«Проклятую надо убить! – твердо и спокойно подумал он, без малейшего сомнения. – Но убить так, чтобы превозмог вампир!»
Из своего кабинета Его Величество приказал приготовить ему еды на неделю (Слава Богу, наконец, поест по-человечески), теплую одежду и дракона. Потом быстрым шагом прошел чрез приемную, бросив дожидающемуся его человеку с бумагами «После!», выскользнул в коридор, спустившись по потайному ходу на лужайку перед дворцом, где его уже дожидался экипированный и оседланный дракон.
Глава 3. Проклятая земля
Дракон летел быстро. У полуразрушенного древнего города, над которым они пролетали, он снизился и пролетел так низко, что почти задел крылом высокую башню превосходно сохранившегося здания. Всеми двенадцатью головами он высматривал что-то на земле, пугая туристов и охранников. Люди разбегались в разные стороны. Людей, приветствующих дракона, почти не было, разве что лоточные продавщицы. Его Величество город тоже рассматривал с любопытством, до этого он видел его только на фотографиях. Руины возносились к небу в виде огромных статуй, колон, когда-то великолепных дворцов, ныне с просевшими и обвалившимися крышами и стенами. С высоты город казался огромным. Как его не заметили раньше, оставалось загадкой, тайна хранилась у всех на виду. Раскопки велись в ускоренном режиме, пока в тех местах, где своды подземелий быстро обрушивались, вымываемые водами. Укрепляли каменные и кирпичные кладки, чтобы дать городу новую жизнь. Рук не хватало, но не каждый желающий мог стать участником экспедиции – тут оставалось еще много добра, и до полной их оценки было далеко, случайные люди могли развратить проверенных или сплотится и образовать бандитское формирование, которых в государстве было немало. И тогда все клады скоренько окажутся вне пределов досягаемости, где-нибудь в подвалах коллекционеров того же Три-пятнадцатого государства.
– Мне нужно туда! – сказал дракон, обернувшись к нему тремя головами.
Его Величество подсчитал: если дракон задержится, то к обозначенному сроку они не успеют. Супруга дала ему не так много времени. Попасть в Проклятую землю нужно было днем. Мало приятного заблудиться в зарослях и застрять там, вызывая подозрение. Он досадливо поморщился.
– Нет, – твердо сказал Его Величество. – Уже ночь почти, что мы там увидим? Ждать до утра я не могу, времени нет. К утру будем в земле, до изб полдня и обратно полдня, ночью вернемся, а послезавтра у нас в распоряжении будет целый день. Осмотрим город на обратном пути.
– Нет! – сказал Дракон. – Я спускаюсь.
Его Величество в отчаянии выкрикнул, понимая, что теряет последнюю надежду услужить Ее Величеству.
– Ночью, я не смогу вернуться от земли, ты что же, предлагаешь мне остаться там на ночь? Если мы переночуем здесь, а завтра с утра осмотрим город, мы прилетим в Проклятую землю только ночью. Еще не известно, что меня там ждет! Не забывай, ты сыт взглядом Ее Величества, но пищу даю я! – напомнил он твердо.
Дракон не ответил – захохотал и взмыл ввысь. Его Величество облегченно вздохнул, доставая карту, не обращая внимание на смех: дракон часто вел себя с ним подобным образом – невразумительно. И потом, когда обижался, лишь снова поднимал его на смех.
На этот раз Его Величество решил не давать дракону повод.
Ему удалось как следует выспаться, пока дракон летел над пустынной дорогой мимо гор. Он пробудил, когда заалел горизонт. Проклятые земли обходили стороной, никто не спешил в ту сторону, разве что с другой стороны, там, где раньше были Мутные Топи. А к расположенным вблизи селениям пробивали новые дороги, чтобы оградить местное население от влияния бунтовщиков. Лишь однажды, когда они почти долетели до места, ему показалось, что он увидел костер, и мелькнули тени – и дракон, обернувшись, предупредил:
– Тут они были, я видел свет…
– Не удивительно, не сидят же они на месте! – ответил Его Величество, рассматривая местность через бинокль, не заметив ничего подозрительного.
Костер оказался лишь игрой теней и отблеском зарева в небольшом ручье. Но следы указывали на то, что предатели вернулись в Проклятую землю, и изредка покидают ее. Скорее всего, ходили в селения, которые были неподалеку, на их наличие указывали сжатые поля и выкошенные луга, которые пестрели стогами сломы и не полностью вывезенного сена. Мало ли что понадобилось – соль, сахар, спички…
– Хм, там везде оборотни, мы бы уже знали… – не согласился дракон, пролетая теперь над дорогой зигзагами, чуть медленнее.
