И плескалось на дне мёртвой вмятины глобуса,
Что перцовка в стаканах живых алкашей.
Дул пронзительный ветер, срывая с них головы
И швыряя Великому Зверю к ногам.
Закатившихся глаз тяжеленное олово
Оплывало свечами безумным богам.
Я ушёл босиком, не почувствовав холода:
Кровь, добытая Зверем, прибавила сил…
Я забыл очертания этого города,
И название города тоже забыл.
1993
***
Этот город – как почка на ветке железной дороги.
Я в него соскользнул тёплой каплей грибного дождя,
И с прожаренных крыш невесёлые местные боги
Приглашали зайти, если к ним я стучался, бродя.
Я лениво слонялся над крышами и головами
В переходах прозрачней шампанских ночей октября.
Карандашный набросок, оброненный, видимо, Вами,
Неприметно белел на углу, где уснула заря.
Я барахтался вволю в коврах из кленовой кудели.
Я заглядывал в окна и шорохи слушал, прильнув.
Я Вас долго искал. Я нашёл Вас… Но в сонной метели
Обалдевший фонарь
наклонил свой желтеющий клюв —
И растаяли крыши, растаяли грустные боги,
В обезлюдевшем сне растворился забытый листок,
И с пригнувшейся ветки у пыльной грунтовой дороги
Я сорвавшейся каплей нырнул в придорожный песок.
1995
БЕГСТВО
Когда мы дух переведём,
Мы обнаружим, что сбежали,
Что перед нами хмарь болот,
А за плечами хвойный мрак;
И мы кислицу соберём,
Пускай не мы её сажали,
И, набивая ею рот,
Чуть помолчим – хотя бы так.
И мы разыщем гриб-мигун,
И разведём костёр из шишек;
Постелью лапник будет нам,
А одеялом – лопухи,
И через три десятка лун,
Родив мне парочку мальчишек,
Ты будешь звать себя «мадам»
И костерить мои стихи.
Я буду рано уходить
И возвращаться с куропаткой,
Коль повезёт – так с русаком,
