Нежный аромат смерти
Николай Николаевич замер, а потом попросил у вокалистки разрешить ему записывать ее вокал на свой смартфон.
– Зачем? – она прервала игру на гитаре и обернулась вполоборота на диване с возмущенным лицом, за столиком, за которым во время пения сидела в виде горделивой неприступной статуэтки с развитыми женственными формами. – Вы чем-то недовольны?
– Не в этом дело, доволен, недоволен… Мне больше нравится моя первоначальная тональность. Попробуйте возвратиться к старому варианту. Разумеется, с вашим прекрасным вокалом.
– Хорошо. – И она посмотрела на Николая Николаевича, как на пустое место. – Я выберу компромиссный вариант, чтобы он устроил и меня, и вас… Но тональность придется изменить, к сожалению… А может и радости… Время покажет… Главное, вы согласились на соавторство…
– Хорошо, что вы хоть оставили меня единственным автором текста, – подколол он аккуратно вокалистку.
Она сделала вид, что попустила эту фразу мимо своих ушей, сделал странный жест руками, но в этой мимолётной пластике телесного языка Николаю Николаевичу показалось, что он увидел нарастающее предощущение душевной тревоги, если не паники, которая могла выбить из колеи вокалистку.
С еле сдерживаемым гневом Мальвина спела с большим энергетическим напором пару куплетов. Как ни странно, записанный на смартфон энергичный вокал понравился Николаю Николаевичу гораздо больше, чем лирический слезливый вариант в видоизмененной тональности.
– Мне этот вариант нравится больше. Я вам вышлю новый аудио-файл с моим одобрением и восхищением. Но учтите, нам надо будет работать интенсивнее и чаще встречаться, чтобы отточить варианты до совершенства.
– Николай Николаевич, а не могли бы вы приходить к нам в библиотеку для репетиции. Чтобы Гену не водить к вам для сопровождения. Игнат Демьянович постеснялся сделать вам такое предложение… А оно более чем разумное…
– Отлично, я на неделю возьму на своей фирме тайм-аут за счёт летнего отпуска и за неделю я помогу вам выучить все три песни…
– Подумайте и над возможностью исполнения песни под фортепиано. Я могла бы напрячь моего поклонника с доставкой на нашу дачу синтезатора. – Видя утвердительный кивок своего соавтора, она обернулась и громко спросила телохранителя. – Геннадий, ты смог бы обеспечить доставку на дачу синтезатора?..
– Хоть пианино с роялем, если вы договоритесь на этот счет с хозяином. – Ответил напористо Гена со ступеньки лестницы.
Стоило им выйти на крыльцо втроем, как Мальвина крепко взяла Николая Николаевича руку, буквально протащила до калитки со словами:
– Слава Богу, вы подыграли мне с музыкальным соавторством… Боже мой, остальное детали. Я буду репетировать и без вас. Хотя признаюсь, меня репетиция утомила. Пианино я раздобуду от поклонника, как промежуточный подарок к свадьбе. – Она тут же засмеялась, стиснула ладонь соавтора, притянула его к себе, словно они знакомы уже давным-давно и поцеловала его в щеку. – Может, и пластинку оформим с гитарным или фортепианным сопровождением… Или ВИА организуем под наши песни?.. Или вы всё же тщеславный автор, будете права авторские качать, как поэт, как композитор.
– Нет, Матильда, я не тщеславный автор. К тому же мой вокал оставляет желать лучшего. Только авторских планов громадьё всё-таки надо по возможности сжать. Матильда, выполним план-минимум с гитарой и вашим вокалом, а потом перейдём и к плану-максимуму с ВИА… Группу ведь тоже надо выбрать или создать… И потом мне хотелось бы услышать ваш вокал вкупе с игрой на пианино или рояле…
– Ждите и дождётесь, ищите музыкальную истину и обрящете…
Возбужденный неожиданным разворотом событий Николай Николаевич отослал свои гитарные аудио-файлы песен с собственным вокалом жене и дочке, надеясь на такое же восхищение песнями, которое услышал от Мальвины с консерваторским образованием. Но к вечеру получил равнодушные кислые послания от дочки и супруги, мол, не впечатлены, все это не в современном тренде попсы и шансона. И, вообще жалко времени, затраченного времени на прослушивание.
