Шанс на выбор
Достаю мусорное ведро и сбрасываю туда всё то, что было нарезано. К черту ужин. К черту сон. К черту Картера. И к черту всех. Я хочу глоток свежего воздуха. Он жизненно необходим, чтобы не натворить глупости.
В конце концов, вылетаю из квартиры и здания, в котором должен жить, но уже не хочу. Автомобильный шум проникает в уши, а ветер работает, как отрезвитель. Сколько намотаю кругов, чтобы полностью успокоиться, непонятно. Я уже привык. Какая разница, утром на коньках или вечером пешком? Одно другому не мешает, только позитивное влияние.
Начинаю сомневаться в собственной адекватности, когда улавливаю в воздухе аромат духов Эммы. Но я абсолютно точно в сознании, потому что обладательница моих галлюцинации делает несколько шагов навстречу.
– Можешь подняться, – сообщаю я. – Я не знаю, когда вернусь.
– Я не хочу возвращаться.
– Тогда тебе стоит вспомнить путь домой.
– Я ждала тебя.
– С чего ты решила, что я мог куда-то пойти?
Девушка немного пожимает плечами.
– Надеялась, – говорит она.
– Не все надежды оправдываются.
– Но моя оправдалась. Ты тут.
Вздохнув, Эмма сжимает перед собой несколько учебников в руках, покачнувшись на пятках.
– Дай мне шанс всё объяснить. Это будет по-дурацки. Возможно, ты даже не поверишь, ведь это полный бред, но так у меня будет хотя бы шанс всё сказать. Ты не можешь так думать обо мне.
– Как думать?
– Не в самом лучшем свете.
– Это вообще имеет значение, что я думаю?
Она делает ещё один шаг в мою сторону, я же сую руки в карманы, оставаясь на месте. Мой вопрос остался без ответа.
– Да, у меня есть парень. Но это не то, что ты думаешь. Мы не вместе. Мы вообще не можем быть вместе.
– Интригующее начало. Не можем быть вместе, но вместе. А ещё, возможно, вы живёте вместе, но это тоже не то, что я думаю.
– Мы живём вместе, – тараторит под нос Эмма.
Хочется рассмеяться, и я позволяю себе подобную дурость. Мне действительно смешно, что она говорит. Черт возьми, да я в ударе. Бью прямо в цель. Если скажу сейчас, что Земля всё же стоит на трёх слонах и черепахе, это обернётся моей правотой?
– Отлично, просто, мать вашу, отлично, – без веселья, усмехаюсь я. – Что дальше? Ты снимаешь кольцо, чтобы никто не думал лишнего?
– Он – гей, – заявляет она, оставаясь спокойной. – Я встречаюсь с геем, Эйден.
– Да, а я лесбиянка, – саркастически замечаю я, – каждому своё. Никто не без изъяна.
– Я могу доказать. Он сейчас дома с Жаком.
– Ага.
– Поверь мне, – просит Эмма, смотря на меня тем же взглядом, на который я повелся той ночью. – Так было нужно. Между нами было несколько поцелуев, но для его родителей. Пойми. Мы дружим с детства, я не могла не помочь ему. Он не может рассказать родителям.
– Какой сейчас век и к чему ты оправдываешься?
– Я знаю, Эйден. Но не все придерживаются общих ценностей. Он не может быть для них геем, иначе они перестанут платить за учёбу. Они не примут его таким. Оставят без всего, и это будет моя вина.
– И ты решила, что жить на две стороны – это лучшее решение? Открою тебе кое-что интересное: ты не должна. Это не твоя задача и обязанность.
– Я согласилась, как я могу отказаться сейчас?
– Хочешь ещё одну новость?
– Я знаю, что ты скажешь.
– Тогда ты знаешь, что я скажу после этого.
– Ты можешь хотя бы не смотреть на меня так?
– Как?
– Так, словно я сделала что-то плохое, будто я самое низкое создание. Я всего лишь помогаю другу. Я никому не изменяла, и легла в твою кровать будучи свободной.
– Почему ты пришла ко мне?
– Я.. я не знаю.
– Тебе не открыли в первой комнате?
– Открыли, – кивает она.
– И ты дошла до моей.
– Да.
– Для чего? Там был Картер, ты могла попросить его открыть свою.
– У меня нет объяснения.
– Отлично, ты решила морочить мне голову?
– Нет, но я не хочу, чтобы ты так думал обо мне.
– Я ничего не думаю, теперь всё?
– Нет… – тихо говорит она. – Точней, да… да, это всё.