Проклятая земля увеличилась раза в два, а то и в три… Дракон обогнул ее по краю со стороны гор, остановился, зависнув в воздухе. Не имело смысла осматривать всю землю, и так понятно, что и там, на востоке, она увеличилась в размере. С высоты граница ее четко просматривалась. Заметив избы и убедившись, что они все еще на месте, дракон опустился. Проклятая земля уже обогнула со всех сторон озеро и захватила подножие гор, ему пришлось выбирать для себя место на горе. Но зато отсюда край луга у реки и лесной массив просматривались, как на ладони.
– Тут же еще нет ничего, мог бы и ближе подобраться, – недовольно проворчал Его Величество, сбрасывая рюкзак и спускаясь по лапе.
– Нельзя! – прорычал дракон всеми двенадцатью головами. – Тут заканчивается огонь, который уходит вглубь горы чуть севернее, – он кивнул одной из голов, указывая направление, внимательно изучая местность остальными.
Видимая граница была лишь следствием проявления силы, которая поднималась из-под земли много дальше, охраняя подступы к озеру и реке с обширными лугами по обеим сторонам. Без сомнения, огонь поленьев разогревал землю. Изобилие сочной травы приманивало стада животных, а за ними хищников. Имея непостижимое человеческому глазу зрение, все его двенадцать голов видели одно и то же. Но даже ему, имея перед глазами свершившийся факт захвата земли странным поленом, было трудно поверить в увиденное. Всего один человек – и огненная стихия вырвалась на волю…
Как мог один человек сокрушить тысячелетиями установленный порядок?
Глухая тоска изъедала его внутренности, и он, кажется, отпустил бы боль на волю, если бы вылупился хоть один детеныш. Проклятый человек, который должен был дать потомству крылья, подняв их в Небо, убивал одно яйцо за другим, упреждая его появление.
Будь проклято это полено!
В последнее время он, как и его союзники, не испытывал к Его Величеству ничего, кроме неприязни и плохо скрытого раздражения. Хозяин… скорее, раб госпожи, или жены, его жены, дракона, которая открыла ему чрево, был туп, необразован, непослушен, а еда не сытной, пресной и ядовитой. Хорошо, что раб не знал о договоре, который связал их обоих до смерти, принудив служить госпоже до последнего вздоха. Она была самкой, которая оплодотворила яйца, а он отложил их в чреве раба. Если бы не договор, который уже полностью овладел им, он давно бы поменял хозяев, или захватил трон, убив обоих. Бывали времена, когда дракон вырывался на свободу – и вся земля становилась как место, над которым он был поставлен. И не только люди, но и вампиры трепетали при одном его имени.
Пока не приходил проклятый человек, и не приносил несчастье…
Как-то вдруг, когда казалось, что нет ни малейшего шанса вынырнуть из тьмы веков, один из миллиарда живых и мертвых таких же проклятых… Даже драконы не могли объяснить, как поднимал он знания, которые уничтожались веками между их пришествиями. И стоило им появиться, как они снова и снова шли к тому месту, где лежали поленья, как будто притягивались магнитом. Остановить его он мог бы – так уже было, если бы выманить его из Проклятой земли, но такие проклятые отличались повышенной прозорливостью, зачастую предугадывая опасность. Оставалось выманить с помощью вампира, бросая его проклятому человеку, который единственный мог проникнуть на запретную территорию, чтобы они разобрались между собой сами.
Дракон усмехнулся, взглядом одной из голов обласкав Его Величество, который собирал в дорогу рюкзак. Старая карга вынесла хороший урок, забив вампира, которого они ей привели, насмерть. Немного прошло времени, когда ужас поднятого в Небо вампира настиг ее саму, обратив в свинью. Злобная тварь наступила на саму себя. Не лучшая участь ждала и тех, кто соблазнялся посулами вампира, обращаясь с ним, как с костью земли. Капать на мозги вампиры умели. Когда на земле не оставалось человека, земля начинала остывать. Вариант был беспроигрышный. Через сорок лет от земли оставались лишь булыжники и поленья.
