Прейскурант на одиночество
И часто не думая о последствиях, обретая к этому привычку. Ибо сказано: «Но ты понадеялась на красоту твою, и, пользуясь славою твоею, стала блудить и расточала блудодейство твое на всякого мимоходящего, отдаваясь ему»32.
И дай Бог, если все по-другому. Но нет. Повторюсь: подчинение мужу или идее – вот что является основой женской жизни. А кто и как эту мысль ей предоставит – зависит в том числе и от Святой католической церкви.
Вот почему я так серьезно отношусь к этому, казалось бы, частному случаю с индульгенцией на одиночество. Итак, все-таки от чего по смыслу мы даем наше «освобождение» для души нашей просительницы?..
Слова понтифика ложились прямо в благодатные уши его советчиков. И лишь уважаемый Томмацо исподтишка рассматривал присутствующих. Столь очевидные рассуждения его собеседника, пусть даже и такого именитого, вызвали у кардинала подобие почтительной, но, скорее, снисходительной улыбки.
Так более молодой лев поглядывает на своего потерявшего прежнюю силу, но еще зубастого отца, надеясь когда-нибудь занять его место. И Томмацо де Вио снова попросил слова:
– Монсеньор, я вернусь к моим первоначальным рассуждениям, если позволите. Одиночество не может само считаться смертным грехом, но мы-то даем, как вы выразились, «освобождение» именно от греха.
Ведь все, даже указанное в Декалоге33 – Десяти заповедях – это обязательные правила, императив34 Господа, направленные на борьбу с этими самыми главными прегрешениями.
То есть «не убий, не укради…» – это следствие, идущее от смертных грехов. И убийство тоже всегда лишь итог зависти, блуда или алчности.
Можно предположить, что и одиночество – это результат, впитавший в себя какой-то один или сразу несколько из этих смертных провинностей.
А если мы даем индульгенцию на убийство, то чем долгосрочное одиночество простой несчастной христианки хуже мук любого злодея, лишившего кого-то земной жизни?..
– Ну что же! – Его Святейшество подыграл оппоненту своим благодушием. – Отлично! Ваши аргументы вполне доступны любому смертному! Я уже вижу вас в гнезде ереси, разбивающего наших врагов своим словом в пух и прах.
И однозначно доносящего им про thesaurus supererogationis perfectorum35 – неиссякаемом источнике жертвы Христа, который, как все истинное и благое, позволяет дать грешникам возможность искупить свою вину, а нам сделать столь важные богоугодные дела. Прежде всего, достроить Собор Святого Петра.
И осушение такого родника веры – отказ от индульгенций, как требуют еретики – это удар не столько по нашей казне, а лишь по тем благочестивым христианам, которые все ждут и ждут истинного божеского прощения. И пусть враги продолжают говорить о наших безумных тратах на охоту, дорогом мраморе папских дворцов и избытке золота на наших каретах.
Господь знает, что все совершаемое нами, делается во благо Святой католической церкви и для ее величия. Все мы понимаем, что враг коварен и жаждет реванша. Ибо лишь какие-то четверть века назад истинные католики смогли вырвать Пиренейский полуостров из лап мавров и берберов после конкисты.
И именно сейчас наши соратники по вере силой оружия и Святого слова умиротворяют дальние берега и открывают для диких племен Нового Света блаженство католической мессы…
Кардиналы стояли и внимали каждому слову. Лишь Томмацо де Вио Кэтано совсем медленно и крайне незаметно для окружающих нервно перебирал в руке четки.
Одна бусина, вторая, небольшой изящный крестик, новая бусина, следующая… Понтифик продолжил:
– Теперь, что касается самой бумаги. Этой самой Индульгенции на одиночество. Вот наша воля: распорядитесь подготовить ее. Недаром я изложил свои мысли в «Mail magnam»36.
И господь не оставил наши вопросы без внимания – дал мне знак. И еще. Необходимо обставить все так, чтобы у паствы сложилось два стойких убеждения:
Во-первых, подчеркнутое уважение к чаяниям истиной христианки, верящей в справедливость и ее достижимость посредством покупки наших «Petersablass»37.
Информацию о всяком событии, которое будет способствовать этой же уверенности наших прихожан, необходимо распространять с амвонов и привносить в ежедневную деятельность доминиканцев-квесторов, да благословит их Господь.
