Отличники от других… Вторая четверть

В Москве. Всё будет хорошо

Утром приехал папа. В одиннадцать часов, когда Маша ещё нежилась в постели, зазвонил телефон, и такой родной басовитый голос пожелал доброго утра. Девушка, мигом проснувшись, выскочила из тёплой кровати и в три прыжка добралась до ванной. И пока Фёдор Тимофеевич покупал в баре гостиницы закуски, чтобы позавтракать с дочерью в номере, и поднимался на лифте, она успела принять душ, высушить волосы феном и одеться, чтобы встретить отца и быть готовой к любым событиям начавшегося дня. Досадовала лишь необходимость ходить с костылём. Протез разваливался и едва держался на ноге.

– Папка! Как я рада, что ты приехал! – бросилась на шею отцу Маша.

– Дочурка! Красавица моя! – прогремел тот с радостной улыбкой.

После переживаний и неизвестности вчерашнего дня он смог успокоиться только сейчас, когда нежно гладил по голове любимую дочку, утонувшую в его крепких объятиях. Поверхность стола быстро заполнилась всякими лакомствами и узенькими стеклянными бутылочками с лимонадом «Fanta», и девушка набросилась на угощение, чувствуя мудрость поговорки о том, что аппетит приходит во время еды. Отец не отставал от дочери, с энтузиазмом поедая бутерброды. Он практически не завтракал, улетая из Ростова ранним рейсом. Вчерашний звонок посреди учебного занятия оказался громом среди ясного неба, заставив Фёдора Тимофеевича срочно поменять расписание своих занятий, согласовать с другими преподавателями и деканом короткий внеплановый отпуск. Пришлось просить ректора о помощи, чтобы организовать по брони Университета билет на самолет в столицу. Всё это время терзали мысли о том, как чувствует себя Машенька. «Должно быть, сильно испугалась такого поворота событий. Ведь, она долго готовилась, надеялась на помощь и успешное протезирование, чтобы снова иметь возможность ходить. Да, выпал из поля зрения этот Ливано-Израильский конфликт, о котором в последние два месяца твердили в „Новостях“. Должен был предвидеть, что эта далёкая локальная война может оказаться опасной для дочери, которую практически одну чуть не отпустил в самое её пекло», – думал он, слушая рассказ Маши, и стараясь дельными советами поддержать её энтузиазм в разрешении внезапно возникшей проблемы. За ночь, проштудировав иностранную медицинскую книжку-справочник, девушка выложила перед отцом стройный план действий:

– Сегодня мы должны позвонить в Филатовскую больницу. Если там не помогут, то нужно поехать в клинику при мединституте им. Сеченова, чтобы там проконсультировали по поводу нового протеза. А, затем, на Коровинское шоссе в Московское протезно-ортопедическое предприятие. Там самый известный специализированный завод по производству протезов в Союзе. Там же клиника и реабилитационный центр для пациентов, – вещала Мария. – На крайний случай, в Харькове есть «двойник» этого института, может даже более современный, потому что инженеры из Украины проводят исследования и строят экспериментальные управляемые кинематические и кибернетические протезы.

– Дочка, какая ты у меня умница! – не переставал восхищаться Фёдор Тимофеевич, оценив основательность и серьёзность проделанной ей работы. – Откуда ты всё узнала?

