Зимопись. Путь домой. Веди
На протянутый мной кусок мыла Елка смотрела пустым взглядом и не двигалась. Кажется, она не понимала, что я ей даю и зачем оно нужно. Забыла. Память, чтобы не мучить, стерла прежнюю жизнь, только поэтому Елка жила. И это позволяло надеяться, что однажды все вновь переменится, и у памяти появится новая работа: стирать недавнее и возвращать приятное былое.
Дрова давно прогорели, я наскоро смастерил вертел с поперечиной на двух треногах, выставил над углями жердь с большими кусками конины и вернулся к Елке, так и не сдвинувшейся с места, подтолкнув ее к реке.
– Она тупая? – донеслось недовольство Евы.
– Она умная, просто очень устала. Ей не давали мыться, и она забыла, как это делается. Я объясню, и все будет как надо.
– И сам помойся, от тебя разит потом не меньше, чем от этих. – Ева пнула валявшийся в ногах труп.
– Чтобы не воняли, я брошу их в реку.
Лучше убрать с глаз долой, пока Ева не передумала насчет человечины. Такого зрелища надломленная психика Елки просто не перенесет. Из огня в полымя. Пусть думает, что с нами лучше, чем с убегайцами. В какой-то мере это действительно так.
Против уборки территории Ева не возражала. Труп Сяпы, самого низкого из компании, я раздел, его вещи, легкий доспех, сапоги и пояс с ножом оставил для Елки – пусть выглядит прилично. Ничего женского у нас с собой нет, но женское и не нужно, оно привлечет внимание новых прохожих мерзавцев. Пусть мы со стороны будем казаться тремя воинами – мускулистым парнем в расцвете сил, воинственной амазонкой, которая издали тоже сойдет за крепкого юношу, и юным воином-подростком, чей пол в мужской одежде тоже воспримется однозначно. К трем вооруженным парням сунется не каждый.
Еще я поменялся с Арканом перевязью меча. Моя прежняя перевязь крепилась к поясу-портупее, составляя единое целое, и была удобнее на марше, верхом и в бою, а новая представляла из себя длинную ременную петлю и одевалась через голову. Меч в ножнах при этом просто болтался на боку, но его можно было перевесить на другую сторону или откинуть за спину.
Замену Ева видела, ее мои действия не заинтересовали. А зря. Недавняя схватка навела на одну мысль. Я решил опробовать пришедшую на ум идею. Дождусь, когда вновь понадобятся дрова, и потренируюсь.
Елка так и стояла с мылом в руках.
– Раздевайся, – сказал я ей.
Она бросила мыло на землю, быстро стянула мешок-рубаху через голову и застыла, глядя в сторону. По глазам вновь ударило обезображенной грудью. Я отвернулся, тоже разделся и, подняв мыло, повел Елку в воду.
– Мыться. Вот так. – Войдя в речку по пояс, я показал на себе.
Лицо Елки осталось неподвижным, в глазах мелькнул испуг. Кожа пошла пупырышками. Похоже, убегайцы к воде Елку не пускали. Течение и холод страшили ее, но ослушаться меня она не смела.
– Мойся! – Я взял ее руки в свои стал тереть ими ее кожу.
Безвольно водимые мной маленькие ладони постепенно обретали собственную волю. Я тер ими лицо Елки, шею, плечи, бока, живот, бедра, не касаясь только мест, где раньше была красивая грудь. Дотронуться до уродливых ран было выше моих сил.
Елка закрыла глаза и поддавалась моим усилиям, действуя синхронно, при этом переставая двигаться, как только мои руки ее отпускали. Кажется, ей нравилось то, что я делаю. Она с радостной готовностью отдавалась моим рукам и смиренно замирала, когда я отстранялся. Взгляд по-прежнему оставался пустым.
Ева наблюдала за нами. Я протянул Елке мыло:
– Теперь намылься. Быстрее, время идет.
Елка приложила обмылок к животу, он выскользнул из нетвердо державшей руки и исчез в воде.
Я шумно выдохнул и мысленно посчитал до пяти, чтобы не ляпнуть лишнего. Мало мне было одного большого ребенка – не понимавшей очевидных вещей здоровенной Евы – и нате вам, теперь у меня их два.
