Четыре Евы. Связь поколений

Обычно до того как начиналось богослужение на первом этаже и воскресная школа на втором, девушки из христианской молодёжи поднимались на второй этаж и там приводили себя в порядок, чтобы потом спуститься на первый этаж, когда начнётся богослужение. Девушки причёсывали перед зеркалом волосы, потом надевали на голову красивые тонкие газовые платки и закалывали их на голове невидимками. Я смотрела на них, наблюдала, что и как они делают, слушала, о чём они разговаривают между собой. Одним было достаточно просто надеть на голову платок и посмотреть в зеркало, они делали это быстро, считали, что выглядят достаточно красиво и опрятно, и уходили вниз на первый этаж. Другим этого было недостаточно, они тайком начёсывали волосы, распыляли на волосы лак, делая причёску выше, и только потом завязывали красивую косынку. Я считала, что раз они делают что-то тайком от других, значит, считают это грехом. Кстати, красить ногти бесцветным лаком в их понимании тоже был грех.

Я догадывалась, что для тех, кто этого не делает, совсем неважно, будут на них смотреть братья-христиане (из молодёжи) там, на первом этаже, или не будут, а для тех, кто долго наводил красоту, важно, как эти братья будут на них смотреть, и будут ли смотреть вообще. Так как христианские братья выбирали себе жену, как правило, из молодых сестёр-христианок, то маленькой девочкой я понимала тех сестёр, которые долго прихорашивались перед зеркалом. Я видела, что они хотят выйти замуж, и для себя, возможно, уже выбрали брата, который им нравится, но я догадывалась, что неважно, кого выбрали они, важно, кто выберет их.

Мы всегда в детстве радовались, когда намечалась чья-то свадьба, ведь все свадьбы проходили в нашем доме. Сначала на собрании объявляли о том, что этот брат и эта сестра решили заключить брачный союз перед Богом, и по- этому, если кто-то их увидит вдвоём, пусть не удивляется, они теперь жених и невеста и готовятся к свадьбе. Но сама близость между ними может быть только после бракосочетания, которое состоится (такого-то) числа.

В такие дни заранее приезжала и христианская молодёжь, и все желающие помочь с приготовлениями. На воскресное богослужение обычно приходило около ста человек, ну а на свадьбах прихожан было около двухсот. Свадебными мероприятиями почти всегда руководила мамина подруга во Христе Азарова Анна, она была шеф-поваром, поэтому обычно контролировала и приготовление угощений, и украшение всего приготовленного. На свадьбах было весело, все вкусно ели, потом слушали молодёжные песни, стихи и пожелания. Свадьбы евангельских христиан-баптистов, как и другие торжества, проводятся без спиртных напитков и без танцев, но обычно на таких торжествах весело бывает и без этого.

Так же весело проходил в нашем доме и каждый Новый год. Молодёжь украшала дом, готовила вкусную праздничную еду для всех гостей, за неделю до этого детям раздавали рождественские подарки, в которых были и мандарины, и яблоки, и конфеты разных сортов. В новогоднюю ночь мама разрешала нам сидеть за столом вместе с молодёжью, но обычно сидеть до утра у нас не хватало сил, поэтому, когда мы начинали зевать, она уводила нас спать, а все остальные веселились до утра. В новой школе учителя были категорически против того, чтобы наши одноклассники приходили к нам в дом. Когда я училась в четвёртом классе, моя школьная подруга Марина (та, что из благополучной семьи) пришла ко мне в гости в воскресенье и попала на воскресное богослужение. Обычно дети во время богослужения сидели и слушали. В этот день в наш дом пришла (как дружинник) учительница по биологии. Когда она увидела на службе мою подругу, то была ошеломлена. Она, конечно же, не оставила это без внимания и сообщила об этом маме Марины, сказав, что, по её мнению, Марина не должна дружить со мной и тем более не должна приходить в наш дом. Только совсем недавно я узнала от Марины, что её мама тогда сказала учительнице, что она не может и не хочет запрещать дочери дружить со мной, и если её дочь захотела пойти в гости туда, где её ждала подруга, то она вправе это сделать. Это её принципиальное заявление определило наши отношения с Мариной на долгие годы. Мы стали неразлучными подругами и дружим по сей день.

В начальных классах я видела несправедливость учителей по отношению к моим родителям, видела, что и к нам, к детям, из-за наших родителей они относятся предвзято. Я уже без всякого старания делала уроки и ходила в школу, чувствовала себя там неуютно и стеснённо, как будто у меня клеймо на лбу: это дети баптистов, фанатиков, сектантов. Когда начинался учебный год, я ждала только одного: быстрее бы он закончился. Но и жаркое лето мне было не по душе, так как из-за повреждения правой руки я не могла позволить себе надевать что-то лёгкое. Я сама для себя определила, что мою руку никто не должен видеть, я буду её ото всех прятать, чтобы они не смеялись надо мной. Ощущение, что все непременно будут смеяться над моей рукой, переросло в болезненное убеждение, что только так и будет.

Мне не хотелось никуда идти, чтобы кто-нибудь не заметил, что у меня рука с изъяном, поэтому я старалась больше сидеть дома рядом с мамой. Моя сестра ходила к соседям, где ей давали сладости, а я злилась на себя за то, что я стесняюсь быть такой же смелой, как она.

Однажды я спросила маму:

– Почему сестра может ходить по соседям, а я всегда сижу дома?

Мама мне ответила вопросом:

– Разве хорошо ходить по соседям и просить там конфеты, рассказывая при этом неправду, что якобы дома конфет не покупают?

Сестра рассказывала, что она туда ходила вовсе не потому, что там ей давали конфеты (я к конфетам относилась равнодушно, не очень любила в детстве сладкое), а потому, что там она смотрела по телевизору мультфильмы. Это меня очень привлекало, мне хотелось пойти к соседям вместе с ней, и однажды я попросила сестру, чтобы она взяла меня с собой смотреть телевизор. Главная проблема была в том, чтобы уйти из дома незаметно, так, чтобы мама не увидела. Я замечала, что когда сестра уходила на улицу, то мама на это не обращала внимания, но стоило мне куда-то направиться, как она сразу спрашивала, куда я пошла. В первый раз мне пришлось тайком убежать вслед за сестрой к соседке, которая жила недалеко от нашего дома (дом её стоял недалеко от дороги), и поэтому к ней было проще уйти незамеченной, меня там пугала только злая собака. Эта женщина жила с сыном в одной половине дома, а в другой половине жила её дочь с мужем. Женщина была верующей, приходила к нам на собрания, поэтому в её половине дома телевизора не было. Телевизор был у дочери, и когда моя сестра приходила туда, то она всегда просила разрешения его посмотреть, в этот раз нам его тоже включили. В общем, тогда я впервые тайно пришла (вместе со своей сестрой) к соседям, чтобы посмотреть телевизионную программу. Я сидела и оборачивалась на дверь каждый раз, когда она открывалась, и в комнату кто-то заходил, я боялась, что мама пойдёт меня искать. Мне было ужасно стыдно, что я здесь втайне от мамы, мне было страшно, что если мама спросит, где я была всё это время, я не смогу ей ответить. Мне было плохо оттого, что мы пришли в чужой дом не по приглашению, а по своей воле, как попрошайки, дрожащие от желания смотреть телевизор. В этот раз я не могла дождаться конца мультфильмов, хотелось скорее убежать домой, где меня, наверно, уже ищет мама.

Но с каждым разом меня всё больше и больше тянуло смотреть и разные передачи, и мультфильмы, и детские фильмы. Как говорится, соседей много, и территория моих телевизионных просмотров расширялась. Чтобы не быть назойливой, я стала тайком ходить то к соседям, которые жили ниже нашего дома, то к тем, кто жил выше, то к тем, кто справа. В общем, таких соседей с телевизорами набралось уже пять, и все они были рады нас с сестрой пустить к себе. Я недоумевала, почему у верующих, в том числе в нашем доме, нет телевизора, мне казалось, что там ничего опасного и страшного не показывают, и вряд ли то, что показывают, может считаться грехом. Мама объясняла мне, что телевизор отнимает у людей время, что эта зависимость от телевизора греховна, что жизнь коротка и бесценна, поэтому тратить время на телевизор не стоит, кроме того, от него портится зрение. Я была с мамой не согласна, и поэтому тайком бегала и смотрела телевизор у соседей.

В детстве, подрастая, одни девочки мечтают, чтобы за ними, когда они вырастут, приехал принц на белом коне, другие девочки хотят, чтобы в будущем муж был похож на отца. С самого раннего детства ко мне приходило это видéние: я стою на берегу, за мной приплыл белый корабль, на палубе которого стоит мужчина в белых одеждах с добрыми глазами – именно этот мужчина увезёт меня с собой, и я знаю, что хочу с ним поехать, оставив и маму, и папу. Однажды к нам в гости приехал племянник тёти Ани по имени Павел, он был в морской форме, и я не могла отойти от него, разглядывала каждую деталь его элегантной военной формы. Я окончательно решила тогда, что мой муж обязательно будет моряком, и мы уплывём далеко, где не будет папы и мамы. Вы увидите (я об этом напишу позже), что на удивление все мои детские мечты сбылись.

Христианская литература – Библия и Евангелие – в книжных магазинах в то время не продавалась, этой литературы не было в свободном доступе вообще, поэтому её нелегально печатали в некоторых городах Советского Союза. Делали это евангельские христиане-баптисты, у них были кустарные типографии, но если их находи- ли правоохранительные органы, то организаторов таких типографий отправляли в тюрьмы на долгие годы. Людей, которые хотели иметь свою Библию или Евангелие, было много, а возможности дать им эти святые книги, было мало. Именно эту христианскую литературу искала и в нашем доме милиция.

Так как моя мама по национальности была финка, то об этой нехватке христианской литературы узнали в Финляндии. В Советском Союзе училось много финских студентов, а так как Финляндия была христианской страной, и в школах уроки религии были обязательными, то в финских магазинах свободно можно было приобрести библии. Поэтому финские студенты, те, что учились в наших вузах, привозили иногда в своих маленьких рюкзачках, что были у них за спиной, эту литературу, и её можно было дать тем, кто очень в ней нуждался. Помню несколько случаев, которые ярко запечатлелись в моей памяти. В воскресный день в наш дом, когда шло собрание, пришли финские студенты. Они выглядели иначе, чем наши советские люди, у них была красивая модная одежда, и ещё у них был другой запах, он был особенным, нежным и приятным. Мне казалось, что они с другой планеты, с той планеты, где нет запретов, а есть всё! Мама разговаривала с ними на финском языке, и они отдали ей библии и евангелия. Обычно это происходило втайне от посторонних глаз, так как доброжелателей, сообщить в милицию о таких визитах было немало. Я всегда удивлялась, откуда узнаёт милиция, что к нам приезжают эти студенты, но каждый раз, когда они приходили к нам, следом за ними приезжала милицейская машина, из неё выбегали милиционеры, входили в наш дом и искали этих нежелательных гостей по всем комнатам. Обычно, когда подъезжала милиция, папа выводил финских гостей через наш подвал. Вход в него был на кухне, через подвал можно было выйти на улицу, а потом через лес пройти на дорогу, которая вела к железнодорожному вокзалу, дальше можно было уехать на электричке в Ленинград. Но когда милиция их не находила, зная точно о том, что у нас такие гости должны быть, они окружали дом со всех сторон, и тогда были случаи, когда наших гостей задерживали. Их сажали в машину и увозили в милицию, через какое-то время выпускали, но возможности учиться в Советском Союзе их лишали навсегда, и обычно высылали из страны с последующим запретом въезда в неё. Эти молодые студенты-христиане после трёх-пяти лет обучения в СССР теряли всё. Ради того, чтобы помочь другим людям приобрести Слово Божье, они жертвовали своей карьерой, теряя годы, которые уже отучились. Я удивлялась их смелости, ведь зная, что сами могут пострадать, они всё равно ехали и привозили для русских верующих то, в чём они нуждались.

Мама мне позже рассказывала, что у наших соседей (их дом был чуть ниже нашего, с левой стороны) обычно сидел человек из КГБ, они были партийными людьми и не могли отказать человеку из органов. Он приходил для того, чтобы наблюдать из их окна за нашим домом и видеть всех, кто к нам приходит и кто выходит.

Теперь немного о том, как был сделан в доме подвал и для чего он был сделан. В новом доме во всех комнатах было проведено паровое отопление на углях, земельный участок был покатым (задняя часть дома была ниже передней части), и поэтому дом получился двухуровневым, с задней стороны дома была дверь, которая вела в отопительную комнату и подсобку. Над помещением, где стоял котёл, размещалась кухня, а так как у нас было домашнее хозяйство, папа сделал на кухне отверстие в полу с крышкой и лестницей. Когда мама варила корм для кур, свиней и коровы, то можно было быстро через подвал отнести этот корм в сарай, который находился напротив чёрного выхода. Это сокращало и время, и расстояние. Именно через этот люк и убегали от милиционеров финские студенты, привозившие библии.

