Откровения у костра. Эротические истории. Любимый Иркутск
Фамилии пациентки я не знал, как и других идентификационных данных. Это врачебная тайна, да и имя девушки в своем рассказе Фомич изменил. Я это твердо знал.
Фомич на минуту задумался, потом неторопливо начал вспоминать детали.
– Алексеич, не беспокойся, у Светланы и Аркадия все нормально.
Светлана рассказывала, что спустя некоторое время, год или два, она получила письмо из колонии. В нем Аркадий Васильевич поведал ей о своей жизни за решеткой.
По прибытии в колонию Аркадия направили работать в библиотеку. Он занимался реставрацией книг, подпиской газет и журналов. Вел просветительскую работу среди зэков. Устраивал литературные вечера. В колонии оказалось много талантов – поэтов, даже самодеятельных композиторов. Вот и появилась его стараниями художественная самодеятельность.
Заведующей библиотекой была дочь Кума или Хозяина (так принято было называть полковника Зубова – начальника исправительного учреждения). Однажды она попросила ботаника подержать лестницу-стремянку. Она от неустойчивости покачивалась, и Ольга, так звали его начальницу, боялась упасть. Надо было на верхних полках стеллажа разобрать подшивки газет. У Аркадия завибрировали ноги. До боли похожая сцена была когда-то прологом мелодии любви с его Светланой, которая осталась в родном Иркутске. Аркадий подошел и взялся за холодные трубчатые основания лестницы. Сознание ботаника было завороженным и затуманенным. Оно как бы одной своей частью унеслось в прошлое, в котором он был счастлив, хотя и сильно страдал от переживаний и ревности. Другая часть его сознания осталась здесь, в библиотеке исправительной колонии.
Ольга полезла вверх. Она была одета в синие джинсы и кофточку-водолазку под горло, плотно закрывающую верхнюю часть ее тела. Вверху, перебирая газеты, она что-то говорила, но Аркадий ее не слышал. От холодного металла стремянки на него полились тепло и боль воспоминаний. Воспоминаний о недавней жизни на свободе, о его Светлане. О его непутевой любви, которая, ярко вспыхнув, довела его до колонии и умерла, оставив его одиноким и несчастным, с разбитым сердцем и перечеркнутой судьбой. Аркадий Васильевич вцепился в эту лестницу изо всех сил. Пальцы сводило от морозного каркаса стремянки. Ее он недавно занес в библиотеку, предварительно очистив от снега.
Сердце узника учащенно забилось, а острая боль недавней утраты ножом полосовала его душу. Яркие картины, вылезая перед ним из прошлого, корежили его сознание, хлеща по лицу своей откровенной обнаженностью и сладостной распущенностью.
Тело Аркадия как бы парализовало. Он не мог даже шелохнуться. Уставившись в одну точку, ботаник смотрел будто бы сквозь стены здания библиотеки, сквозь колючую проволоку, сквозь ограждение колонии. Но не мог увидеть свой далекий Иркутск, свою некогда любимую девушку Светлану. От нервного перенапряжения и бешеной тоски Аркадий горько заплакал, сжимая зубы. Руки его еще крепче сдавливали студеный и равнодушный металл.
Ольга задала Аркадию Васильевичу несколько вопросов и, не услышав ответа, забеспокоилась. Девушка спустилась на предпоследнюю ступеньку и заглянула в глаза плачущему ботанику. Она успела хорошо изучить его голубой лучезарный взгляд, его открытую грустную улыбку. Но таким, как сейчас, она Аркадия еще не видела. Отец говорил ей, что этот парень сидит не за корыстное преступление, что-то там не так. Не мог он украсть для себя, чистой души был этот человек. Кум был опытным психологом, он видел людей насквозь.
Ольга потянулась к Аркадию. Ее нереализованное чувство молодой девушки к мужчине переполняло сознание. Отец безумно любил свою единственную дочь и не отпускал ее ни на шаг от себя. Она так и моталась с ним от назначения к назначению по разным захолустным местам необъятных просторов Сибири.
