Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы (1884-1909 гг.)

Во время заграничных путешествий великая княгиня и цесаревич обменивались письмами, но чаще получали весточки друг о друге в письмах Сергея Александровича и Марии Феодоровны. Их поездки осенью 1888 г. подробно освещены в сохранившихся письмах: Николай пишет о своем путешествии по Кавказу, а великокняжеская чета – о Святой Земле. Елисавета Феодоровна, переживая известия о крушении поезда 17 октября 1888 г., благодарила Бога за чудесное спасение царской семьи, а Николай в эти дни получал восторженные письма Сергея Александровича с подробным описанием их паломничества в Святую Землю. Встретившись, наконец, в Петербурге, «восточные путешественники» делятся впечатлениями с «кавказскими странниками».

В начале 1889 г. в Петербург приехали отец Елисаветы Феодоровны, великий герцог Гессенский Людвиг IV, ее брат принц Эрнст и сестра принцесса Алиса. Молодым гессенцам во время их визита в Россию уделил особое внимание цесаревич. В эти дни у него, принцессы Алисы и Елисаветы Феодоровны появился общий «секрет»: втроем они составили «компанию Pelly», где каждый из них был «одним из Pelly». Впоследствии это прозвище будет часто встречаться в их переписке. Эти дни стали решающими для цесаревича и принцессы Алисы. Бог даровал последней царской чете настоящую любовь и смерть в один день. Но пока до семейного счастья было еще долгих 5 лет, а их любовь – еще тайна, которую можно было доверить только Елисавете Феодоровне. Запись в дневнике цесаревича от скупа: «Обедалу д. Сергея. Мой разговор с т. Эллой…» (18 июня 1889 г.). Приведем здесь только строчку из письма Елисаветы Феодоровны к нему от 5 января 1891 г.: «Помнишь ли тот день и наш разговор на балконе во дворце, когда ты впервые заговорил о Pelly, полтора года прошло».

Строгие этикетные нормы того времени не допускали переписки молодых людей, статус которых был не определен. Влюбленные общались через письма великой княгини. Почти сразу же Елисавета Феодоровна посвятила своего мужа в секрет юных сердец. В течение 5 лет они все вместе преодолевают главное препятствие к этому браку: преданность принцессы Алисы лютеранству – постепенно раскрывая перед ней красоту Православия. Они преодолели также и нежелание Марии Феодоровны связать судьбу сына с Гессенской принцессой.

1891 год стал новым этапом в жизни великой княгини. Она перешла в Православие – спустя 7 лет после своей свадьбы. Ее прикосновение к русским святыням началось с Троице-Сергиевой Лавры, куда привез ее супруг в первые дни их медового месяца. На праздники преподобного Сергия Радонежского великокняжеская чета ездила в Лавру «помолиться», на летнего Сергия у себя в Ильинском они устраивали благотворительные мероприятия для крестьян. Сколько же впоследствии, после гибели мужа, воздвигнет Великая Матушка храмов, часовен, подворий, в честь его небесного покровителя, Игумена земли русской. И свою мученическую кончину Елисавета Феодоровна примет на летний праздник преподобного Сергия.

В доме Сергея Александровича хранилась и великая святыня – мантия преподобного Серафима Саровского, переданная ему после кончины матери императрицы Марии Александровны. Историю чудес, явленных батюшкой Серафимом через свою мантию, великий князь поведал своей жене, она увидела их и сама. В дни прославления преподобного с 17 по 20 июля 1903 г. Сергей Александрович передал святыню в Успенский собор Московского Кремля для народного поклонения: в Москве повторились Саровские торжества, и здесь с избытком была явлена благодать Божия. После гибели мужа Елисавета Феодоровна положила эту святыню рядом с ним, в его храме-усыпальнице. Для утешения страждущих, на несколько дней она передавала им мантию преподобного.

Сергей Александрович познакомил жену и с праведным о. Иоанном Кронштадтским. Именно с ним великий князь делился своей печалью о том, что жена – все еще протестантка, на что святой ответил: «Оставьте ее в покое; не говорите о нашей вере, она придет к ней сама»[16]. В те дни, когда великая княгиня объявила о своем решении родным, Сергею Александровичу «удалось привезти» о. Иоанна к тяжко болящему офицеру Преображенского полка Хоментовскому. Несомненно, во многом глубина и красота Православия открылась Елисавете Феодоровне по молитвам о. Иоанна. Через 2 года она уже сама направляла цесаревича к отцу Иоанну, чтобы он попросил молитв праведника о своем счастье с Аликс, получил его благословение и вместе с ним помолился, так как он «нуждается в помощи Божией больше, чем когда бы то ни было»[17].