– Мясо подгорает, – сообщила Ева.
От нее костер был в нескольких шагах, но она была «человеком», а я – «обезьяной», и мне пришлось нестись из реки и проворачивать вертел. Заодно я захватил из поклажи еще кусок мыла, предварительно разломав пополам, поскольку он был последним.
Терпением Ева не отличалась, и затянувшееся мытье могло выйти нам с Елкой большим нехорошим боком. Я больше не церемонился.
– Иди сюда. Встань передо мной.
Там, где я остановился, вода едва закрывала колени. Елка приблизилась. Меня передергивало от ее ран, и я приказал:
– Развернись.
Она повернулась ко мне острыми лопатками и хлипким задиком, некогда бывшим сдобной упругой попой. Раньше талия напоминала горлышко над роскошным кувшином. Сейчас…
Сейчас фигуру Елки можно сравнить разве что с колбой для анализов крови. Нечто тонкое и бесформенное – в смысле, что без выпирающих форм. Раньше была гитара, теперь – гриф от гитары.
– Руки в стороны, – скомандовал я.
Елка послушно изобразила крест. Я принялся ее намыливать. Только туда, где была грудь, прикоснуться у меня не получалось, не хватало силы духа. Остальному досталось по полной программе. Я намыливал и ожесточенно оттирал все – и голову, и застывшее в страшной равнодушной маске лицо, и шею с плечами, и руки с подмышками, и спину, и попу, и ноги, задирая их из воды поочередно, и все, что между ними. Мне не было стыдно, и я не стеснялся. Женщину я в Елке не видел. Сейчас в компании со мной оказались две половозрелые особы, но ни одна из них не была женщиной в обычном смысле и не могла меня смутить или заставить переживать по поводу того, что я с ними делал. Ни та, ни другая физических реакций в моем организме не вызвали. В моих руках послушно мылилась и оттиралась от природной и человеческой грязи живая девушка, в которой женщину убили, а с берега на нас глядела бездушная нечеловеческая сущность с внешностью секс-бомбы, внешне – невероятной красоты и сексуальности женщина, а внутренне – хищный зверь.
– Ты не хочешь Еву и не хочешь рабыню, – прямо заявила внимательно следившая за моими стараниями Ева. – Ты хороший раб, но плохой мужчина. Или ты не мужчина?
Я почувствовал, как напряглась в моих руках Елка. Мне тоже не понравилось, в какую сторону потек разговор. Неверный ответ заставит хозяйку поэкспериментировать с рабами.
– Чапа – мужчина, – ответил я, – но для этого ему нужны особые условия.
Знает ли Ева слово «любовь»? Отношения с Адамами (от множественного числа уже смешно) говорили сами за себя.
Ответ Еву удовлетворил. Или она потеряла интерес к разговору еще до моего ответа.
Отмытая Елка облачилась в собранные мной вещи, а нож она сжала с затаенной радостью, которая никак не отразилась на лице. Но я заметил по дрожи рук и брошенному на меня быстрому взгляду. Уверен, что умей лицо Елки что-то выражать, я увидел бы на нем благодарность. Затем были ужин и сон, во время которых нас никто не тревожил – ни меня с Елкой, ни всех троих. Ева спала на ворохе мягких веток по одну сторону костра, я – по другую, Елка прилепилась ко мне и, как мне показалось, пролежала всю ночь на одном боку, уткнувшись носом мне в подмышку или, когда я ворочался, в спину.
Мысли периодически возвращались к вопросу, где находится тот ад, через который проходят беляки. Почему через него надо плыть? Почему туда бросают невзирая на неумение плавать? Кто бросает? Зачем бросает? Если это портал из другой реальности, то почему в него бросают только взрослых, воспитанных в духе «сила есть, ума не надо»? Или способность пропускать исключительно таких – особенность портала? А если никакого портала нет, и путь беляков лежит не из параллельного, а из подземного или загорно-запустынного мира – почему по нему не идут все подряд?