– Тогда увидимся как-нибудь.
Да, действительно, увидимся как-нибудь. Я идиот?
Отклоняюсь в сторону, направляясь вдоль улицы, которую освещают уличные фонари. Это всё ещё моя жизнь или чья-то дебильная шутка? Кажется, что второе, потому что такого ещё не было.
– Эйден, – зовёт Эмма, из-за чего останавливаюсь и поворачиваюсь к ней лицом, задавая немой вопрос. – Нет, это не всё.
– Поймать такси или проводить?
– Я могу пойти с тобой?
– Куда?
– Не знаю, ты же куда-то пошёл.
– Если я пошёл в стрип-клуб или на свидание, ты бы тоже захотела пойти со мной?
Уголки её губ тянутся выше, а в глазах загорается блеск.
– Никогда не была в стрип-клубе, возможно, я вольюсь.
– Вряд ли, на тебе брюки и блузка, из плюсов только каблуки. Девушки туда в таком не ходят.
– Они же срывают с себя одежду, может, у меня тоже есть такие секреты.
Выгнув бровь, не сдерживаю улыбку.
– Они уже без одежды, Эмма.
– Ладно, тогда, я могла бы пойти с тобой на свидание.
– И быть наблюдателем?
– Нет, я была бы той, с кем ты пошёл на свидание.
Улыбка сползает с лица, остаётся лишь покачать головой.
– Я не хожу на свидания с девушками, которые в отношениях.
Возможно, я вообще не хожу на свидания. Разве это уже важно? Просто не было той, которую я хотел бы пригласить. Мне никогда не требовались свидания, всё было без них.
– Формально, я не в отношениях. Я помогаю своему другу, потому что хочу быть ему хорошим другом. Ты разве не сделал бы что-то для своего близкого человека?
– Всё зависит от обстоятельств.
– Его родители старой закалки. Слишком консервативные. Не принимают ничего нового.
– Любовь остаётся любовью. Кем бы ни был другой, ты не можешь любить его из-за пола, религии, мировоззрения или воспитания. Либо принимаешь и понимаешь полностью, либо нет. Родители рано или поздно смирятся и примут выбор, если увидят его счастливым. Им уже не будет важно, кто рядом с ним.
– Не всегда так, Эйден. Для некоторых традиционный брак превыше всего.
– Что ты будешь делать, если они потребуют внуков?
– Надеюсь, к тому времени всё уже поменяется, – рассеяно произносит она.
– Если нет? Что ты будешь делать? Но дело даже не в этом.
– А в чём?
– В том, готов ли второй человек идти и принимать это. Хочет ли он скрывать ваши отношения на протяжении неизвестного количества времени. Это легко растянется в года.
– Ты бы смог?
– Нет.
– Почему?
– Потому что я не буду заменой и временным утешением. Либо со мной, либо со всеми.
– Это уже условия.
– Это не условия. Это вполне нормальное желание: быть единственным. Я не говорю о том, чтобы быть только со мной, где отказываешься от друзей, семьи и всего, что любишь. Я говорю о том, что в отношениях этот человек только со мной.
– Получается… между нами ничего не может быть?
– Получается, что нет.
– Ты не отступаешь?
– Нет.
– Я думала, что… – посмотрев куда-то вдаль, Эмма находит мой взгляд. – Я ошиблась?
– В чём?
– Я думала, что между нами, что-то есть. Не знаю… может, искра? Симпатия? Ты говорил о понимании.
– Говорил. И говорил, что должно быть понимание и принятие, а я не принимаю такой формат. Это практически то же самое, что и его родители. Они не желают принимать его ориентацию, я не желаю принимать подобный формат отношений.
– Скажи, я ошиблась?
– Ты же знаешь, что нет. Ты прекрасно видела и слышала всё в квартире.
Сделав шаг ближе, она переводит взгляд на мои губы, но тут же отводит глаза.
– Я хочу услышать от тебя.
– Что-то есть, но я не отказываюсь от своих слов. Возможно, Картер согласится, но не я.
– Но я не пошла к нему. Я ждала тебя.
– Эмма, услышь меня. Пока ты в отношениях, даже если фиктивных, я не буду тебе никем.
– Даже другом?
– Ты же понимаешь, что это невозможно. Нельзя быть другом там, где есть что-то большее.
– Это глупость. Можно.
– Сейчас ты убеждаешь себя.
– Я не убеждаю себя. Я в этом уверена. Можно любить человека и быть ему другом, опорой и поддержкой.