Обращаться за помощью к праведнику великокняжеская чета будет на протяжении всей жизни. Во время своих приездов в Москву отец Иоанн посещал московский генерал-губернаторский дом, служил молебны, давал духовные советы Сергею Александровичу. За молитвой к нему великий князь прибегал во время коронационных торжеств – в мае 1896 г. о. Иоанн совершал панихиду на Ходынском поле по жертвам народного гуляния. В марте 1899 г., во время студенческих волнений, праведник снова поддержал московского генерал-губернатора. Он пришел к ним на помощь и в августе 1902 г., когда Сергей Александрович и Елисавета Феодоровна выступили против общения царской четы с французским гипнотизером-шарлатаном мсье Филиппом. В 1903 г., во время пребывания царской семьи в Москве, когда отец Иоанн служил литургию в Иверской общине сестер милосердия, на службу приехали императрица Александра Феодоровна с покровительницей общины Елисаветой Феодоровной. Он не оставил без попечения и Елисаветинскую общину в Петербурге. В обоих сестричествах великой княгини он являлся почетным членом. Мы публикуем телеграмму о. Иоанна Кронштадтского к императору, посланную спустя 2 дня после гибели Сергея Александровича: «Скорбь ваша неописуема – скорбь Спасителя в Гефсиманском Саду за грехи мира безмерные. Присоедините вашу скорбь к Его скорби, в ней найдете утешение». В 1909 г. Елисавета Феодоровна придет за благословением к могиле святого за 2 дня до открытия Марфо-Мари-инской обители…

Несомненно, огромное влияние на решение великой княгини принять Православие оказал сам Сергей Александрович, которого она бесконечно любила. Его идеалы были ее идеалами, она «смотрела на мир его глазами». Теперь они стали принадлежать одной Церкви – как долго и терпеливо ждал этого великий князь! Он благодарит Господа: «Слава Богу, что это так, и я бесконечно счастлив, и не знаю, чем, право, я заслужил такую благодать. Я совсем не достоин»[18].

Этого желал и император Александр III. В 1888 г. он писал Сергею Александровичу: «Да пора, давно пора было вернуться к хорошему старому времени, когда немыслимо было быть русской вел<икой> княгиней и не православной! Прости, что я это пишу Тебе и знаю, как тяготит тебя мысль, что жена твоя не принадлежит нашей церкви, но я вовсе не теряю надежды, что эта заветная моя мечта когда-нибудь сбудется и именно с твоей милой Эллой, так как она не фанатичка, и нет причины для нее не сделаться когда-нибудь нашей, действительно русской, благоверной вел<икой> княгиней. Я часто об этом думал, и мне что-то внутри говорит, что Элла будет православной. Боже, как я буду счастлив и как я буду от души и глубоко благодарить Христа за эту благодать нашему семейству».

Реакция других родственников по Императорскому Дому была неоднозначной. Статус великой княгини (в отличие от ранга императрицы) по российским законам не требовал перемены веры от инославных супругов, поэтому остававшиеся лютеранками великие княгини (прежде всего, вел. кн. Мария Павловна (старшая)) забеспокоились, как бы этот шаг Елисаветы Феодоровны не привел к изменению законодательства и «утеснению» их свободы вероисповедания. Решение Елисаветы Феодоровны принесло боль ее отцу великому герцогу Гессенскому Людвигу IV. Будучи ревностным лютеранином, он воспринимал Православие с особенностями его вероучения, богослужения и традиций как уклонение от «чистого» христианства в «идолопоклонническую ересь». И, несмотря на огромную любовь к дочери, он так и не принял ее решения.

Именно религия разделяла Николая Александровича и принцессу Алису. И поступок Елисаветы Феодоровны стал примером для будущей русской императрицы. Из письма цесаревича Сергею Александровичу от 22 февраля 1891 г.: «Ты знаешь как мне близко к сердцу все, что касается тебя и тетеньки, поэтому, когда я прочел твое письмо, я положительно остолбенел от удивления и радости, что она так скоро решилась на это святое дело! Искренно тебе сознаюсь, что эта весть доставила мне двойную радость: перемена религии увеличит еще более ваше счастье, а мне может примером своим помочь достичь того, что я пламенно желаю всеми силами души… Я часто-часто думал и передумывал наш разговор втроем о переходе ее в нашу веру и не понимаю, отчего известие это так меня могло поразить».