– Что с вами, Аркадий Васильевич, дорогой мой? – шептала Ольга, неумело целуя своего подчиненного. – Хороший мой, чем я могу помочь тебе? – она не заметила, как перешла на «ты». – Я уже давно чувствую, что полюбила тебя. Я боялась своего чувства, гнала его от себя.
Глаза Ольги наполнились слезами.
Аркадий обнял свою спасительницу, он что-то шептал и тоже целовал Ольгу.
– Как мне тяжело, как я устал от неволи и одиночества, – слезы еще сильней бежали из его глаз.
– Ты не одинок, мой милый, теперь я всегда буду рядом с тобой в радости и горе…
Они долго стояли, обнявшись, и плакали. Плакали не стесняясь друг друга. Ольга – от нежных чувств и сострадания к этому практически беззащитному мужчине. Аркадий – от нахлынувших на него смешанных чувств. С одной стороны, ему было жаль самого себя. С другой стороны, эта нежная девушка смогла согреть его обожженную огнем страсти и обмороженную предательством израненную душу. Она, как солнышко, нежданно-негаданно вдруг засияла перед ним и уже навсегда вошла в его жизнь. На зоне, оказывается, тоже можно обрести счастье, даже если ты совсем потерял в него веру. Потом Кум оформил досрочное освобождение своего зятя по «половинке». Ольга была без ума от счастья, она встретила своего любимого, самого дорогого и единственного. Пусть он долговяз и физически слаб, но она сможет защитить его, своего ботаника, от любых невзгод.
Светлана тоже устроила свою жизнь, она встретила парня Евгения. Хоть и не было у них большой любви и страсти, но держались они друг друга. Время уходило, вот и надо было создавать семью. Может быть, такие союзы крепче тех, которые возникали в пылу страсти, да потом перегорали.
Сына своего Светлана назвала в честь отца – Иваном. Зеленоглазый мальчишка стал светофорчиком, который зажег для Светланы зеленый свет к счастью, материнскому счастью. Муж часто уезжал на вахты, работал на севере нефтяником. Светка все свое свободное время посвящала сыночку. Она души не чаяла в своем Иванушке.
– Мама, мамочка, я не хочу спать. На улице лето и солнышко еще долго не будет ложиться спать, – голос Иванушки звучал звонко, как колокольчик.
– Неужели ты не можешь понять такие простые вещи? – смеялся сыночек. – Люди должны вставать и ложиться спать вместе с солнышком.
Он своими маленькими ручонками обнимал маму за шею и прижимался к ее груди. Ни один мужчина не мог доставить ей столько счастья, Светлана вся сияла. «Какой же умный у меня сын. Какой он ласковый и нежный», – думала она.
– А вот и нет. Я могу возразить тебе, мой любимый мальчик, – начала ласково говорить сыну Светлана. – Когда солнышко будет спать, зазвенит будильник. Мы с тобой проснемся и поедем в аэропорт. Наш папа в четыре часа утра прилетает из длительной командировки, дома его не было почти полгода. Он не хотел, чтобы я тебя, сыночек, беспокоила и брала с собой в аэропорт. Он очень сильно любит тебя. А мы порадуем папочку и вместе с тобой будем его встречать. Ты у нас сильный, сильнее солнышка. Ты можешь встать, когда это необходимо, а солнышко нет.
– Ура! Ура! Ура! – Иван радостно кричал и скакал на пружинящем матрасе родительской кровати.
Светлана молча, с огромной любовью смотрела на своего сына, из глаз ее текли слезы, слезы радости и умиления.
– Мама, почему ты плачешь?
– От радости, сынок, я так долго тебя ждала, теперь ты у меня есть, – и Светлана крепко обняла своего самого главного маленького мужчину. В ответ он сильно прижался к своей самой любимой женщине – к маме. От материнского тепла Ивана быстро разморило, и он погрузился в сладкий детский сон.
Фомич продолжил свой рассказ.
– Говорила Светлана, что еще ждет дочку, но это я уже плохо помню. В моих пациентах она уже давно не числится. Мне радостно, что мои усилия врача дали результат. Жизнь у девчонки наладилась, – дружелюбно звучал голос моего приятеля Фомича.
Я молчал, на мои глаза невольно навернулись слезы. Светлая грусть заполнила мое сознание. Растроганный, я молча сел в машину и поехал к себе домой.
Голубоглазая блондинка
Иркутская осень. Порывы ветра ударялись о стены моего деревянного дома, который расположен на улице Коммунистической, почти в центре нашего областного города. Их воздушные потоки начинали плясать вокруг понурого клена. Его ветки в ответ дребезжали и вибрировали, как струны контрабаса под опытными руками музыканта. Извлекаемые волшебным образом из ствола дерева низкочастотные звуки придавали округе тревожность и безысходность в ожидании тепла.
Все, что еще недавно цвело и зеленело, должно умереть или уснуть на долгие зимние дни, недели и месяцы. Дряхлая старуха зима своими костлявыми руками будто бы набрасывала паутину на еще живые существа и озябшие растения. Обрекала их уйти в небытие с этого света, еще недавно сверкавшего переливами радуги, пением птичьих голосов и звоном, казалось бы, неиссякаемой жизненной энергии. Природа пыталась бороться, цепляясь за уходящее лето. Но ветер срывал и уносил вдаль остатки пожелтевших листьев. Он не оставлял надежды на скорое возвращение знойных солнечных дней. Времена года меняются, как это было всегда. Растительность начинала погружаться в зимнюю спячку. Угрюмые черные тучи нависали над городом. Они изредка выбрасывали вниз леденящие потоки дождя, готовясь обрушить всю массу своих холодных запасов влаги. А промозглые северные ветры стремительно налетали на тяжелые, пузатые облака, чтобы превратить содержащуюся в них воду в хрустальные пластинки снежинок, чтобы забросить этот белый хоровод на деревья, дома, улицы и площади старого города, который знаком с этими природными явлениями вот уже более 350 лет.
Я вышел из машины. Боковым зрением ощутил чей-то пронзительный взгляд. Это взор как будто бы из другого мира, холодного и голодного, где не хватает радости и ласки. Где нет тепла и заботы, где страх и боль – обычные и обыденные явления.
Я присмотрелся. На тротуаре сидела кошка.
Видно, что она от природы имела чисто белый окрас. Но сейчас он выглядит сероватым. Она изрядно запачкалась, бегая по подворотням в поисках пропитания. А какие у нее глаза! Это два голубых небесных светильника, два драгоценных сапфира, по чьей-то воле оказавшиеся выброшенными на улицу.
Я направился к моей незнакомке.
«Что это за человек? – подумала кошка. – Что ожидать от него? Может, он сейчас пнет меня ногой, как это уже было не раз? Как страшно. Он такой большой. И куртка у него кожаная. Ой, а ботинки с такой рифленой подошвой. Наверное, надо спасаться бегством», – подумала голубоглазая блондинка.
Вот она уже приготовилась к спасительному прыжку в сторону кустов. Но лютый голод ее остановил. Так хотелось кушать. Сил уже почти не оставалось, и кошка, наверное, решила: «Будь что будет. Если суждено умереть, пусть я умру сейчас, не дожидаясь холодов и снежных сугробов».
– Кис-кис-кис, – зазвучал спокойный, с нотками сострадания, голос, и в нем улавливались ласковые оттенки.
Блондинка замерла на мгновение. Она не могла убежать. Она находилась в плену этого голоса. Она с надеждой стала ожидать развития событий. «Неужели еще есть добрые и отзывчивые люди», – думала продрогшая кошка.
– Ах ты, красавица, замерзла, на холодном асфальте не очень-то уютно. Какая ты худая, и бока у тебя ввалились, – говорил обладатель зловещей кожаной куртки и доброго голоса.
– Да, тебе бы мои заботы и переживания, – как бы произнесла кошка. – Я ничего не ела несколько дней. Попались тут две обессилившие мышки, но они были отравлены. Люди их не любят, вот и набросали в своих жилищах ядовитую приманку. Возвратившись по подземным коридорам, которые еще их далекие предки прорыли для сообщения улицы с домами, мышки натолкнулись на приманку. Неопытные, они не знали, что подобное пиршество халявным кормом опасно для жизни. Человек коварен и опасен. Он сам выбирает, с кем ему жить, а от кого можно избавиться, убить, как этих мышей, или выбросить на улицу, как эту кошку. Я не стала есть этих мышей. Я знаю, что это смертельно опасно, – как бы говорила мне моя собеседница.
– Посиди здесь, я принесу тебе покушать, – как можно ласковее произнес я.
Голубоглазая блондинка запрыгнула на завалинку. В ее огромных грустных глазах пробежали солнечные искорки. В этой сумрачной окружающей среде при мерзкой пасмурной погоде они были всплесками космической энергии надежды и ожидания добра.
Я вошел в дом и направился к мискам для животных.
У нас жили две породистые собаки и две уличные кошки.
Одну кошку подобрала Оля – моя дочь, а вторую притащил Леша – мой внук. Животные были окружены вниманием и заботой. Наверное, для них была устроена райская жизнь. В мисках лежали кусочки мяса и гарнир из гречневой крупы и еще какие-то лакомства, приобретенные в специальном магазине. По всей вероятности, они лежали давненько. Наверное, с самого утра после перекуса наши шерстяные человечки про них забыли. Кушанье начинало немного подсыхать. Я собрал все в одну тарелку и вынес на улицу. Даже не дал себя поцеловать ожидавшим ласки нашим пуделихам: серебристой Стеше и блондинке Соне.
Голубоглазая незнакомка ждала меня на прежнем месте. Она сразу почувствовала запах съедобного продукта. Хвост трубой, и мягкой походкой она подошла ко мне. Глаза смотрели заинтересовано. Но она не спешила. Инстинкт самосохранения заставлял ее находиться в настороженном состоянии. Потом послышалось мяуканье: «Ну, давай, ставь скорее еду, я не могу больше ждать. Так вкусно пахнет. Сколько различных вкусовых оттенков излучает эта тарелка. Неужели это все мне?»
– Кушай, красавица, это тебе, конечно, тебе. Рядом нет никого из возможных конкурентов. Ты можешь не торопиться. Кушай, красавица, – тихо говорил я.
Глаза у блондинки засветились, она принялась уплетать вкусности. Она то торопилась, то чуть приостанавливалась, тщательно пережевывая кусочки пищи. Поднимала свой взгляд на меня. В нем читалась благодарность мне – вновь приобретенному другу. Когда пиршество закончилось, я взял голубоглазую блондинку на руки.
– Если хочешь, переходи ко мне жить, – предложил я уже ставшей мне подругой блондинке.
В ответ она громко замурлыкала. Стала прищуривать глаза. «Настоящая кокетливая женщина, – подумал я. – Как же интересно, женская мягкость и какой-то непостижимый женский дух присущ всему женскому».
Блондинка пригрелась и начала засыпать на моих руках. Мне надо идти. Я опустил кошку обратно на завалинку. И вновь предложил идти за собой. Она внимательно выслушала, потом мяукнула. Видно, поблагодарила и попрощалась. Затем спрыгнула на асфальт и пошла, покачивая бедрами, к себе. Наверное, у нее был свой дом, пусть с не очень заботливыми хозяевами, но это был ее родной дом. Она, как и те женщины, которые были верны своему дому, не променяла своих хозяев на сытую жизнь.