Вампиры обычно хоронили их в тайных недоступных местах. Сначала топили. Но случилось то, чего не ожидал никто: драконы вдруг начали засыпать один за другим на века, и вроде бы были тут, среди всех, но их никто не видел и не чувствовал, кроме драконов, которые бодрствовали. Точно между драконом и поленом была какая-то связь. А когда сообразили, драконов почти не осталось. И сразу испугались – не всякий вампир готов был отказаться от услуг дракона. Дракона могла удержать единственная клятва – клятва на полене стать вампиру женой или мужем, чтобы произвести с ним потомство.
Он уже отложил яйца, и госпожа оплодотворила их, оставалось лишь поднять детенышей в небо…
И вдруг наступила тишина, и пустота… источник силы иссяк. И потомство гибнет.
Там, где текла река крови, теперь вода, ядовитая, как слюна дракона. Как выпить проклятую, если она стоит на клятве ногой, если ее жало, как зуб дракона, и каждый укус достигает цели от края земли, а раб, который носит в себе потомство, не может его защитить?!
Его Величество почувствовал, что дракон на него зол.
Дракон всегда на него сердился, когда ему удавалось настоять на своем. Странно, что каждый раз, когда скрещивались интересы дракона, Ее Величества и его собственные, он считал себя виноватым и тяготился свой виной, сдаваясь первым. В последнее время драконов он начал побаиваться. Он вдруг осознал, что один их взгляд превращает его в растение. Они постоянно следили за ним, исподтишка, словно бы управляли им. Но влияние их несколько ослабло, и он вдруг понял, что не цепенеет, как раньше, замечая, как приходит к нему чужая воля, выкачивая силу, заменяя одно содержание мыслей на другое, как когда заметил их в окне своего кабинета.
Слегка испугавшись драконьего гнева, он торопливо буркнул «спасибо» и шагнул на спасительную территорию, углубляясь в заросли.
Спасительная ли? Он шел в стан врага…
Примерно через два часа пересек гряду холмов, прилегающую к озеру, которая преградила ему путь, еще час шагал вдоль берега озера и, наконец, оказался там, где впервые увидел проклятую землю. Здесь ненадолго остановился, всматриваясь в глубину леса, который звенел голосами. Стояла душная жара, как в середине июля, в теплой одежде он сразу пропотел, по спине потекли струйки пота. Но беды пока ничто не предвещало, земля не сделала ни одной попытки задержать его.
«Нигде такого нет!» – подумал он, выбирая место для завтрака, снимая с себя теплую куртку, залюбовавшись полевыми орхидеями, яркими люпинами и маком.
«Почему ее называют Проклятой землей?» – задумался он, недалеко от себя заметив кусты малины, которая еще цвела и плодоносила. Неподалеку молодая яблоня с сочными плодами, обвитая плющом и хмелем, нагибалась молодыми ветвями до самой земли, по всей опушке рябины, с кистями оранжевых ягод, и орешник.
Люди здесь бывали: едва приметная тропинка со следами человеческой обуви вела вдоль опушки, многие кусты были поломаны, но в лес не заходили – тропинка обрывалась и сворачивала в сторону. Значит, предатели могли легко завербовать сторонников, которые добудут сведения и снабдят всем необходимым – и укроют, если придется прятаться в другом месте.
Его Величество попробовал ягоды на вкус.
Яблоки оказались кисло-сладкими, сочными. Натуральный продукт прокатился по пищеводу, не вызывая ни рвоты, ни поноса. Яблоки ничем не отличались от тех, что он ел во дворце, может быть, даже вкуснее. Он сбросил с себя рюкзак и вынул из него завтрак, уложенный в контейнер. Повар постарался на славу. Тут были запеченные мясные антрекоты, политые грибным соусом, с кусочками заморских фруктов, суп-пюре с белым вином и рыбой, термос с кофе. Кофе он выпил сразу две кружки, от супа избавился, но с удовольствием съел антрекот и доел яблоко. Потом собрался, шагнул под сень деревьев – и замер.
Лишь пара сорок, заметив его, сорвались с места и унеслись в глубь Проклятой земли. Молодой лес за лето успел подняться, буйно разрастаясь. В нем совсем не чувствовалось дыхание осени. Многие, на первый взгляд привычные деревья и кусты удивляли обилием цветения, уживаясь друг с другом, заполняя участки, на которых в обычное время не росли. Даже мох здесь был какой-то особенный, слишком зеленый и высокий, а редкий папоротник достигал размеров куста в рост человека.