Присоединение великой княгини к Русской Православной Церкви прошло тихо, в Лазареву субботу. Из письма Александра III к цесаревичу об этом дне: «Вся церемония на всех присутствующих произвела глубокое впечатление; я должен сознаться, что был глубоко проникнут серьезностью и знаменательностью этого события, и чувствовалась близость и участие чего-то таинственного и присутствие самого Господа!»[19]. Через неделю, на Пасху, Елисавета Феодоровна и Сергей Александрович уже вместе причащались.

Первое причастие на Светлое Христово Воскресенье… Еще год назад, после пасхальной службы, она звала цесаревича играть в теннис. Теперь же, начиная со следующего 1892 г., она говеет в первую и Страстную седмицу Великого поста, посещает службы утром и вечером, причащается на обеих неделях. В 1893 г. Елисавета «ходит ко всем службам» даже будучи тяжело больной… В 1900 г. вместе с мужем она раскрывает красоту великопостных служб царской чете, специально приехавшей говеть в златоглавой Москве. Впоследствии и Марфо-Мариинскую обитель она откроет в предверии Великого Поста: «Первая наша неделя целиком прошла в молитвах, покое и говении, затем мы приняли Святое Причастие, после чего начали новую жизнь», – из ее письма к государю[20].

Через несколько дней после объявления решения Елисаветы Феодоровны о принятии Православия последовал указ Александра III о назначении Сергея Александровича московским генерал-губернатором. Фактически «роль царского наместника в центральной России». Ему принадлежала высшая административная власть на подведомственной территории; он был наделен правом вводить положение об усиленной охране, запрещать всяческие собрания, закрывать торговые и промышленные предприятия, высылать подозрительных, запрещать периодические издания и т. д. Ему непосредственно подчинялись губернаторы и высшие административные чины; он имел право прямого доклада царю и право запроса министрам. Позднее, в 1896 г., он получил и должность командующего Московским военным округом, включавшим десять губерний вокруг Москвы[21].

Роль супруги генерал-губернатора, безусловно, была публичной и политической, что автоматически предполагало наличие открытых недругов и скрытых врагов. Но были ли у нее друзья? Из письма великой княгини к государю (март 1899 г.): «Я уверена, что ты не хотел бы видеть великих князей на столь высоких постах, а тем более в должности генерал-губернаторов – мы, в нашем положении, не должны занимать такие посты, где бы к нам относились как к простым смертным. В военных верхах – дело другое, это всегда была и есть служба, которую ждут от великих князей, все другие должности, где человек становится мишенью для каждого, явно низводит наше положение… мы, великие князья, не должны оказаться в положении людей, которых можно смещать <с должности> как обычных людей. Мы должны окружать престол нашего государя и сохранять ему верность».

Были ли готовы Сергей Александрович и Елисавета Феодоровна к новому служению? Осознавали ли тяжесть предстоящего?

Сергей Александрович еще с рождения был зачислен в Преображенский полк, а в 1877 г. приступил к «царской службе» в нем. В 1882 г. он был назначен командиром 1-го батальона, в 1887 г. стал командиром полка. В среде гвардейского офицерства высоко ценились честь, верность слову, взаимовыручка, исполнительность, преданность царю и отечеству. Великий князь жил преданиями и традициями своего полка, его укладом. Из письма Елисаветы Феодоровны к цесаревичу от 5 марта 1891 г.: «Сергея назначили генерал-губернатором Москвы. Мы глубоко тронуты огромным доверием, которое твой отец оказал моему дорогому мужу, назначив его на столь важную должность, и добротою и любовью, которые он проявил, сделав Сергея своим генерал-адъютантом. Но, можешь себе представить, как мы взволнованы началом совершенно новой жизни – и к тому же, грустью расставания с нашим дорогим полком. Право же, трогательно видеть, как все офицеры любят Сергея и в каком отчаянии, что он покидает их. К тому же мысль, что вся наша семья и друзья остаются здесь, и мы не будем с ними видеться каждый день, доставляет большое огорчение, так что на данный момент мы весьма приуныли. Когда ты вернешься, мы, видимо, будем принимать тебя в Москве уже в новом положении». Из письма великой княгини к своему брату Эрнсту, принцу Гессенскому: «Волосы поднимаются дыбом, когда подумаешь, какая ответственность возложена на Сергея… староверы, купечество и евреи играют там важную роль… Теперь все это надо привести в порядок с любовью, твердостью, по закону и с терпимостью. Господь, дай нам силы, руководи нами, так как все это будет таким трудным и тяжелым… Я также надеюсь, что смогу помогать немного Сергею. Я буду стараться выполнять отлично все то, что выпадет на мою долю…»[22]

Москва же встретила государева брата и его благоверную супругу весьма настороженно. 10 лет спустя Сергей Александрович запишет в своем дневнике: «В ½ 3 ч. мы принимали в бальной зале всех московских дам, благословивших нас образами в память 10 л<етия> приезда в Москву. Е.П. Ерм<олова> сказала несколько трогательных слов; мы cercle и говорили без конца… Вспоминаю тяжелые минуты 10 л<ет> тому назад»[23].

И хотя у великого князя не было опыта административной работы, а постоянное пребывание на публике его тяготило, но нести возложенный на него крест помогало ясное понимание своего долга как «служения Богу, Царю и Отечеству». Из его письма Сергея к цесаревичу от 30 мая 1891 г.: «Не дело меня пугает, дело меня очень интересует, и, наконец, доверие Папа ко мне – меня глубоко трогает – но тяжело ужасно! Приходится нам начинать новую жизнь, при новой, незнакомой обстановке с совсем уже незнакомыми людьми. Но жребий брошен и нужно – жить и работать».

Жить и работать, но что можно сделать в одиночку? Как найти единомышленников? На кого опереться в Москве? Одним из способов сплочения общественных сил стало покровительство наукам и искусствам, общение с творческой интеллигенцией, организация различных благотворительных акций. Уже в 1891 г. Сергей Александрович с Елисаветой Феодоровной устроили свой первый благотворительный базар. Из письма Сергея Александровича к брату Павлу Александровичу от 23 ноября 1891 г.: «Мы сочинили базар с двумя целями, чтоб набрать деньги для голодающих и чтоб собрать дам comme un point de reunion (в одном месте – фр.) для жены, а эти дуры ничего не поняли и запротестовали, только из желания не подчиняться нашему желанию, что они очень наивно и говорят! Конечно, я все-таки настоял на своем, и базар будет – но не досадно ли это… Хлопот немало будет, чтобы привести всю эту ораву в порядок, а эту зиму и балов не будет, где легче всего приучать эту публику к дисциплине; нужно всякого и всякую поставить на свое место – признаюсь, я этого не ожидал – on di-rait qu ils ne savent pas vivre et surtout pas se conduire devant une Grande Duchesse (можно подумать, что они невоспитанны и не умеют себя вести в присутствии великой княгини – фр.). Однако, несмотря на возникшие трудности, их первый благотворительный базар удался на славу.

В том же 1891 г., великая княгиня всей душой была увлечена организацией Елисаветинского Благотворительного Общества для бедных законнорожденных детей: при 11 благочиниях было образовано 220 Елисаветинских столичных комитетов, устав общества утвердил император Александр III. Ко дню открытия общества (18 апреля 1892 г.) москвичи уже пожертвовали более 90 тысяч руб.

Мы не ставили перед собой цели осветить в полной мере благотворительное служение великой княгини и ее покровительство искусству, а лишь упоминаем те организации, участие в которых принимал вместе с ней и государь. Среди них Елисаветинская и Иверская общины сестер милосердия, опыт которых лег в основу Марфо-Мариинской обители, Московский совет детских приютов и Московский дамский благотворительный тюремный комитет, Императорское Православное Палестинское Общество, Музей Изящных искусств имени Александра III, Строгановское училище технического рисования и Синодальное училище церковного пения, Филармоническое общество, Комитеты великой княгини в годы русско-японской и Первой мировой войн и многие другие.

1894 стал годом восшествия на престол Николая II. Так же, как и Сергей Александрович с Елисаветой Феодоровной в 1891 г., молодой государь (ему тогда исполнилось всего 26 лет) не был готов к правлению, а впереди его ждали «измена, и трусость, и обман»… Враги самодержавия дадут ему прозвище «Николай Кровавый»; друзья (а их было так мало!) будут повторять и повторять: «Добрый, слишком добрый». Среди них будет звучать и голос Елисаветы Феодоровны: «Ты… переживаешь сейчас минуты отчаяния, пытаясь сделать все, что в твоих силах, а на деле видишь, что это не приносит результатов. У каждого бывают такие минуты отчаяния – что ж, надо уповать на Бога и верить в то, что Он наставит на истинный путь, особенно – тебя, Своего помазанника. Ты слишком добр, чересчур добр, чтобы нести такую тяжкую ношу на своих молодых плечах, но Он придаст тебе силы, и даже если ты делаешь ошибки, – в конце концов, ты только человек»[24].

Начинался же 1894 год с радостного события: 8 апреля в Кобурге, на свадьбе великого герцога Эрнста-Людвига Гессенского и принцессы Саксен-Кобург-Готской Виктории-Мелиты, на которую съехались представители королевских и герцогских династий, принцесса Алиса приняла предложение наследника русского престола. Рядом с женихом и невестой в эти дни были Сергей Александрович и Елисавета Феодоровна. Но на этом забота великой княгини о влюбленных не закончилась. По возвращении в Россию она стала помогать цесаревичу обставить комнаты в Зимнем дворце, а в Дармштадт к сестре отправила свою учительницу русского языка фройлен Е. Л. Шнейдер.

Громом среди ясного неба стало известие о резком ухудшении здоровья императора Александра III. Умирающий государь принял решение о срочном приезде невесты наследника в Россию, чтобы благословить ее, будущую русскую императрицу. Но так как цесаревич был обязан неотступно находиться с ним, то невесту привозит в Россию Елисавета Феодоровна.

День рождения великой княгини отныне стал днем кончины Александра III. «В 6.30 ему разрешили подняться, с большим трудом пересадили в удобное кресло и вывезли в залу, где он и оставался до последнего. <… > Вся семья вошла к нему, он всех поцеловал и даже в этот момент не забыл, что у Эллы День рождения, поздравил ее и потребовал приобщения»[25]. Теперь в этот день всегда будет служиться заупокойная литургия. «Тяжелое соединение», – запись в дневнике Сергея Александровича.

Следующий день был днем восшествия на престол нового императора Николая II. В этот день принцесса Алиса перешла в православие, вместе с ней к Чаше Христовой подошли царь, вдовствующая императрица и великая княгиня Елисавета Феодоровна.

До венчания, назначенного на 14 ноября, царская невеста жила в доме своей сестры, в Сергиевском дворце. Елисавета Феодоровна помогала молодоженам и в устройстве их комнат в Зимнем дворце. А вскоре, по просьбе Александры Феодоровны, ожидавшей своего первенца, она оставила все свои московские обязанности и гостила у них два долгих осенних месяца 1895 г. Дочь Ольга родилась 3 ноября, во время схваток рядом с Александрой Феодоровной «неотступно находились» Николай II, Мария Феодоровна и Елисавета Феодоровна. Помощь великой княгини в первый месяц оказалась столь необходимой, что впоследствии императрица, каждый раз после родов, просила сестру приехать.

Близость московского генерал-губернатора и его жены к царской чете была настолько очевидна для всех, что уже в первые дни великосветские салоны зашумели «об интригах двора Сергея».

Влияние великого князя на императора несомненно было – вплоть до 1905 г. государь обсуждал с ним вопросы государственной важности. Ясна и позиция московского генерал-губернатора – безусловное исповедание монархических идеалов, без оглядки на общественное мнение. Идеалом правителя и для Сергея Александровича, и для Николая II, являлся Александр III, но следовать курсу последнего с каждым годом становилось все труднее. Либеральные веяния в русском обществе проявились уже в первый год царствования Николая II: в земствах заговорили о конституции. Государь ответил на их вызов в своей речи от 17 января 1895 г.: «… Пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный родитель»[26]. Московский генерал-губернатор приехал, чтобы морально поддержать царя, расценивая свое участие как «долг и в память Саши».