– Нельзя. Ни к чему это не приведёт.
– Но я не хочу, чтобы мы были друг другу никем.
Коротко и горестно улыбаюсь.
– Мы и были никем. Ты один раз пришла ко мне, потому что тебе было плохо. Неважно, по какой причине ты пришла именно ко мне. Совпадение, что я был там, что я вообще там живу. Я рад, что ничего не было.
– Ты врешь, Эйден. Было всё, даже больше, чем секс. Это гораздо важней.
– Может быть, но ничего не меняет.
Её плечи опускаются, а лицо мрачнеет.
– Поверить не могу, что упрашиваю парня дать мне хоть какое-нибудь общение. Почему ты не можешь хоть раз поступиться?
– Потому что не хочу чувствовать себя ущербным, не хочу ущемлять себя. Не хочу понимать, что моя девушка живёт с парнем. Не хочу понимать, что она может поцеловать его, даже если он гей и это только для подтверждения их отношений. Не хочу понимать, что они могут спать в одной кровати, не имея друг к другу влечения, важен сам факт их пребывания там. Не хочу каждое утро просыпаться и засыпать с мыслью: «А что, если они…». Это не отношения, Эмма, это самоистязание и мучения, даже если для тебя это не так. Я могу чем-то жертвовать, но и себя уважаю. Я не готов быть вторым.
– Ты не будешь вторым.
– Зачем ты уговариваешь меня? Это я должен быть тем, кто проявляет к тебе интерес и внимание.
– Потому что ты важен и нужен… Я могу забыть про гордость.
– Ты видела меня пять раз за всю жизнь, и практически три из пяти ты не разговаривала и не знала меня. Формально, два, но если бы наш столик отслуживал кто-то другой, то было бы три.
– Это не мешает мне что-то чувствовать к тебе.
– Не мешает, но мне мешают твои отношения. Я не могу. Услышь меня: я так не могу.
– Друзья, Эйден…
– Не бывает таких друзей. Я не хочу поддаться соблазну, а это и есть соблазн.
– Я.. больше не могу что-то сделать. Наверно, ты прав, и скоро я это пойму.
Улыбка, которую она явно выдавливает силой, ничто иное, как злые шутки судьбы. Смотрю на отделяющийся силуэт Эммы, и не понимаю, что чувствую в этот момент. Словно совесть и желание уселись на плечи, и теперь шепчут на уши свои наставления. Желание метает гневные проклятия и говорит о том, какой же я идиот, а совесть поглаживает по голове, говоря, что так правильно. Но что на самом деле правильно?
Глава 5
Эмма
Прижатая спиной к холодной стене, я старалась не плакать, потому что это ничем не поможет. Это пройденный путь. За слёзы получу лишь вдвое больше. Даже дыхание оставалось ровным, либо я старалась держать его в прежнем ритме, пока сердце грохотало в груди.
– Ты снова опоздала, Эмма, – кряхтел мой папа. – А я говорил, что ты должна приходить не позже шести.
– Нас задержали на уроках, – голос не дрогнул, но вот-вот мог подвести.
– Это ложь, – вскрикивает он, за словами следует пощёчина, отрезвляя и без того трезвое сознание.
Кожа горит, но руки остаются в прежнем положении: по обе стороны талии. Я привыкла. Я снова вытерплю. Ещё немного, и это закончится, нужно лишь немного потерпеть. Мириться с положением было тяжело, но сейчас стойко переношу условия выживания. Я провинилась. Даже если не по своей вине, это не отменяет факта опоздания. Это за дело, – так я повторяла каждый раз, когда получала новую порцию так называемых воспитательных мер.
Глаза янтарным цветом светятся от ярости. Их переполняет гнев, наливает кровь и некая доля ненависти. В такие секунды чувствую себя ничтожной букашкой. Стоит издать звук, и прилетит ладонь, добавив ещё больше боли. Глаза прожигают слёзы, но я категорически запрещаю им обнародовать себя. Я практически не шевелюсь, превратившись в предмет интерьера.
– С кем ты была?
– Я была на уроках.
– Брехня! – вылетающие слюни остаются на моём лице, я бы с удовольствием вытерла эту мерзость, но оловянный солдатик, которым являюсь сейчас при помощи силы давления руки и ноги папы, не позволяет это сделать.
Секунда, и отлетаю в сторону с такой приложенной силой, что начинает кружиться голова. Чудом удаётся удержаться на ногах. Рука горит. Её словно на живую вырывают из тела. Ещё немного, и она действительно оторвётся, если снова станет опорой для того, чтобы схватить и оттолкнуть в сторону.
– Ты плачешь! – рыча и ссутулившись, произносит он.
– Нет, – тут же отрицаю, но понимаю, что по щекам струятся слёзы.
Не оказываюсь оленем в свете фар, бросаясь к лестнице, чтобы добежать и скрыться в комнате, но запястье оказывается в жгучих тисках. Затылком ударяюсь о стену, и звук бьющегося стекла дребезжит по обе стороны головы. Это рамки. Стекло из них снова разбилось вдребезги, а деревянные оправы скорее всего могли треснуть из-за очередного удара о лестницу.
Жмурюсь и немного приоткрываю глаза.
Быстро скольжу взглядом по стенам с цветочным принтом, расписанным вручную, и стираю капли пота со лба. Это не был удар о стену. Я упала с кровати и ударилась, тем самым, порождая воспоминания. За дверью шум, напоминающий сбор осколков с помощью веника и совка.
Поднимаюсь на ноги и выглядываю из-за двери.
– Я сегодня же куплю новую, Эмма, – подняв голову на скрип петель двери моей комнаты, Жак с сожалением смотрит на меня.
Обращаю взгляд к его ногам, и наблюдаю осколки моей бывшей любимой кружки.
– Прямо сейчас, – добавляет парень.
– Есть другие, – жму плечами, коротко улыбаясь.
Выпрямляясь, Жак окидывает меня быстрым взглядом синих глаз. Держа в одной руке совок, а в другой веник, он собирает остатки с пола и находит опору в наконечнике, словно эта хрупкая и неустойчивая вещица способна выдержать массу его тела.
– Я всегда говорил, что ты должна быть наглее и настойчивее.
– Какая есть, – говорю я.
– Давай же, Эм, это твоя любимая кружка. Ты почти не расстаёшься с ней, она всегда в твоей комнате. Потребуй её с меня. Ты должна сказать, что тебе нужна точно такая же, чтобы я оббегал весь город в её поисках, даже слетал на другую планету, если необходимо.
– Ты придаёшь этому слишком большое значение.
– Ты пытался, – вступает Алестер, проявляясь из ванной комнаты с полотенцем на бёдрах. На его губах играет легкая беспечная улыбка, которая говорит только об одном: они хорошо провели время, пока я спала.
Взгляд его серых глаз прикован ко мне. Я могла бы сказать, что дождливая погода – это мрачность и депрессия, но, когда заглядываю в глаза Алестера, думаю совсем иначе. Даже в полной темноте можно отыскать свой лучик света. Таковым является он – мой фиктивный парень, который ярче солнца, согревающего в морозные будни.
– Давай же, Эм, – не успокаивается Жак, – скажи это.
– Это же всего лишь кружка, – мнусь я.
– Господи, пресвятые гномики, когда-нибудь я смогу.
Ободряюще похлопав по плечу Жака, Алестер делает несколько шагов в мою сторону и притягивает в объятия. Тепло его тела и знакомый аромат заставляют меня встрепенуться.
– Ты снова брал мой шампунь, – больше утверждаю, чем спрашиваю, смотря на парня.
– Ничего не могу поделать, он первым попадает под руку, – моментально оправдывается Алестер с неприкрытой улыбкой.
– Он же стоял в самом дальнем шкафчике и в самом конце!
– Да, давай, – озаряется Жак. – Теперь скажи мне про кружку.
Устремляю взгляд в сторону парня, который решительно продолжает требовать и ждать от меня ответ. Не знаю, почему в эту секунду язык вновь прилипает к нёбу. Я бы могла что-то возразить, но слова предательски теряются по пути.
– Она боится обидеть твои чувства, – констатирует Алестер, целуя мою макушку, а следом положив на неё щёку.
– Я раньше обидел твои чувства, Эмма, – говорит Жак. – Я разбил твою любимую кружку. Ты должна держать ответ. Даже если я сделал это нехотя, ты должна потребовать от меня новую.
По двери начинают стучать кулаки. Они вовсе не настойчивые и требовательные. Обычный стук, который периодически пугает меня, и никак не воздействует на обычного человека. Я всё ещё боюсь, что на пороге появится кто-то, кого не желаю видеть. Кто-то из прошлого. Кто-то, кто вновь причинит боль не только физическую, но и моральную. Кто-то, кто вновь подчинит себе и своей воле.
– Ты опять вздрагиваешь, – очень тихо шепчет Алестер, крепче сжимая моё плечо.