Взбешенный Николай Николаевич выбежал, как ужаленный в свой сад, торопливо подошел к рабице, где только что были посажены цветочные луковицы пионов, георгин, левкое. Вдыхал жадно ароматы цветочной магии за забором. Было даже новое усиленное ощущение новизны и восторга цветочных запахов: ему показалось, что посаженные с соседом луковицы из-под земли усиливали чувственный эффект восприятия. Надышавшись, одурев от цветочной магии, словно мстя своим равнодушным родичам женского пола, в отместку за непонимание сочинил еще три песни под гитару и записал их на смартфон. Обессиленный от бешенного процесса сочинительства уснул на диванчике, не раздеваясь, чуть ли не в обнимку со своей гитарой незадачливого барда-менестреля, непризнанного самыми близкими ему людьми.
Глава 7
В один из ясных солнечных дней, когда Николай Николаевич прибыл на свою дачу для долгожданного завершения работы с Мальвиной и первым делом подошел к клумбам распустившихся цветов. Дыша их дивным пьянящим ароматом с закрытыми глазами, он неожиданно услышал с балкона второго этажа соседского дома голос Ирины Игнатьевны.
– Николай Николаевич, здравствуйте! Не могли бы вы зайти к нам. Мальвина оставила вам записку с просьбой передать ее лично вам из рук в руки…
Он вежливо поздоровался и вежливо поинтересовался, почему отсутствует Мальвина. Услышал, что ее вызвал к себе ее поклонник, с которым она должна была поехать на переговоры с директором какой-то музыкальной радиостанции для потенциальной презентации ее песен. Николай Николаевич еще более удивился, что Мальвина попросила не сообщать о своих переговорах Игната Демьяновича, как всегда занятого своими делами и отсутствовавшего дома в настоящее время.
– Хорошо, иду.
– Только возьмите с собой вашу знаменитую гитару. Для меня попоете, развеете грусть-тоску вашей соседки, тайной поклонницы вашего таланта.
Делать нечего, надо принимать предложение соседки, чтобы прочитать оставленную для него записку Мальвины. Он пробурчал в нос что-то не очень членораздельное, мол, «как скажите, нельзя отказывать в просьбе своим тайным поклонницам» и пошел за гитарой. Переоделся в тренировочный спортивный костюм и пошел с гитарой на назначенную ему встречу. На крыльце соседского дома его поджидала Ирина Игнатьевна, куртуазно протянула тонкую изящную руку для рукопожатия, как старинному другу дома. Предложила чашечку крепкого кофе, от которого Николай Николаевич никогда бы не отказался при плохом настроении. А при хорошем настроении, с каким он пришел к соседке, отказываться от фирменного кофе было бы сродни преступлению. Настроение ещё более улучшилось, когда он прочитал записку Мальвины, пока Ирина Игнатьевна на кухне готовила фирменный кофе в турецкой турке из кованной меди.
Смысл послания Мальвины его малость озадачил: поклонник её почему-то просил не сообщать о переговорах с директором радиостанции. Вряд ли готовился сюрприз для Игната Демьяновича, в этом было что-то другое, непонятное для Николая Николаевича. И еще был странный намек, что поклонник-олигарх нервничает по поводу своего участия в продвижении проекта протеже-вокалистки с гитарой из-за необузданной ревности его престарелой супруги.
Николай Николаевич пошел на чудный запах варящегося кофе, чтобы лично забрать чашечку с дымящимся напитком, не утруждая хозяйку. Она призналась, что черный кофе её противопоказан, поскольку усиливает сердцебиение и увеличивает артериальное давлении. Вот и готовила кофе хозяйка дома только для одного Николая Николаевича, что выводило его из равновесия вследствие излишних хлопот. Уже на кухне он в процессе варки кофе разговорился с хозяйкой, которая, оказывается, стала вести все дела СНТ по праву заместителя своего мужа, приобретшего, между прочим, еще несколько участков в их товариществе для расширения своего цветочного бизнеса.
Судя по краткой характеристике сегодняшнего поведения Мальвины, которую поведала Ирина Игнатьевна, ее одинокая взбалмошная младшая сестрица находится между молотом и наковальней в лице ее поклонника, генерального директора строительной корпорации и его старой подозрительной жены. Старуха столкнулась с Мальвиной где-то на артистическом приёме, который устроил ее супруг, и узнала, что в жестоком мире шоу-бизнеса, где процветает жестокое отчуждение, не говоря уже о дичайшей конкуренции, олигарх-супруг продвигает, благодаря своим финансам, на музыкальный олимп неизвестную вокалистку-менестреля, на которую до этого никто решительно не обращал внимания.