1896 год стал годом коронации и ходынской трагедии. Последняя многими современниками была воспринята как предзнаменование будущей катастрофы. «Великий грех», – запись в дневнике государя от 18 мая 1896 г. Катастрофу будут раздувать «елико возможно и враги, и друзья». Первые, добиваясь смещения великого князя, заклеймили его прозвищем «Князь Ходынский». Зашумела не только левая радикальная пресса, но и младшие великие князья Михайловичи, и громче всех – Александр Михайлович (в кругу семьи – Сандро). Отвернулись даже любимейший брат Павел Александрович и друг детства вел. кн. Константин Константинович. Императрица Мария Феодоровна приняла сторону министра двора И.И. Воронцова-Дашкова. Рядом осталась только жена, которая защищала его перед обществом уже тем, что постоянно находилась рядом, разделяя с ним всю эту неприязнь и критику. Ее саму обвинили во влиянии на императрицу, общество стало злобно судачить «о двух сестрах»…

Сергею Александровичу не захотели простить его жесткой позиции: «Публичное признание ошибки, совершенной членом императорской фамилии, равносильно умалению монархического принципа»[27]. Ему поставили в вину «равнодушие» к пострадавшим, несмотря на очевидные факты – вместе с царской четой и своей женой он посещал больницы, где лежали раненые.

Через полгода, в ноябрьские дни, когда в Москве были развешены листовки о «Князе Ходынском», а на Ваганьковском кладбище студенты устроили политическую манифестацию, Сергей Александрович и Елисавета Феодоровна открыли в Москве городское убежище для ходынских сирот. Приют находился под покровительством императрицы Александры Феодоровны и под попечительством великой княгини Елисаветы Феодоровны. В 1903 г., во время пребывания на светлой седмице в Москве, его посетил сам государь: «Заехали в приют детей, родители которых пострадали на Ходынке»[28].

Великий князь был почти сломлен под шквалом ударов, а Елисавета Феодоровна в это время, 9 декабря 1896 г., открыла общину сестер милосердия, дав ей свое имя «Елисаветинская». На покупку дома и строительства Елисаветинской общины деньги (в размере 150000 руб.) выделил государь.

Император должен был занять определенную позицию – либо поддержать Сергея Александровича, либо пойти на уступки общественному мнению, требующему наказания московского генерал-губернатора за Ходынскую трагедию. О необходимости сместить с должности великого князя настаивает и императрица Мария Феодоровна. Государь колеблется, и как, следствие, колеблются устои самодержавия. Сергей Александрович пишет о бесспорном влиянии вдовствующей императрицы на сына: «Видя все, что происходит за последнее время, невольно спрашиваешь себя: да кто же царствует: он или она!?»[29]. Точку в «ходынском расследовании» государь поставил лишь через год – в мае 1897 г., он «дал отставку Воронцову и потом сказал матери!!» Первой его благодарит Елисавета Феодоровна: «Я чуть не плакала от чувств – не радости или веселия, но оттого, что огромная тяжесть, казалось, спала – та тень, которая падала на тебя»[30]. Обратим внимание на созвучие ее слов с дневниковой записью Сергея Александровича год назад, от 19 мая 1896 г.: «Больно и обидно, что все это бросает тень на это хорошее время!!» В первую годовщину ходынского несчастья московский генерал-губернатор с супругой будут вместе с народом молиться на Ваганьковском кладбище на панихиде по жертвам трагедии.

1897–1898 годы были «тихими»: парады, балы, приемы, акты. В Петербурге открылся Русский музей имени императора Александра III, в Москве – памятник Александру II и произошла закладка музея изящных искусств имени Александра III. Елисавета Феодоровна устроила свой первый любительский спектакль в Москве, пригласив в качестве режиссеров К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко – так родился Московский Художественный театр (МХТ). Государь празднует победу: «Совершилось давно желательное событие: Россия приобрела незамерзаемый порт на Тихом Океане – Порт-Артур и вместе естественный выход Сибирской железной дороги»[31]. Из письма Сергея Александровича к Николаю II от 20 марта 1898 г.: «Повеяло чем-то прежним, таким хорошим! Одним словом, мне напомнило время твоего Отца». В эти годы Россию посетили Австрийский император Франц-Иосиф, Германский император Вильгельм II, французский президент Феликс Фор, Сиамский король Рама V Чуланонгкорн, Английский архиепископ Вильям Дальримпль Маклаган, Болгарский князь Фердинанд I и Румынский король КарлГ Правителей Сиама[32], Болгарии и Румынии, а также Английского архиепископа Маклагана встречали не только в Петербурге, но и в Москве.