Девушка быстро перелистала приобретённую вчера книжку и дала отцу список телефонов. В следующий час они обзвонили не меньше двух десятков специалистов московских учреждений, получив в результате предложение, подъехать на консультацию в институт на Коровинское шоссе, сегодня к 15 часам. Госпитали, в том числе и больница им. Филатова отказались её проконсультировать, поскольку травма была давно, и поводов для хирургического вмешательства в настоящее время нет. Тем более, пациентка не прописана в Москве или в Подмосковье. Затем папа позвонил в Тель-Авив профессору Дезамелю, чтобы предупредить его о проблеме, возникшей с приездом Маши. Они говорили довольно долго и эмоционально. За беглым английским отца девушка не всегда успевала уловить смысл сказанного. Позже папа рассказал, о чём они с профессором спорили. Тот утверждал, что в связи с форс-мажорными обстоятельствами все действия и взаиморасчеты, уже произведенные и планируемые по заключённому Договору, приостанавливаются. И что Дезамель не сможет выслать Машин протез в Советский Союз почтой, поскольку не полностью уверен, что без примерки и доработки по состоянию её ноги на сегодняшний день, он ей подойдет. Не может дать гарантию как указано в Договоре и не хочет нести финансовых последствий, если при пользовании протезом, она себе навредит ещё больше. Папа убедил собеседника, что если оплатит гарантированный депозит, покрывающий возможные судебные издержки, а также подпишет переданную по факсу копию соглашения о том, что не имеет претензий к его качеству, то тогда возможно будет отправить посылку почтой. Они спорили, сколько это может занять времени. Ведь почта СССР доставляет посылки из-за рубежа от трёх месяцев, а Мария уже сейчас не может нормально пользоваться старым протезом, чтобы ходить. Договорились, что Дезамель организует отправку посылки в Рим, где она будет храниться до востребования до 30 января. А папа сможет забрать её во время своей командировки на симпозиум в Неаполе после Новогодних праздников. Маша попробовала убедить отца, что не стоит в такой ситуации тратить средства, чтобы фактически дважды оплачивать услуги израильских специалистов, если можно получить похожее изделие у нас в стране за эти же или даже меньшие деньги. Но он всё равно решил, что запасной вариант всё же лучше иметь, когда по основному их плану ещё нет определённости. Так и решили. До назначенного для консультации в «МосПРОПе» времени было ещё шесть часов, и Фёдор Тимофеевич предложил Маше погулять по Москве. Они спустились в ресторан гостиницы, где основательно подкрепились перед обещающим быть насыщенным днём. Допивая кофе, Маша предложила сначала заехать к Мишке в институт.

– Вдруг, он сможет отпроситься с занятий и с нами провести этот день? – предположила девушка, посмотрев на отца таким взглядом, что он не смог ей отказать.

Он и сам очень хотел увидеть сына. Соскучился. Тем более, что представился такой случай. Но планировал заехать к нему вечером, чтобы не мешать занятиям Михаила. Только дочке прямо сейчас требовалась психологическая поддержка. И брат мог бы оказать её ей.

– Хорошо, дочурка! Поедем, найдём нашего студента.

Когда спустились из ресторана в холл с непрерывно празднующими на потолке урожай крестьянами и рабочими, папа подошёл к стойке, попросив молодого паренька в фирменном сюртуке вызвать такси. Тот продолжал стоять, узнав в одетой в элегантное пальто красивой стройной девушке с лёгким костылём в руке вчерашнюю заказчицу кофе. Она, похоже, была подопечной этого солидного мужчины в кожаном плаще и шляпе, так походившего на неприветливых людей, привёзших её вчера на чёрной иномарке.

– Молодой человек! Нам такси нужно прямо сейчас! – попробовал стимулировать застывшего работника гостиницы Фёдор Тимофеевич.

Тот испуганно взглянул на клиента и дрожащими пальцами стал крутить диск телефона. Не поднимая глаз, сказал несколько слов в трубку и, озабоченно глядя себе под ноги, неуклюже выскочил из-за стойки. Спотыкаясь, направился к выходу на улицу первым, придержав тяжелую высотную дверь перед гостями, и указал на жёлтую «Волгу» внизу. Папа протянул служащему чаевые, но парень отпрянул как ошпаренный, глупо улыбаясь, задом стал пятиться к закрывшимся под действием мощной пружины дверям. Пожав плечами, отец спустился к машине, помогая дочке устроиться на заднем сиденье.

– Странный молодой человек, – поделился старший Морозов с Марией, когда таксист вырулил с автостоянки на набережную, намереваясь попасть на мост в поток транспорта, движущийся в сторону центра.

– По-моему, я знаю, почему он такой, – усмехнувшись, проговорила Маша.

Отец обернулся с переднего сиденья и внимательно посмотрел дочери в глаза.

– Давай рассказывай, что у вас с ним случилось?

– Ничего особенного. Просто он не привык ещё, что люди могут быть разными, – спокойно сказала девушка.

– Так это ты его так напугала? – пряча улыбку, спросил отец.

– И не думала. Наверное, он тебя боится.

– Почему?

– Ты производишь впечатление влиятельного чиновника. – После недолгого раздумья сформулировала ответ Маша.

– Ладно. Не хочешь, не рассказывай. Но я заинтригован, – отозвался папа и отвернулся, уставившись в лобовое стекло.