Ох, сколько разных вопросов, на которые нет ответов…
И, вдогонку, еще один вопрос: как все перечисленное соотносится с идеей магического зеркала, недавно так легко связавшего и объяснившего известные факты?
Глава 5. Начало
Разбудили меня яркие лучи солнца, они упорно лезли в глаза, и мне пришлось вынырнуть из благословенного сна. Снилась Зарина. Мы с ней заходили в подъезд моего дома, я объяснял, как пользоваться домофоном и зачем нужен лифт.
Дремотные грезы развеялись, реальность вступила в права. Зарина осталась там, по ту сторону жизни, я был по эту. Отныне сны – единственное место, где мы можем быть рядом.
Возможно, скоро все изменится. Или, если выяснится худшее… Тогда я стану злым, и никакие стены и даже границы миров не спасут разрушительницу моего счастья. У жизни должен быть смысл. Месть – тоже смысл. Теперь я понимал, что чувствовали Малик и дядя Люсик. Они хотели жить, а им принесли смерть, теперь каждый из них отдаст ненужную больше жизнь в обмен на смерть обидчика. Большая политика решает крупные задачи, а когда лес рубят – щепки летят. Крупнее лес – больше щепок. Каждая щепка – чья-то жизнь. Не завидую лесорубам, если родственники щепок объединятся.
Точно знаю одно: я никогда не возглавлю движение против лесоруба, я буду мстить сам, единолично. Любое массовое движение – такой же лесоруб, но намного худший, поскольку ослеплен гневом. После него щепок останется в разы больше, и кровожадная спираль выйдет на новый уровень.
Зарина, я надеюсь, что ты жива. Хочу, чтобы мой смысл жизни был связан с жизнью, а не со смертью.
«Надеюсь» и «хочу» – не значит, что так и будет.
Посмотрим. До того, как мысли о будущем станут актуальными, мне надо победить беляка, а в идеале – всех беляков вместе. Тогда мое счастье с Зариной сможет быть настоящим. Вот о чем надо думать в первую очередь.
Солнце висело уже достаточно высоко, от реки несло свежестью и прохладой, пахло остатками вчерашнего костра. Елка, судя по всему, давно проснулась и под моей закинутой за голову рукой тихо дышала мне в подмышку. До сих пор я считал, что мне в жизни очень досталось. Досталось, конечно, но я жив, здоров и готов к свершениям во имя будущего, а Елка… Не представляю, что ей пришлось испытать. И не хочу представлять.
Я вытащил руку из-под головы и притянул Елку к своему боку. Она прижалась радостно и опасливо. Так мы лежали долго, не шелохнувшись, чтобы не потревожить «вселенское зло», обитавшее в нескольких метрах от нас.
Мне хотелось быстрее выехать и, наконец, приехать куда-нибудь, чтобы ситуация хоть как-то изменилась. Возможно, дальше будет хуже. А разве сейчас хорошо? Я не могу нанести гарантированного удара, а без него существование теряет смысл. Я – тело. Я ем, пью, исполняю приказы. Если убрать из перечня работу на хозяйку, то веду жизнь беляка, пустую, никчемную, счастливую, поскольку состоящую из простых физических удовольствий. Фактически я веду жизнь обезьяны (в этом беляки правы). Современная мне наука утверждала, что обезьяна превратилась в человека, когда взяла в руки палку. То есть, обезьяны, счастливые самим фактом существования, с помощью палки стали несчастными: теперь им постоянно чего-то не хватает, и одни из них палками заставляют других делать или добывать желаемое. О том, что вторые еще более несчастны, и говорить не стоит. Может быть, выбросим палки и полезем обратно на деревья?
Если счастье – пить, есть и удовлетворять прочие потребности, то да, это был бы замечательный выход. Многие давно сидят на деревьях, не подозревая об этом. Чтобы увидеть себя на дереве, нужно посмотреть со стороны, то есть слезть с дерева, потому и не видим. А какой еще путь остается, чтобы из счастливой обезьяны стать счастливым человеком минуя этап человека недовольного?
Наверное, надо знать, зачем живешь. Это ли делает из обезьяны человека – не знаю, пусть отвечают философы. Мне хватало факта, что моя первоочередная цель известна, и я к ней всей душой стремлюсь. Совсем не благая цель. Ради такой не стоит становиться человеком. Но чтобы оставаться человеком, я должен к этой цели стремиться.
