Откровения у костра. Эротические истории. Любимый Иркутск

Мелодия любви

Уже не очень молодой архивист Аркадий Васильевич был всегда ухоженным и опрятным. Он был на хорошем счету. Работу знал досконально. Нареканий от посетителей и клиентов архива не имел. На работу к нему нередко залетали почирикать красивые пташки. Особенно частым гостем была Вика – длинноногая синеглазая блондинка. Она сверлила Аркадия влюбленным взглядом. Иногда они надолго уходили в хранилище документов. Возвращались уставшими и растрепанными. Видимо, все никак не могли найти необходимые материалы.

Однажды Света рылась на самых дальних стеллажах. Стоя на стремянке, она ворошила еще не разобранные подборки старинных газет. Трусики она не надевала принципиально. Хотела привлечь внимание архивиста. Случай подвернулся…

– Аркадий Васильевич, можно вас попросить подержать лестницу, она качается, и я боюсь упасть, – загадочным голосом произнесла Светлана.

Аркадий не спеша подошел к стеллажам. Сначала он издалека любовался открытыми для обзора прелестями Светланы. Потом подошел поближе и взялся за холодный металлический каркас лестницы-стремянки. Зрелище, представшее перед его взором, мало соотносилось с содержанием архива. Представленный на обозрение документ был не стар и даже очень привлекателен. Очки архивиста начали запотевать. Светлана видела растерянность своего начальника и как бы невзначай покручивала своей аппетитной попой, играя мышцами ягодиц. У Аркадия Васильевича поехала крыша. Он говорил что-то, путаясь и заикаясь. Светка щебетала сверху. Они даже забыли про камеры видеонаблюдения, которые недавно были установлены в архиве. Бедные охранники, за что им такое испытание?

Вдоволь насладившись своим превосходством над ботаником, Светлана, взяв с собой какие-то документы, начала спускаться вниз.

– Светлана Ивановна, по-моему, вы забыли взять подшивку за 1897 год, – начал бормотать Аркадий Васильевич.

– Нет, что вы. Вот она со мной, – с предпоследней ступеньки ответила знойная девушка. – Правда, она свежее – с 1989 года.

Светлана распахнула свой халатик, надетый на обнаженное тело. Ботаник обомлел. Ее великолепная грудь оказалась совсем рядом с его носом. Он стал жадно целовать ее сосочки. Лицо его вспотело. Светке и самой стало жарко. Она скинула халат и стала судорожно расстегивать одежду Аркадия Васильевича…

Ах, какой удивительной была его виолончель!.. Она играла то медленно, то ускоряя темп своих божественных мелодий. Звуки взлетали в поднебесье и падали вниз. Потом она, делая паузы, снова излучала потоки музыки. Архивист был в ее жизни третьим сексуальным партнером. Светка имела первый опыт с Ашотом Абрамовичем. Второй опыт сексуального общения состоялся с соседом Петром Клименчуком, но его инструмент был слишком слаб… А тут небесное наслаждение…

По желанию Светланы виолончель превращалась во флейту. Светлана перебирала пальчиками по стволу этой великолепной кожаной дуды. Ее губы и язык бегали по мундштуку, ласкали волшебный инструмент. От этих сказочных манипуляций комнату заполняли мелодичные и чарующие звуки горного ручейка, пробивающегося сквозь валуны камнепада. Под эту сладострастную мелодию ботаник чувственно стонал и всхлипывал. Светлана опять ощутила всю свою власть, теперь уже не только над сознанием, но и над телом своего начальника.

Потом флейта по желанию Светки превращалась в своеобразный ершик трубочиста для дымохода. Аркадий Васильевич им ловко управлялся. Его инструмент виртуозно погружался в лоно девушки и выныривал вновь из пламенного вулкана, который когда-то открыл для нее первый партнер – Ашот Абрамович. От нетрадиционного проникновения Светлана сквозь боль ощущала какое-то загадочно яркое и всепоглощающее чувство восторга.

– Кончай туда, туда, мой милый, там, там… ой, от этого не забеременеешь, – дрожащим голосом шептала Светлана.