– Неожиданно, – в свою очередь оправдываюсь я. – Ты кого-то ждёшь?
– Нет, – улыбается он, – если только Амура.
– А, по-моему, тебе хватит.
– Никогда не будет много.
Закатываю глаза и скрещиваю руки под грудью, не выдерживая силы, которую прикладывает улыбка, желая поднять уголки губ. В моей жизни присутствует много секса. Не моего секса. Я заложник обстоятельств. Каждый месяц я знакомлюсь с новым избранником Алестера. Но Жак по странным причинам знаком мне уже два месяца, хотя почему-то я вовсе не против. Несмотря на его твёрдую решительность вбить в мой характер каплю жестокости, все попытки терпят провал. Конечно, его это не останавливает. Я знаю, почему не хочу быть такой, наверно, причина кроется в её ужасной стороне. Я не хочу причинять кому-то боль. Мне проще и легче принять удар на себя, чем бросить на другого. Жак трактует это бесхребетностью, я же мыслю иначе, говоря, что это сочувствие.
Кстати, сочувствие – это тоже разное для нас понятие. Так или иначе, я всё равно симпатизирую Жаку. Для этого нет причин. У нас разное видение на многие жизненные тонкости, но это наше право. Мы не можем видеть мир одними и теми же глазами, и в тех же красках.
Отвожу взгляд от Алестера, который накручивает на палец локон моих волос, и устремляю внимание к двери. Проход заслоняет Жак, но, когда он отходит в сторону, меня прошибает самым сильным напором переменчивого тока, чистота которого способна убить.
Сунув руки в карманы джинс, Эйден смотрит на меня из-подо лба. Засуха в горле способствует скорейшему отмиранию клеток головного мозга, а кислород вокруг отделяется от ряда соединений, становясь невыносимо тяжёлым. Из-за этого учащается дыхание. Резкое падение углекислого газа препятствует попаданию глотка воздуха в мозг. На несколько секунд кажется, что я вовсе отмерла.
– А.. – посмотрев в сторону Алестера, на лице которого отразилось удивление, Жак переводит взгляд на меня. – Эм? Это что-то новенькое.
– Если ты не хочешь лично пригласить на тусовку, то вряд ли ты ко мне, – первым говорит Алестер.
Наполненный любопытством, взгляд друга-парня обращается ко мне. В итоге, три пары мужеских глаз смотрят на меня, как на нелепое изобретение человечества.
– Эм? – подталкивает бедром Алестер.
Сказать, что я обескуражена и полностью ошарашена – ничего не сказать. Я абсолютно правильно поняла Эйдена. Он выразил вполне чёткую и понятную точку зрения, и сейчас его появление для меня точно такое же удивительное и интригующее событие, как для Алестера и Жака. А вообще, это разве что чудо, что на нашем пороге парень, пришедший ко мне, а не, например, к соседям или за солью. За любым предметом, но не за мной и не ко мне.
Поднимаю глаза, смотря в серые Алестера, который убрал щёку с моей макушки и выпрямился.
– Это точно не к тебе? – с ноткой недоверия, интересуется Жак.
– Парни, вы снова устроили тусовку? – улыбается Алестер, обращаясь к Эйдену.
Игнорируя его вопрос, Эйден спрашивает меня:
– Мы можем поговорить?
Кусая внутреннюю сторону щеки, согласно киваю. Не представляю, о чём можем говорить, если всё уже расставлено по местам.
Делаю шаг в сторону, и рука Алестера плавно соскальзывает с плеча, повисая вдоль тела парня. Кажется, я чувствую некую нотку настороженности, с которой он позволяет мне открыть дверь комнаты шире, чтобы пропустить Эйдена. Аромат парфюма тянется следом за парнем, и когда он проходит мимо, я смотрю в округлённые глаза Алестера, после чего закрываю дверь. Последний раз он был таким настороженным, когда я говорила, что могу задержаться на работе. Именно в тот день Алестер поехал встретить меня, чтобы не оставлять одну. Это вовсе не обязательно, но не могу отрицать, что было приятно и спокойно идти рядом с ним. Мы оба боимся, что мой чокнутый папочка, в любой момент нагрянет среди белого дня или тёмной ночи. Кроме того, теперь я желаю убить Жака. Не самое лучшее говорить парню, пришедшему ко мне, что это что-то новенькое. Чувствую себя самой забитой девушкой на планете, которая обделена мужским вниманием. Всё совсем наоборот. Я практически живу в этом кругу.
