В бокале золото креплёного вина,
дымится с вензелями сигарета,
и серебром мерцает седина,
как паутина прожитого лета.
В рубашке скромной старый человек,
в толпе людей, как инок светлоокий,
глядит на развлекающийся век,
и взгляд его бесстрастный, одинокий.
Выпьет вино, докурит сигарету,
оставит чаевых сверх меры на столе,
шагами тихими уйдёт по парапету,
в последнюю мечту о белом корабле.
Обсидиан
Обсидиан – свалился в бан,
зажгли и снова погасили,
воспрял рычащий доберман,
ему болонку пригласили.
И хризолитами бернаров,
разбудит громы ренуар,
буанэротика стожаров,
в горох атласный пеньюар.
Собачка вовсе не звезда,
но псины счастливо светились,
и неразлучны навсегда,
и борзо по полю носились.
Смеётся женщина
Смеётся маленькая женщина,
танцуют на Олимпе боги,
жемчужной россыпью увенчаны,
их золотящиеся тоги.
А мир ликует! Мир поёт!
воздушные струятся серпантины,
вселенский стал солнцеворот,
и мироточат мощи и картины.
О, смейся, женщина, искрись!
танцуйте призрачные боги,
продлись, мгновение, продлись,
не ускользайте, недотроги!
Ноябрьский долгоносик
Снова мелкий зануда – дождик,
приступ вялой ноябрьской тоски,
и скребётся, и точит, и гложет,
долгоносик ментальной доски.
И при слякотном постоянстве,
в хвост и гриву я свет костерю,
философско-унылые стансы,
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