Прозвучал последний аккорд, и мелодия прервалась…

А там, в будке охранников, напряжение в электрической сети подскочило выше 220 вольт, мониторы начали моргать, и бедные старички так и не смогли досмотреть этот завораживающий фильм.

Потом шли унылые будни. Календарь переворачивал листы. Аркадий Васильевич перестал кокетничать с Викой. Глаза этой красавицы постепенно из сине-безоблачных становились лилово-грустными. Светка уже начала ощущать свое превосходство и над Викой. Но тяга к познанию нового в ней неугомонно росла, она познавала все новые и новые инструменты утром, в обед и после работы. Ее плотское удовлетворение реализовывалось в любую минуту по ее, Светкиному, желанию. При отсутствии подходящего музыканта с Аркадием Васильевичем она всегда могла по-быстрому замутить на работе.

Она еще не понимала тогда, что гиперсексуальность может растаять так же внезапно, как и пришла. А что останется? Останется опустошенность и приобретенные недуги. Хвори души и тела. Выходить замуж за него Аркадий Васильевич Светлану не звал, а ей уже пора. Архивист всей душой полюбил эту неугомонную девушку, он каждый день ждал интимной близости со Светой. Все другие женщины перестали для него существовать. А ее это уже раздражало. Аркадий страдал и мучился, а Светке не было до этого дела. Быстрый перепих, хотя и яркий, на работе уже не приносил ей удовлетворения, сексуальная гиперактивность начала покидать ее мысли и тело.

– Никакой тебе романтики, – заявляла Светлана.

Но по старой привычке иногда припадала к уже знакомому и ставшему родным инструменту. Конечно, ботаник может наизусть проникновенно читать стихи, но нахрен они нужны. От них денег-то не прибавится.

Однажды в архив пришла Вика. Аркадия вызвали в контору к начальству, Светлана одна осталась на хозяйстве. Вика это знала, она специально пришла, чтобы поговорить со Светланой. Вике хотелось, чтобы Светлана отвязалась от ее Аркадия. Но разговор у них не получался. Разными интересами руководствовались девушки. Отказываться от Аркадия Васильевича Светлана не собиралась и порадовать Вику этим не могла. Она также не могла себе представить, что на ее виолончели вдруг будет играть другая музыкантша. Архивист был для нее как бы дежурным сексуальным партнером и начальником на работе одновременно, что было удобно во всех отношениях. Вика же хотела выйти замуж за архивиста, но его голова, даже обе, верхняя и нижняя, были захвачены Светкой. Вика понимала, что это временное явление и оно пройдет. Но ей хотелось, чтобы это случилось быстрее. Годы-то уходят, молодость не вечна.

Бесстрашный ботаник

Похрустывали угасающие огоньки костра. Ночь уже охватила своими леденящими объятиями прибайкальский лес и нашу поляну. Казалось, что обалдевшая тишина жадно вслушивалась в наш разговор и никак не могла понять кипящих страстей и, по существу, горького одиночества героев прозвучавших откровений.

И вот она, тишина, ставит свой диагноз человеческим отношениям – разрушители.

Резким порывом ветра верхние ветки вековых сосен обрывает, закручивает и обрушивает на нашу поляну. Все пространство вокруг нас становится в одно мгновение непроходимым буреломом. «Да, наломали мы дров», – подумал я.

– Одумайтесь, человеки, – кричит ветер.

– Давайте жить дружно, – вспоминаю я незамысловатые, но такие драгоценные слова мультяшного героя кота Леопольда.

А наш художник Леопольд подвел итог разговора.

– Не, делать иллюстрации к этим рассказам я не смогу. Слишком откровенные они для меня.

Ветер прекратился. На небе мерцали звезды. Они как бы подмигивали сидящим у погасшего костра мужикам, зовя их к познанию вселенских тайн. Но загадки Вселенной мало волновали собеседников. Они погрузились в земную грусть. Мужчины пытались осмыслить услышанную информацию. Все долго молчали. Вдруг клубящуюся седыми кружевами дыма тишину разрезал хрипловатый голос Федотыча.

– Хотите, я вам расскажу, чем закончилась история Светланы и Аркадия Васильевича?

Все одобрительно молчали, и доктор начал грустное повествование. Федотыч продолжил свой рассказ.

– Я не хочу ранить ваше благопристойное видение мира и врываться в него со словесной порнографией. Но я расскажу все, как оно было в действительности. Конечно же, со слов моей пациентки Светланы.

Итак, фестивальные приключения когда-то заканчиваются, и наступает развязка. Настигла она и Светлану. Светка банально забеременела. От кого – твердого ответа у нее не было. Поэтому решила Света попытать счастье, прощупать отношение к ее деликатному положению у членов своего музыкального оркестра. А это отношение и у виртуозов, и у начинающих скрипачей было однозначно отрицательным.

В любовной симфонии прозвучал грубый финал. Последняя мужская ария звучала прозаично, все музыканты были солидарны: «Когда ты вступала в половую связь, должна была думать немного головой, а не промежностью, в части предохранения и безопасности. Решай свои проблемы сама. А у нас на подходе много молодых и еще не обученных скрипачек и флейтисток. Так что катись куда подальше».

Другого ответа, в принципе, Светлана и не ожидала. Мужчины отнеслись к ней так же, как к ним относилась ранее она.

Аркадий Васильевич уже давно чувствовал, что его музыкальный инструмент используется в составе ансамбля. Хотя Светлана стремилась, чтобы не уязвлять самолюбие ботаника, скрывать свои похождения. Но обмануть опытного мужчину невозможно. От осознания этого у архивиста частенько начинало болеть сердце. Он начал носить с собой в кармане корвалол.

Услышав от Светланы новость, что тест и последующий визит в женскую консультацию, расположенную на улице Горького, подтвердили факт беременности, Аркадий Васильевич напряженно молчал. Светлана предложила поехать на берег Байкала в Листвянку, чтобы на природе обсудить сложившуюся ситуацию. Аркадий Васильевич не прогнал девчонку, не отвернулся от нее. Более того, он сказал: «Ребенок ни в чем не виноват. Родителей не выбирают. Хорошо бы порешать вопрос о жилье. Куда-то надо принести малыша из роддома. Ко мне в общагу не вариант».

Светкин папа, крутого нрава мужик, может выгнать из дома блудную дочь, нагулявшую «выблядка» (таким термином он называл внебрачных детей).

Вот они уселись в старенький запорожец. Это чудо советского автопрома ботаник купил по дешевке, и с другом Андрюхой он его привел в надлежащий вид. На удивление в нем оказалось достаточно места и вполне комфортно. Это значит, что не надо горбиться и скрючиваться. Ноги удачно расположились в отведенных для них нишах. На выезде из города по Байкальскому тракту сразу начинался красивый хвойный лес. Предстояло проехать 67 километров.

Светлана сняла свою футболку. Ее обнаженные груди завораживающе подпрыгивали, когда машина вибрировала на неровностях дороги. Затем Светка стянула вниз свои спортивные брюки. Плавок она не носила, и ее женская гордость оказалась на свободе. Откинувшись, насколько могли позволить габариты и механизм кресла, Светка начала мастурбировать.

Ботаник сбросил скорость, он ехал медленно и искоса подглядывал за действиями подруги. Светлана после своего бурного оргазма запустила руку в штаны Аркадия Васильевича и ухватилась за гриф его скрипки. Из восьмушки скрипка быстро выросла до трехчетвертной, потом она стала превращаться в виолончель. Светлана высвободила инструмент из штанов на волю.

Потом стараниями Светланы виолончель превратилась в саксофон, и девушка принялась дудеть самозабвенно и с большим азартом.

Камазы и другие высокие машины, обгоняя запорожец, притормаживали, и в открытые окна из их кабин показывались оттопыренные вверх большие пальцы в знак приветствия архивиста. Голубые глаза ботаника округлились и стали размером как два блюдца. Его толстые очки многократно увеличили этот безумный взор. В наступающих сумерках для встречных машин представлялась ужасная картина. Казалось, что навстречу им летел не запорожец, а два огромных голубых шара. Как будто бы зловещее НЛО с пришельцами медленно скользило, занимая все дорожное полотно. Они были вынуждены принимать вправо и останавливаться на обочине, чтобы пропустить надвигающуюся опасность.

Ночь на берегу Байкала в гостинице «У озера» прошла бурно. Наутро у архивиста созрел план, но о нем он говорить не стал. Он допускал, что ребенок был его. Поэтому для еще не родившегося существа он решил пойти на должностное преступление.

Когда вернулись в Иркутск, то в комнате общежития, которую занимал Аркадий, началась их недолгая семейная жизнь. Ночью Светка обнимала своего мужчину. Она нежно целовала Аркадия.

– Милый, Аркашенька, я так люблю тебя. Мне никто не нужен, только ты, только ты, мой дорогой, – шептала она.

Он единственный не отвернулся от нее, вошел в ее положение. Аркадий действительно вошел и никак не мог остановиться. Кровать предательски скрипела. Комнату заполнили сладострастные звуки и стоны Светланы. Счастливый и утомленный ботаник продолжал и все никак не мог угомониться. Ему хотелось, чтобы это действо не кончалось никогда. Он наполнился восторгом близости, восторгом любви.

А за дверью стояла обескураженная соседка с нижнего этажа. Она долго терпела звуковую атаку, навалившуюся на нее в эту ночь. Стоя у двери, она прислушивалась, старалась уловить мотив этих завываний. Потом, не выдержав, она стала робко стучаться в дверь и приговаривать:

– Девушка, что с вами? Вам плохо? Сейчас я вызову скорую помощь.

Голос ее звучал встревожено, в нем чувствовались забота и сострадание. Интонации его были чистыми и искренними.

Этот голос невольно помешал нашим бойцам сексуального фронта достичь очередного зенита в любовной битве. Они остановили свой межгалактический полет, вернулись на бренную землю и начали прислушиваться к происходящему за дверью. Потом как давай ржать:

– Ой, милая, спасибо. Не надо нам скорой помощи. Нам очень хорошо. Мы сгораем от счастья и любви.

Бедная сердобольная соседка была сконфужена. Она не могла предположить, что акт любви из тихого и скрытного таинства может представлять собой целый спектакль, и это действие может сопровождаться инструментальной музыкой очумевших от экстаза голосов, напоминающих вопли страдания, недуга и восторга одновременно. Ее личный и уже давний опыт интимного общения сводился к скоротечному любовному акту с крепко стиснутыми и сжатыми зубами, чтобы не проронить ни звука. Когда они занимались любовью с бывшим мужем, они не могли позволить себе никаких эмоций. В комнатушке бабушкиного старенького дома вместе с ними жили мама, бабушка, их с мужем маленький сыночек. Их нельзя было беспокоить ночью. Да и само занятие сексом воспринималось тогда как что-то неуместное и даже постыдное. Такие нравы были в те времена. Но народ вместе с ударным трудом за выполнение пятилетних планов родной партии и правительства СССР с неменьшим энтузиазмом занимался любовными утехами. Поэтому и выживали, не уронили уровень народонаселения. Даже тост такой новогодний был, шуточный, конечно: «Чтобы елось и пилось, чтоб хотелось и моглось. Чтобы в нынешнем годе было с кем и было где. И успехов вам в труде».

Если в подавляющем большинстве все люди тихушничали, то тут – сплошное сумасшествие. Казалось, что женский голос за дверями то молил о пощаде у какого-то монстра, то кричал и требовал, чтобы тот не останавливался. Да, голова кругом…

«Какая же я дура, – думала она, – ворвалась со своим стуком в чью-то атмосферу счастья».

Любопытство распирало уже немолодую женщину. Ей хотелось, чтобы дверь открылась, и она бы наяву увидела этот спектакль любви с его актерами. Но стыд поборол ее чувства, и она направилась в свою комнату. И уже не смогла уснуть до самого утра. Ее будоражили воспоминания о прошлой жизни, о ее никчемных любовниках, с которыми она не могла взойти на такую же вершину любви. Да она раньше и не подозревала, что такая вершина может вообще существовать. Думать об этом в водовороте жизни не приходилось. Детей в садик отвести, потом в школу, бегать по магазинам, готовить еду, убирать, стирать, гладить, ходить на работу, вечером – в народную дружину. Откуда возьмутся мысли о сексе и о каких-то его вершинах?!

Спустя небольшой промежуток времени совместной жизни с Аркадием у Светланы началась рвота. Интоксикация при беременности – обычное дело. Девушка взяла больничный лист и отлеживалась в комнате Аркадия Васильевича в общаге. Архивист после рабочего дня, придя домой, ухаживал за Светой. Кормил ее из ложечки. Готовил и кашеварил. Но однажды он не пришел ночевать. Светлана запереживала. «Может, Вика его перехватила», – беспокойно думала она.

Но на следующий день пришел Андрюха – друг Аркадия Васильевича. Он притащил полный полиэтиленовый пакет денег – три миллиона рублей.

– Аркадий просил его простить, а на эти деньги велел купить квартиру для Светы и их сына, – сказал парень.

Почему-то он решил, что должен обязательно родиться мальчик.

Суд был скорым. За хищение из государственного архива уникальных исторических реликвий, связанных с наследием Чингисхана, Аркадию Васильевичу дали шесть лет с отбыванием в колонии общего режима. Приходить в суд Светлане он не велел – волноваться беременной женщине нельзя. Светка простояла весь судебный процесс около Октябрьского суда.

И вот Светлана уже в новой квартире, своей квартире, которую ей подарил ценой своей свободы архивист Аркадий Васильевич.

У него тоже новая обстановка – на зоне в Тулунском районе. Это в четырехстах километрах северо-западнее города Иркутска. Светка возила своему узнику передачи. Она понимала, что он был именно ее узник, привязанный к ней всей своей душой. А зона – это только место временного пребывания его тела.

Дома она долго металась, думая о своей дальнейшей судьбе, ночами плакала в подушку. Но в итоге приняла решение и избавилась от своей нежелательной беременности.

Из женской больницы с улицы Горького на своем автомобиле ее увез бывший сосед – Петр Клименчук.

После того как Аркадий Васильевич узнал, что Светлана сделала аборт, он приказал ей больше не приезжать к нему в колонию.

Сексофилософопатолог

Все молчали, никто не мог проронить ни слова. Эти короткие рассказы Фомича, сексопатолога и психоаналитика, обрушили такой тяжелый груз, груз чужих страданий и переживаний, что переварить все это в одночасье было невозможно. Мы переживали за Аркадия. Понимали, что Светлана, сделав аборт, поступила так от безысходности. Хотелось заплакать, но слезы никак не находили свое русло. В горле стоял ком. Нарушил тишину все тот же Федотыч.

– Вот ты, Леопольд, назвал мои, вернее Светкины, рассказы слишком откровенными. Я с уважением отношусь к твоим пуританским чувствам. Но че ты тогда сидел здесь, развесив уши? Режет слух – уйди и не слушай. Вот у меня на даче были соседи – староверы. Мы крепко дружили, была взаимопомощь и поддержка, – продолжал Фомич. – Они открывали для проветривания наши теплицы, поливали. У нас-то, врачей, свободного времени в обрез, на огородной фазенде бывали нечасто. Однажды моя жена Анна Петровна вышла в огород в открытом купальнике. Все, писец – маленькая лисичка, дружба закончилась. Она-то не знала про их веру. А для них это оскорбительное и безнравственное одеяние. Конечно, многое в их вере можно уважать. Много там доброго, светлого и разумного. Так что же я теперь в тулупе должен по своей даче шастать? У них секс не для удовольствия, а только для продления рода. А хочется-то всегда. Вот они, видимо, одетые в телогрейки и совокупляются. Детей полон дом. Куда ты ни прячь сексуальное влечение, оно все равно является основой жизни. Вот художник изображает на картине быстроногую лань. Красотища неимоверная. Задумайтесь, куда она бежит? А бежит она к своему козлу, чтобы исполнить свою природную миссию – дать потомство, продолжить жизнь, – Федотыча понесло.

– Ты так все на трахание перевести можешь, – пытаюсь возразить ему я. – Ведь есть же убежденные девственники среди мужчин и женщин, которые категорически не принимают половую близость. Закатывать глаза и корчиться в оргазмических конвульсиях могут только идиоты – так считают они. Таких людей немало, и они объединяются в сообщества, общественные организации, наконец. А музыканты и композиторы – они всего-то из семи нот рождают такую палитру божественных звуков… А писатели и поэты – они из 33 букв создают волшебные литературные шедевры, от которых может крыша поехать.

– Дурак ты, Алексеич, или прикидываешься, – прерывает меня психоаналитик. – Так вот – существует всего два явления природы, именно явления, которые в народе, может быть не очень поэтично, обозначаются всего двумя терминами, и это с разными вариациями слова х@й и п@зда, – со сверкающим взглядом произносит Фомич. – Они дают продолжение жизни. Их взаимоотношения, которые еще называют любовью, тревожат и волнуют всех. И все семь нот и 33 буквы алфавита воспевают и возносят эти отношения с древних времен! Так было и так будет всегда. Воспеваться будет жизнь и ее продолжение. Извините, что выражаюсь грубовато. Достали вы меня. Противники секса – это в первую очередь сборище неудачников и слабаков. Будучи не в состоянии совершить полноценный половой акт, они пропагандируют фригидность и импотенцию. Козлы законченные. Скажи мне, дорогой друг, кто от таких придурков родится? Кто продолжит их род и их философию? А никто. Значит, это тупиковая ветвь гнилых червяков. Вот ты нарисовал красавицу горную лань, – опять Фомич обратился к Леопольду. – Ну и что, кто на нее будет смотреть в будущем – потомки, не родившиеся от противников секса, идиотов? Как ты себе это видишь? Ты, что при видимых ярко выраженных мужских половых признаках обессилил, вступив в нейрогуморальное половое расстройство, которое обуславливается поражением диэнцефального отдела (субталамический нейрогуморальный центр) или отдельных желез внутренней секреции (гипофиз, гонады, надпочечники и др.), приведших к диффузными нарушениям всех компонентов сексуального поведения?

Может, вам рассказать еще о половых извращениях? Например, апотемнофилия – желание или сексуальное возбуждение от ампутации здоровой части тела (конечностей, пальцев или гениталий) или частичного (полного) разрезания гениталий вдоль. Или гинофагия – сексуальное возбуждение от фантазий, связанных с приготовлением и поеданием женщин. Эпроктофилия – сексуальное возбуждение, вызванное испусканием кишечных газов (пукание). Может, еще про зоофилов и некрофилов вам рассказать? Тогда рассказы Светланы о ее сексуальных играх покажутся вам милой детской шалостью?

– Пошел ты… со своей медицинской терминологией, умник хренов, – обрубил его я. – Каждому свое, кому-то нравится поп, кому-то попадья, кому-то попова дочка.

– Давай не будем больше обсуждать эту тему, – включился в разговор обиженный Леопольд.

– Вот, мужики, не взяли с собой достаточное количество водки, всю за один раз выжрали и чуть с похмелья не передрались, – резюмировал Михалыч. – Так бы давно уже песни пели…

На следующий день мальчишник разъехался по своим родным домам. Леопольд в своей мастерской принялся по полкам раскладывать этюды, которые он сделал на природе.

– Олеся, Олеся! – позвал художник свою жену. – А ты бы смогла голышом на стремянку, и положить мои рисунки на верхнюю полку?

– Леопольд, у тебя что, крышу снесло? – сердито сказала жена.

Потом она поглядела на мужа, на его грустные глаза, погладила кудрявые вихры своего художника и заулыбалась.

– Дурашка ты мой. Я уже совсем не та, какой была двадцать лет назад.

– А я тебя люблю такой, какая ты есть, и всегда любить буду, – задумчиво произнес Леопольд.

Окончание истории Светланы и Аркадия

Шли годы. Мне вспомнился рассказ Фомича об откровениях Светланы. Мы встретились с сексопатологом в плавательном бассейне. Он изрядно полысел, но был по-прежнему подтянут и строен. Занятия спортом были его фишкой. Он нравился женщинам, и они легко вступали с ним в откровенный разговор. Профессия у него такая – быть психоаналитиком и привлекательным чувственным собеседником, умеющим направить мысли пациента в нужное для его собственного здоровья русло.

– Фомич, расскажи, как сложилась судьба Светланы и ее ботаника-архивиста, – поинтересовался я в раздевалке, когда мы собирались уже уходить домой.