– И как же мы будем готовить сырую еду без электричества? – пытливо посмотрел на меня Даня.
– Мы поедем на нашу дачу в Юрмалу, где будем жить в гостиной у растопленной дровами печи с неограниченным запасом воды из колонки и сможем готовить еду в казане и на мангале, – озвучила я детям придуманный мною план.
– А у нас разве есть на даче дрова и уголь? – недоверчиво поинтересовался у меня сын.
– Мы возьмём дрова, угли и жидкость для розжига на бензоколонке у нашего дома, а бумагу и зажигалки я уже купила в магазине, – успокоила я Даню.
– Может, нам лучше остаться здесь? – спросила Лиза, не желая провести ближайший месяц в летнем домике с печным отоплением и спать вчетвером вместе со мной, младшим братом и собакой на деревянном полу гостиной.
– Мы не выживем здесь без тепла, воды и готовой еды и умрём от холода, голода или рук мародёров, – ответила я дочери, развеяв последние надежды той, что нам по силам переждать энергетический кризис в нашей столичной квартире. – Я думала отправиться на дачу завтра утром, как только рассветёт, но мародёры уже добрались до нашего дома, и если мы станем медлить, то можем и вовсе не суметь выбраться отсюда.
– Значит, мы поедем на дачу прямо сейчас? – скептически спросил меня Даня.
– Выезжаем, как только соберём рюкзаки с тёплыми вещами и всем, что нам может понадобиться ближайший месяц на даче, – сказала я детям. – Вы пока начинайте сборы, а я проверю, как там Алевтина Игоревна.
Не дожидаясь ответа своих изумлённых детей, я вышла из квартиры и подошла к двери пожилой соседки, которая оказалась не заперта на ключ. Я зашла в тёмную прихожую Алевтины Игоревны, обратилась к ней по имени, но мне никто не ответил. Тогда, подсвечивая телефонным фонариком, я внимательно осмотрела кухню с распахнутым настежь пустым холодильником, а также ванную и гостиную женщины, но, никого там не найдя, зашла в единственную в квартире спальню.
Алевтина Игоревна неподвижно лежала на своей кровати, укрывшись одеялом, а в холодной комнате бабушки чувствовался стойкий запах «Корвалола». Увидев на прикроватной тумбочке пузырёк с сердечным лекарством и пустой стакан, я подошла к изголовью кровати и вновь обратилась к соседке по имени. Алевтина Игоревна снова мне не ответила, поэтому, набравшись смелости, я поднесла ладонь к лицу бабушки и нашла подтверждение своим худшим опасениям. Моя пожилая соседка не дышала, вероятно, скончавшись от сердечного приступа после разорительного визита к ней уличных мародёров, которые забрали у доверчивой женщины всю еду.
Она хотя бы умерла быстро, и ей не пришлось на протяжении месяца мучиться от голода и холода в своей тёмной и пустой квартире, почему-то подумалось мне, словно это могло смягчить ужас увиденного мной в соседской квартире. Сперва агрессивная толпа людей у торгового центра, а теперь бездыханные тела консьержа и пожилой соседки, ставших невинными жертвами набирающего обороты безумия.
И это только первый вечер после отключения электричества. Через пару дней мародёрских налётов на беззащитные дома таких смертей в Иманте будут десятки или даже сотни. А сколько людей погибнет в Риге за ближайший месяц от холода, голода и рук не ведающих жалости мародёров, прежде чем правительство восстановит подачу электричества, и жизнь вернётся в прежнее русло? Тысяча, пять, десять тысяч человек?
Не зная чёткого ответа на свои вопросы, я бережно накрыла лицо Алевтины Игоревны пуховым одеялом и заперла квартиру пожилой соседки на ключ, чтобы никто из мародёров больше не смог нарушить её покой. Затем я вернулась домой и, стараясь отбросить подальше тягостные мысли о погибших Матвее Алексеевиче и Алевтине Игоревне, зашла в тёмную гостиную к своим детям.
– Как там наша соседка? – спросил меня Даня, вошедший в комнату с собранным рюкзаком на плечах и пакетом с собачьим кормом и мисками Макса в руке.
– Грабители оставили ей немного еды, и бабушка в порядке, – обманула я сына, не желая беспокоить детей тяжёлой правдой.
– Я готова, – сказала зашедшая вслед за братом в гостиную со своим рюкзаком Лиза.
– Хорошо, – ответила я детям. – Подождите меня здесь, пока я соберу свои вещи, и можем идти.