Такси, миновав просторный Калининский проспект, теперь с трудом пробиралось в плотном потоке транспорта через широкую площадь, посреди которой здоровенная голова памятника Карлу Марксу рассматривала внушительную колоннаду Большого Театра. Старинная белокаменная церковь с аркой в толстой стене спряталась за старейшей фешенебельной гостиницей Москвы «Метрополь». Памятник основателю и изобретателю первой русской типографии Ивану Фёдорову стоял в тени «Метрополя» здесь же на вымощенном булыжником пригорке. Маша не успевала переключать внимание с одного памятника на другой. В непостижимой логикой последовательности они возникали среди домов различной архитектуры, парков и площадей. Пока ехали к Мишке, она увидела «железного Феликса», вернее бронзового Феликса Дзержинского на возвышении в центре одноимённой площади. С севера площадь окружали в нелепом сочетании монументальное зловеще-серое здание Лубянки и наполненный игрушками, нравящимися как детям, так и взрослым жизнерадостный «Детский Мир» с высокими в три этажа арочными витражами. Бюст поэта Маяковского у лаконичного торца четырёхэтажного дома, украшенного его же стихами. Маша во все глаза смотрела по сторонам, стараясь не пропустить ни одного дома старинной архитектуры разных стилей, каждый из которых был по-своему уникальным. Москва здесь показалась настолько уютной и не похожей на столицу с её размашистыми проспектами и высотками, что девушка захотела выйти из машины и не торопясь пешком пройтись, насладившись притягательной самобытностью. Очень понравился магазин «Чайный дом» – затейливо украшенный терракотовыми, голубыми и жёлтыми орнаментами с драконами в китайском стиле и черепичными козырьками входов в форме пагод. В нём продавались, как и век назад, привезённые из колоний – чай, кофе, какао, шоколад, о чём извещали надписи, стилизованные под китайские иероглифы. Аромат «мокко» и свежемолотой «арабики» можно было почувствовать даже через закрытые окна «Волги». Напротив – торжественное здание Московского Почтамта с тёмно-серыми гранёными колоннами. Чистопрудный бульвар и одна из первых станций метрополитена «Кировская», построенная в 30-х годах, остались справа. Впереди кишело транспортом Садовое кольцо, а вдали высилось здание другой московской «высотки», очень напоминавшее гостиницу, из которой Морозовы недавно вышли. На самом деле, оно тоже было гостиницей «Ленинградская» – почти копией «Украины», но не такой фешенебельной. Ещё один бронзовый революционер Николай Бауман мелькнул между деревьями, когда машина поворачивала на Спартаковскую улицу. Эти места Маша уже помнила из вчерашней поездки на «Запорожце».

– Вот сейчас, направо. Проедем станцию метро и через несколько кварталов тот самый Госпитальный вал, на котором Мишкино общежитие стоит, – сообщила отцу девушка.

– Москвичка ты моя, и тут успела побывать? – улыбнулся Фёдор Тимофеевич, ласково посмотрев на дочь. – А вот теперь задача, самого Мишку найти. Нет идей, откуда поиски начать сможем?

– Давай с общежития. Спросим у дежурной. Она меня помнить должна.

– Хорошо. Куда ехать?

– К новому общежитию из двух высоток. Там ещё трёхэтажная столовая между домами, – пояснила Маша, нетерпеливо высматривая знакомое здание, чтобы показать таксисту.

Яркое солнце осветило башни, укрывшиеся среди деревьев парка. Вчера ночью они казались серыми и скучными, а парк – заброшенным и неуютным.

В холле оказалась не та дежурная, что была в прошлый раз. Маша подошла к ней, и пока отец изучал объявления на доске информации, узнала, в каком корпусе занятия у 3-й группы механико-математического факультета 1 курса (факультет и группу она запомнила ещё из того, первого разговора с Мишкой по телефону после его отъезда в Москву). Пока шли через парк к комплексу учебных зданий студенческого городка, девушка с интересом оглядывалась по сторонам. Интересно было наблюдать за пробегающими мимо студентами-первокурсниками, которые здоровались с отцом должно быть, думая, что это преподаватель или даже декан. На Машу, молодые люди бросали взгляды восхищённые и сочувственные. И когда она остановилась, окликнув одного из группки студентов, чтобы спросить дорогу к корпусу «Б», почти все с готовностью согласились проводить до искомого здания красивую девушку, вероятно, новую студентку, которая, наверное, опоздала к началу учебного года из-за травмы. Фёдор Тимофеевич нарочно отстал, наблюдая, как дочка бойко болтала с парнями уже через несколько минут знакомства, а те обступили её со всех сторон, наперебой о чём-то спрашивая и стараясь всячески помочь подняться по лестнице или перешагнуть бордюр. Уже у входа Мария обернувшись, прильнула к высокому худощавому молодому человеку с длинными волосами.

– Папа, познакомься, это Терентий, – громко крикнула она, подзывая отца подойти. – Это о нём я тебе сегодня рассказывала. Он знает, где найти брата.

– Здравствуйте! – робко произнёс студент, не зная, куда деть руки.

– Добрый день, Терентий! – прогудел папа, протянув свою ручищу в приветствии, тем самым избавляя его от неуверенности. – Приятно познакомиться!

– Мне тоже. А как же Маша, не уехала? – встревожено поинтересовался студент, не отводя глаз от девушки.

– Мы с дочкой к Мише приехали. Поможешь его найти? – не стал вдаваться в объяснения папа.

– Конечно, – растерянно ответил тот, с сожалением смирившись, что поговорить с Марией не удастся. – Он скоро выйдет. Сейчас будет математика вон в том корпусе.

Он указал на здание на противоположной стороне аллеи, поделившей парк надвое.

– Терентий, я рада снова тебя увидеть! – вмешалась Маша, стараясь сгладить категоричность слов отца. – Да, не получилось у меня вчера уехать. Но, это и к лучшему. В Израиле война сейчас. А протез, – она кивнула на ногу, – его в Союзе закажем. Так что, смогу скоро это выбросить.

И она приподняла костыль, жестом показав парню свои намерения. Тот взял её ладони своими руками, помогая девушке сохранять равновесие.

– Маша, я мог бы помочь тебе найти нужных врачей в Бурденко. Тебе хирург нужен? Невролог? Протезист? – глядя в глаза Марии, с жаром заговорил Терентий. – Я там многих знаю. Сам лечился несколько месяцев. Главврач меня должен помнить.

– Спасибо тебе! – улыбнулась она. – Не беспокойся. Мы уже созвонились с клиникой на Коровинском. Сегодня меня там ждут на консультацию.

– Отлично! Тогда я смогу вас отвезти. Только отпрошусь сейчас у старосты. – Засуетился студент, резко поворачиваясь, готовый бежать.

– Подожди, мы с папой не хотели помешать вашей учёбе. К тому же в Москве есть такси, – возразила Мария, удерживая его за руки.

– Но мне было бы приятно тебе… вам помочь…, – растерянно проговорил Терентий, тушуясь.

– Вы с Мишкой мне очень помогли позавчера и вчера. Без вас я бы не справилась с… Москвой, – сказала девушка, надеясь, не обидев, поддержать паренька.

– Папа! Сестрёнка! – раздался вдруг откуда-то сзади такой знакомый баритон.

Михаил вдруг оказался рядом и занял собой всё пространство, оттеснив на второй план вконец расстроенного Терентия.

– Как вы здесь оказались? Когда? Что случилось, Маша? Почему ты не улетела? Как нога? Почему с костылём? – Засыпал он присутствующих вопросами.

– Мишка, подожди! – повиснув на шее у брата, смеясь, попросила сестра. – Сейчас попробую ответить, если правильно запомнила вопросы. Слушай! Приехали на такси. Минут пятнадцать назад. За мной прилетел папа, и мы захотели с тобой увидеться. Сегодня ещё план попасть в клинику на консультацию. Не улетела, потому что в Израиль не пускают на границе из-за войны. А нога не помещалась в протез, в итоге, утром он окончательно сломался. Вот я и снова на костылях.

Ф-фух! По-моему, ничего не пропустила.

Девушка театральным жестом вытерла несуществующий пот со лба и посмотрела на брата, едва сдерживая улыбку.

– Машка, пап! Как я по вас соскучился! Вы привезли мне частичку дома, уютную и весёлую!

– Вот мы, Морозовы, и снова вместе! – громко констатировал папа, когда немного успокоил эмоции. – Теперь, давайте не терять времени. Я расскажу о наших с Машей планах, а ты, Миша, скажешь, сможешь ли с нами сегодня поездить? Миша, растроганно обнимая сестру, прижался к груди отца, легко поместившись вдвоём с ней в широкие его объятия. Фёдор Тимофеевич, не ожидая такого проявления эмоций от сына, немного растерялся. Стоял, продолжая обнимать детей, пока Маша, еле повернув голову, не пожаловалась на то, что ей тесно и трудно дышать. Отпустив их, любуясь одновременно каждым, он обнял обоих за плечи, бормоча что-то ласковое напоминающим раскаты далёкого грома голосом. Терентий тактично ушёл по-английски, ни с кем не попрощавшись, справедливо полагая, что он здесь лишний.

– Конечно, пап! – откликнулся с готовностью Михаил, не дожидаясь пояснений. – У нас остались две лекции. Потом у ребят спишу. Поехали, по дороге расскажете.

И он, бережно обняв за плечи двоих самых дорогих ему людей, повлёк их к выходу из студенческого городка.

Пока они не торопясь, шли к стоянке такси, Фёдор Тимофеевич кратко рассказал сыну о планах, которые они с Машей составили с утра. А она рассказала брату о своих вчерашних приключениях, вызвав у того противоречивые эмоции.

– Вот я – олух! Не предвидел, к чему твоё путешествие может привести. Ведь на собрании слушал доклад парторга о конфликте в Ливане. И не сложил два и два.

– Это я виноват, сынок, – подхватил тему папа. – До последнего не понимал, что дочке поездку в пекло войны организую. Как услышал вчера Машенькин голос по телефону, как молнией мозги прошило. Спасибо, наша погранслужба оказалась начеку. Не допустили непоправимого.

– Мальчики, не спорьте! – миролюбиво проговорила Морозова, стараясь повысить голос, чтобы быть услышанной. – Всё же хорошо. Я здесь с вами, и мне ничего не угрожает. Кстати, дяде Саше из КГБ действительно спасибо, помог мне, быстро всё устроил с гостиницей, и с папой, благодаря его коллегам, смогла вовремя связаться. А протез и в Союзе хорошо сделают. Папа договорился, сейчас едем в клинику. Может там сразу и удастся его заказать.

– Сестрёнка, молодчина, не унываешь! – быстро отвлёкся от самобичевания брат.

Папа ничего не сказал, а когда сели в машину, специально поместился сзади, нежно обнимая дочку. Миша, сидя рядом с водителем в пол оборота, неустанно рассказывал истории, не повторив ни разу даже тех, что Мария слышала вчера.

Шестиэтажное здание Предприятия Московского протезно-ортопедического предприятия – «МосПРОП», уютно спрятавшееся в глубине большого парка, огороженного чугунной оградой, мало напоминало больницу. Скорее, завод из тех, что обозначаются литерами на скромной табличке у входа. В окнах кое-где уже горел свет, но ни в парке, ни на автостоянке у входа не наблюдалось скопления людей, свидетельствующего о популярности этого места. Морозовы прошли по засыпанной опавшими мокрыми листьями аллее к главному входу, оборудованному пандусом для заезда в инвалидных креслах. Вахтёр выдал пропуска, тщательно переписав данные паспортов всех троих посетителей, потом сам вышел из своей кабинки и нажал кнопку, разблокировавшую вертушку турникета, чтобы они смогли пройти внутрь. Попав в освещённое громко гудящими люминесцентными лампами просторное фойе, по решению какого-то пролетарского дизайнера интерьеров обитое планками из потемневшего от времени лакированного дерева, Маша подошла к большой схеме расположения кабинетов предприятия с вставленными золотистыми планочками с фамилиями специалистов. Актуальность информации была сомнительна, потому что на многих планочках поверх выполненных шелкографией надписей были наклеены потрёпанные бумажки, на которых шариковой ручкой были написаны другие фамилии, которые в свою очередь, были заклеены новыми бумажками и так далее. Фёдор Тимофеевич не стал углубляться в изучение схемы, воспользовавшись телефоном-автоматом на стене, чтобы позвонить сотруднику, с которым предварительно договорился о консультации. Через некоторое время, двери одного из лифтов открылись, и молодая девушка в медицинском халате позвала их за собой. На третьем этаже все вышли, и девушка предложила Маше сесть в одно из кресел на колесах, стоявших здесь же в коридоре. Та попробовала протестовать, но санитарка настаивала, сославшись на правила, принятые у них. Миша, что-то шепнув на ухо сестре, быстро покатил кресло следом за медработницей, устремившейся в длинный полутёмный коридор. Наконец, у одной из широких двустворчатых дверей сотрудница остановилась, и, распахнув их, пригласила посетителей в просторное ярко освещённое помещение, которое трудно было назвать кабинетом. Размерами оно скорее напоминало классную комнату в школе. У входа зеркало и шкаф, за которым задрапированная занавеской пряталась кушетка, белый ростомер и медицинские весы с блестящими гирьками на стальных линейках. Вдоль зеркальной стены тянулась резиновая дорожка с поручнями-брусьями, назначение которой Маша очень хорошо помнила, когда заново училась ходить в больнице. Несколько образцов протезов стопы, голени и бедра стояли в стеклянной витрине, поблёскивая металлическими сочленениями. На стеклянной полке лежала искусственная рука телесного цвета с ремешками крепления к плечу. Там же – протез ладони с пальцами, очень правдоподобно имитирующими настоящие. На стене – глянцевый плакат, явно напечатанный за границей, на котором улыбающиеся молодые люди в альпинистском снаряжении и в шортах, чтобы были видны протезы ног, карабкаются на живописную скалу с надписью «No Limits!». Вдоль окон на просторном разноцветном резиновом коврике в художественном беспорядке разбросаны огромные яркие кубики, шары, разнообразные плюшевые представители фауны и книжки с картинками, свидетельствующие о том, что пациентами здесь бывают не только взрослые. Совершенно не по-медицински, к дальней стене примостился огромный чертёжный кульман. Рядом с ним – знакомый по урокам анатомии человеческий скелет на стойке. Ещё одна загадочная конструкция, напоминающая электрический стул с вертикальной спинкой, располагалась рядом со столом врача. От инструмента для экзекуций он отличался полным отсутствием электрических проводов, а также наличием множества металлических линеек и шкал с делениями, соединённых шарнирно. На них, на движущихся, словно в логарифмической линейке, рамках были закреплены кожаные манжеты, напоминающие собачьи ошейники различного диаметра. На «ошейниках» также располагались шкалы с размерами в миллиметрах. Из-за стола вышла пожилая женщина в старомодных круглых очках, и приветливо улыбнувшись, предложила присесть отцу и сыну на потемневшие от времени деревянные стулья с кожаными вставками. Санитарка почтительно оставалась стоять, подкатив кресло Маши к самому столу.

– Лариса Германовна, – представилась женщина, выслушав имена посетителей.

Не теряя времени, папа подробно рассказал об истории травмы и лечения дочери, подкрепив свои слова объёмистой тетрадью – историей болезни Морозовой М. Ф., которую предусмотрительно захватил из дома. Начал рассказывать, почему не получилось поехать за новым протезом. Женщина слушала, казалось, в пол-уха, внимательно вчитываясь в заключения врачей в тетради. Затем, набрала длинный междугородный номер и, поприветствовав какого-то Александра Саркисовича, задала ему несколько вопросов в телефонную трубку. Выслушав ответы, Лариса Германовна оставила в покое телефон и вышла из-за стола, подойдя к Маше. Девушка, внутренне напрягшись, посмотрела на врача снизу вверх, когда та, взяв из рук санитарки рукоятки кресла, покатила его за ширму, попросив мужчин выйти в коридор. Осмотр занял минут десять. Затем, она попросила санитарку отвезти Марию на рентген, подробно объяснив, какой именно снимок ей нужен. Рентгеновский снимок Лариса Германовна внимательно изучила, поставив на подсвеченную белым матовым светом доску на стене своего кабинета. Она объяснила Морозовым, что изготовление нового протеза с учётом времени на подгонку, займёт около недели. Но очередь для лиц, не прописанных в Москве и Московской области, за последние месяцы очень выросла, и ожидание может занять до нескольких месяцев. Заметила, что продолжается рост тела и удлинение костей в культе, что может в какой-то момент повлечь необходимость операции, чтобы стабилизировать её состояние для протезирования во взрослом возрасте. Маша, ранее услышав об этом от профессора Дезамеля, сохранила потаённый страх повторной операции. Но тогда это было лишь предположением. А сейчас девушке стоило значительных усилий сохранить спокойствие, услышав от уже другого специалиста подтверждение мрачной перспективы повторения ещё не забытых месяцев мучительной реабилитации. Отец с тревогой заглянул ей в глаза, но дочка отрицательно покачала головой, показав, что не нуждается в поддержке. Маша поняла самое главное, что здесь и сейчас ей не помогут. Незаметно тронула отца за руку, показав, что пора заканчивать. Фёдор Тимофеевич попробовал «закруглить» затянувшуюся консультацию, спросив, возможно ли на этом предприятии отремонтировать сломавшийся протез. Врач, понимающе кивнув, нажала на своём телефоне одну из кнопок прямого вызова. Из динамика послышался шум и далёкий мужской голос.