Убить Еву.
За такие цели надо судить и казнить. Возможно, позже я себя осужу. Или нет. Посмотрим, когда победим.
Если победим.
Нет, все же «когда», иначе мы не люди, а обезьяны.
Как убить белячку? Вариант – сговориться с Елкой, чтобы она отвлекла Еву, и та подставила шею под клинок. Или чтобы Елка бросила копье, когда отвлекать буду я, и тогда у меня появится секунда для главного удара.
Увы, из Елки никудышный напарник в таких делах.
Буду думать дальше. В этом тоже важное отличие человека от обезьяны – планировать гадости, чтобы выжить.
Ева спала дольше всех. Наверное, организм требовал время на восстановление после вчерашней встряски, которая обычного человека давно отправила бы на небеса.
Ева поднялась, когда солнце почти достигло зенита. Мы с ней позавтракали еще одним куском жилистого лошадиного бедра, а Елку я осторожно кормил размягченными фруктами. Завтра можно перейти на кашу, а до мяса в лучшем случае дойдет через несколько дней. Человеческий организм, в отличие от беляческого, восстанавливается очень долго. У Евы, например, к утру не было и следов сквозной раны в груди, а о пробившем ее копье напоминали только дыры в доспехах.
Отправившись за дровами для приготовления завтрака, я опробовал пришедшую вчера идею. Со спины Ева уязвима, когда ее внимание отвлечено. Однажды это удастся использовать. Я должен быть готов.
Елка пошла со мной, но окрик Евы вернул ее обратно. Видимо, отныне появилось новое правило: теперь, когда рабов стало двое, им запрещено покидать хозяйку одновременно.
В лесу я встал напротив молодого дерева. Ствол – с мою ладонь. Перерубить в один удар сложно, но можно. Требуются твердый упор ступней, максимальный замах, мощное раскручивание тела и правильное исполнение. Над этим я работал и раньше, у меня получалось, но по времени получалось долго. Чтобы достать оружие, требовалась доля секунды, но в бою с обладавшим сверхреакцией существом лишней доли секунды у меня может не быть. Звук вынимаемого меча – это не стальной скрежет, как показывали в кино, а легкий шелестящий звук, но противник его услышит. К тому времени, когда клинок готов будет разить, я буду мертв.
Проблему решала новая перевязь. Меч болтался слева на боку на длинном, надетом через голову, петлеобразном ремне. Взявшись за середину ножен левой рукой, я поднял оружие перед собой на уровень груди рукоятью вправо. Словно предлагал кому-то взять его. Правая ладонь обхватила рукоять. Поза – будто держусь за руль велосипеда. Не двигая ступней, обращенных «к противнику», я развернул тело влево до упора, отчего правая рука тоже ушла влево за уводимым назад мечом.
Раскручиваясь обратно только правой стороной тела, я вынул меч и одновременно ударил – в одно движение.
Ствол срезало, деревце завалилось на бок.
Я повторил движение несколько раз.
Отлично. Теперь нужно ждать момента.
После завтрака мы собрались ехать дальше. На единственной оставшейся лошади.
– Пешком идти долго. Садитесь, – приказала Ева и, когда я подсадил Елку и устроился за ней, запрыгнула мне за спину. – Проедем сколько сможем.
Она опять погнала лошадь без жалости. С тройной ношей и сумками лошадь долго не выдержит. Еве было все равно. Она спешила.
Меня окружали руки и тело прижавшейся сзади жаркой красавицы, но к ней я ничего не чувствовал. А передо мной…
Елка сидела тихо, как мышка, весила как кошка, а выглядела как сломанная кукла, собранная из тростинок. Она нисколько не походила на источник опасной чувственности, но вызывала такую волну нежности, жалости и желания обнять, приласкать, утешить, сказать доброе слово…
Я дышал в ее макушку, ноги коленями обхватили и сжимали худые бедра, руки обнимали тонкую талию и сходились на животе, не смея сдвинуться ни на сантиметр выше – туда, где зияли страшные раны. Свидетельства чужой жестокости были под одеждой, я их не видел и не мог видеть, но чувствовал. Каждая клеточка бесилась в ощущении невосполнимой потери и невозможности что-то исправить. Ненавижу жестокость. Жестокость порождает жестокость. Когда я вижу жестокость, я готов убивать.