Оставив детей в гостиной с собакой, я зашла в свою комнату и собрала в рюкзак пару тёплых свитеров и джинсов, а также шерстяные носки и нижнее бельё. Затем я зашла на кухню и добавила в рюкзак Лизину коробку с чаем «Липтон», после чего заглянула в ванную и положила в рюкзак шампунь, мыло, гигиенические прокладки, тюбики с зубной пастой и щётки, которые Даня и Лиза позабыли взять. Водрузив увесистый рюкзак на плечи, я вышла в прихожую и застала в ней ожидавших меня детей.
– Из дома до машины идём тихо и без разговоров, – сказала я серьёзным тоном. – Если заметим мародёров, прячемся и ждём, пока они пройдут мимо. Если не получится спрятаться, бежим за мной со всех ног к «Мини Куперу». Всё понятно?
– Понятно, – кивнул Даня.
– Мне страшно, – добавила Лиза, прижавшись ко мне.
– Не бойся, – ответила я дочери. – Если что-то пойдёт не так, Макс нас защитит.
После этих слов мы одновременно взглянули на нашу бельгийскую овчарку, которая, судя по всему, осознав свою значимость, решительно встала на четыре лапы, будучи преисполнена готовности не дать нас никому в обиду.
– Действуем по плану. Нам нужно добраться до подземной парковки, а в машине мы уже будем в безопасности, – подбодрила я себя и детей, после чего мы вышли из квартиры, заперли её на ключ и начали неспешно спускаться по тёмной лестнице, подсвечивая себе телефонными фонариками.
Едва мы оказались в окутанном непроницаемой тишиной вестибюле дома, как Лиза вскрикнула от испуга, увидев лежащего на полу в луже крови консьержа, в то время как Даня нервно поёжился.
– Не смотрите на него и идите за мной! – приказала я детям, понимая, что сейчас не время и не место обсуждать трагичную смерть Алексея Матвеевича.
Успев сделать с детьми всего пару шагов к металлической двери дома, я заметила в окне какое-то движение на крыльце и тут же выключила свой фонарик, прошептав детям сделать то же самое, после чего спряталась с ними и собакой под деревянной стойкой убитого консьержа. Почувствовавший неладное Макс тихо зарычал, на что Даня дал ему команду замолчать и крепко прижал ощетинившегося пса к себе.
– Я точно говорю, что видел внутри какой-то свет, – уверенно заявил жене вошедший в вестибюль дома мужчина с пустой чёрной сумкой в руке и настороженно осветил отнятым у Алексея Матвеевича фонариком первый этаж дома.
– Тебе, наверное, показалось, – ответила мужчине супруга, взглянув на тело консьержа. – Может, спрячешь его под стойку, чтобы не пугать жильцов дома?
От последних слов женщины моё сердце замерло, а внутри всё похолодело. Моля Бога о том, чтобы вернувшаяся в дом пара мародёров поскорее забыла об убитом Алексее Матвеевиче и отправилась на лестницу в поисках новой наживы, я обняла Лизу и Даню за плечи.
– Пусть валяется, старый дурак, – презрительно ответил жене мужчина, осветив фонариком бездыханное тело консьержа. – Сам виноват, что встал у меня на пути, защищая богатеев, которые доверху набили едой у магазинов багажники своих внедорожников и оставили простых людей ни с чем. Пусть теперь каждый жилец этого дома знает, что с ним будет, если он не отдаст нам еду.
– Будь по-твоему. С какого этажа начнём обход?
– Вернёмся на третий. Хочу ещё раз навестить ту бабулю. Уж больно хорошие у неё оказались пирожки. Может, старая карга ещё что припасла, чего я не нашёл у неё в первый раз.
– И зайдём ещё к той девочке, которая сказала мне, что её мама должна скоро вернуться из магазина с едой. Я видела какую-то женщину, зашедшую недавно в подъезд.
– Так и сделаем, – кивнул мужчина и покинул вместе с супругой мрачный вестибюль, скрывшись на лестнице.
Подождав около минуты в снова воцарившейся на первом этаже дома тишине, я поднялась на ноги и прошептала детям, что мы уходим. Перепуганные Лиза и Даня послушно последовали за мной, стараясь не смотреть на тело Алексея Матвеевича, и спустя считанные мгновения мы уже стояли вчетвером, включая Макса, на холодном крыльце нашего дома. С празднично украшенного северным сиянием неба неспешно падал хлопьями снег, а на улице поднялся ветер, который усилил и без того ощутимый в этот поздний час мороз.