Большинство соседей относились к моим родителям лояльно, даже приветливо. Мне кажется, все понимали, что важно не то, во что ты веришь, важно, как ты поступаешь и какой ты человек. Мои родители жили со всеми в мире и согласии, никогда не говорили ни про кого дурного слова, были приветливы со всеми и всегда, если нужна была помощь, с удовольствием помогали. Часто, просыпаясь утром, я видела, что у нас кто-то чужой спит в коридоре. Меня это и пугало, и удивляло, зачем мама всех сюда приводит. Мама готовила завтрак и нам, и этому случайному гостю. Обычно утром, когда она разносила молоко, или вечером, когда ходила в магазин, она, испытывая сострадание ко всем, подбирала по дороге какого-нибудь пьяного, лежащего в канаве, притаскивала его к нам домой, раздевала и укладывала в нашем коридоре на сдвинутые скамейки, где был матрац и постельное бельё. Потом стирала всю грязную одежду этого бедолаги, сушила её над газом, а утром, когда будила этого человека, давала ему чистую и сухую одежду, приглашая сесть за стол и позавтракать с нами. Если он смущённо смотрел по сторонам и говорил, что не голоден, то мама старалась уговорить человека сесть и поесть с утра. Она объясняла таким людям, что с ними могло случиться несчастье, что он, пьяный, мог попасть под машину, напоминала, что, вероятно, дома его ждёт семья и, не зная, где он находится, волнуется. Она пыталась достучаться до его сознания. Несколько раз она приводила мужчину, которого считали не совсем здоровым психически. Он жил в частном доме в деревне Кузьмолово со своей престарелой матерью. У него была жена и двое детей, но жить с ними он не мог, говорил, что жена его совсем не понимает, жил с матерью, которая его, очевидно, понимала и не выгоняла из дома. Однажды утром он проснулся у нас, и мама посадила его за стол завтракать. Он увидел на кухне железные банки для крупы, красные в горошек, их было шесть штук разного размера, и вдруг, показывая на эти банки, закричал с такой яростью, что я вздрогнула от ужаса, кричал он непонятные фразы про каких-то врагов в этих банках. Мама его успокаивала, говорила с ним спокойно и ласково, и к моему удивлению, этим спокойным голосом полным любви смогла угомонить этого не совсем здорового мужчину. Я видела, что у мамы совсем не было страха, были только любовь и понимание.

Этот случай мне запомнился на долгие годы, я поняла тогда, что любовью и лаской можно успокоить даже буйного неадекватного человека.

Я часто слышала мамины претензии к папе, но каждый раз оценивала ситуацию по-своему.

Когда мама говорила:

– Володя, ну что же ты, пришёл и всё бросил! – я сразу обращала внимание на эти слова и видела, что папа действительно бросил свою рубашку на стул, а значит, он неаккуратный и неряшливый человек.

Каждый раз, когда мама делала папе при мне замечания, я видела в своём отце всё больше и больше недостатков. Я тогда не понимала, что папа, когда заходил в дом и что-то бросал, делал это не специально, просто у него в голове всегда было столько других важных дел и забот, что эта рубашка и то, где она лежит, казались необязательной мелочью. Когда мама делала ему замечание по поводу того, что надевал сразу две рубашки, то её волновала лишь необходимость дополнительной стирки, а папа, оказывается, надевал две, потому что ему было холодно. Когда я первый раз услышала, что мама ругает папу из-за того, что он в бане без трусов, я насторожилась, поняла, что он, очевидно, что-то должен прятать от девочек. Это что-то стало меня интересовать в дальнейшем.

Однажды сосед Борис позвал меня к ним в дом, сказал, что у него есть секрет, который он хочет мне показать. Мне, конечно, было интересно, и я пошла за ним, мы зашли в коридор, он сказал, что нужно подняться по лестнице наверх, что на втором этаже у него есть потайное место. Когда мы туда пришли, он вытащил колоду старых потёртых карт с чёрно-белыми рисунками и стал мне показывать эти карты по одной, я увидела, что на них голые мужчины и женщины занимаются сексом. Мне было стыдно их разглядывать, но какое-то необъяснимо новое, непонятное и приятное чувство стала я ощущать у себя в трусиках. Я вспомнила то, что видела в бане, когда мама упрекала папу за то, что он голый, вспомнила то, что я увидела у него. Мне захотелось, чтобы Боря показал мне это, но не решилась ему об этом сказать. Борис убрал карты, я заметила, что лицо его стало красным, возможно, у него были те же ощущения, что и у меня, потом сказал, что нужно уходить, иначе нас здесь увидят. Теперь я стала смотреть на соседа другими глазами, и мне хотелось, чтобы он опять позвал меня смотреть эти его карты в секретном месте. Борис мне стал нравиться, единственное, что меня в нём озадачивало, это его пухлые губы, вот они мне совсем не нравились. Однажды к ним приехали гости, и среди гостей была девочка, почти ровесница Бориса. Когда я увидела, что Борис с ней доброжелательно общается, то почувствовала ужасную ревность, мне казалось, что он меня предаёт, а ещё казалось, что раз она была старше меня, то и шансов завоевать Бориса у неё было больше, чем у меня. Я долго не общалась с Борисом, демонстративно игнорировала его, а потом просто перестала смотреть на него как на мальчика своей мечты и поддерживала отношения с ним уже просто как с соседом, по-дружески…