– Радио, выпуск компакт-диска и прочие пункты продвижения на олимп – и все это вдруг сдвинулось с места, стало бурно развиваться и прогрессировать. Это даже стало первоочередным делом для олигарха, чем его развод и женитьба на Мальвине.
На что Николай Николаевич сдержанно улыбнулся и сказал, невольно дернув щекой:
– Мы ещё не всё с ней доработали, вот я и приехал сюда доработать…
– Ещё успеете, Мальвина сказала мне в сердцах, что надо ковать дело, пока горячо, пока заметалось… – Она игриво поглядела на Николая Николаевича и сказала с вызовом. – Хороший сегодня денёк, не хотите поиграть мне песни из вашего альбома с Мальвиной. Ее исполнение я оценила… Теперь хочу ознакомиться с авторской трактовкой композиций – имею я на это право, раз мы соседи и знакомы уже столько лет, начиная с первых субботников…
– Вам, действительно, интересна моя трактовка? Или вы преследуете какие-то иные цели в отсутствие Мальвины и Игната Демьяновича?
Она испугалась, вызывающе разглядывала соседа в упор, а потом ответила изменившимся голосом:
– Вы ведь не Синяя Борода, погубитель девиц и замужних женщин. Я ведь иногда прислушивалась на балконе к тому, что вы поете, подыгрывая себе на гитаре. Меня почему-то это сильно возбуждало… – Она сделала пластичный жест рукой. – Это же так естественно, что мелодии певцов-мужчин действуют своей скрытой эротикой на доверчивых, открывшихся музыке женщин… Про Высоцкого говорили, что стоило ему только заиграть в кругу женщин свои колдовские энергетические песни, и все женщины-слушательницы были у его ног – уводи их и пользуй… А в ваших песнях есть энергетика Высоцкого и нежная лиричность Дассена… Вот это меня и заводит… Только если вы сплав Высоцкого и Дассена, вам надобно записывать диск, а не Мальвине с ее ангельским вокалом….
– Ну, может быть, вы попали в мою уязвимую точку, я обожаю Дассена и Высоцкого, но голосом не вышел. Что-то среднее и аморфное между ними. У Мальвины всё более гармонично и естественно… – Сказал Николай Николаевич, вставая с дивана, потом он медленно оперся на стену, обитую драгоценной породой дуба и продолжил: – Хорошо, я буду петь для вас, Ирина Игнатьевна. Это не тщеславие автора, но желание петь для понимающих тебя людей, родственных душ, по определению.
– Да вы родственная мне душа, – кивнула головой Ирина Игнатьевна и густо покраснела. – Мне вы нравитесь не только как бард и менестрель, но и как красивый мужчина. Я всегда с восторгом смотрю на вас, когда вы вдыхает цветочный аромат – раньше в нашем саду, потом у ваших клумб, которые вы устроили вместе с Игнатом…
Она замешкалась, словно позабыла отчество супруга, как-то напряглась и расстегнула верхние пуговицы на блузке, словно ей стало отчего-то душно невмоготу.
– …Демьяновичем… – подсказал смутившийся Николай Николаевич.
– Да, да, конечно, Игнат Демьянович, – она покачала головой, – видите, если всё так странно, могу я предложить вас выпить бокал шампанского со мной перед вашим исполнением божественных шлягеров, перед которыми я преклоняюсь?
Он посмотрела на часы и без тени улыбки, без толики иронии и сарказма сказал:
– После запахов цветочной магии я не пью алкоголь, а вы выпейте…
– Да я выпью шампанского с удовольствием… Может, потому, что я не понимаю, в отличие от мужа, тайный смысл цветочной магии… Он этим увлечён, вы увлечены… А я не понимаю эту магию цветов, мне ближе алкогольная магия… Воспользуюсь вашим предложением выпить шампанского, а потом коньяку, слушая ваши музыкальные шедевры, исполняемые для меня одной, а не только для Мальвины, Игната Демьяновича. Сейчас полдень, всего двенадцать тридцать пополудни, пить коньяк рано, это вечерний напиток но если меня проберёт от ваших песен, менестрель, я после шампанского выпью и коньяка… Возможно, расшалюсь… Вы же мне позволите расшалиться, бард и менестрель сердца моего… – И резким голосом приказала, открывая бутылку шампанского, а за ней и бутылку марочного коньяка. – Играйте и возбуждайте женщину, король-менестрель…
Николай Николаевич сначала замялся, видя, как после бокала шампанского дама женственно захлопала в ладоши, призывая к исполнению песен, взяв в руки гитару, засмеялся.