Медленно поворачиваюсь к Эйдену, который проводит пальцем по выпуклой линии лепестка на стене, и сжимаю дверную ручку за спиной, опираясь на деревяшку.
– Я думаю, что мы могли бы, – говорит он.
Карие глаза парня переводятся в мою сторону. Он быстро осматривает меня с ног головы, из-за чего чувствую себя неуютно. Умоляю себя не делать глупости, в виде перекатывания с пятки на пятку, бессмысленного дёрганья одежды или чего-то такого, что покажет неуверенность. Единственное, что я делаю – продолжаю сжимать дверную ручку, это хоть как-то успокаивает.
Не могу отрицать то, как зародившееся новое ощущение надежды кромсает изнутри. Мне совсем не нравится это чувство. Я не хочу питать надежды. Не хочу питать ничего. Я даже не уверена, что хочу что-то испытывать к нему. И в самом деле, хочу тоже. Это плохо – проникаться к нему доверием, ведь Эйден сказал, что доверять ему вовсе не стоит. Он подтвердил слова действиями, когда, не смущаясь, принимал внимание со стороны. Конечно, он имеет право. Точно такое же право имею я, когда испытываю жгучую неприязнь и некую ревность по отношению его к другим.
– О чём ты?
– Попробовать быть друзьями, – произносит Эйден.
Медленно до сознания доходит смысл его слов.
Быть друзьями. Он хочет быть друзьями.
Кажется, я окончательно теряю веру в собственную интуицию. По всем ощущениям, она вовсе отсутствует. Я не наделена подобным свойством. Тем ни менее, нахожу в себе силы не показывать разочарования. Наоборот, стараюсь быть в какой-то степени навеселе. Выгляжу нелепо. Успеваю уловить толику антипатии к Вики, которой никогда не было раньше. Я вообще стараюсь относиться к людям нейтрально. Не делю их на нравится и не нравится. Каждому своё, и некоторые – это не моё. Когда Вики влилась в их число?
Наверно, тогда, когда проявила интерес к Эйдену, и я хорошо это понимаю. Зачем пытаться обмануть саму себя? Всегда было известно: от себя не убежишь. Вся сложность в понимании. Осознании того, что ты не имеешь права требовать от других чего-то. Я не могу потребовать от Вики ничего не чувствовать к Эйдену, не проявлять к нему внимание, которое она проявляла, общаясь с ним у них в квартире несколько дней назад. Это аналогично тому, что она потребует от меня того же. Возможно, моё воображение и вовсе слишком разгулялось, показывая то, чего на деле нет. Они могут общаться, смеяться и улыбаться друг другу. Это естественно. Я делаю то же самое, но с другими людьми. Важно лишь то, что мы чувствуем по отношению к этим людям. И Эйден в числе тех, кто не может быть мне другом. От осознания, становится тошно.
– Ты был прав, – на одном дыхании произношу я.
– Прав? – удивление в его тоне звучит вполне обыденно. Он удивлён моим ответом.
– Мы не можем быть друзьями. Нам и не требуется. Мы не находимся в одной компании или группе, где необходимо делать вид. Я не хочу притворяться.
– Почему притворяться?
– А что это по-твоему? Разве не притворство? Мы просто знаем друг друга. Виделись несколько раз, но с таким же успехом мы видимся с другими людьми.
– Ты обиделась?
– Нет, – отрицательно качаю головой, ведь в действительности никакой обиды нет.
– Тогда что?
– Я думала об этом, и пришла к мнению, что ты был прав. Нам не стоит быть друзьями, в этом нет необходимости. Прости за тот раз. Он попросил помочь, а я просто могла… я не думала, что так выйдет.
– Забей, – кивает Эйден. – Дело не в тебе.
Я слабо и вынужденно улыбаюсь.
– Это самое глупое, что можно сказать. Дело не в тебе, а во мне или в ком-то, или в белом свете, или в ситуации.
– Картеру нравится всех цеплять. Ты лишь повод, чтобы он получил своё.
– Своё?
– Он любит выяснять что-то с помощью физической силы.
– И что?
– У него получилось вывести каждого. Всех, кроме меня. И пока не добьётся своего, он будет продолжать.
– Я для вас игрушка? – оскорблено шепчу я, сделав шаг в сторону.
– Ты не игрушка, Эмма, и не позволяй сделать из себя игрушку.
– Он будет продолжать, пока не получит своё, ты сам сказал.
– Я не могу отвечать за него, пойми. Возможно, ты нравишься ему, но это не отменяет того факта, что он выводит меня. Это как приятный бонус.