Не теряя времени, мы побежали с детьми и псом на расположенную под домом парковку, которая, к нашему ужасу, оказалась отнюдь не пустой. Прижавшись к ледяной стене, неподалёку от которой стояла моя красная машина, мы услышали с детьми вызывающе ревущий из динамика портативной колонки голос солиста метал-группы Rammstein, а также несколько подпевающих харизматичному Тиллю Линдеманну голосов.
Я осторожно выглянула из-за серой стены и увидела небольшую группу подростков, которые распивали на подземной парковке пиво и швыряли в окна машин пустые бутылки. Один из ребят забрался на крышу какого-то автомобиля и с радостным воплем мочился с неё на бетонный пол под одобрительное улюлюканье своих друзей, в то время другой парень разбивал битой автомобильные зеркала, а его приятель протыкал ножом беззащитные шины. Судя по разгорячённому виду стайки малолетних вандалов, они уже успели изрядно набраться алкоголем и совершенно не опасались того, что их может кто-то приструнить.
Дождавшись момента, когда никто из подростков не смотрел в нашу сторону, я приказала детям бежать к нашей машине, и мы побежали под не стихающую музыку культовой немецкой рок-группы. Спустя считанные секунды, показавшиеся мне целой вечностью, мы оказались у красного «Мини Купера» и побросали в его багажник свои рюкзаки и пакет с кормом Макса, после чего я открыла детям одну из дверей, и Лиза с Даней и псом спешно юркнули друг за дружкой на задние сиденья компактной машины.
Только я хотела закрыть за детьми дверь «Мини Купера», как заметила неожиданно выросшую передо мной массивную фигуру одного из подростков, который всё же увидел меня с детьми. Коренастый парень едва держался на ногах от сильного опьянения и угрожающе замахнулся на меня своей битой в тот самый момент, когда Макс резко выскочил из машины и вцепился в запястье подростка, повалив того на холодный пол подземной парковки. Опешивший парень выронил из ладони биту и взвыл от сильной боли, безуспешно пытаясь отогнать намертво вцепившуюся в него овчарку, которая с совершенно безумными глазами пыталась разорвать запястье напавшего на меня подростка.
– Тимур?! – изумлённо воскликнула я, узнав в поверженном парне своего соседа по лестничной клетке, и позвала к себе Макса, который нехотя отпустил свою законную жертву. – Ты для этого уходил из дома к друзьям, чтобы напиться и крушить на парковке чужие машины?
Машинально обхватив второй рукой своё раненое запястье, Тимур так же меня узнал и с вызовом бросил: – Вы ничего не понимаете! Теперь я свободен от глупых законов взрослых и могу делать, что захочу. Этот блэкаут – лучшее, что со мной происходило в жизни, и я надеюсь, что он не закончится никогда.
– Возвращайся домой к родителям, чтобы обработать рану и протрезветь, – ответила я подростку, будучи поражена его словами и, не став дожидаться, пока его дружки меня заметят, скомандовала Максу сесть к детям в машину, после чего захлопнула за псом дверь своего «Мини Купера» и села на водительское кресло.
– Ты в порядке? – взволнованно спросила меня Лиза.
– Да, благодаря Максу, – ответила я дочери. – Слава Богу, что он у нас есть.
Догадавшись, что его хвалят, довольный собой пёс высунул из пасти розовый язык, в то время как я завела мотор автомобиля и выехала с парковки, оставив на ней покусанного Тимура и его нетрезвую команду малолетних вандалов.
И чего только не хватало этому глупому мальчишке, думала я, едя по пустой дороге к расположенной у нашего дома бензоколонке на бульваре Анниньмуйжас. Обеспеченные родители, элитная школа, безлимитный запас карманных денег. Живи себе и радуйся, что имеешь гораздо больше подавляющей части своих сверстников.
Так нет же. Стоило на время отключиться электричеству и всем благам цивилизации, как мой сосед и подобные ему избалованные родителями подростки сорвались с привязи и, напившись на радостях, принялись крушить чужие машины. И если пара взрослых мародёров совершила в нашем доме убийство консьержа и грабёж моей пожилой соседки ради еды и выживания, что ещё можно было попытаться как-то понять, то это накачанное алкоголем и тестостероном хулиганьё взялось за вандализм ради невежественного развлечения и ощущения собственной безнаказанности.
Поражаясь тому, во что стали стремительно превращаться окружающие люди, ещё минувшим днём носившие на себе маски порядочности и законопослушности, я выехала на дугообразный бульвар Анниньмуйжас и остановилась через пару сотен метров у обесточенной бензоколонки.
– Сидите здесь, пока я схожу за дровами и остальным, – сказала я детям и, не глуша мотор, вышла из машины.