Чуть дальше – и голова его пошла кругом.
Многим растениям здесь было не место, многие – не имели названия, будто он попал в густонаселенные джунгли. На него никто не обращал внимания – снующие по своим делам животные, натаптывая целые тропы, пробегали у самых ног. Он едва не столкнулся со стадом диких свиней, похрюкивающих и выискивающих в земле сочные корни и трюфели, брезгуя орехами, которые в изобилии осыпались рядом, грибами и ягодами, которые хрустели под ногами. И невольно пришли на ум рассказы о местах, зараженных радиацией.
Он шел долго и быстро, почти бегом. Лишь один раз ему показалось, когда резко обернулся на громкий хруст сухих ветвей, как некоторые деревья вдруг отступают вглубь леса, когда он проходит мимо. Стало не по себе, и он прибавил скорость, внезапно сообразив, что предатели могут иметь представление о маскировке. Возможно, оборотни не чувствовали следы, потому что маг умело использовал парфюм, чтобы скрыть свое присутствие.
Обширного открытого пространства на берегу реки, продираясь сквозь густые заросли, он достиг лишь часа через два, остановившись у самого края опушки. Он словно попал в сон, изумленно рассматривая преобразившийся обширный луг (скорее луга, тянувшиеся по берегу реки), который видел несколько месяц назад.
Война обошла эти места стороной. Здесь стало еще красивее и сытнее, чем в первый его приход. Избы паслись неподалеку, у противоположного края поля, по очереди прохаживаясь взад-вперед, оставляя после себя борозды.
«Пашут! – догадался Его Величество и сразу почувствовал горечь. – Жили бы рядом с дворцом, никто бы не заставил работать! – сокрушенно подумал он, невольно подсчитывая урожайность. – Жиреют тут… Столько добра пропадает, а люди и вампиры голодают!»
Никогда ничего подобного он не видел – досада его лишь усилилась.
Ближе к берегу, в том месте, где он останавливался в первый свой приход, не доставая тенью небольшого озера и разукрашенного колодца, рос большой дуб, увешанный желтыми наливными плодами, но не раскидистый, а устремившийся каждой своею ветвью в небо. Недалеко от него, как раз посередине между колодцем и плодоносящим дубом возвышался небольшой навес, дыряво прошитый досками. Рядом – открытая летняя печь из камней и кирпичей и длинный широкий резной стол с удобными вместительными скамьями с четырех сторон. Туда он и направился, в надежде, что его заметили и не преминут выйти навстречу.
Он двигался медленно, старясь подавить животный страх: воспоминания о саблезубом охраннике колодца с живой (а может, мертвой, как считали вампиры) водой были еще живы, и глаза непроизвольно шарили по сторонам, выдавая волнение. Быть растерзанным каким-то хищником в его планы не входило, предстать перед предателями он желал как грозный Царь, но ноги с каждым шагом слабели, путаясь в траве, и походка его вряд ли показалась бы уверенной.
Казалось, пряные травы и всевозможные овощи зачались здесь от самой земли. Семена будто смешали и рассыпали, и они росли сами собой, как дикая сорная трава. Глаза его стали еще круглее, когда он чуть не запнулся за утонувший в широкой розетке листьев ананас. Продираться приходилось через заросшее сорняками поле капусты, достигающей размеров плотного бочонка, а цветная, уже на капусту походила мало, доставая пояса.
Похоже, кроме зайцев, коз и зеленых жирных гусениц никто ее здесь не ел. Дальше начиналась спаржа и лук, фасоль и горох, бамбук, и что-то похожее на коралл.
Предатели не бедствовали…
Заросли помидорных кустов, опирались на высокие стебли бамбука, висели, как яблоки. Изнемогали под тяжестью плодов, ломались от ягод сливовые и вишневые кусты, огурцы обвивали тонкие рябины. Дыни, арбузы и толстые кабачки валялись на земле, как поросята. Удивляя выживанием, стелились и поднимались виноградные лозы, опираясь на черемухи, рябины и забор из лыж. Наливались спелостью пшеничные и ячменные колосья, занимая целое поле, и, казалось, начинаются они чуть ли не от земли – зерна были ненормально крупные, ядреные, ссыпались в ладонь от малейшей примятости.