– Может и так, бард-менестрель в вашем распоряжении, слушайте, наслаждайтесь и возбуждайтесь…
Он играл с отчаянным вдохновением для Ирины Игнатьевны, надышавшись гремучей смесью запахов роз, левкоев, георгин и пионов, видя как взволнованная соседка после шампанского и коньяка скинула с себя блузку и осталась в одном бюстгальтере, с трудом сдерживающим её великолепную пышную грудь. Она, правда, невероятно возбудилась от пения Николая Николаевича, кстати, пожирающего ее глазами, и беря из созерцания полуобнаженной чувственной Ренуаровской Женщины новую живую энергетику самозваного короля-барда-менестреля…
– Поздравляю вас, вы добились своего, покорили меня, – сказала она слабым голосом, предложив пластичным жестом менестреля сесть рядом с ней на диван. – Ладно, придется вам кое-то рассказать о нашем семейном визионерстве…
Она притянула Николая Николаевича к себе и зашептала какую-то тарабарщину о визионерстве мужа, помешанного на своей природной цветочной магии. А у них с младшей сестрой Мальвиной особый дар визионерства, когда они способны разглядеть природный человеческий дар, талант в заурядных, казалось бы, людях по соседству. Она в построение своих горячечных фраз срывающимся шепотом умудрилась все же не обидеть менестреля, обозвав его заурядностью, дачником- неудачником…
Она шептала, прижимая менестреля к пышной груди, наверняка надеясь, что тот, обезумев от женской нежности, скоро начнёт расстегивать ее бюстгальтер, но в то же время не торопила его мужскую похотливую агрессивность. Ей хотелось всё же в первую очередь высказаться, и потаенными незаурядными мыслями визионерки, прорицательницы и врачевательницы человеческих душ поделиться своим тайным опытом и наблюдениями. Она первой нежно поцеловала менестреля в губы и призналась, как на духу, что была потрясена сотворением его песен бардом менестрелем в тот роковой день, когда тот, надышавшись цветами, опрокинулся на клумбу пионов и пошел сочинять мелодии и песни у раскрытого окна. Ее еще тогда заворожил процесс сочинения песен менестреля, когда она стояла на своем балкончике в тот вечер. А потом она пригласила на балкончик Мальвину, и они вдвоем, обнявшись, слушали соседа, оказавшись его первыми слушателями и поклонницами.
Она шептала, что сестры-визионерки одновременно влюбились в неказистого на вид соседа-менестреля, с заурядными вокальными данными, но способного из ничего, «из воздуха» творить мелодическое «нечто» самых высоких образцов, наполнять разреженный музыкальный космос единственно верными словами. Только младшая визионерка с консерваторским образованием возгорелась тут же поставить дар соседа себе на услужение, привлекая финансовые возможности своего богатого поклонника-любовника. А старшая визионерка просто хотела способствовать развитию дара менестреля, только слушая его и восхищаясь им без всяких аспектов продвижения его таланта на музыкальный рынок в ирреальном скособоченном мире шоу-бизнеса.
– Знаете в чем принципиальная разница между младшей и старшей сестрой из семейства визионеров? – она прошептала это значительно громче и страстнее, чем раньше во время своего чарующего колдовского шепота. – Я не хочу петь ваши песни, я хочу их только слушать. И только через услышанное поощрять вас на новые совершенные творения. А Мальвина хочет через песни ваши реализоваться… Она ведь попробовала себя в композиции, но бросала только по одной причина, встречала в той же консерватории более талантливых композиторов из ее сверстников… Как вокалистка она тоже не состоялась… У неё ангельский голосок, но не сильный, отсюда комплексы… Она не нужна большой оперной сцене… Осталась микрофонная стезя эстрады, шансона… Но она тщеславна в отличие от меня… Она не может стать и быть ангелом-хранителем вас как барда-менестреля, вашего дара…
Она сама расстегнула бюстгальтер и положила ладони менестреля себе на пышную грудь не рожавшей, не кормившей молоком детей Ренуаровской Женщины. Менестрель ничему не сопротивлялся, возможно, только потому, что от женщины с обнаженной грудью в её сбивчивом возбужденном шепоте услышал нечто запредельное, что и сковало, и скрючило менестреля, и превратило его в соляной столб. Оказывается, консерваторская Мальвина с нежнейшим ангельским голоском через своего богатого поклонника-любовника пробивает выпуск диска её визионерских песен, где в качестве автора музыки и текстов будет упомянуто только одно ее имя. А Николаю Николаевичу будет выражена мелким шрифтом скромная благодарность за помощь в аранжировки мелодий и редактуре текстов стихов…
– Так иногда бывает, ваш истинный ангел-хранитель возбужден сверх всякой меры, а бард-менестрель почему-то превратился в соляной столб… Вы не импотент, Николай Николаевич?
Он тяжело вздохнул и признался:
– После исполнения своих песен я, действительно, не побоюсь этого слова… воистину, импотент… Энергетика падает у обесточенного барда…
Пока она натягивала на себя роскошный бюстгальтер, ошалевший от вопроса визионерки и от собственного откровенного ответа незадачливого барда-менестреля, затюканного и объегоренного дачника-неудачника, он всепроникающим взором разглядел глазок видеокамеры. «Наверняка, камера Игната Демьяновича записала и мое выступление перед его женой в одном бюстгальтере, и наши объятия с ней без лифчика, с голой грудью, и мое признание в импотенции… – подумал он с настающей ненавистью к себе, и ко всему семейству визионеров. – Но ведь надо что-то делать… И я знаю, что мне надо делать…»
– Наверное, я пойду, Ирина Игнатьевна… – сказал он грустно, протянув на прощанье руку. – Спасибо вам за признание. Возможно, я сегодня снова у раскрытых окон моей хибарки сочиню несколько песен… Сначала высплюсь, потом надышусь цветочными ароматами… И весь вечер, и часть ночи буду сочинять новые мелодии и песни… Считайте, что я всё посвящаю вам, моей ценительнице и целительнице души добрым словом в адрес скромного по жизни барда-менестреля… Прощайте.
Подумал как-то неприязненно: «Как-то пышно и бестолково выразился, гусь лапчатый и перепончатый… Не так надо было сказать… попроще и не обидно для себя… объегоренного и непонятого близкими и дальними… не задохнуться бы от злобы к себе… Нет… нет… надо ожить и задышать по новой… визионерки – потребители музыки и стихов… а я их творец… только новизна и бескорыстие пусть накроют меня через цветочную магию… – мысленно улыбнулся, приободряясь, – порадую банду соседей-визионеров новыми хитами души грешной и неприкаянной…
Глава 8
Мальвина позвонила Николаю Николаевичу ближе к вечеру. В ее ангельском голоске были незнакомые повелительные жесткие нотки.
– Мы сейчас с Геннадием подъезжаем к вашим пенатам, Николай Николаевич. Будем через десять-пятнадцать минут. Вам надо будет подписать одну бумагу по нашему авторскому диску и бизнес-плану продаж…
– Подпишу, не глядя, – пошутил Николай Николаевич, – лишь бы услышать его вживую, наконец-то…
– Ловлю вас на слове, – обрезала его соседка, подпишите не глядя, – только физически компакт-диск существует в единственном экземпляре у моего поклонника, вложившегося в наш совместный проект…
– Хоть ваш поклонник диск слушает, это уже подвижка… А то мне одно время казалось, что выход диска застопорился…
– Правильно, был ступор, пришлось надавить на поклонника самим энергичным, безапелляционным образом… Зато сейчас он слушает его везде и всюду… Даже заснуть не может без наших песен в моем исполнении… Говорит, это чудо, аудио-терапия. Здоровье и потенция улучшилась, кстати…
Николаю Николаевичу хотелось бы услышать, как надавила потенциальная невеста на потенциального жениха, но он благоразумно укоротил свое любопытство.
– Ждите, Николай Николаевич.
– Жду вас, Мальвина Игнатьевна…
– А почему бросили называть меня просто по имени?
– Так мне как-то сподручней именовать будущую супругу титана рыночной экономии, у которого с вашей помощью музыкальной врачевательницы улучшилась потенция…
– Ждите.
Она скоро появилась в его доме, заставив телохранителя Гену топтаться на крыльце, не пустив его вовнутрь дома и не посадив на ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. Демонстративно захлопнула входную дверь перед носом телохранителя.
– Охраняй здесь и не суйся в наши разговоры. Если захочешь подслушать нас, пасть порву… Нет у меня в сумочке или в одежде подслушивающего устройства?..
– Нет, что вы, Мальвина Игнатьевна… – осклабился в жалкой улыбке подневольного Геннадий.
– Смотри у меня… Если что не так хозяину пожалуюсь, вспоможения лишу тебя…
– Не бойтесь, Мальвина Игнатьевна, если бы хозяин заставил бы вас слушать, я бы вас предупредил… Ваши жалобы на меня хозяину оговорены в долговременном контракте по вашей защите…
Она легко вскарабкалась на второй этаж коморки Николая Николаевича, обитой вагонкой. Пластичная, изящная в новом брючном костюме, вся усыпанная драгоценностями, на шее, в ушах, на пальцах рук, блестя, как новогодняя елка, только пахнущая не хвоей, а редкими тонкими духами. Духи понравились Николаю Николаевичу, но он непроизвольно подумал: «Но в этих духах нет цветочной магии, как в цветах на моих клумбах и клумбах соседа».
– Итак, подписывайте не глядя, одевая ярмо или хомут обязательств, которые вас ни к чему вас не обязывают, зато вы благодаря этому ярму будете получать хороший авторский гонорар, при любых аспектах продаж.
– Это договор с фирмой?
– Нет, это договор с моим поклонником и мной, – отрезала Мальвина Игнатьевна. – Не беспокойтесь, это договор только на один компакт-диск. Ярмо не пожизненное на все ваши сочиненны произведения…
– Еще чего не хватало, – буркнул он, «подписывая не глядя» по странному предварительному договору. – Ярмо так ярмо…
– Не замачивайтесь, вот вам аванс от поклонника. – Она положила перед ним стопку новеньких купюр. – Гонорар вас удивит. Продаж нет, только радость поклонника, улучшившего свою потенцию во время моего вокала. Представляете, он включает диск перед сном и во время наших занятий с ним любовью. Музыкальный секс он будет пропагандировать среди своих высокопоставленных коллег его избранного узкого круга… Представляете, а вы как-то косо посмотрели на меня при дефиниции «ярмо авторское». Ваше ярмо пахнет большими деньгами…
– Запомните, Мальвина Игнатьевна, – с иронической улыбкой на устах сказал Николай Николаевич, – музыкальное или сексуальное ярмо – это странно пахнущий человечиной хомут – своего рода символ контроля над той же природной магией цветов. Откуда мне знать, приняв ваш гонорар и условия контракта, который я подписал, не глядя, могут сказаться на моем спонтанном творчестве, зиждущемся на природной магии цветов… Вдруг это всё оборвётся?..
– Не оборвётся, мы с Игнатом Демьяновичем подкинем вам еще пару участков на шесть или двенадцать соток, засадим их цветами из коллекции отца – лишь бы вы творили ваши мелодии и стихи…
– Но ведь этот прогресс расширения площади высаживаемых цыетов опасен… Ладно, надо ухаживать за цветами, но и…
– Наймете садовников-цветоводов, – обрезала она резко начавшуюся тираду соавтора, – не стройте из себя кисейную барышню, нюхающую цветочки и ежесекундно падающую в истерические обмороки…
«Да, действительно я упал в обморок на клумбу, от сильнейшей цветочной магии, подействовавшей на его мозг в саду соседа, как наркотик» – подумал он и решил мягко и тактично осадить раз ерепенившуюся вокалистку.
– Идеальный бард-менестрель, подверженный цветочной магии, вряд ли будет верить в количественный прогресс цветочных клумб, особенно если этот прогресс будет связан с наймом садовников-цветоводов. Всё это не способствует уединению, он перестает быть «гением места клумб», если надо самому тратить кучу времени на расчистку и клумб, уход за ними использование наёмного труда несимпатичных автору лиц. Лишнее… Всё лишнее порочно и бездарно…. Каждая клумба это чудо, неблагоразумно позволять лишним людям, да и своему собственному раздражению вторгаться на территорию будущей музыки и поэзии барда-менестреля. Нельзя на клумбах цветочной магии воздвигать алтарь Мамоны…
– Вот как вы обернули мои хлопоты о вашем финансовом благополучии. – Она замерла, обдумывая странную тираду барда-менестреля, помешанного на цветочной магии. Сжалась, обдувая что-то ещё в своем мозгу. – Вы беспокоитесь о своих новых мелодиях и песнях?