Взлетная полоса
– Александр Петрович говорил мне, что один прибор будет спарен с контрольным замерителем. Сделано это?
– Его установили на танке командира роты, – ответила женщина.
– А командира роты до сих пор нет?
– Пока не видно…
– Жаль, – задумчиво проговорил Ачкасов и, заложив руки за спину, устремил взгляд в черноту неба, словно там надеялся увидеть Кольцова. Контрольные замеры, которые делал капитан, были бы сейчас очень кстати.
– Жаль, – повторил Ачкасов и закурил.
Фомин понял, по какому поводу сетовал генерал, и, взяв под локоть майора Семина, отвел его в сторону.
– Действительно, где Кольцов? – вполголоса спросил он.
– Замеры продолжает, – доложил Семин.
– Так долго? Да за это время весь танкодром можно вершками вымерить. Свяжитесь с ним. Пусть немедленно заканчивает и движется сюда! – приказал Фомин.
– Пытался, товарищ подполковник. Не отвечает.
– То есть?
– Возможно, рация у него вышла из строя…
– Порядка у вас нет, лучше это скажите, – не принял объяснения комбата Фомин. – Возьмите мою машину и срочно пошлите кого-нибудь за ним.
Но посылать не пришлось. До вышки, возле которой располагался пункт сбора, снова донесся гул танка. А вскоре в просветах между деревьями замелькали и лучи светомаскировочного устройства.
– Это Кольцов! Разрешите, я его встречу? – попросил Семин.
Фомин кивнул в знак согласия.
На опушке танк остановился. А когда Семин подошел к нему, из темноты, пересекая узкую полосу лучей, навстречу комбату шагнул Кольцов.
– Почему вы не отвечали на мой вызов? – без всякого предисловия строго спросил Семин.
Кольцов, как показалось Семину, даже зажмурился.
– Вы что, не слышите?
– Слышу. Сигнала вашего не слыхал, – признался Кольцов.
– У вас рация не работает?
– В полном порядке, товарищ майор.
– Так что же вы там, спали? Его генерал Ачкасов, командир полка ждут, а ему хоть бы что!
Кольцов вдруг улыбнулся. Перед его глазами все еще полыхало яркое пламя пожара. Он еще ощущал на своем лице его жар, слышал потрескивание горящих бревен, а потом и грохот взрыва цистерны. И как-то совершенно нелепо выглядел сейчас на фоне всего этого его сердитый комбат. Майор явно нервничал. И в другое время, в другой ситуации наверняка сумел бы передать свою нервозность и Кольцову. Но теперь его высокий, резковатый голос почему-то вдруг показался Кольцову просто смешным. Он не только не взвинтил капитана, а, наоборот, остудил его, успокоил.
– Дело там одно было, товарищ майор, – подавив ухмылку, объяснил Кольцов. – Железнодорожникам пришлось помочь.
– Я так и знал! – всплеснул руками Семин. – Железнодорожникам! Колхозникам! Всему белому свету! Да когда же вы, Кольцов, станете настоящим военным человеком? Когда поймете, что у вас есть свои задачи? Доложите мне обо всем рапортом. А сейчас немедленно отправляйтесь на доклад к генералу. Да хоть ему-то не ляпайте лишнего!
Кольцов козырнул. «А зачем еще рапорт? – подумал он. – Я и тут могу все рассказать подробно». Но он вспомнил о генерале, повернулся и скорым шагом направился к вышке. И пока шел, успел обдумать, что и как будет докладывать.
Ачкасов поздоровался с Кольцовым, как и со всеми офицерами, за руку. Взгляды их встретились.
– Все закончили? – очень спокойно спросил Ачкасов.
– Так точно, товарищ генерал, – ответил Кольцов.
– Вот и хорошо. Значит, у вас есть и впечатления, и доказательства. Ну так что, капитан, вы скажете о «Сове»?
– Мой экипаж, товарищ генерал, сегодня прошел тридцать пять километров. И вчера столько же. Но вчера, должен сказать, испытания проходили более удачно… – начал Кольцов.
– Как более удачно?
– Я в том смысле, товарищ генерал, что, очевидно, луна сегодня мешала. Да и туман тоже. Одним словом, путаницы сегодня было больше, – объяснил Кольцов. – Получается так: движемся, на экране появляется часовня. По всем признакам до нее еще километра два, а на поверку выходит – она совсем рядом.
– И контрольным замером можете это подтвердить? – спросила вдруг стоявшая рядом с Ачкасовым молодая, незнакомая Кольцову женщина.
– Естественно. Или такое. Спускаемся в низину. На экране помехи. Пытаюсь отстроиться. Ничего не помогает. Поднимаюсь из башни. Туман. Включаю светомаскировочное устройство. А представляете, какой бы я имел в руках козырь, если бы свободно мог ориентироваться в тумане?!
– Сквозь туман «Сова» пока видеть не научилась, – сказала женщина.
– Вот и я о том же, – согласился Кольцов. – Еще. При преодолении препятствий, на поворотах механик-водитель вынужден открывать люк, вести наблюдение за местностью невооруженным глазом. В поле видимости «Совы» слишком велико мертвое пространство.
– Не больше, чем у прибора, которым вы пользуетесь сейчас, – заметила женщина.
– А вы думаете, мы им очень довольны? Миримся…
– Продолжайте, капитан, продолжайте, – попросил Ачкасов. – Все, что вы говорите, очень важно.
– Так я и говорю: не приживется в этом варианте «Сова» в войсках. Другого помощника мы ждем, более надежного.
На лице генерала сразу четче обозначились морщины. Брови поднялись, сдвинулись к переносице.
– Вот как?
– Так точно.
– А ваши офицеры так конкретно не высказывались, – заметила женщина.
– А мы, простите, – обернулся к ней Кольцов, – хором отвечать не тренировались. Каждый высказывает свое мнение.
Сказал и снова увидел перед собой пляшущие языки пламени: багровые, лиловые, злые, жадные, лижущие, жалящие… «А если вам, мадам, про это, самое главное, испытание, которое никто не планировал, рассказать? Если вы узнаете, что ваша “Сова” при этом вообще оказалась беспомощной, как вы тогда будете ее защищать?» – подумал Кольцов.
– В таком случае посмотрим, что покажут контрольные замеры, – сказала женщина.
Кольцов окинул ее взглядом. Она была стройна, высока, светловолоса. Одета в полуспортивную форму: куртку и брюки. Ее лицо, руки, шея казались смуглыми то ли от загара, то ли от недостатка света, хотя прожекторы щедро освещали поляну. Большие глаза глядели строго и, как показалось Кольцову, холодно. Она не понравилась Кольцову. Было в ней что-то недоступное и чужое. А может, потому зародилась в нем неприязнь к этой модно одетой женщине в темных, слегка расклешенных брюках и лакированных туфлях, что до сих пор не мог понять, кто она, собственно говоря, такая, что он должен перед ней отчитываться? Впрочем, ответ на этот вопрос Кольцов получил неожиданно скоро. Генерал, обращаясь к офицерам роты, сказал:
– Я тоже думаю, что вы торопитесь с прогнозами. Войска – это не только танки. «Сова» видит дальше всех приборов. И поле зрения у нее значительно шире, чем у ее предшественников. А это уже очень много значит. А в общем, товарищи командиры, я понимаю, что ваши доклады здесь – это, если так можно выразиться, лишь ваше самое общее мнение о новом приборе. Очевидно, не только у командира роты, но и у каждого из вас найдутся и другие замечания. И нам будет очень важно и интересно их узнать. Поэтому сейчас инженер Руденко раздаст вам специальные бланки. Вы заполните их вместе с механиками-водителями. Потом в полку мы соберемся еще раз и обсудим все поподробнее… А пока спасибо вам за ваши труды. Дальше действуйте, как говорится, по своему распорядку.
Сказав это, Ачкасов повернулся и неторопливо направился к стоявшему неподалеку газику командира полка. Фомин последовал за ним. А Руденко достала из папки несколько плотных листов бумаги и протянула их Кольцову.
– Передайте их, пожалуйста, офицерам сами, – попросила она. – Только помните: после заполнения бланки становятся секретными. Пусть они их заполняют лучше в штабе. И еще: скажите, когда вы поставите танки в парк? Мне бы самой хотелось снять ленту с замерителя…
– А это уже когда командир полка прикажет, – коротко ответил Кольцов, подумав: «А Звягин говорил, что приехал подполковник! Должно быть, однофамильцы».
Руденко протянула Кольцову руку, кивком головы попрощалась с командирами взводов и пошла следом за Ачкасовым к машине. А к Кольцову, словно того и ждал, подступил Семин. Майор не встревал в разговор в присутствии старших. У него такой привычки не было вообще. Но, несколько раз перехватив его взгляд, Кольцов понял, что комбат чем-то очень недоволен. Семин энергично махнул рукой офицерам, что должно было означать: «Занимайтесь своим делом», и, понизив голос, с обидой проговорил:
– Я же вас, Кольцов, предупредил. Неужели вы как-нибудь по-другому не могли высказать свои замечания? Я смотрел, генерала аж перекосило!
– Какое это имеет значение, товарищ майор? Я сказал то, что думал.
– Да как сказали-то! – вспыхнул Семин. – Словно механику-водителю разбор занятий делали. Вы знаете, кто такой генерал Ачкасов? Представитель Министерства обороны! Командиру полка сам командующий округом звонил, предупреждал, чтобы порядок при испытаниях был образцовый.
Семин взметнул брови, вдруг осекся и безнадежно махнул рукой.
– Одни от вас, Кольцов, неприятности. И валятся они ни за что ни про что на меня. А вы думаете, у нас недоделок нет и в батальоне все в порядке? И Ачкасов этого не видит? Видит. И теперь молчать о них не станет. Вы ему наговорили, а он там где-нибудь скажет, что ему у нас не понравилось. Так оно и получается…
Кольцов молчал. Круг подобных мыслей и забот своего комбата был ему хорошо известен. Знал Кольцов и то, что никогда не находил в этих вопросах с майором общего языка. И потому, выждав еще немного, он безо всякой обиды спросил:
– Разрешите выдвигаться в полк?
– Выдвигайтесь. А когда заполните бланки отчетов, покажите их мне, – распорядился Семин.
Глава 3
Подполковник Фомин принял полк всего месяц назад. До этого служил заместителем командира полка в другом округе. За время службы, как было записано в представлении, показал себя инициативным, грамотным офицером и был выдвинут командованием на самостоятельную работу. Командовавший полком до Фомина полковник Лановой уехал на новое место службы.
Полк Ланового считался одним из лучших в округе. А сам Лановой, все это знали, был любимцем командующего. Правда, любовь эта была несколько своеобразной и выражалась в основном в том, что именно Лановому командующий поручал, как правило, наиболее трудные задания. Требовалось ли выделить часть для больших учений, провести где-то сборы руководящего состава, организовать показные занятия – исполнителем всех мероприятий, как правило, назначался полк Ланового.
Впрочем, это тоже никого не удивляло. Все знали, что во время войны, когда командующий был командиром полка, старший лейтенант Лановой воевал вместе с им и командовал ротой. С той далекой поры командующий крепко запомнил расторопность, хватку, смелость и решительность бывшего командира роты. В полку давно уже поговаривали о том, что Лановой вот-вот уедет из части куда-нибудь на повышение: либо будет начальником штаба, либо заместителем командира дивизии. Но получилось все не так. Ланового вдруг перевели на административную работу в штаб округа. В полку о Лановом искренне жалели.
Испытания новых машин в полку начались еще до того, как Фомин принял полк. Полковник Лановой выделил для проведения испытаний роту Кольцова. Это было зафиксировано в приказах, утверждено вышестоящими инстанциями. И Фомин, если бы даже и захотел, теперь без особых веских оснований вряд ли мог что-либо изменить. Да, собственно, у Фомина и не было никаких претензий к Кольцову. Он пока что одинаково мало знал всех офицеров полка и в общем-то только начинал с ними знакомиться. Но то, что произошло на танкодроме сегодня, Фомину явно не понравилось. Не понравилось то, что Кольцов недопустимо долго задержался на трассе, не понравился тон, которым он разговаривал с Ачкасовым, не понравилось и то, что подчиненные Кольцову офицеры докладывали о результатах заключительной части испытаний не то чтобы неуважительно или как-то несерьезно, но без той четкости и категоричности, которой непременно добивался в службе Фомин.
Фомин проводил генерала до машины и попросил у него разрешения остаться в пункте сбора. Ачкасов не возражал. И вообще, как показалось Фомину, он вдруг стал сосредоточенным и углубился в свои мысли. Офицеры, сопровождавшие Ачкасова, тоже не задали Фомину никаких вопросов. Фомин дождался, когда гости двинутся в полк, и возвратился к Семину. Майор доложил подполковнику, что отправил роту в расположение части. Фомин недовольно посмотрел вслед удаляющимся танкам и сухо проговорил:
– Зря, конечно, поспешили. Но раз так, то и нам тут нечего делать.
Они заняли места в штабном автобусе и тронулись за колонной. Какое-то время ехали молча. Фомин заговорил первым.
– Расскажите-ка мне поподробнее о Кольцове, – попросил он.
Семин ожидал этого вопроса. Он чувствовал, что разговор о Кольцове так или иначе зайдет, и был к нему готов.
– Капитан Кольцов, товарищ подполковник, человек очень своеобразный, – с готовностью начал Семин доклад. – В нем, конечно, есть много положительного. Но в целом человек этот, как хотите, не армейский.
– Не понял я вас, – нахмурился Фомин.
– Не прошел он, товарищ подполковник, настоящей армейской школы. Для него, как говорится, уставы не писаны. Он грамотный. Это точно. Университет окончил. Но неприятностей от него можно ожидать любых и в любую минуту. Так может в лужу посадить перед высоким начальством, что потом долго будешь сохнуть.
– Вы конкретнее, майор, – еще раз попросил подполковник.
– Я говорю о том, – поспешил объяснить свою мысль Семин, – что Кольцов и на язык несдержан, для него и авторитетов не существует, и может в известной мере проявить своевольничание.
– И были такие случаи?
– Серьезных не было. А по мелочам сколько угодно. Вы думаете, я сейчас не сделал ему внушение за этот, с позволения сказать, отчет представителю Министерства обороны?
Фомин вопросительно взглянул на Семина:
– Ну и что?
– Ничего. Как об стену горохом. Я спрашиваю: почему задержался на трассе? Думал, может, у него что-нибудь там с машиной случилось. А он говорит: помогал железнодорожникам.
– Каким железнодорожникам? – удивился Фомин.
– Я точно, товарищ подполковник, еще не узнал. Да это и не имеет никакого значения. Я вам докладываю, что у него это сплошь и рядом. Ему до всего есть дело.
– Выясните во всех подробностях причину этой задержки и накажите его строго! – приказал Фомин.
– Есть! Понял! – даже привстал со своего сиденья Семин.
– Сколько уже он командует ротой?
– Три года.
– А всего в полку сколько служит?
– Шесть лет.
– Из какого училища прибыл?
– В том-то и дело, товарищ подполковник, что он училища не кончал. Я же вам докладывал, что он из гражданских специалистов…
– Все равно. За шесть лет можно научить человека порядку! – недовольно заметил Фомин.
Они помолчали. Семин попытался догадаться, о чем думает сейчас подполковник: то ли о Кольцове, то ли о нем самом, то ли о чем-либо еще, – но ответа на этот вопрос не нашел и, выбрав, как ему казалось, удобный момент, на всякий случай сказал в свою защиту:
– Я, между прочим, товарищ подполковник, еще старому командиру полка докладывал о том, что Кольцов у нас не на месте. Его для пользы службы куда-нибудь поближе к технике следовало бы перевести. Машины он знает очень хорошо. Но разве полковнику Лановому можно было это объяснить? Он в нем души не чаял.
– Ладно, разберемся, – ответил Фомин. – Пусть завтра в четырнадцать часов явится ко мне.
Оба замолчали. Фомин вспомнил, что время шло, а он никак не мог назначить срок проведения большого офицерского совещания, на котором, как он думал, даст командирам подразделений установки и по-новому организует в полку весь учебный процесс. Фомину было абсолютно ясно: учебную базу в полку надо обновлять. Можно и нужно было по-новому решить техническое обеспечение учебных полей, оснастить классы более современными макетами, действующими моделями.
Возле контрольно-пропускного пункта автобус остановился. Внутрь его неожиданно заглянул старшина и обратился к Фомину.
– Разрешите доложить, товарищ подполковник? – спросил он и поднялся в салон.
– Что случилось? – спросил Фомин.
– Разрешите доложить, товарищ подполковник! Получил замечание от генерал-лейтенанта! – отрапортовал старшина.
– Вы получили? За что?
– Не я, товарищ подполковник. Генералу ворота наши не понравились.
– Ворота? – удивился Фомин.
– Так точно, товарищ подполковник! – отчеканил старшина. – Спросил, почему они у нас такие мрачные, и велел подвеселить.
– Что велел? – не разобрал Фомин.
– Повеселее сделать, – повторил старшина.
Фомин невольно усмехнулся.
– Я уже раздобыл краску! – продолжал старшина.
– Какую же?
– Голубую.
– Ну вот и прекрасно. И покрасьте в голубой, – распорядился Фомин и отпустил старшину.
В штабе подполковник поднялся в свой кабинет, снял фуражку, сел за стол. Времени было около одиннадцати. В городке вот-вот должен был прозвучать сигнал «Отбой». Фомин прочитал и подписал лежавшие у него на столе документы.
Неожиданно дверь кабинета открылась, и на пороге появился подполковник Доронин. Фомин не думал, что замполит так же, как и он, задержался в этот день на службе. Но, увидев его, даже обрадовался. А Доронин попросил разрешения:
– Можно?
– Тебе-то? О чем спрашиваешь! Проходи.
– Время позднее. Служба вроде кончилась. Мало ли чем вы занимаетесь. Может, чем личным, – словно оправдываясь за свой визит, ответил Доронин.
– А если даже и личным? – усмехнулся Фомин. – Давно уже все перемешалось: служебное, личное…
Фомин нажал кнопку звонка и, когда в дверях появился посыльный, попросил:
– Два стаканчика чаю, покрепче. Сахар и печенье у меня есть. – И, обернувшись к Доронину, продолжил: – Как думаешь: не стоит ли нам поменять танкодром?
Доронин приготовился слушать долго. Но коль командир полка задал вопрос безо всяких обиняков, он и ответил на него так же просто.
– Не обижайтесь, Виктор Степанович, но вопрос детский. И ответ на него может быть только один: стоит. И давно пора.
Фомин и не думал обижаться. Он даже рассмеялся.
– А если давно пора, то почему же вы до сих пор этого не сделали?
– А вот это уже тема для разговора, – добродушно улыбнулся Доронин. – Не сделали потому, что силишек не хватило. Куда его переносить? Кругом поля. Земля пахотная. Колхозы от нее на вершок не откажутся. Свое добро берегут. Чуть с дороги свернешь – уже акт за потраву присылают.
– А если поискать место в лесу? Там земля госхозовская. Впрочем, точного места я пока и сам не знаю, – признался Фомин. – Но знаю твердо: нужно где-то закладывать новое большое кольцо. Чтобы были на нем и искусственные и естественные препятствия, да такие, какие мы не часто встречаем на самых серьезных учениях. Без такого кольца настоящего мастерства в вождении нам не добиться никогда. Значит, ты «за»?
– Голосую двумя руками. Готов как член бюро райкома поднять разговор на бюро.
– Второй вопрос, – оживился Фомин. – Как думаешь, своими силами построим новый учебный корпус?
– У нас и старого нет, – покачал головой Доронин. – В классах учимся. А вы – корпус. Без всякой финансовой помощи?
– Давай считать – без всякой.
– А если не разрешат? За самодеятельность здорово греют. Не вам объяснять…
– Меня пока интересует только твое мнение, – остановил замполита Фомин.
– Осилим. Ручаюсь. Я первый за всякое строительство, – твердо ответил Доронин. – И если уж строить, то не только учебный корпус. Пора иметь и свои теплицы. Пора солдат всю зиму свежими овощами кормить. Мы с Лановым уже поднимали этот вопрос.
– Ну и что?
– Тогда сказали, что это преждевременно. В том смысле, что авитаминоз нашему солдату не угрожает, а у полка есть более насущные задачи. И, может быть, именно по тому времени это было правильно. Ведь все, что здесь есть, в том числе и этот ваш кабинет, мы строили сами, своими руками.
Фомин встал из-за стола, заложил руки за голову и несколько раз прошелся по кабинету из конца в конец.
– Я, конечно, понимаю, что полк – это не академия. Возможности наши в сравнение не идут. И наш Зеленоборск – это не Москва. И трубы наши пониже, и дым из них пожиже, – собравшись с мыслями, снова заговорил Фомин. – Но веришь или нет, Михаил Иванович, никак я не могу и не хочу смириться с тем, что учим мы солдат на устаревших тренажерах и макетах. Но техники всякой учебной я сюда натащу столько, сколько потребуется. Все оборудование предельно автоматизируем. Внедрим на стрельбище обратную информацию. Нам пропускную способность учебных мест надо повысить! И вот, исходя из этой последней задачи, у меня к тебе, Михаил Иванович, самый ответственный вопрос: найдем ли мы в полку специалистов, которые помогут нам выполнить все эти благие планы? Ты пойми меня: мне не столько понадобятся рабочие руки – каменщиков, слесарей, плотников мы отыщем, – сколько грамотные головы.