И снова грядки с овощами, а дальше – поля цветочные и плодово-ягодные кусты…
Чуть поодаль от огорода мирно паслись животные. Стада рассыпались вдоль реки, пощипывая травку и стряхивая назойливых мух и оводов. Буйволы, олени, овцы, козы, лосихи и сайгаки, будто не замечали ленивых хищников, которые или грелись на солнце, или играли между собой, отгоняя зверей от посевов пшеницы. Его Величество заметил несколько коров и лошадей, удивился пестрым зебрам, которых здесь никак не могло быть. Но, пожалуй, не только их не должно было быть – на реке плавали птицы, которые, очевидно, забыли, что им пора собираться в дальние края. Пара лебедей дралась с огромной сиренево-красной птицей за разорванную тушку лосося. Рядом пробежал горный козел, метнулся в его сторону и отскочил, заорав, будто его собирались зарезать…
По всем стадам тут же пронеслось смятение, и хищники насторожились, недобро посматривая в его сторону. Его величество замер, похолодев от страха.
«Охотников на вас нет! – с неприязнью подумал он, пробираясь к навесу, не без иронии поймав себя на мысли, что, если здесь появится человек, от этого места через неделю останутся лишь легенды.
Из воды высунулся водяной, вылез на берег, слеповато щурясь на солнце, пошлепал к избам, которые повернулись к нему передом.
«За пирогами!» – мелькнула догадка.
Но скоро водяной вышел без подноса, а избы захлопали ставнями, защелками и замками, угрожающе приблизившись к тому месту, где стоял Его Величество, остановившись на краю поля.
«Меня встречают!» – усмехнулся он, немного повеселев. Дома, очевидно, никого не было. От сердца сразу отлегло. По крайней мере, заклятия накладывать некому.
Интересно, где же они пропадают?
Поведение изб его несколько расстроило: избами его не соблазнишь, по сравнению с дворцом, они выглядели и маленькими, и суковатыми, с растительностью на крыше, из угловых бревен торчали ветки, покрытые листьями и цветами – но стало обидно, все ж не чужие…
Водяной на этот раз не ушел под воду, а прошлепал в его сторону, присвистнув.
И вдруг одно из деревьев, мимо которого он только что проходил, зашевелилось, и к водяному присоединилось не менее страшное и уродливое существо. Его Величество слегка струсил, насторожился, сообразив, что в отсутствии чудовища и ее подельников, эти двое, наверное, были за главных… Спрятал подрагивающие руки за спину, шагнул в их сторону, слегка наклонив голову в знак присутствия.
– С чем пожаловал, ваше-с-тво? – по-змеиному прошептал водяной.
– Да вот, думал урожаем у вас разжиться, – развел руками Его Величество, улыбнувшись во весь рот белоснежных зубов, над которыми долго трудился царский стоматолог. – Хотим показать народу, что вы… как бы это сказать… не страшные – и добросовестные налогоплательщики… – ласково и вкрадчиво проговорил он, не выпуская из виду кряжистого.
Завалить его эта деревяшка могла легко, ростом корявый был на две головы выше и при его несуразности двигался легко, слегка пружиня.
– Не дождетес-с-сь, шлем-с привет-с казне, что еще-с-с? – водяной прищурил оба глаза, продольные зрачки у него сузились в тоненькую полоску. Теперь он и в самом деле походил на змею, но серовато-зеленые толстые скрученные волосья с остатками тины и руки с межпальцевыми перепонками сходство сводили на нет.
– Повоевали, пора контакты налаживать… – Его Величество постарался улыбнуться, но понял – не получилось. – Зачем, когда можно дружить! Я смотрю, народу тут у вас не густо.
– С вампирами что ли? – насмешливо проговорил водяной обычным, непривычно высоким и звенящим голосом, потеряв в говоре свист.
– А Мани, Мани разрешение есть? – с издевкой прогудел кряжистый, словно засвистел ветер.
– Так это… – Его Величество растерялся, не ожидая, что водяной и кряжистый поставят проклятую на первое место. На мгновение он потерял дар речи, продолжая наивно и доброжелательно улыбаться. Подозрения его, совершенно нелепые мысли, которые иногда приходили, когда в одиночестве он думал о проклятой и старике, вдруг самым неожиданным образом получили подтверждение. – Второй раз прихожу, а нет ее… Не одни вампиры среди племени нашего живут, – обиженно добавил он. – Я Царь, и обязан думать обо всем народе. Не было бы Царя, кому бы в голову пришло проводить реформы?! Уживаемся. Никто не жалуется.
