Зорге

Глава четвертая

Доктор по гамбургскому счету

К концу 1918 года невозможность Германии продолжать войну, капитуляция, воспринятая многими немцами как национальный позор, отречение от престола императора Вильгельма, разруха в стране и голод поставили бывшую великую державу на грань революционного кризиса. Казалось, что еще немного и будет повторен русский опыт. Однако этого не произошло. Перешагнуть опасную грань не удалось по многим причинам, в том числе из-за постоянных, непрекращающихся и многочисленных распрей в лагере «революционеров» и отсутствия среди них одного явного лидера. Оппозиционеры создали такое количество партий, фракций и группировок, что полностью увязли во внутриполитических баталиях, так и не сумев, по счастью, перенести их на улицы. Хотя в начале декабря в Берлине и некоторых других городах произошли вооруженные столкновения, немецкое общество все дальше и дальше уходило от желания следовать примеру России, где уже вовсю шла Гражданская война. На Рождество 1918 года в бои в Берлине ввязалась Народная морская дивизия, но верные правительству солдаты отбили атаки, и к Новому году опасность революции в Германии на время отступила. Одним из немногих реальных последствий боевых столкновений в Берлине стало создание на базе «Союза Спартака» Коммунистической партии Германии (КПГ). 5 января нового, 1919 года «спартаковцы»-коммунисты попытались взять власть в Берлине, но после десяти дней боев мятеж был подавлен, а его вожаки – Роза Люксембург и Карл Либкнехт убиты.

Зорге, занимавший в дискуссиях социал-демократов радикально левые позиции, всю осень находился в Киле, где накал борьбы уже спал. Партийная ячейка отправила его «на помощь товарищам» в столицу, когда он не мог что-либо изменить, и маленькая группа «экспертов» из провинции лишь наблюдала со стороны за неудачными попытками ломки немецкого государства. «В конце того года я с двумя-тремя товарищами с партийным заданием выехал в Берлин, где работал в местном штабе. Развернулась непримиримая борьба между фракцией во главе с Носке и Шейдеманом и революционным движением. Армия же стала на сторону Носке и выступила против революции. Партия нуждалась в помощи, но, когда я приехал в Берлин, было слишком поздно что-либо делать. После жестокого кровопролития восстание “Спартака” было подавлено. Нас загнали в гараж и обыскали, но, к счастью, мое оружие не обнаружили. Тот, кто имел оружие и отказывался отдать его, тут же расстреливался. Пробыв с товарищами несколько дней в здании гаража, мы вернулись в Киль. Но нельзя было назвать это триумфальным возвращением. В начале 1919 года я уехал в Гамбург и стал готовиться к экзаменам на врача».

Это загадочный отрывок из воспоминаний Зорге. Больше ни в одном описании этого периода его жизни не упомянуто возвращение Рихарда к попыткам изучать медицину. Да и совершенно непонятно, как он мог бы этим заниматься в условиях революционной разрухи и своей активной подпольной деятельности. Немецкий журнал «Шпигель», в 1951 году опубликовавший такую серию статей о Зорге, что ее можно считать книгой о нем, печатавшейся с продолжением, приводил несколько иную цитату из тех же «Тюремных записок»: «…весной 1918 года я покинул Берлин и поступил на факультет государства и права в Киле. Для продолжения работы над начатой там диссертацией весной 1919 года я отправился в Гамбург, где и завершил ее»[37]. Это уже совсем другое дело. Политика, социология, даже экономика – да, для изучения этих предметов события вокруг студента Зорге могли быть подспорьем, непрерывным, хотя и экстремальным практикумом. Тем более что в 1916–1918 годах он числился на факультете философии Берлинского университета. Но медицина? Зорге не был слишком уж откровенен с японскими следователями, и его «Тюремные записки» следует читать с особенно большой оглядкой на то, что они написаны как раз в условиях комнаты для допросов токийской тюрьмы Сугамо или местной прокуратуры. Может быть, заключенный Зорге лишний раз решил «считать себя» медиком, вспоминая о событиях 1919 года? Или просто ошибся? Все может быть, во всяком случае, пока не найдены документы.

После ареста в столице во время «спартаковского восстания» фамилия Зорге могла попасть в «черные списки», и Рихарду стоило подумать о том, где и как хотя бы на время затеряться. Портовый Гамбург, в те времена – город с более чем миллионным населением и широкой прослойкой рабочего класса, не включившегося, однако, в острые социальные протесты, подходил для этого как нельзя лучше. С одной стороны, возможность найти единомышленников в потенциально протестных слоях населения. С другой – полицейский режим в городе был ослаблен по сравнению с Берлином, Бременом или Мюнхеном, где выступления «спартакистов» обострили ситуацию до крайности. По свидетельству Юлиуса Мадера, в Гамбурге наш герой снова стал студентом, «записавшись соискателем ученой степени на факультет государства и права» местного университета[38]. Такое утверждение значительно больше похоже на правду, чем обращение к медицине. Да и сам Зорге дальше о врачебной специальности не вспоминает: «По приезде в Гамбург я и там создал студенческую социалистическую организацию и стал ее секретарем, а кроме того, выполнял обычную партийную работу по месту жительства».

Судя по тому, что карьера Зорге вскоре пошла вверх, его авторитет среди студентов Гамбурга был весьма высок: «В конце этого года меня назначили руководителем учебной секции партийных руководителей региональной организации Гамбурга. Вскоре после этого фракции нашей партии так же, как группа “Спартак” и другие революционные организации, автоматически влились в Германскую коммунистическую партию. В течение 1920 года я работал в штабе парторганизации Гамбурга в качестве руководителя учебной секции».

Что же касается не партийно-подпольной, а научной деятельности нашего героя, Мадер приводит, к сожалению, без какой-либо ссылки на источник, подробные сведения о диссертации Рихарда: «Свою работу Зорге озаглавил “Имперские тарифы Центрального союза немецких потребительских обществ”, в ней исследовались сложные вопросы, касающиеся политики тарифов и заработной платы, проводимой немецкими потребительскими обществами. Хорошее представление об этом дает уже само по себе оглавление диссертации. Рукопись более чем в 200 страниц состояла из пяти частей:

“Часть I. Свободные профсоюзы и Центральный союз немецких потребительских обществ.

Часть II. Разработка имперских тарифов в объединении булочников, кондитеров и их коллег по профессии в Германии.

Часть III. Разработка имперских тарифов в объединении торговых и транспортных работников Германии.

Часть IV. Гарантии обеспечения и осуществления тарифной системы

а) общие гарантии

б) тарифное бюро и его деятельность.

Часть V. Тарифная система во время революции.

Таблицы. Приложение”»[39].

С учетом того, что в то самое время, когда Зорге писал диссертацию, в Германии активно обсуждалась новая конституция, предусматривающая, в соответствии со статьей 165, активное вовлечение рабочих и служащих в обсуждение и регулирование вопросов условий труда и заработной платы, работа гамбургского кандидата имела особую злободневность. Она могла представлять интерес не только (а возможно, и не столько) для ученых-социологов и экономистов, сколько для деятелей профсоюзов, юристов, работающих с подобными вопросами, одним словом – для практиков.

Легко заметить, что значительную часть диссертации занимало рассмотрение проблем потребительских организаций и предприятий малого и среднего бизнеса (в современной формулировке). По мнению Мадера, это было связано с местом работы Зорге в то время. Именно в Гамбурге находился Центральный союз немецких потребительских обществ, основанный в 1903 году, там же хранился архив этой организации, и Рихард много с этим архивом работал. Наблюдавший изнутри за созданием и развитием революционной ситуации в Германии, Зорге заметил, что провал переворота в значительной степени был обусловлен тем, что идеи пролетарской революции оказались не близки представителям городской и сельской буржуазии. Об этой социальной прослойке он писал в диссертации, к ней же по происхождению относился сам. Лавочники, торговцы, владельцы мастерских и небольших заводов, даже банкиры средней руки – весь этот слой населения, особенно окрепший в Германии за последние полвека, хорошо понимал, чем ему грозит победа люмпенов и пролетариата. Зорге, учившийся и живший, будучи студентом, на ежемесячное содержание в 200 марок, что мать присылала ему из дома, выделяя из сохранившегося наследства отца, проблемы мелких буржуа знал, во всяком случае, не хуже, чем пролетариата, к которому никогда не относился, но который умел блестяще распропагандировать[40].

Вот и в своей работе, подводя итоги проведенного исследования, он писал, сугубо теоретически, искусственно «подтягивая» представителей потребительской кооперации к рабочим и крестьянам: «[Потребительские] Общества, как это видно на примере английских, также являются организациями рабочего класса, составной частью рабочего движения, тесно связанной с решением социальных вопросов в той же степени, что и профсоюзные и политические организации рабочих. Это те самые группы, которые испытали на себе всю тяжесть интенсификации капиталистической экономики, все взлеты и падения, все кризисные явления, описанные Карлом Марксом в “Капитале”, Энгельсом в “Положении английских рабочих” и Брентано в “Рабочих гильдиях Нового времени”»[41].

Группы, о которых писал Зорге, действительно испытали на себе все тяжести интенсификации капитализма – в этом молодой ученый был прав. Что же касается всего остального, путей их дальнейшего развития и симпатий в сторону того или иного общественного строя, то его размышления носили сугубо умозрительный характер, основанный на попытках сопоставить, если не приблизить искусственно, марксистскую теорию к реальной экономической ситуации. Но правоту автора тогда могло доказать или опровергнуть только время…

Летом 1919 года Рихард Зорге, не окончивший полностью курс реального училища и проучившийся в общей сложности около трех лет на разных факультетах разных университетов, сумел успешно завершить и защитить свою диссертационную работу, начатую семью месяцами ранее. 8 августа ректор Гамбургского университета профессор Карл Ратген и декан факультета государства и права профессор Курт Перельс подписали докторский диплом по специальности «государство и право» с темой, балансирующей на стыке экономики, политики и социологии, на имя «Рихарда Зорге, из Баку, Россия». В соответствии с действовавшими тогда немецкими законами диплом о высшем образовании для защиты диссертации являлся необязательным, а предшествовавшие защите устные и письменные экзамены 23-летний Рихард выдержал на «отлично». Отныне привычным для него станет обращение «доктор Зорге». Можно ли считать при этом нашего героя ученым? Юридически – да. Зорге сумел выполнить все условия, указанные в то время в германских образовательных нормативах для университетов. Он защитил диссертацию и получил немецкую степень «Doktor», примерно соответствующую британо-американской степени «доктора философии» – «Ph. D.» и близкую современной российской степени кандидата наук. Что же до практической наполненности, то сегодня нам непросто объективно оценить величину вклада в науку, внесенного диссертацией Зорге. Однако, учитывая принцип историзма, можно предполагать, что это была добротная, хорошо исполненная работа, важная для своего времени, аккумулирующая опыт предшественников и воплощающая самые свежие мысли на изучаемую тему. Ну, и самое главное – всей своей дальнейшей карьерой, где бы она ни строилась, но особенно – в Японии, Рихард Зорге еще подтвердит право называться ученым. И стоит ли говорить, что у новоиспеченного доктора в 1919 году были более важные дела, мало связанные с наукой?

Одновременно с защитой диссертации в судьбе Рихарда произошло еще одно важное событие. Он начал свою журналистскую деятельность в газете социал-демократов «Гамбургер фольксцайтунг» (сам Зорге высказался об этом кратко: «В то же время я был консультантом в коммунистических газетах Гамбурга»). К этому же времени относится и встреча Зорге со «знаменитым социалистом Шейдеманом», заметившим молодого и перспективного внучатого племянника еще более знаменитого социалиста прошлого. Филипп Генрих Шейдеман к тому времени был не только «известным социалистом», но и первым в истории постмонархической Германии премьер-министром, оставившим свой пост в июне 1919 года. Во время ноябрьского восстания 1918 года именно Шейдеман не дал возможности захватить власть приверженцам ультралевых взглядов, в том числе Либкнехту, идеи которого были наиболее близки Зорге. Возможно, Шейдеман имел какие-то связи с «Гамбургер фольксцайтунг» и познакомился с Зорге на этой почве. В любом случае, для 23-летнего революционера получить предложение о сотрудничестве от настоящего зубра политики, каким был Шейдеман, должно было оказаться очень лестным. Однако попытка переманить молодого доктора в стан социал-демократов успеха не имела, да и в Гамбурге Рихард после защиты диссертации надолго не задержался.

Его политические взгляды оставались по-прежнему радикально левыми, а потому неудивительно, что очень скоро – 15 октября 1919 года Рихард Зорге стал членом образованной ранее (всего за пять месяцев до этого) КПГ. О том, что происходило после приема, сам он рассказывал следующим образом: «Затем, имея желание перебраться вглубь страны, я получил место учителя в высшей школе в г. Ахене и стал готовиться к отъезду туда, но меня вызвали в Берлин в Центральный комитет партии. После доклада о событиях в Гамбурге мне предложили выполнять различную практическую работу для партии в районе Ахена. Там были сильны позиции рабочих и особенно мощными были организации рабочих-католиков. Вскоре после прибытия в Ахен меня назначили членом городского комитета партии, где я стал отвечать за вопросы партучебы. Одновременно я занимался активной пропагандой среди шахтеров».

Удивительным образом получение Рихардом места преподавателя в Высшей технической школе Ахена совпало с назначением туда на кафедру экономических наук профессора Курта Альберта Герлаха. Зорге был ассистентом Герлаха, в его доме Рихард по вечерам проводил занятия с местными социалистами и коммунистами, которых знакомил с произведениями Маркса, Энгельса, Ленина, а возможно, и своего двоюродного дедушки[42]. Учитывая, что свой партийный билет доктор Зорге в середине октября получал уже в Ахене, а чтобы вступить в партию, там его хоть кто-то должен был знать и рекомендовать, получается, что Рихард перебрался туда между 8 августа и 15 октября, но скорее всего в сентябре 1919 года – сразу после получения степени доктора. Если так, то у него не было никаких планов забраться из портового Гамбурга «поглубже» в Германию. Он просто узнал от своего бывшего учителя, что есть вакансия преподавателя-экономиста в Ахене, и отправился туда, чтобы ее занять, благо его сертификат доктора наук позволял ему это сделать. Наконец, в Ахене Зорге не просто вступил в Коммунистическую партию Германии, но и убедил сделать это своего наставника профессора Герлаха. А тот, в свою очередь, предоставил молодому другу свою квартиру для конспиративных лекций по марксизму.

«Вскоре я установил связи с партийными руководителями района Рейнланд в Кёльне. Они часто приглашали меня на свои митинги и попросили принять участие, как я делал это в Гамбурге, в коммунистических изданиях этого района. Однажды, когда редактор коммунистической газеты Золингена находился в тюрьме, два месяца во время школьных каникул, я даже заменял его и редактировал газету. Кроме того, в качестве представителя района Рейнланда я несколько раз принимал участие в заседаниях ЦК по вопросам руководства партией и расширения состава ЦК».

Это была опасная, рискованная работа: уже в начале марта 1920 года, всего через пять месяцев после вступления Зорге в КПГ, в стране произошла очередная попытка военного переворота, известная в истории как «капповский путч». На местах, там, где позиции мятежников были особенно сильны, начался антикоммунистический террор. В ответ 14 марта коммунисты призвали население фактически к гражданской войне: «Пролетарии города и деревни!.. Поднимайтесь на борьбу против военной диктатуры!.. Требуйте немедленной отставки правительства… разоружения и роспуска рейхсвера и тайной полиции… Немедленной конфискации у буржуазии всего оружия, формирования революционной, надежной рабочей армии под контролем Советов рабочих депутатов»[43]. Естественно, что Зорге, ставший, как следует из его воспоминаний, известным к тому времени и в Берлине, в ЦК партии, вошел в забастовочный комитет Ахена.

В различных областях Германии коммунистам и их сторонникам удалось вовлечь в забастовку около двенадцати миллионов человек и сформировать боевые дружины. В Рурской области была организована даже Рурская Красная армия. 17 марта стало ясно, что попытка путча провалилась, но и вариант победы коммунистов не устраивал Берлин. Немедленно полиция начала аресты организаторов левых боевых дружин. В Ахене было хорошо известно, что доктор Зорге является одним из вдохновителей забастовки, и через несколько дней он был уволен из Высшей технической школы. Самое же печальное, что вместе с ним был уволен его старый друг и покровитель Курт Герлах. Профессор, несмотря на молодые годы (в 1920 году ему исполнилось 34), был уже тяжело болен – он страдал от диабета, и лишение работы отозвалось на его состоянии. До самой смерти он так и не смог найти постоянного места. Его жена Кристина – «очень симпатичная платиновая блондинка с острым носиком», как описывал ее декан кафедры философского факультета Университета имени И. В. Гёте во Франкфурте-на-Майне доктор Макс Хоркхаймер[44], тоже осталась без средств к существованию. Сам же Зорге решил уйти в подполье настолько глубоко, насколько это было возможно: он стал шахтером.

Глава пятая

Подполье для шахтера

Практически весь 1920 год Зорге проработал разнорабочим на шахтах Рурской области. Это была хорошая возможность легального заработка, но дались ему шахтерские деньги очень непросто. За всю жизнь – ни до, ни после этих событий – Рихарду не доводилось сталкиваться с действительно тяжелым физическим трудом. К тому же дала знать о себе искалеченная нога. «Работа была тяжелой, – вспоминал Зорге, – а из-за последнего ранения, полученного мной на фронте, она порой становилась просто невыносимой. Однако я не отступил от своего решения. Опыт работы шахтером был очень ценен для меня, ничуть не уступая опыту, полученному мною на фронте. К тому же моя новая работа отвечала интересам партии».

Действительно, партия могла быть довольна: на шахте, куда устроился рабочим бывший преподаватель, вскоре возникла коммунистическая ячейка. Убедившись, что она «окрепла и развилась», Зорге сменил место работы и отправился дальше, развивая успех. Таким образом, переходя с шахты на шахту, он организовал еще две ячейки. Последующие перемещения вывели коммунистического агитатора за пределы Германии, однако первый опыт зарубежной работы оказался для Зорге неудачным: «Я пытался действовать тем же методом в угольных районах Голландии, но эта попытка провалилась. Я был быстро разоблачен, уволен с шахты и выслан за границу».

Провалу в Голландии сопутствовала ненужная подпольщику известность в Ахене. Обратно на шахту его уже не брали. Кроме того, район, в котором Зорге пытался найти работу, в то время находился под послевоенной оккупацией Франции и Бельгии, а это значит, управление им осуществляли две власти: гражданская и военная. Представители первой пообещали передать Зорге военным, если он немедленно не уберется восвояси. И Рихард, не желавший попасть под суд военного трибунала за коммунистическую пропаганду, решил далее не испытывать судьбу и перебраться из Ахена в Золинген, где иностранных войск не было, и можно было ожидать значительно более мягкого полицейского режима. Сначала он поселился в соседнем Ремшейде на Аллеенштрассе, 18, а в марте 1921 года – в самом Золингене на Виденштрассе, 19.

На сей раз место оказалось выбрано удачно: знаменитый своими ножами, ножницами и другими режущими инструментами, а также военными предприятиями, Золинген находился еще и неподалеку от крупных химических заводов. Город был переполнен рабочими, испытавшими на себе трудности кризиса военного времени и послевоенного застоя и разрухи. В Золингене даже выпускалась газета местного отделения КПГ «Бергише арбайтерштимме». Если до этого времени Зорге лишь периодически опробовал свой дар журналиста, то в столице немецких кузнецов и городе «пушечных королей» – семейства Круппов – он стал политическим редактором местного коммунистического рупора. Писал много, а потому часть статей выходила под псевдонимами. Здесь, по некоторым данным, впервые на свет появляется имя «Зонтер», а вместе с ним «Адомль», «Хайнце» и «Петцольд»[45].

Нельзя не заметить, что социальная пропаганда, в сфере которой Зорге показал себя вполне состоявшимся специалистом, была в те времена не слишком сложна (она остается абсолютно понятна и сегодняшним читателям). Шок от резкого и четкого сопоставления заработков олигархов и трудящихся на их заводах (все в цифрах) усилен «информационным поводом» – Рождеством Христовым, от которого все нормальные люди ждут радости, подарков, сбывающихся надежд. Зорге не дает им расслабиться, и его убийственная критика особенно остра и провокативна из-за приближающихся праздников: «Четырнадцать с половиной миллионов марок дивидендов, с которыми фирма Крупп завершила год, практически целиком положило себе в карман семейство Крупп. Таким образом, крохотная кучка людей получит в качестве рождественского подарка четырнадцать с половиной миллионов плюс ко всему, что уже имеет, что получает в течение года. Ибо дивиденды – далеко не единственный источник обогащения фирмы Крупп. И все же газеты – “Кёльнише цайтунг”, например, – на все лады расхваливают простоту и умеренность, царящие в семье Крупп, довольствующейся “скромным” жалованьем в четырнадцать с половиной миллионов, в то время как рабочие фирмы получили за последние четыре года в виде зарплаты без малого три миллиарда марок. В пересчете на количество работающих у Круппа, а это около 99 000 человек против 92 000 в прошлом году, получается, ни много ни мало, 7500 марок на каждого рабочего за последние четыре года. Эти “жалкие” 14 500 000 марок, доставшиеся Круппам в виде единовременного поступления, далеко, впрочем, не единственного, встают перед мыслящим рабочим грандиозной социальной проблемой…