Как быстро летит время. Неделя за неделей, месяц за месяцем… Счет давно пошел на годы. Где та Елка – пухлая девчонка-веселушка, мечтавшая о конязе, к которому она даже сбежать собиралась, когда он объявил смотрины?.. И когда вместе с другими детьми Немира купалась на виду у надзорных пап, чтобы превратить наш с Марианной побег в детскую забаву… Сейчас в моих руках деревенело тело взрослой девушки, жестокостью окружающих почти превращенной из живого человека в растение. Надежду внушало слово «почти». Елка была не в себе, но оставалась человеком. Она узнала меня при встрече, она радовалась моему присутствию рядом. И Елка помнила обиды. Сяпу она убила не просто так. Наверняка, было за что. Теперь она отмщена – все, кто причинил ей боль, мертвы, можно начать новую жизнь.
Я помогу. Елка начнет нормально есть, былая пухлость вернется, и лицо вспомнит как улыбаться. Живой человек остается живым, даже если выглядит мертвым. Грудь, конечно, вновь не отрастить… в этом мире. А в моем? Там умеют грудь увеличивать, неужели не смогут воссоздать?
Вот и план на ближайшее будущее. Забрать Елку с собой в мой мир. Там и с грудью помогут, и с психикой. Не думаю, что Зарина будет ревновать. Впрочем…
Когда Елка обретет прежние формы и они заблистают животворной спелостью и более взрослой жизнерадостностью – наверное, появится и внешний повод для ревности. Будущую упоительно-сладкую красавицу я вижу в Елке уже сейчас, даже в этом тщедушном тельце с безучастным лицом.
Лицо – да, оно оставалось безучастным и отстраненным, но тело…
Елка льнула ко мне, незаметно терлась, старалась прижаться крепче, прочувствовать тепло и надежную защиту объятий. Ее голова даже склонилась на миг к моему плечу.
Неожиданно мне стало стыдно за вчерашнее.
– Прости, что касался тебя без спроса, – шепнул я во вздрогнувшее и навострившееся ушко. – Так было надо.
– Не болтать, – грубо раздалось сзади.
Елка вновь благодарно потерлась об меня спиной.
Я ощутил нехорошее предчувствие. Не зря постоянно снилась Зарина. И хорошо, что в сегодняшнем сне мы не дошли с ней до спальни, а то мог случиться конфуз.
– Ева позволит высказать предложение?
– Говори.
– Может быть, лучше посадить Елку назад? Она почти невесома, впереди Еве будет сидеть комфортнее, а вес по лошади распределится равномернее.
– Ее посадить сзади? – В голосе Евы слышалось презрение к моим умственным способностям. – Ты видел, что она с той обезьяной сделала? Новая рабыня может оказаться бешеной, ее нужно держать на виду. За нее отвечаешь ты.
Что ж, я и так за нее отвечаю, но не в том смысле. А теперь, как оказалось, и в том.
Вскоре случилось то, что должно было случиться: взмыленная изможденная лошадь пала. Полетевших вниз меня и Елку подхватили сильные руки и поставили на землю без повреждений.
– Берите два, – Ева указала на мешки с провизией, – быстрее, время идет, а нам теперь тоже идти. Чапа, отрежь мяса, вечером приготовишь.
Я огляделся по сторонам. Мы достигли места нашей с царицей переправы к горам перед землями оружейников. На другой стороне отвесные скалы сменялись нагромождением камней на берегу, далее, вверх по течению – россыпью булыжников. Отсюда оставалось недалеко до прохода в горы к порталу. Мы же, судя по всему, направлялись дальше, чтобы оказаться прямо напротив Афонино-Терентьевки, городок вскоре должен был появиться впереди по другую сторону реки. Насколько я знал, других населенных пунктов здесь не было. Если только за последнее время успели отстроить новый…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги