«…И вы будете как боги, знающие добро и зло». В поисках генетического кода общественного развития. Идеология общества счастья и доброжелательности. В 3 книгах. Книга I. Философия продвинутого материал

§ 1. Обществоведение. О чем эта наука?

Казалось бы, ответ на этот вопрос, поставленный в названии параграфа, очевиден: о нас с вами, о наших предках – отцах и дедах, о наших детях, о тех, кто нас окружает, о законах нашего развития и бытия. А если коротко – наука об обществе.

Возможность и необходимость такой науки близка и понятна русскому человеку, воспитанному на протяжении тысячелетия на культуре служения Отечеству. Огромные территории, постоянно подвергающиеся внешним нашествиям, испытаниям на прочность со стороны окраин, не могли не породить состояния общности на фоне возникающих угроз. Идеология панславизма порождала ответственность за все славянские народы. И хоть часто эта ответственность превращалась либо в завоевательные походы, либо отплачивалась черной неблагодарностью со стороны действительно освобожденных народов, но и сегодня Россия не может взирать с безразличием на судьбы народов Украины, Югославии, Болгарии и даже Польши. Мы сейчас не даем оценку этой заинтересованности, понимая, что многими она воспринимается исключительно с позиций имперских амбиций России.

Военная мощь России часто использовалась мировым сообществом для защиты своей свободы от слишком опасных агрессоров: татаро-монгольского нашествия, войск Наполеона, в защите от фашистской Германии и милитаристской Японии. Использовалась она и в реакционных целях, в целях сдерживания революционного движения в Европе.

Для России характерна религиозная солидарность, не раз проявившаяся в защите Грузии, Армении, Греции, Сербии.

Но Россия в этом направлении пережила и то, что неведомо практически другим странам мира, – пролетарский интернационализм. Социалистическая эпоха породила в народе ответственность за угнетенные массы независимо от их географического местоположения – будь то Корея, Вьетнам, страны Африки, Европы или Америки. Мы вовсе не отрицаем и не закрываем глаза на то, что политическая верхушка нещадно эксплуатировала эту ответственность в своих идеологических целях и зачастую эта ответственность обретала реакционный характер. Но нельзя отрицать, что события в Венгрии 1956 года, в Чехословакии 1968 года, в Афганистане с 1978 по 1989 год базировались на искренней вере советского народа в благородство помыслов своих вождей.

Пока мы затрагиваем только один из элементов общественной организации – безопасность, которая так или иначе касается любого общества. Но даже этот элемент не убеждает некоторых далеко не глупых людей в существовании общества как некой объективной реальности, подлежащей изучению.

Вот позиция бывшего британского премьер-министра М. Тэтчер: «There is no such thing as society. There are individual men and women, and there are families» («Общества как такового не существует. Есть отдельные мужчины и женщины, и еще есть семьи»)[12].

В 80-е годы воинствующий индивидуализм еще с трудом вспоминал о семьях. С тех пор само понятие семьи претерпело на Западе значительную трансформацию, а ювенальная юстиция, похоже, воспринимает это общественное формирование как некий рудимент, как пережиток, доставшийся нам из прошлого.

Поэтому вопрос о том, что такое общество, каковы его критерии, определяющие принципы, вызван далеко не праздным любопытством. Наличие общества для многих не аксиома, а теорема, требующая доказательств.

А ведь и правда, что такое общество? Большое скопление людей на определенной территории? А что значит большое? И какая территория имеется в виду? А отдельная семья – это общество? Или есть какие-то количественные и качественные рамки, за которыми кончаются понятия «семья», «род», «клан» и т. п. и начинается понятие «общество»?

Эти и подобные им вопросы волнуют человечество с давних времен. В документально дошедших до нас источниках отражение этих проблем мы находим уже у Платона и Аристотеля.

У обоих древнегреческих ученых общество отождествляется с государством. По Платону, общество (государство) возникает благодаря тому, что для удовлетворения своих потребностей люди нуждаются друг в друге. Аристотель общественные связи объясняет врожденным социальным инстинктом. Поэтому общество (государство) выступает у него как «творение природы».

Наука XVIII–XIX веков сосредоточилась на разделении понятий «общество» и «государство», но постоянно их противопоставляя. Мы обязательно вернемся к этому вопросу, тем более что понимание общества и в XXI веке во многих философских работах опирается на противопоставление его государству и поиск причин общности.

Но государство есть плод уже развитого общества, отличительной чертой которого является сформировавшийся аппарат насилия. Нам же хотелось отыскать его (общества) истоки, в том числе и генетические.

Общественные формы существования присущи не только человеку. Мы находим их и у насекомых (например, у муравьев и пчел), и у рыб, птиц и млекопитающих (слоны, волки, львы и т. д.). Поэтому выражение «человек – это общественное животное» абсолютно не вычленяет человека из животного мира, а самое главное, не дает никакого понимания общества. Поэтому достичь понимания общества без понимания человеческих особенностей, выделяющих его из животного мира, невозможно.

Так что же делает человека человеком? Отвечая на этот вопрос, ученые выдвигают на первое место разум, или более развитую мозговую деятельность, применение орудий труда в своей деятельности, речь и т. д. Все это невозможно, да и нет необходимости отрицать. На наш взгляд, никакой из этих элементов, взятый в отдельности, не выделяет значимо человека из животного мира. Те или иные качества мы можем обнаружить и у приматов, и у других представителей фауны.

Отличие же человека заключается в том, что это более сложная и совершенная система жизни и действия. Значительные или незначительные, но качественные изменения во многих компонентах физиологической функциональности породили существо, резко выделяющееся из животного мира.

Изменение гортани позволило производить значительное разнообразие членораздельных звуков, в конечном итоге породившее речь. Животный мир знает звуковые знаки, команды, но речь – это качественно иное сообщение смыслов. И это также первый носитель информации, памяти, знаний. Это первый способ накапливать некий опыт, полученный не только через гены и подражание, и передавать его другим, в том числе и новому поколению.

Прямохождение высвободило руки. Оно изменило функцию глаз, кровообращение, дыхание, пищеварение, но главное здесь все-таки руки. Педагоги, работающие с детьми дошкольного возраста, знают, что развитие моторики рук имеет прямое воздействие на работу мозга. Высвобождение рук позволило человеку вооружиться и перейти к трудовой деятельности.

Качественно изменилась деятельность мозга. Это качественное изменение можно выразить следующими словами: огромный потенциал обучаемости. Этот потенциал формируется и объемом памяти, и способностью мыслить абстрактно, создавать мир фантазий – понятий и образов, не имеющихся в природе. Ключевым достижением мозга является способность ставить цели и логически формулировать средства их достижения. Обретение этой функции сделало человека маленьким богом на Земле. Идеальное в сознании стало предвосхищать материальное.

Взросление человеческого детеныша по времени многократно превышает взросление любого животного. Человеческий детеныш рождается как бы недоношенным. С одной стороны, это объясняется чисто физиологически – большой объем мозга делает большой голову ребенка, и детородные пути женщины не в состоянии обеспечить прохождение через них более взрослого детеныша. Но время взросления определяет минимальный срок обучения, ограничивая дееспособность человека. И это тоже значимый фактор. Физические способности человека не должны опережать его умственного развития. Когда нарушается этот закон, мы чаще всего получаем бандита.

И здесь мы сталкиваемся с еще одним существенным отличием человека от животного – с его качественно иной агрессивностью.

Агрессивность человека значительно превосходит то, что нам известно о животном мире. Животные одного вида практически никогда не убивают и не калечат себе подобных. Если такое происходит, например, лев в новом прайде убивает чужих детенышей-самцов, то это происходит в силу обеспечения устойчивости развития стаи (стада, прайда) и продолжения своей родословной (естественный отбор). И лишь человек может убивать себе подобных из корыстных побуждений, для решения межличностных противоречий, из национальных или религиозных убеждений, как каннибал или маньяк. В то же время человеческая агрессия становится одним из основных факторов общественного развития. Идеи, превращаясь в политику, обретают концентрированный уровень агрессии. Все войны и революции основаны на возбуждении человеческой агрессии. Без агрессии не было бы революционеров, героев и вождей (вспомним хотя бы В. Высоцкого: «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков!»).

Нейтрализация агрессии достигается тремя способами: либо ответной агрессией (на короткий промежуток времени), либо воспитанием в народе морали и нравственности (на длительную перспективу), либо соответствующей организацией общества, позволяющей разрешать социальные и межличностные противоречия ненасильственно, путем договоренностей (на всю перспективу бытия общества).

Чувства, эмоции, способность к самооценке, выработка самих критериев оценки – свойства сугубо человеческие, недоступные в своей совокупности животному миру.

Со временем человек вырабатывает в себе, в общественном сознании понимание гуманизма. Но здесь его подстерегает другая беда. Гуманизм, безудержно педалируемый правозащитниками и политиками, легко перерастает в ложный гуманизм, под которым мы понимаем приоритет гуманных действий в отношении отдельных личностей в ущерб гуманности относительно общества в целом.

Увлекаясь с юношеских лет романами об исторических личностях, в одной из книг об Александре Васильевиче Суворове меня поразил параграф о его гуманизме. Гуманизм генералиссимуса, выигравшего сто кровавых сражений? Одним из веских аргументов которого в этих сражениях была безжалостная штыковая атака?

Но вот что пишет об этом в книге «Суворов» А. Богданов: «Для Александра Васильевича потеря в самом жестком бою больше одного процента личного состава – катастрофа, причина страшных разносов ответственным командирам, повод для основательного разбора причин такого человекогубительства. Но и потери противника свыше пяти процентов его войск – жестокость, которую можно оправдать только в самом крайнем случае. Победы не измеряются у него масштабом убийств…»[13]

И в другом месте: «Нельзя убивать врага иначе, чем в бою. Нельзя оскорблять врага, особенно безоружного. Категорически нельзя обижать мирное население, не важно – свое или чужое. Невозможно нарушить слово. Нельзя атаковать противника с целью его уничтожения: надо лишить врага способности к сопротивлению максимально бескровными методами, сведя число жертв войны к самому малому. Кровожадность, жестокость, террор – немыслимы, они лежат за пределами суворовского сознания. Нельзя воевать, руководствуясь ненавистью, а не стремлением, сразив противника вначале оружием, а потом милосердием, установить с ним добрый, и справедливый, и прочный мир»[14].

Квинтэссенция суворовского гуманизма – умение быстро прекращать войны.

Иное мы наблюдаем сегодня. Постоянное использование двойных стандартов, справедливые, а зачастую и не очень, вопли о чрезмерном, непропорциональном применении силы, о жертвах среди мирного населения растягивают войны на десятилетия. Вместо того чтобы быстро уничтожить агрессора, спасти население от политиков, развязавших войну, ограничившись десятками или сотнями жертв, в этих войнах гибнут тысячи, а то и миллионы ни в чем не повинных людей.

Но прежде всего, войны современности продиктованы нежеланием и неумением сверхдержав договариваться между собой. Борьба против «плохого парня» (диктатора какой-нибудь периферийной страны) становится борьбой с народом целого государства. При этом другая сторона знает, что этот парень – «сукин сын». Но поскольку он – «свой сукин сын», она готова финансировать его, поставлять ему оружие, защищать своими солдатами. Кроме того, уничтожение страны сопровождается призывами к гуманизму с обеих противоборствующих сторон. Согласованные же действия сверхдержав могли бы превратить отстранение диктаторов от власти в чисто техническую проблему при соблюдении экономических и политических интересов договаривающихся сторон.

Интересно в этом отношении привести наблюдения известного эксперта в вопросах войны и мира Эдварда Н. Люттвака: «У постоянных членов Совета безопасности ООН вошло в привычку резко обрывать сражения малых государств, навязывая им прекращение огня. Если за ним не следует прямое дипломатическое вмешательство с целью провести мирные переговоры (выделено мною. При этом можно вести бессмысленные и бесконечные переговоры типа Минских соглашений по Донбассу. – Ю. Г.), оно лишь позволяет избавиться от истощения, вызванного войной, способствуя перестройке и перевооружению воюющих сторон, тем самым раздувая и продлевая войну после того, как срок прекращения огня закончится»[15]. Так было в 1948–1949 годах во время арабо-израильского конфликта, в Югославии после ее распада, на Украине в 2014 году. Люттвак приводит также примеры, когда деятельность Агентства ООН по оказанию помощи беженцам (United Nations Relief and Works Agency, UNRWA), а также неправительственных благотворительных организаций (НПО) под прикрытием гуманной заботы о беженцах десятилетиями искусственно поддерживает состояние военной напряженности в различных точках мира. В результате войны растягиваются на десятилетия, принося большие бедствия, в том числе и благодаря самим этим бедствиям.

В целом агрессия – чрезвычайно важный элемент человеческой природы. Со временем она перерождается в дерзновения, в способность к самопожертвованию. Люди, открывшие Америку, покорившие Северный и Южный полюса, освоившие космос и побывавшие на Луне, никогда не достигли бы своих побед, не имея в себе таких качеств.

В противовес агрессии человек наделен также чувством любви. Не любви между мужчиной и женщиной, хотя и ею тоже, а любви в понимании служения другим. Это чувство сложнее чувства агрессии. Последнее часто самопроизвольно, неуправляемо. Сдерживание агрессии требует работы над собой. И эта работа, как правило, в значительной степени сопряжена с воспитанием в себе чувства любви, подавляющего, через осознание бесперспективности, чувство гнева.

Рассматривая человека исторически, но без привязки к какой-либо хронологии, следует отметить еще одну его важную особенность: веру в Бога или в более могущественные силы, стоящие над ним.

Атеисты зачастую пытаются трактовать веру в Бога как попытку профанного сознания объяснить чем-то сверхъестественным то, что этому сознанию непонятно. Однако если внимательно присмотреться к основным вероучениям, то выясняется, что эта проблема данные учения безусловно интересует, но не занимает в них главного места.

Главное в них заключается в том, что человек признает себя существом далеко не совершенным, и прежде всего несовершенным нравственно (греховным). Но тогда должны существовать нормы нравственности и законы морали. И они прописаны в этих вероучениях. Богу же отводится роль Всевидящего Ока и Судьи поведения людей.

В данный момент мы не рассматриваем вопрос о правомерности или ошибочности верований. Мы говорим лишь об особенностях человека, отличающих его от других представителей животного мира. Воинствующие атеисты могут увидеть в этом оскорбление своей личности, считая, что отсутствие веры мы рассматриваем как некую тезу о недочеловеке. Спешу их успокоить. Во-первых, я убежден, что атеистов в чистом виде не бывает, во всяком случае, на войне – как утверждает народная мудрость. Во-вторых, атеизм сегодня – это та же самая вера, только наоборот – вера в то, что ничего Высшего над человеком не существует. В этом случае меняется лишь то, что общество атеистов создает свой моральный кодекс, типа морального кодекса строителей коммунизма, которому пытается соответствовать, либо придерживается религиозных заповедей, господствующих в обществе, в котором они живут.

Важной характеристикой человека является его приверженность к зрелищам и игре. Созерцание и наблюдение за природой стало не только предметом сбора эмпирических данных о ее закономерностях, но и развивало эстетические чувства, недоступные для животных. В дальнейшем это нашло отражение в живописи, других видах изобразительного искусства, в архитектуре, поэзии.

Игры свойственны и животным, особенно в детском возрасте, и являются частью их обучения. Для человека игра становится частью его жизни. Где-то она перерастает в спорт, соревнование, где-то – в театр. В игру превращается карьерный рост, накопление богатства – в игру на бирже, в игру на тотализаторе. Человек таким образом проигрывает (в смысле моделирует) свои встречи с партнерами, соперниками, возлюбленными. Телевизор, компьютер, спортивные зрелища, ролевые игры занимают значительную часть жизни любого современного человека.

Во второй главе данной книги мы рассматриваем вопрос о том, что нас объединяет и разъединяет. Мы не стали выделять в ней параграф об играх, хотя не отрицаем их безусловной значимости. Поэтому остановимся здесь на этом вопросе чуть повнимательнее.

Нейробиолог и приматолог Роберт Сапольски в своей книге «Биология добра и зла», к которой мы будем обращаться неоднократно, пишет: «Что означает для детей (впрочем, как и для взрослых. – Ю. Г.) социальная игра? Пишем большими буквами: НАБОР ПОВЕДЕНЧЕСКИХ ПРИЕМОВ, КОТОРЫЕ НЕОБХОДИМЫ ДЛЯ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ СОЦИАЛЬНОЙ КОМПЕТЕНЦИИ. Напишем среднего размера шрифтом: ФРАГМЕНТЫ БУДУЩЕГО ВЗРОСЛОГО ПОВЕДЕНИЯ, ВОЗМОЖНОСТЬ ПРИМЕРИТЬ НА СЕБЯ РАЗНЫЕ РОЛИ И УЛУЧШИТЬ МОТОРНЫЕ НАВЫКИ. Теперь маленькими буквами, с учетом эндокринологии: ИСПЫТАТЬ НА СОБСТВЕННОМ ОПЫТЕ, ЧТО СРЕДНИЙ, БЫСТРОПРОХОДЯЩИЙ СТРЕСС, ТО ЕСТЬ СТИМУЛЯЦИЯ, – ЭТО НЕПЛОХО. И с учетом нейробиологии, тоже мелким шрифтом: С ПОМОЩЬЮ ЭТОГО ИНСТРУМЕНТА СИСТЕМА РЕШАЕТ, ОТ КАКИХ ИЗБЫТОЧНЫХ СИНАПСОВ МОЖНО ИЗБАВИТЬСЯ»[16].

Историк Йохан Хейзинга вообще охарактеризовал человечество как Homo ludens, «человека играющего», то есть всю жизнь играющего по определенным правилам.

Игра позволяет перевести свою агрессию в спортивные или интеллектуальные состязания. Проявить свой национальный или государственный патриотизм, сохраняя при этом дружественное отношение к сопернику. Она позволяет собрать противоборствующие стороны под одной крышей стадиона или усадить их перед экранами телевизоров. Во время греческих Олимпиад прекращались все войны.

Игра в театре или в кино позволяет перевоплотиться и почувствовать себя другим. Но чтобы почувствовать себя самим собой, нам тоже зачастую приходится прибегать к психологическим играм. В игре мы начинаем думать не только за себя, но и за соперника, пытаясь предугадать его действия. При этом Р. Сапольски утверждает, что противоположностью игры является не работа, а депрессия.

Есть и более мелкие детали человеческих отличий от животного мира. Скажем, например, полное отсутствие на теле человека волосяного покрова. Исторически это привело не только к понятиям наготы и стыдливости, но и к потребности в одежде (еще одно отличие).