И, во-вторых, идея, что получение таких особо ценных индивидуальных индульгенций для каждого верующего – это длительный процесс, который обязан вызывать истинное уважение сам по себе. Прихожане должны созреть, вырасти в своих чувствах к такой бумаге, за которую они порой очень много платят.
А значит, от крайне долгого ожидания и желания будет много сладостнее миг разрешения и обладания. И посему обязательно отправьте наш ответ и уже готовую бумагу адресату.
Но не сразу, а только еще месяца через два-три. Да будет так! Во имя Господа и именем его! Аминь…
Глава 6. "Без тебя"
Восточный ресторанный дворик в самом центре столицы около высотки на Баррикадной поражал своей демократичностью. Состоящий из множества маленьких веранд-палаток, этакий отдельный от всего мира походный лагерь, летом он был настоящим раем для любителей барбекю.
Лились знаменитые кавказские вина, казалось, звенят горные водопады, запахи специй разбивали любые попытки остаться равнодушным и удержаться от слюноотделения.
Достаточно было увидеть один лист меню, чтобы немедленно сдать зачем-то купленный авиабилет в любую фешенебельную столицу. А на вырученные деньги, не выходя из-за стола, совершить гастрономическое путешествие вокруг планеты. И сразу же ощутить вкусы из тех уголков Земли, где готовить научились задолго до рождения фуа-гра и бланманже.
Поражало еще одно: официант у столика появлялся и исчезал именно в тот момент, когда о нем вспоминали вслух или даже только думали. «Как ему это удается» – мысленно спросила немного захмелевшая Аня и достаточно громко, уже обращаясь к своему спутнику или сразу ко всем, кто мог ее услышать, произнесла:
– Как же хорошо! И вкусно! И с погодой повезло! Слушай, ведь два дня назад я тебя еще даже не знала. А сегодня в это и сама не верю.
Словом, свидание – как свидание. Каждый помнит те счастливые минуты, когда взгляд собеседника и без всяких слов говорит именно то, что ты сам о себе думаешь. Ну а если и не держишь в памяти, то мечтаешь о чем-то подобном.
Да так явно, что иногда кажется, что все это уже было взаправду. И лишь некоторые стараются не ворошить прошлое за ненадобностью или по причине того, что с ними такое же происходит непосредственно в эту самую минуту.
Анюта почти расслабилась и подзабыла нелепую историю с киллерами. Или очень пыталась себя уговорить. Вчера, чтобы не сойти с ума от неизвестности и еще раз все проверить, Аня после работы решила не сразу поехать в гостиницу, куда ее устроил Игорь.
А подхватив подругу Розу, тайно пробраться домой. Розалия, с которой Аня дружила еще со школы, при росте метр восемьдесят пять имела детское прозвище «Дюймовочка» и была жгучей брюнеткой восточного типа.
Прозвание же свое Роза получила явно не из-за роста, а из-за малюсенькой величины ступней, которые даже теперь так и не выросли дальше тридцать третьего размера.
В связи с чем подруга была вынуждена на всю жизнь забыть обо всем взросло-модном, а отоваривалась в подростковых обувных отделах под вызывающие взгляды девиц-переростков.
Появление ближе к закату в конце июля у дома Ани двух подруг в темных очках и закутанных в модные платки – явно не по сезону, тут же было замечено бессменной Юлией Модестовной.
И если Анюта не вызвала особого возбуждения у этого бесплатного мажордома38, то природная экзотическая красота ее спутницы в подозрительном темном платке-чалме разбудила всю прежнюю довоенную бдительность старушки.
Та даже приподнялась с лавочки, словно пытаясь загородить собой кнопки кодового замка, но затем, вроде бы опомнилась и вновь задала вопрос невпопад:
– Девчонки, у вас татушки есть? А где?
Дальнейшие рассуждения сводились к непреодолимому стремлению стать ближе к своей юности и набить себе на левой лопатке татуировку в виде цветной бабочки, похожей на лимонницу.
А дальше бабуся стала задавать вопросы совсем уж исповедального характера, после чего две целомудренные подруги незамедлительно ретировались в подъезд. Вослед им неслось скрипящее:
– А это больнее обычной депиляции?
Дома было влажно, но терпимо. Специалисты, вызванные хозяйственным Игорем, еще днем провели какие-то фантастические манипуляции по просушке всего и вся. Прежде всего разобрали в нескольких местах паркет и увезли наиболее влажные куски. А для остальных поверхностей поставили большие сушильные агрегаты.
Куда-то уехали и ковры, а вместо них на кухонном столе лежали несколько договоров с перечнем «осушаемого», разбираемого и перемещаемого, а также акты о хранении материальных ценностей.
– Да ты их разорить должна! – Роза недовольно морщилась. Говорила она, естественно, об Анютиных соседях сверху. Аня хоть и чувствовала себя «не очень» после оценки нанесенного ущерба, но именно сейчас не хотела бы кого-то «пожирать».
Хищнические настроения энергичной хозяйки куда-то испарились, а к травоядному состоянию, когда охотятся именно на нее, Аня еще не очень привыкла.
– Ладно, давай, показывай! Сейчас разберемся, – Розалия властно захватила злосчастный ноутбук. Пока они пили чай, аккумулятор смог немного зарядиться. Экран вновь светился. Роза нетерпеливо щелкнула пальцами. – Ага, какой у тебя пароль?
Сообщить тайный набор слов без пробелов, немедленно открывающий предпочтения интимного характера пусть и лучшей подруге, – такого позора Аня допустить не могла.
Шуточная борьба за клавиатуру заняла еще минут десять. Наконец запустилась программа-сканер. Быстро нашли и искомый компьютер, откуда в прошлый раз пришли угрожающие новости.
Да только на нем ничего не происходило – скорее всего, хозяин ушел на работу. Внезапно осознав на какую, Аня опять впала в тоску. Впрочем, бокал-другой Шабли39 со льдом быстро исправил положение. И вот они уже тихонько, но дружно затянули мелодию еще недавно худой и длинноволосой дивы:
– Бе-е-ез тебя-я-я…
– Ой, слушай, мне что-то не очень нравится такое сочетание слов! – Аня зачем-то не вовремя протрезвела, проникнувшись смыслом услышанного ноктюрна40.
В этот момент изображение на экране ноутбука замигало так внезапно, что подружки на своих местах даже подскочили. А Аня еще и снова ойкнула, – Ой!
Впрочем, экран в целом оставался черным. И только прямо перед глазами Ани и Розы, как черти из табакерки, резко выскакивали контрастные белые буквы. Какие-то компьютерные команды?
Курсор мигал непривычным белым прямоугольником. Вообще, дизайн заставок, шрифтов и значков был прост, как сюжет «Курочки Рябы».
Периодически появлялись столбцы восьмизначных чисел, разбитых на две группы по четыре цифры, которые двигались этакими длинными лентами-небоскребами, занимая временами всю высоту экрана. Затем заголовок DarkNetSide41.
И снова начали выпрыгивать изображения конвертиков, одно за другим – хозяин загадочного компьютера явно вошел в контакт со своими собеседниками.
Анюта почти не втягивала в себя воздух – не было сил. Роза же, напротив, дышала теперь так громко, что можно было подозревать у нее приступ астмы. Наконец, «в эфире» появился и «Космос46» – заказчик убийства.
Аня отпрянула и случайно задела локтем полупустую бутылку, которая с гулким звуком свалилась на подсушенный пол. Но на это никто не обратил внимания.
«Дублирую информацию», – констатировал «Космос». Адресат не спешил с ответом. А «космонавт» не унимался: «В дневное время вероятно нахождение объекта А в квадрате К17. Объект водит автомобиль.
Навыки вождения средние, но считает себя опытным. Возможна как акция с технической неисправностью, так и создание критической ситуации на дороге, а также сочетание обоих вариантов. Примите фото А за рулем».
Через минуту на экране рядом с конвертиком появился и медленно идущий силуэт человечка, как будто сошедший с зеленого пешеходного светофора. Видимо, файл таким образом все «еще шел» от отправителя.
Женщины болели за этого физкультурника как за лидера забега на длинные дистанции – будущего олимпийского чемпиона: «Давай, давай, давай!»
Внезапно на экране возникла надпись «delivered»42 – письмо на месте. Больше ничего не происходило. Сыпались письма и сообщения от других корреспондентов, но хозяин загадочного компьютера явно отвлекся или куда-то вышел. И не было никакой уверенности, что, ожидая его активности по ту сторону экрана, не дождешься его самого по эту.
От одной мысли, что он скоро здесь появится, чтобы прямо на их бездыханных телах «имитировать несчастный случай», обеих подружек болезненно зазнобило.
– Может, тебе эмигрировать? – придала оптимизма ситуации Розалия. – Отпуск? – вопросительно парировала реплику подруги Аня.
Они выбирались на улицу путями, к которым последний раз прибегали в далекие студенческие годы, когда как-то раз пришлось сбегать от проблем через крышу общаги.
Сейчас же это были две молодые, но солидные женщины, лазящие по чердакам, чтобы выйти из другого подъезда… Это вызывало оторопь даже у одуревших от духоты голубей.
Впрочем, подругам было не до смеха. Доехав до дома, Роза уже начинала подозревать за собой незримое наблюдение и успокоилась лишь после изрядной порции виски. Аня не имела такой возможности и не спала почти всю ночь, чувствуя себя уязвимой даже в гостинице.
Встав с утра пораньше, она с трудом, но тщательно привела себя в порядок, готовясь к предстоящему свиданию. У нее не было ни малейшего желания его испортить, показав себя истеричкой или, чего хуже, алкоголичкой. И судя по ситуации в ресторане ей удавалось быть на высоте. Как же хорошо и спокойно теперь! «Я – молодец! Однозначно!»
Впрочем, Игоря порой было трудно понять. Тот опять копался в своем телефоне, а потом поднял глаза и совершенно неожиданно задал Ане вопрос:
– Я говорил тебе, что я профессиональный врач, как и ты? Только другой специализации. Я психотерапевт. Консультирую в различных местах: силовики, спорт, частные клиники. Словом… Выкладывай, что у тебя случилось?
Хочешь возразить, что все нормально? Так и думал. А ты заметила, что периодически берешь нож в левую руку, вилку – в правую, а потом судорожно меняешь их местами? Я специально прямо сейчас снимал все это на телефон, хочешь покажу?
К стыду своему, именно это Аня в данный момент и делала. А после его фразы еще и покраснела, окончательно запуталась в и снова переложила приборы туда-обратно. Наконец, в отчаянье просто бросила их со звоном на тарелку.
Слезы стояли у нее в глазах. Почти лились на щеки. Игорь молча встал, взял руку Анюты и сел уже совсем вплотную к ней с ее стороны стола:
– Рассказывай!
Разрыдавшись, Аня выложила все. Подробно. В пределах разумного, конечно. Постаралась не показаться душевнобольной. Игорь слушал внимательно. Даже слишком. И наконец сделал вывод:
– А дело-то серьезное…
Глава 7. "Гаврилов"
Гаврилов тупо смотрел телевизор. Ну как смотрел – все это он уже видел. Поэтому аккуратно переключал каналы один за другим по кругу, внимательно наблюдая за меняющейся картинкой.
Еще недавно у него их было около ста пятидесяти, а теперь, когда кабельный провайдер отключил все за долги, оставалось пятнадцать- двадцать бесплатных.
Интернета в квартире тоже уже не было, но периодически до его квартиры «добивал» приоткрытый сигнал из соседней кафе-кальянной.
Доступ к нему Гаврилов приобрел, заказав там чашечку зеленого чая – недорого обошелся этакий «безлимит», работавший, правда, только с восемнадцати вечера до трех ночи. Пока была открыта кафешка.
Слава богу, хватало и денег на телефоне по тарифу «Семейный Плюс» – ведь второй номер обслуживался бесплатно. Бывшая жена до сих пор не знала, что каждый раз докладывая деньги на собственный телефон, подпитывает и «связь» бывшего мужа.
Впрочем, золотые руки мастера давали периодический приработок – Гаврилов восстанавливал антиквариат. Покупал или находил покрытые печатью времени или неосторожного обращения стеклянные блюда.
Просверливал отверстия в самом центре и прикручивал их к серебряным, бронзовым и чугунным ножкам. Получались вполне приятные и почти старинные фруктовницы – украшение праздничного стола.
Иногда брался за штофы или флаконы из-под духов в различных металлических оплетках. Порой его прозрачные «изобретения» даже попадали в международные каталоги и специализированные книги как неожиданные авангардистские артефакты, чудом уцелевшие за все бурные прошлые года.
Гаврилов не то чтобы гордился такими имитациями, однако деньги они приносили и помогали продержаться еще месяц-другой.
Основная же страсть обитателя этой квартиры была в другом: Гаврилов пил. Уже давно. Если интересоваться, то именно сейчас – пиво. Жена ушла, забрав ребенка и всякую надежду. Впрочем, прежде всего Гаврилову была нужна дочь, а уж без надежды-то он жил уже годами и совершенно спокойно.
И непостоянные финансы, и постоянный алкоголь позволяли не искать смыслов там, где их не было. Гаврилов давно жил, если не в похмельном, то в отвлеченном мире. Собственно, жена и сломалась-то не на выпивке – кто же жил по-другому – а на его увлечении физикой и математикой.
Причем пока муж просто что-то писал и иногда выпивал – супружница как-то с ним жила. Словом, была обычная и почти счастливая семья. И вдруг Гаврилов заявляет, что времени нет, а будущего не бывает. И из института со странным названием, где он проработал многие годы, ушел.
И все показывал ей тогда какие-то формулы, из которых она смогла прочитать только его собственный, начертанный нестройным прыгающим почерком комментарий «Вот это да!» на небольшом листке рядом с жирно подчеркнутой несколько раз длинной цепочкой латинских букв, цифр и специальных математических значков.
«Вот это да!» – сказала и она, а через некоторое время забрав дочурку, прекратила общение ребенка и бывшего мужа, совсем уже плотно пристрастившегося к алкоголю. Ведь будущего, как он утверждал, не было. Ну а коли так, чего хорошего ждать от настоящего.
Скоро жена подала и на алименты, а Гаврилов уже получил несколько повесток в суд, но сам там даже не появлялся. Впрочем, периодически старался дочке на жизнь что-то подкинуть, но это было так не регулярно и случайно, что у жены закончилось всякое терпение. А про личное общение не может быть и речи.
Ну как можно было доверить дочку такому недотепе? А организовывать им встречи в редкие минуты трезвости – только ребенка дразнить и расстраивать.
Привыкший к одиночеству Гаврилов не чурался людей, но не любил и толпу. И погода ему была по душе безлюдная. Когда падала на город гроза, Гаврилов полностью менялся. С каждым звуком грома он распрямлялся, голубовато-серые глаза его становились особо небесного цвета.
Утопающая в ливне столица могла не только утомлять, но и вдохновлять его на совсем новые идеи. Дышалось как-то особо вольно и казалось, что тебя освободили от оков жары и городского смрада. А вот зим Гаврилов не любил – они не приносили с собой грома.
Словом, особое пограничное с небом состояние вызывали именно грозы и дети. Нужно отметить, что кроме дочки, Гаврилов все-таки регулярно бывал с детьми. Хотя бы раз в месяц.
Как ни странно, но его увлечение точными науками давало ему еще одну грань для полноценной жизни – он со своими друзьями-однокашниками помогал вещами и делами отдаленному детскому дому на краю Тульской области и огромного соснового бора.
За неделю до такого путешествия Гаврилов напрочь прекращал употреблять спиртное в любом виде, начинал усиленно бриться и регулярно питаться, чтобы не пугать и без того не очень счастливых ребят своим худосочным видом со впалыми щеками и туманным взором.
Конечно, к ребятам его возили друзья. На собственной легковой машине Гаврилов давно за ненадобностью не ездил. Впрочем, он долго не продавал ее.
Но в один прекрасный день в состоянии легкого вчерашнего «праздника» въехал на полной скорости не «в», а практически под заднюю часть большой старенькой иномарки, мирно стоявшей в ожидании «зеленого».
Прав из-за алкоголя в крови его тогда лишили, а через некоторое время вернули назад. Но не отсутствие прав стало решающим для отказа от машины.
У переднего автомобиля был разрушен бампер и сильно искорежен багажник. Через минуту после аварии из водительской двери вывалился маленький расстроенный человечек со звонкими криками «Вай-вай-вай».
Выяснилось, что горе восточного водителя не в машине – она была полностью застрахована. А вот как раз в багажнике на момент аварии находился какой-то дорогой, эксклюзивного вида унитаз, который и рассыпался в пыль.