– А кому у вас там жаловаться? – усмехнулся водяной, не спуская с него глаз. – Не-а, народу на волю никак нельзя, буйный становится. Перевороты, революции… А так, как только крамола – в ум, отрезал голову – и нет крамолы. Без пригляда за всеми крамола вылазит как-то вдруг – из тайной – сразу в явную. Хи-хи-хи… – ядовито хохотнул он.
– По делам она… Люди пущай, людям смотреть можно, – сказал кряжистый, одернув водяного. – По-деловому. Дадим мы…
– А рыбоньки не желаешь ли? – похлопал глазами водяной, обращаясь к Его Величеству, явно не поддерживая кряжистого.
– У вас и золотая водится? – пошутил Его Величество. – А то супруга заела, золотую рыбку просит. Ума не приложу, где достать, как достать?
– Нам-с ваша-с проблема известна, намедни не имеем-с, а как получим, сообщим-с-с… – водяной обратился к кряжистому: – Один раз посмотрели-с, воевать пришли-с-с-с..
– Осознали! Исправились! – торопливо проговорил Его Величество, оправдываясь.
Он слегка наклонил голову, скрывая усмешку. Подобный образ мышления был и у людей, но не у вампиров. Похоже, согласия между двумя обитателями земли не было, а дипломатию и ее тонкости ни тот, ни другой не изучали, говорили при нем, напрямую, не успев договориться заранее.
– Мы же не поняли, с чем столкнулись, – он присел на краешек скамейки, заложив ногу на ногу. – Не мудрено. И нас понять можно! – покаялся он. – Вы… как бы это сказать… не совсем законно оккупировали неприкосновенные государственные земли, нарушая территориальную государственную целостность. И мы не можем допустить… Вся соль в том, что…
– Мы соль солью не солим, чтобы солонее осолить. Всякая соль сама по себе червь. Не всякого солью солите, кого-то огнем, а кого-то солью… Но соль, она и есть соль – соль в человеке, милый, это подагра, артрит, ишемическая болезнь и засохшие почки… Ибо червь, хоть с той стороны огнем, хоть с этой солью. Лучше шепотка соли на столе, чем запасы в костях. Не должен иметь человек в себе соль, а соль на земле – пустыня. Это наша земля… – недовольно перебил водяной. – Границы нужны не человеку, а вам, чтобы держать человека в неволе. Стало быть, поумнели?
– Государство в государстве, – возмущенно парировал Его Величество. – Далеко собрались разрастаться? – поинтересовался он, внезапно осознав, что палец им в рот не клади. На соль наступил – и прогорел.
Неожиданно столкнувшись со скрытой враждебной идеологией, он почувствовал себя не в своей тарелке. «Ибо всякий огнем осолится, и всякая жертва солью осолится» – и в самом деле, как-то он раньше не подумал, что один огнем, второй солью, а соль-то, так и так на себя самого…
– Что такое государство? И что такое граница? – покачал головой водяной, прищелкнув языком.
– Это жизнь, это быт, это уклад, язык, общество, закон… – нахмурился Его Величество.
– Жизнь сегодня у вас, Вашество-с, есть, а завтра бабушка надвое не скажет. Бытовуха она и есть бытовуха – как положил вампир, так и покладена. Язык переставляется с место на место языками незнакомыми и тайными, а они для всех звучат одинаково. Общество у человека – он сам. И законен ли ваш закон, если Закон не соблюдает? Высмеивался человек рабством, и будет высмеиваться. Была земля, и были народы, и ходили друг к другу в гости. И говорили, здесь земля Петрова, здесь Иванова, а там Сидорова. А земли их называли краем земли. И ходили по земле странники, и смотрели, и учились, и учили, и не гнали чужеземцев. Но вот пришел вампир: и увидел – хорошо Петрову, Иванову и Сидорову. И пожелал он землю их, и самих их, чтобы работали на земле, и другие вампиры не отняли, установил границу и законы, которые охраняли бы его.
Царь, пошевели мозгами!
Вся земля наша, от края до края – мы духи ее. Любим, когда на нас работают. Закон у нас свой, Он при создании мира в Тверди высечен. И по Закону тому, ты можешь считать себя нашим имуществом. Ну, или… больным человеком. Язык наш, может, сам по себе допотопный, но говорят на нем и черви, и огонь, и мы, и земля, и соль… Для нас он не тайный, владеем мы им в совершенстве – и страшно правдивый. По себе знаем, наступи на границу – и нет границы.