился тому, как мгновенно сменилось выражение её лица – с радостно-воодушевлённого на скорбно-плачущее. – Многий день мается животом, и нет ему успокоения и выздоровления!
– Облегчается свободно? – деловито поинтересовался хозяин, цепким взглядом ощупывая лицо и фигуру больного.
Он по-прежнему держался от них в стороне, потрясая бубном и помахивая маленькой металлической коробочкой на цепочке, из которой исходил слабый сладковатый дымок.
– Как это? – переспросила бабка, вылупляя глаза.
– Срёт, говорю, часто?
– Так вообще почти нет! – возопила она, вздымая к нему руки и сотрясая грязными волосами.
Она сделала попытку подползти к нему на коленях, чтобы схватиться за ноги и целовать их долго и упорно, но тут из сумрака комнаты неожиданно показался слуга шамана. Он грозно загремел массивным телом и громогласно объявил:
– Нельзя трогать колдуна! Иначе не будет удачи в лечении!
Старуха взвизгнула, отшатнулась от заколдованного страшилища и повалилась на спину. Шаман усмехнулся про себя, видя, что нахмуренный дед даже не попытается ей помочь.