Гибель фаянсового изделия – не раны на живом теле. Но именно этот факт неожиданной и безвозвратной утраты унитаза окончательно убедил физика: всего не предусмотришь и от всего не застрахуешься. Что и исключило наперед любое желание даже слегка подшофе притрагиваться к рулю. Ну а поскольку алкоголь и Гаврилов дружили постоянно, то и машина-то теперь вряд ли бы пригодилась.
Новой женщины у Гаврилова не было. Одной. А много и все разные. Знакомился он с ними в самых обычных местах. Особенно это хорошо получалось летом на пруду около старинной барской усадьбы.
Пейзаж захватывал любую нежную обывательницу своей пышностью и ассоциировался с непостижимостью и недостижимостью этой богатой жизни.
Впрочем, не обязательно обладать, если можно пользоваться хоть с краю. Купайся левее на берегу пруда у колоннады, и будешь чувствовать то же, что и бывший владелец всего этого великолепия, который, возможно, и кончил свою жизнь не самым лучшим образом.
А твоя-то еще с тобой. Словом, женщины здесь были самые обычные, непритязательные, но с хорошей фантазией и все больше благодарные любому такому развлечению. Не находилась только та, исключительная…
…Гаврилов дернулся и проснулся. Телевизор работал и, казалось, громкость увеличилась. Впрочем, возможны галлюцинации.
Вот и дикторша центрального канала как-то недобро посмотрела на него и что-то произнесла. Правда, Гаврилов, честно признаться, совсем ее не услышал. Видимо, поняла это и она.
Поэтому чуть наклонилась вперед, запросто вытянула руку и совсем неожиданно постучала в стекло с той стороны экрана, привлекая к себе персональное Гавриловское внимание: «Тук-тук-тук!»
Гаврилов даже удивился. Такого вида «белочки»43 регулярный пациент районного нарколога еще никогда не испытывал.
– Хватит бухать, Гаврилов, пора заняться делом! – снова произнес искривленный ярко-красным нервическим контуром помады сочный рот телезвезды.
В этот момент «ящик» самостоятельно выключился, и в замусоренной квартире повисла гробовая тишина.
Гаврилов решительно отодвинул пустую посуду. Поднялся с кресла, прошел на кухню и поставил на конфорку воду для креветок.
Затем также по-деловому вернулся в комнату, пошарил рукой в промежутке между диваном и креслом и, наконец, достал новую пластиковую «баклажку»44 пива.
Налив по самый срез стакана, Гаврилов пригубил, причмокнул и, наконец, открыл старенький и потертый ноутбук.
Аппарат поскрипывал каждой буквой, но еще держался. Пальцы умело застучали по клавиатуре. Вдохновение снова пришло к нему.
Глава 8. "Милый дом"
К дому приехали еще засветло. Аня так соскучилась по родным пенатам45, что и нарадоваться не могла. А ведь еще недавно гостиница ей почти казалась их общим кровом. Да-да, «их» и «общим», потому что уже две ночи подряд она ночевала в отеле с Игорем.
Свершилось! Нелепые мысли о разводе с мужем, наконец, окончательно отошли на второй план. Но сильный страх, вызванный остальными происшествиями Анюту так и не отпускал.
Были, конечно, периоды, когда она абсолютно забывала обо всем. А потом долго лежала в полном блаженстве и безмятежности. Но не будешь же постоянно жить, вот так «отвлекая» друг друга от реальности? Или и так можно?
А еще ей начал сниться каждую ночь какой-то давящий любую надежду кромешный ужас. Это был порой темно-серый, а иногда ярко-малиновый спрут или осьминог – Аня не разбиралась в морских тварях. Особенно спросонок. Мерзость какая. Взгляд монстра был пустым и холодным.
Опираясь на толстые щупальца, как на ходули, он тянулся несколькими тонкими плетями прямо к ее шее. И одновременно подминал под себя клавиатуру чьего-то ноутбука и, нажимая на кнопки свободными отростками, старался набрать какое-то очень-очень, ну крайне важное слово, которое обязательно нужно было запомнить.
Его значение вращалось прямо перед глазами бедной женщины всю ночь, но перед самым пробуждением растворялось без следа. Брр…
Был от всего этого один плюс. Явление таких страшилищ ускоряло мысли, и Аня, пренебрегая интересами своего великого и ужасного начальника, написала заявление на очередной отпуск и купила-таки билеты в Италию.