– Есть головы, Виктор Степанович, – с готовностью ответил Доронин.
Фомин сразу остановился.
– Кто?
– Хотя бы Кольцов.
– Командир первой роты?
– Именно он.
Лицо у Фомина скривилось. Он сел в свое кресло и сухо проговорил:
– Почему-то не думал, что ты именно его назовешь.
– А что вы имеете против него, Виктор Степанович? – удивился Доронин.
– Наблюдал я сегодня за ним во время испытаний и должен сказать: мнение о нем сложилось не ахти! – нахмурил брови Фомин. – Ну сам посуди: мы его с заезда у вышки ждем, а он самовольно, никого не предупредив, взялся в чем-то там железнодорожникам помогать. Семин его тоже не хвалит. А ты в помощники мне его предлагаешь…
В голосе Фомина явно прозвучали нотки недовольства. Такой реакции Доронин не ожидал. Тем более что о заминке, которая произошла на танкодроме, он знал. Ему об этом сообщил начальник штаба полка подполковник Лыков. Но ведь точного срока доклада Кольцову никто не устанавливал. И следовало ли из этого делать о капитане те выводы, которые уже сделал Фомин. Лановой, с которым Доронин проработал столько лет, никогда бы не стал так спешить с оценкой человека. Доронин тоже нахмурил брови.
– Да Семин, товарищ подполковник, вообще с удовольствием сплавил бы его куда угодно. Я назубок все его доводы знаю, – сказал Доронин и махнул рукой, дав понять, что речь идет о деле совсем не простом, далеко не новом, изрядно поднадоевшем и наболевшем.
– Что же это за доводы? – с любопытством взглянул на своего заместителя Фомин.
– Наверняка сказал, что Кольцов – человек невоенный, – начал как по-писаному перечислять Доронин. – Что настоящей военной подготовки он не имеет. И, между прочим, есть в этом доля правды. Только как на эту правду смотреть. Лично я ее понимаю так: училище и академию Кольцов у нас здесь заканчивает. Наш полк для него и первый, и второй, и третий курс. Мы должны научить его армейским порядкам. А Семину никогда этого не понять. Да и не под силу ему такого, как Кольцов, чему-нибудь научить. Дело в том, что Семин – это вчерашний день армии. А Кольцов… пожалуй, даже и не сегодняшний, а завтрашний.
– Да разве Семин старый? Какой же он «вчерашний день»? Бог с тобой! – даже усмехнулся Фомин. – Ему еще служить да служить.
– Не в возрасте его беда, – возразил было Доронин. Но в это время посыльный принес чай, и Доронин замолчал. И пока посыльный расставлял на столе стаканы, немного успокоился и нашел, как ему показалось, более обстоятельный ответ Фомину. Он размешал ложкой душистый, янтарного цвета, напиток, дождался, когда посыльный уйдет, и продолжил: – Именно беда, иначе и не назову. Семин в армию пришел сразу же после войны. Таким образом, фронтового опыта он не приобрел, а высшего образования до сих пор не получил. Да, наверное, и не получит. В академию опоздал, а заочником в институт сто лет не соберется. Вот и остался без опыта и без знаний. Потому я и сказал о нем, что это вчерашний день нашей армии, ведь такие, как он, свое дело уже сделали. Или, в лучшем случае, доделывают. И вы, Виктор Степанович, это не хуже меня знаете. Они тогда были хороши, когда, окончив училища, заменили офицеров военного времени. Тех, кто с одной звездочки начинал, кто после всяких там курсов на взвод приходил, кто вырос в офицеры из сержантов, кто из запаса был аттестован и переаттестован… А Кольцов, товарищ подполковник, дело совсем другое. Прекрасно подготовлен. Командир с аналитическим складом ума. Принципиальный. Не за такими ли будущее? Вы посмотрите, как к нему солдаты тянутся! В прямом смысле готовы за него в огонь и воду!
Сказав это, Доронин снова помешал ложечкой чай и отхлебнул. Чай обжег губы. Но Доронин не обратил на это внимания. Он ждал, что скажет командир. А Фомин почему-то молчал. Доронин понял, что не переубедил командира.
За окном прозвучал сигнал «Отбой». Фомин придвинул к себе стакан и проговорил мягко: