Двери дворца распахнулись, и в палати вошли три мужика в соболиных кафтанах, перевязанных шелковыми поясами. Смяв в руках шапки, они отвесили три низких поклона и встали, как истуканы, опустив глаза в пол.
– Проходите, коли пожаловали, купцы.
Строгановы сделали шаг вперед и застыли.
– Сказывайте, с чем пожаловали… – И царь подал знак рукой.
Никита Строганов прокашлялся. Увидел так близко царя, и к его горлу подкатил ком, лоб покрылся испариной. Не в силах что-либо выговорить, он толкнул брата рукой:
– Говори, Максим, царь ждет!
Максим встрепенулся. Поначалу его глаза судорожно бегали по царским палатям, словно ища укрытия от неминуемого гнева, но затем он успокоился и, в очередной раз поклонившись царю, произнес:
– Народ православный, что по берегам Камы живет, да и мы, купцы, государь, просим у тебя защиты, покровительства и содействия в делах наших торговых.
Глаза царя налились злостью.
– Стрельцов не дам! – крикнул он. – Почитай и так деревеньки обезлюдели после Ливонской.
– Знаем, государь. – Строгановы вновь отвесили поклон. – Просим тебя не за вотчины наши, а за землю новую, за сибирскую, что казну твою пополнит изрядно и веру нашу за Урал-камень принесет.
– Казну наполнит, говоришь? – Царь переменился в лице.
Хитер был Иоанн Васильевич. Еще тогда, четверть века назад, в 1555 году послы сибирского хана Едиге-ра привезли ему грамоту и прошение принять Сибирь под свою сильную руку вместе со всеми улусами и народом. Но без военной операции это было вряд ли осуществимо. Москва только взяла под свою руку Казань и Астрахань.
«Но стоит ли говорить об этом сейчас Строгановым?»
– А велика ли та земля сибирская, а, купцы? Сколько с нее доходу можно брать? – Царя явно заинтересовало предложение Строгановых.
– Сколь возьмешь, государь, все твое, – продолжал Максим. – Только у самих нас силы-то не хватит землю такую у Кучума-хана отобрать да людишек православных за Урал-камень расселить.
– Об том после! – Царь поднял руку, показывая купцам, что ему нужно подумать.
Иван Васильевич подошел к зеркалу. Седые волосы выбивались из-под кутьи нечесаными прядями.
– Старею, старею, купцы, некому государство доверить. – Царь обернулся к иконам и перекрестился. – А было время, хорошо гулял Иоанн Васильевич по землям Московским.
– Ну, – Максим толкнул Семена в бок, – говори, видишь, царь сомневается.
– Государь, дозволь молвить? – Младший Строганов сделал шаг вперед.
– Ну, – царь поднял глаза на него, – говори.
– У прошлом годе купцы аглицкие в Соль Вычегодскую заезжали. Ищут путь за Урал-камень и в Сибирь, говорят, хороший подарок та Сибирь ее величеству королеве Лизавете будет.
На царя нахлынул внезапный приступ ярости. Он бросил посреди зала посох и подбежал к Строгановым. Схватив Семена за грудки правой рукой, он сложил пальцы левой в кукиш:
– Шиш ей, Лизавете, а не Сибирь! Сами возьмем! Казань и Астрахань взяли, и с Сибирью, даст Бог, управимся.
– Так и мы о том, государь… – Строгановы облегченно выдохнули и переглянулись.
– Ну, вот видишь, а не токмо помощи просить могут купцы! – Царь указал шуту на Строгановых.
Шут, весело взвизгнув, перевернулся через голову:
– Лизка, девка дворовая! Не нам, государям Московским, чета! – Он скорчил в зеркало рожу и разлегся у трона.
– Не токмо помощи, государь.
Максим сделал знак. Двери в палати открылись, и слуги Строгановых положили у трона большую связку соболиных шкурок. Здесь были и темно-бурые, и светлые соболя, и лисьи шкурки, тщательно выделанные охотниками из пермским племен, заселявших берега Камы и Вишеры. У ног царя поставили небольшой сундук, доверху наполненный пермяцкими украшениями из золота и серебра. Большая золотая тамга, в которую было вставлено несколько драгоценных камней, переливалась в свете солнечных лучей, проникающих через маленькие окна царских палатей.
Царь прикрыл рукою глаза:
– Вижу богатство немалое, купцы.
– Велика земля за Урал-камнем, – молвил Максим, – и тебе, государь, с той земли большой прибыток будет. Только не оставляй детей своих без царской милости. Помоги казачками, государь, а мы уж, государь, тебе земли Сибирские как на блюде принесём.
– Складно говоришь, Максим… – Царь подошел к столу и налил в бокал студеного морса. – Будут вам казачки. Самые отважные, что есть в государстве моем. Садись, пиши! – И царь указал посольскому дьяку на стол.
– Кому писать-то, государь? – Посольский дьяк вопросительно уставился на царя.
– Пиши так: верному нашему служивому человеку, старейшине круга казацкого атаману Ермаку Тимофеевичу. Просим тебя не мешкая собрать дружину казацкую и идти на Каму-реку к торговым людям Строгановым. Печать и подпись. А вы, купцы, снарядите атамана нашего, хлеба и пушек, ядер пушечных без меры дать, ничего не жалеть для дела.
Царь довольно хмыкнул и подошел к зеркалу. Скорчив кривую рожу, он вновь соорудил кукиш, ткнув им прямо в зеркало:
– Хрен тебе, Лизавета, а не Сибирь.
Строгановы рассмеялись.
– Цыц мне! – Царь повернулся к купцам. – И чтобы казачки не жаловались, что недодали им купцы заряда пушечного али хлеба. Без меры дадите!
– Как можно, государь? – Строгановы склонили головы. – Все сделаем, как велишь!
– Ну а с вами мы опосля о награде и вотчинах поговорим. Не обижу.
Царь подошел к окну.
– Максим, – кликнул он одного из братьев, – поди сюда. Чего видишь?
Максим нерешительно подошел к царю и выглянул в окно. На стеленной листвянкой мостовой стояли трое англичан и о чем-то ожесточенно спорили между собой.
– Негоцианты аглицкие, государь, – произнес Максим.
– То-то же, – царь кивнул головой. – Учуяли, собаки, что земелька Сибирская из-под ног уплыть может. Повезут Лизавете весточку, а там и эшпедицию в Сибирь снарядят.
– И что делать, государь? – Максим виновато посмотрел на царя.
– Не мешкать, – сурово произнес царь. – Как прибудут казаки, так и в поход отправляйте.
