И горит на костре вожделений,
и томится в жаровне страстей,
головастый непризнанный гений,
ловелас, дрёмоман, саддукей.
Невесомые нежные фиги,
твёрдой плотью решил покорить,
и в эстетике жёсткой интриги,
языком змеевидным творить.
Отдалась, неприступная муза,
ой, как жарок, напорист бычок!
но под шелковой призрачной блузой,
острожальный припрятан крючок.
Сумасшедшие чувства пылали,
разгулялись все духи любви,
ставки ставились и выгорали,
под напалмом безумной зари.
Спит, обласканный музой счастливец,
улыбаясь во сне, как дитя,
несмышлёный жеребчик ретивый,
между звёздами бегал шутя.
И в риторике откровений,
под кроватью стрекочет сверчок,
мол, попался, развесистый гений,
слыл поэтом, теперь – дурачок!
Миры
Не человеки мы, а звёздные миры,
ночного неба хрупкие дары.
В бескрайнем носимся прозрачном океане,
то в тень уйдём, то на переднем плане.
Пересекаемся на скрещенных орбитах,
и вспоминаем то, что вечностью забыто.
И в памяти такой – в галактику сольёмся,
а Мнемозина спит – так мимо пронесёмся.
Плывём из хаоса – астральные начала,
на яркий свет игрушечного бала.
Все при параде – усики, косички,
коктейли, сласти, папироски, спички,
тусовки, страсти, разговоры, взоры,
на всех частях – чудесные узоры.
Друг перед другом томно проплываем,
и ищем, а, кого? – не знаем,
найдём, сольёмся, снова потеряем.
Мужчине кажется – вот женщина прошла,
и, вдруг, очнётся он – вселенная ушла.
Брендан
Брендан, укатанный в шафран,
всем интересен, но нет данных,
его видали в нариман,
с метлой в руке и в джинсах рваных.
По рангам грани разошлись,
внутри штрафные разместились,
но к ним небесные сошли,
и все земные откатились.
В огранке срезан чистый транш,
и лампы рампы отключили,
Брендан использовал карт-бланш,
но судьи приз себе вручили.
Всегда права
Знаю-знаю: жизнь всегда права,
да и пусть бы ей,
мне бы только подобрать слова,
объясниться с ней,
мне бы только на душе свет,
да скорей туда, где и слов-то нет.
На двоих делили дыхание,
старой вычурной моногамии,
кто сотрёт эту память мне?
утопи, кричат, ты её в вине!
и топил не раз, да не топится,
подмигнёт слегка, да воротится.
И придёт опять, злюка-злюкою,
и таращит глаз, жжёт гадюкою.
Цапнет раз – приотпустит чуть,
цапнет два – да даёт вздохнуть.
Вот и стало мне горше горького,
не берёт всего – режет дольками.
Белый корабль
Играют чайки с горизонтом неба,
живое солнце, блики в хрустале,
луч золотой, кофейный запах щедрый,
граффити о любви на матовом стекле.
В чернёной меди купола,
на камне бронза в малахитовом налёте,
все страсти сердца выжжены дотла,
в душе их след печальный на излёте.