А может быть, я был не очень настойчив, не знаю.
Истории про Федора
Волшебник и волшебство
В город Братск, где работал Федор, привезли волшебника.
Экстрасенс вызвался лечить и показывать чудеса в северном городе. Федор возил начальника строительства, а тут у него в пассажирах гость из Америки. Правда, уроженец Узбекистана.
Виктор – референт начальника – во время движения Волги вдруг обращается к Ибрагиму, так звали экстрасенса:
– А вы можете на ходу заглушить мотор автомобиля?
– Могу, я все могу, – произнес Ибрагим, посмотрев на него.
Потом он напрягся и побагровел. Федор подумал: «Сейчас как бзданет, всю машину говном забрызжет, а мне убирайся, блин, потом». Но волшебник пердеть не стал, он злобно произнес фразу:
– Ай, ай, ай. Готово, шайтан.
И мотор заглох. Сорокаградусный мороз. Мы стоим на эстакаде через Братскую ГЭС. Клубы зловещего тумана наползают с водной глади Ангары. Река, наверное, тоже рассердилась на людей. Федор вышел из кабины, открыл капот, проверил провода на трамблере, свечах зажигания – все в норме, повреждений нет. Датчик топлива показывает полный бак. Что могло произойти, понять сложно. Чудо какое-то.
– Ха-ха-ха, – начал весело смеяться Ибрагим. – Заводи, поехали, все будет нормально, я снимаю заклинание.
Машина завелась с полуоборота. Всю дорогу ехали молча.
В конторе началось представление. Начальник позвал свою жену, та показала Ибрагиму фотографию брата и попросила рассказать о его судьбе. Эта тема была для нее очень болезненной.
– Твой брат мертв. Он утонул на реке Амур при следующих обстоятельствах, – экстрасенс подробно рассказал хронологию событий. – Второй, кто был в лодке, выжил. А вот с берега происшествие видел человек, выглядел он так-то…
Вся информация сходилась на 100%. Мария Ивановна – жена шефа – от нахлынувших чувств свалилась в обморок. Когда ее откачали и увели, начальник попросил обследовать его шофера. Федор встал к приставному столику напротив Ибрагима. Волшебник стал сканировать пациента, приподняв ладонь. Потом говорит:
– Я не могу, мне мешает большая связка ключей, убери ее, Федор.
Федор обалдел: «Как это он узнал о ключах?» Потом повиновался, исполнил требование экстрасенса и выложил ключи на стол и стал ожидать продолжения. Экстрасенс далее произнес:
– Я прошу всех выйти из кабинета, буду с парнем говорить один на один.
Когда все вышли, последовал диагноз:
– Ты умрешь через три года и три месяца, хотя ты физически здоров.
Ибрагим говорил, а из его глаз начинали сыпаться искры. Искры как у бенгальского огня. Только его искры были холодными. Они падали на стол шефа, рассыпались по поверхности, но бумаги и документы оставались лежать нетронутыми этим зловещим адским огнем и не воспламенялись.
– У тебя я ощущаю огромную мужскую силу, ты очень крепок, – грустно продолжил волшебник.
– А если я женюсь, я успею родить сына? – тревожно, с нотками безысходности начал лепетать Федор.
– Все во власти Божьей, – произнес экстрасенс…
Вчера Федору принесли повестку из военкомата на военные сборы. Прибыть к 6 часам утра, с собой иметь… далее по списку.
– Хоть не убьют на сборах, не подорвусь на мине, – с горечью думал Федор (он был сапером).
Он позвонил подруге Ирине Ивановой, у нее был конфликт с мужем. Жили шесть лет, а детей не было. Брак разваливался, отношения на грани развода. Федору нравилась фигурка этой девчонки. Высокая, большая грудь. Осиная талия, попка как репка, соблазнительная до не могу. Глаза карие, озорные. Голос обволакивающий, томный и нежный.
– Ирка, давай я тебе заделаю ребеночка. Хоть смысл в жизни у тебя будет, – говорил в телефон приговоренный к скорому окончанию жизни парень.
– Я согласна, Феденька, приходи сегодня ночевать. Мой в ночную смену будет на БЛПК (Братском лесопромышленном комплексе).
Вечером Федор пошел бухнуть в местный ресторан. Горевал о своей короткой жизни, которая должна была оборваться в 29 лет. Немного всплакнул. Собутыльников не было, вот и напивался он один на один со своей тоской. Когда Федор уже был изрядно пьян, к нему за столик подсел Ибрагим.
…
Когда Федор очнулся, он встал и на ощупь в темноте начал искать туалет. Там принимал гигиенические процедуры тот самый Ибрагим. Федору хотелось блевануть. Ему вдоволь хватало баб. Они, как мотыльки на свет лампочки, слетались к его «интеллекту». Хвастались одна перед другой, и от этого армия его почитательниц только росла. А тут такой конфуз. «Хорошо, что хоть самого не поимели», – подумал Федор.
Грубить волшебнику было опасно и страшно.
На глаза Ибрагима навернулись слезы, он пытался засунуть в карман Федора пачку денежных купюр. Но наш герой отказался и ушел в темноту спящего города.
Ирина все глаза проглядела у окна, ожидая любимого. Федор от нервного потрясения уже отрезвел, но на душе его было хреново, как будто бы в грязь окунулся с головой. Потом Ирина, купая Федора в ванне после ярких любовных утех, любовалась его богатырским телом. Как вдруг со скрипом отворилась дверь квартиры. Внезапно пришел муж, оказалось, его тоже вызвали по тревоге в военкомат на военные сборы.
«Наверное, волшебник просчитался, придется погибнуть раньше. Может быть, это он своим колдовством устроил приход мужа Ирины?» – подумал наш герой-любовник.
Но в эту ночь опасность миновала Федора. Гроза прошла стороной.
Федор не рассказывал эту историю никому и никогда. Боялся кары от экстрасенса. Мне он поведал свою тайну спустя 25 лет.
Бегство в Усть-Илимск
Колеса поезда стучали, слегка подпрыгивая, на стыках рельс. Поезд вез «партизан» на военные сборы в Читинскую область. Заместитель военного комиссара подполковник Бородин обходил вагоны с проверкой личного состава военнообязанных запаса. Где-то бухали, пели песни. Где-то уже спали. Парней вырвали по тревоге с ночных смен на производстве, вот и наслаждались они сладким сном под монотонный стук колес. В одном купе опытный взгляд подполковника остановился на здоровенном парне. Тот увлеченно напильником правил лезвие огромного охотничьего ножа.
– Замочу Федьку, сучару, чтобы он, гаденыш, не лазил под одеяло к чужим женам, – бубнил себе под нос подвыпивший амбал.
Бородин все понял. Вернувшись в штабной вагон, он начал судорожно листать список лиц, призванных на военные сборы. Там был только один Федор – Еремеев. Адъютант быстро доставил потенциальную жертву на разговор с подполковником.
– Федор, ты знаешь, что тебе угрожает расправа, и довольно жестокая? – начал разговор опытный военный офицер.
– Да, могу предположить такое, – Федор не стал запираться.
Он рассказал Дмитрию Яковлевичу Бородину как на духу – как отцу, как старшему товарищу – всю свою историю. Федор был безгранично удивлен и благодарен этому седому лысеющему офицеру за проявленное внимание и заботу. Никто никогда не интересовался жизнью бывшего детдомовца Федора. А тут…
На станции Тайшет Бородин высадил Федора из поезда, вручив ему пакет с донесением для Братского городского военкома. Наверное, это было придуманное подполковником основание для возвращения героя-любовника в родной город. Но так или иначе, опасность Федора и на этот раз миновала. После очередной бурной ночи с красавицей Ириной Федор собрал рюкзак и без объяснения причин написал на работе заявление об увольнении.
На трассе в Усть-Илимск его сразу подхватили знакомые шоферы. Шоферская дружба – это особая категория. Взаимовыручка здесь возведена в категорию жизненной необходимости, как кислород для живого организма. А иначе и быть не могло. Попробуй, сломайся на северной трассе. Если тебе не помогут, проедут мимо – кранты. За ночь на лютом морозе завернешь ласты. В такой ситуации может оказаться любой водитель, вот и логика проста: стоит машина – подойди, спроси, нужна ли помощь.
За разговорами 250 километров пролетели незаметно. На горизонте показался юный город. Усть-Илимск расположен на одной широте с Ленинградом, в нем тоже бывают белые ночи. И в этот раз была белая ночь, было светло как днем, хоть и время уже первый час ночи. «Как здесь здорово», – подумал Федор.
В отделе кадров «Братскгэсстроя» ему дали направление в комсомольско-молодежную бригаду водителей тяжеловозных КрАЗов к Леониду Карнаухову. Ленька, улыбчивый парень, посадил Федора на новенький КрАЗ, и понеслось соревнование с водителями болгарского молодежного отряда имени Георгия Димитрова на строительстве Усть-Илимского лесопромышленного комплекса. Но проработал он там недолго. Вызвали Федора в контору «АТУ-8» и дали направление в пассажирскую автоколонну, там нужны были опытные «членовозы» – персональные водители членов руководящего состава. Но подписание обходного листа застопорилось на комсомольской организации. Недавно сам второй секретарь горкома комсомола Володя Исаков проводил проверку первичной комсомольской организации. Секретари горкома были в авторитете у молодежи. Они могли выслушать, помочь, повести за собой, но могли и отодрать по полной программе за нерадивость и упущения в комсомольской работе. Вот и отодрали Маринку, комсомольского секретаря автотранспортного управления, за провал в сборе комсомольских взносов. Отсюда и строгости при увольнении.
Вечером с комсомольским билетом и обходным листом, с денежками на комсомольские взносы – аж 75 рублей (зарплаты были хорошими) Федор поплелся в болгарскую общагу, там жила секретарь. Маринка была дома. Она приехала с Украины, родом была оттуда. От нее исходил запах свежеиспеченного хлеба. И сама она была как сдобная булочка. Ладно сложена, с красивой фигурой. Длинные русые волосы спадали ей на плечи. Голубые глаза пытливо осматривали Федора. Парень протянул секретарю денежки, комсомольский билет и обходной лист (его еще называли «бегунком»). Марина сверилась с данными из бухгалтерской справки. Забрала деньги, отдав сдачу 23 копейки, и поставила свой штамп в бегунок и комсомольский билет. Федору почему-то уходить не хотелось, и он завел с секретарем философский разговор.
– Понимаешь, Марина, в нашем молодежном городе самая высокая в мире рождаемость. Все дворы заставлены детскими колясками. А вот многие и не представляют себе, что при зачатии ребеночка во время оргазма вибрации этого самого возвышенного чувства летят в далекий космос. Там, на краю Вселенной, они вызывают энергетическую бурю, мощный взрыв, в результате которого раскручиваясь в термоядерном вихре, возникает новая материя, из которой зарождается новая галактика. Люди, заканчивая свою земную жизнь, могут улететь в свою галактику. А еще эти галактики могут сливаться, соединяться. Короче, вы с любимым можете слиться своими галактиками и жить вечно в любви и радости вдвоем. Люди этого не знают, а тупорылые ученые еще не додумались до такого и не открыли этих законов сохранения любви и интеллекта, – Федор говорил тихо, его завораживающая интонация вибрировала бархатной энергией, заполняя комнату Марины сказочным теплом.