– Я отомщу за Машку! Ведь у меня теперь из животинки только козочка Дуняша осталась, да ещё несколько кур.
– Это правильно! – обрадовался Николай. – А кого ты сама порекомендуешь к тебе в помощь для организации обороны Митинки? Народную дружину пора создавать.
– Мужиков надо в помощь. Вы пригодились бы, – сказала Степановна.
– Мы пойдём в Райск. Во время нашего отсутствия тут многое может произойти, – сказал участковый.
– Вчера вечером я из окна избы громадного паука увидела в своём огороде. Тогда я подумала, что мне померещилось, – призналась Варвара Степановна.
– Не померещилось. Такие пауки на краю деревни уже не редкость, – сказал Митрич и указал рукой в сторону, где стояла изба Саломеи. – Наши гости там прикончили двух таких огромных пауков. В лесу теперь много паучьих коконов. Обычных паучков и тонких паутинок нигде не видать.
– А почему ты, Николай, своего приятеля Петра или Женьку-тракториста не привлекаешь к народной дружине? – спросила Варвара Степановна.
– Так ведь Пётр получил удар сковородкой по голове.
– Да ты что?! – всплеснула руками старуха.
– Мало нам неопознанных хищных тряпок, летающих в воздухе и огромных пауков, так ещё несознательные гражданки увечья своим мужьям наносят! – с возмущением произнёс участковый.
– Так это Надежда Петра сковородкой двинула? – всплеснула руками Варвара Степановна и спросила:
– Так ты арестовал Надежду?
– Да разве ж сейчас до арестов? – махнул рукой Николай. – Протокол некогда составить. И сдавать правонарушителей некуда. В отделение полиции в Райске их теперь не так просто доставить.
– Да ты и раньше-то за всю свою службу наших, деревенских, никогда в арестовывал, – вспомнила Варвара Степановна. – Хотя соседа моего, Гордея, порой следовало бы сдать в отделение. Ведь хулиганом он был до армии. А как вернулся со службы домой, запил. Его мать сильно из-за его поведения расстраивается.
– Что же мне ничего неизвестно о его пьянстве? – сказал участковый и посмотрел на стоявшую по соседству избу с железной ржавой крышей.
– Мать Гордея меня просила никому не рассказывать о таком увлечении своего сына. Не хочет Пелагея Ивановна, чтобы люди узнали о его беспробудном пьянстве, – пояснила Варвара Степановна. – Понятное дело, кому же хочется сор из избы выносить?
– Так это он просто гуляет после возвращения домой, – усмехнулся Митрич. – Его пьянство – есть понятное выражение радости после счастливого возвращения в родные края. Вовсе это не означает, что его армия не воспитала в лучших традициях, так сказать…
– Почему же? Воспитала. Он присмиревший теперь стал. Пьёт, но по-тихому. Да всё равно остальные соседи о запое Гордея знают. И не только соседи. Наверняка и Митрич в курсе, – сказала Варвара Степановна.
– Это так, Митрич? – спросил Николай.
– Так, – нехотя ответил Митрич.
– А мне что же не сказал?
– Да у тебя ведь и своих забот хватает. Зачем зря расстраивать?
– Плохой я участковый. Многого не знаю, что творится в Митинке. Надо мне с Гордеем поговорить, – решил Николай.
– Так ведь он не дебоширит, как раньше. Говорю тебе – гуляет он на радостях! – сказал Митрич.
Участковый махнул рукой, поправил фуражку и решительно направился к избе Пелагеи Ивановны. Николай постучал в дверь, которая вскоре отворилась. На пороге стояла невысокая седая круглолицая женщина лет пятидесяти с добрыми голубыми глазами. Она была в тёмно-зелёном платье и сером, надвинутым на лоб платке.
– Пелагея Ивановна, – обратился к старушке участковый, – слышал я, что Гордей вернулся из армии.
– Зачем он тебе понадобился? Мой Гордей не выходил в эти дни на улицу. Набедокурить он не успел, – подозрительно взглянув на участкового, сказала Пелагея Ивановна.
– Расспросить мне его надо.
– А не арестуешь его?
– Пока не за что его арестовывать.
– Ладно. Что в дверях-то стоишь? Проходи. А что это за мужики с оружием возле соседского дома собрались? Откуда они? – удивилась Пелагея.
– Все об этом спрашивают, – сказал Николай, заходя в сени и снимая фуражку. – Митрича и Тимофея ты знаешь, а остальные – гости старой Саломеи.
– Заходите, люди добрые, в дом! Отдохнёте, чайку попьёте, – выйдя на крыльцо, позвала мужиков Пелагея Ивановна.
Мужчины прошли в её избу. Лишь Тимофей остался возле соседской избы, продолжая оправдываться перед Степановной.
Участковый, Перегудов, Алексей и Олег зашли в комнату. Митрич встал в дверях. Возле дальней стены на железной кровати в грязных ботинках лежал Гордей. Увидев вошедших, заросший щетиной плечистый светловолосый юноша в мятой синей рубашке и длинных чёрных трусах приподнялся и сел на кровать. Он обвёл гостей мутным взглядом и проговорил:
– Что встали? Присаживайтесь. С чем пришли?
– Вот думаю, чем ты собираешься после армии заняться? – издалека начал Николай.
– Опять агитировать станешь? Уходил я в армию, покоя ты мне не давал, а теперь снова? Уже из избы я не выхожу, а ты снова меня достаёшь! – недовольно сказал Гордей.
– Ты когда пить бросишь? – строго спросил Гордея участковый. – Что же ты с собой делаешь? Помню, когда ты пацаном был, у тебя глаза синие, как васильки, были, а теперь мутные стали.
– Да не пью я, а отдыхаю после тяжкой службы, – буркнул Гордей.
– Расскажи, как ты до Митинки добрался, Гордей? – поинтересовался Митрич.
– Очень просто. Доехал до Златоустово на рейсовом автобусе. Автобус в Златоустово обычно пятнадцать минут стоит. Вот я и вышел, чтобы зайти в сельский магазин.
– Это понятное дело! – усмехнулся Митрич.
– Да я там только хлеба купил! Водки в магазине не было, – обиженно произнёс Гордей и продолжил:
– Пока я с продавщицей о жизни поговорил, автобус развернулся и уехал назад, в Райск. Я у местных узнал, что автобус ещё утром в тот день не смог проехать в Митинку. Говорят, будто на шоссе образовалась огромная воронка. А ведь обычно автобус до Митинки порой даже без пассажиров ехал. Теперь рейсы до нашей деревни отменили.
Гордей обхватил руками голову.
– Болит головушка? – сочувственно спросил Митрич.
– Болит, – кивнул Гордей.
– Ты выпей огуречный рассол, – посоветовал старик.
– Нет уж, лучше ты, Гордей, про воронку, которая на шоссе была, рассказывай, – потребовал Николай.
