Когда Рассел Джонсон в первый раз выкинул подобный фортель, офицеры "наружки" решили, что он готовится к нападению. Все четыре машины стянулись к дому, вокруг которого отправился на прогулку подозреваемый, а сотрудники полиции приготовили оружие, рассчитывая произвести арест в момент совершения преступления. Но после того, как Джонсон через некоторое время вернулся к автомашине, так и не сделав ничего предосудительного, возникло предположение о его осведомлённости относительно ведущейся слежки. Впрочем, опасения эти оказались напрасны, Рассел Джонсон вовсе не догадывался о присутствии полицейских и свои странные прогулки неоднократно повторял и в дальнейшем.
Сотрудники, посещавшие тот же спортзал, что и подозреваемый, тоже отметили причуды в поведении Джонсона. Перед подходом к штанге он обрабатывал руки антисептиком, надевал перчатки, занимался со штангой, затем отправлялся мыть руки. Вернувшись в зал, вновь обрабатывал руки антисептиком, надевал перчатки и повторял подход. В течение тренировки Рассел мыл руки по 5—6 раз. Воспользовавшись моментом, оперативники вскрыли шкафчик Джонсона и осмотрели вещи, которые тот всегда носил с собой. В их числе оказались: флакон жидкого мыла, антисептик, увлажняющий крем для рук, две пары латексных перчаток. В сумке не оказалось ни ножей, ни верёвок, ни электрошокера – ничего из той чепухи, которую обыватели обычно связывают с преступным промыслом. Рассел Джонсон был таким человеком, который сам по себе являлся оружием. (В этой связи забавно читать про «набор насильника», найденный у Чикатило при обыске в 1984 г.: кухонный ножик, моток верёвки и баночка вазелина. Ну, конечно же, без вазелина никак нельзя изнасиловать! И вот одни умники такую чепуху пишут, а другие – с умным видом разносят по всем печатным и непечатным ресурсам…).
Полицейские, зная фамилию доктора, выписывавшего рецепты Джонсону, обратились к нему с просьбой рассказать о болезни его пациента, на что врач ответил отказом. Тогда оперативники засняли портативной кинокамерой странные перемещения подозреваемого по городу, его прогулки вокруг домов, постоянные протирания рук и т.п. закидоны и пригласили для консультации доктора Рассела Флеминга (Russell Fleming). Это был ведущий специалист психиатрической лечебницы в Пенетангюшине (Penetanguishene), городке с население немногим более 7 тыс. чел. в 110 км к северу от Торонто. Лечебница эта была известна строгостью режима содержания больных, многие из которых являлись преступниками, направленными туда по приговору суда. Поскольку работники этой юдоли скорби работали в плотном контакте с представителями правоохранительных органов, последние часто приглашали их для разного рода неформальных и негласных консультаций. Флеминг посмотрел представленный ему кинофильм, почитал копии рецептов, послушал рассказы детективов о привычках подозреваемого и сделал предположение об объективности заболевания Рассела Джонсона. Поставить точный диагноз он, конечно, не смог, но признал, что человек, за которым ведётся слежка, болен, и в случае ареста вопрос о его психическом состоянии в момент совершения преступлений и возможной подсудности потребует проведения самой тщательной экспертизы.
Рассел Джонсон в середине 1970-х гг.
Рассел Флеминг помимо этого дал ценные рекомендации по тактике первого допроса Джонсона, если только решение об аресте будет всё же принято. Психиатр сказал, что полицейским надлежит настроиться на долгое противостояние, психика подозреваемого ригидна, эмоционально он холоден, равнодушен, инертен, а это означает, что его очень трудно будет запугать, сбить с толку и т. д. Подталкивать такого человека к признанию вины, взывая к его совести, состраданию, чести совершенно бесполезно. Оскорблять и грозить такому человеку – бессмысленное занятие, он просто уйдёт в себя, и допрос на этом закончится. Задача допрашивающих должна будет сводиться к тому, чтобы «раскачать» психику подозреваемого, вызвать эмоциональную реакцию, истерику и даже панику. Совет, конечно, был хорош, но, учитывая, что никаких надёжных улик следствие в своём распоряжении не имело, применить его на практике было совсем непросто.
Единственной уликой, которой располагало следствие к последней декаде июля 1977 г., являлось совпадение групп крови Рассела Джонсона и убийцы Дайан Бейтц, Луэллы Джордж и Донны Велдбум. Располагая спермой убийцы, оставленной на телах его жертв, криминалисты сумели установить групповую принадлежность его крови, но далее это пойти не могли. До первых попыток сопоставления ДНК в криминалистике оставалось ещё десятилетие. Важность для суда обнаруженного совпадения групп крови Джонсона и убийцы переоценивать не следовало – примерно 12% мужской части населения Онтарио имели ту же группу крови, так что защите не составило бы большого труда отвести эту улику.
В течение недели силами полицейских управлений штата Онтарио и города Лондона осуществлялось скрытое наблюдение за подозреваемым, которое никаких особых результатов не принесло. Джонсон вёл себя все эти дни весьма странно, но непонятные выходки ни в чём его не уличали. Так могло продолжаться долго, но никакой гарантии успеха оперативных мероприятий никто дать не мог. Зато риск обнаружения подозреваемым наружного наблюдения возрастал с каждым днём. Если бы Рассел Джонсон понял, что находится в разработке, то он мог бы успеть избавиться от улик, которые, по мнению следствия, оставались спрятаны где-то в его квартире.
Послеполуденные часы 27 июля принесли следственной группе неприятную новость: во время обеденного перерыва Рассел сделал телефонный звонок отцу в Гуэльф и договорился о скорой поездке в гости. Телефон отца был поставлен на прослушку точно так же, как и домашний телефон самого Рассела, так что разговор тайны не составил. В Канаде первый понедельник августа национальный праздник, выходной (в силу присущего канадцам остроумия и находчивости он называется просто и без затей – Гражданский праздник). В 1977 г. этот праздничный день приходился на 1 августа, т.о. 30, 31 июля и 1 августа образовывали непрерывную череду из трёх нерабочих дней. Получалось, что вечером 29 июля Рассел мог выехать из Лондона в Гуэльф, и это обстоятельство рождало несколько неприятных организационных проблем, связанных с юрисдикциями полицейских управлений, организацией наружного наблюдения и т. п. Полиция Лондона не хотела выпускать подозреваемого из зоны своей ответственности, опасаясь, что полиция Гуэльфа проявит халатность (или допустит ошибку) и тем провалит всю операцию. Правоохранители всех стран стараются избегать ситуаций, когда разрабатываемое лицо приходится передавать другому ведомству или подразделению. Существует хорошее такое правило, проверенное опытом и временем: кто начал оперативную разработку, тот и должен её заканчивать. В данном же случае возникла угроза того, что перспективный подозреваемый ускользнёт из зоны влияния одного полицейского управления в зону другого, а оно просто провалит затеянную игру.
Поэтому 27 июля встал вопрос о дальнейшей стратегии расследования: либо арестовывать Джонсона в ближайшие часы и проводить тщательный обыск принадлежащего ему имущества в надежде отыскать улики, либо продолжать оперативную работу, рискуя выпустить подозреваемого в "чистое поле" и утратить скрытность проводимых мероприятий. В принципе, каждое из направлений имело свои достоинства и недостатки, но в конечном итоге победила склонность чиновников к перестраховке. Джонсона было решено "брать" и "колоть".
Правда, улик для "колки" не было. Вообще! Убийца не оставлял на месте преступления отпечатков пальцев, что казалось совсем неудивительным, принимая во внимание любовь Рассела Джонсона к перчаткам. Имевшее место совпадение групп крови подозреваемого и убийцы являлось всего лишь совпадением и, строго говоря, ничего не доказывало. Такая же группа крови была ещё примерно у 90 тыс. половозрелых мужчин, жителей провинции Онтарио. Вся надежда следствия сводилась к тому, чтобы добиться признания Джонсоном своей вины, да возможному обнаружению каких-то улик при тщательном обыске. Вот собственно, и всё!
Арест подозреваемого и его первый допрос поручили двум опытнейшим детективам полиции Лондона Роберту Янгу и Ларри Россу. Росс был полицейским в третьем поколении (один из его сыновей сейчас имеет адвокатскую практику, так что тоже в каком-то смысле продолжил семейную традицию законников), он задерживал и допрашивал более дюжины опасных убийц. По канадским меркам это очень серьёзный опыт. Существует такое предание – официально никогда не подтверждённое – что прокурор Майкл Мартин предупредил обоих следующим образом: "Либо вы арестовываете Рассела и добиваетесь его признания в ходе первого же допроса, либо вы ничего не добиваетесь и в этом случае извиняетесь перед ним и выпускаете на свободу. Вы допрашиваете его от начала до конца, и вас никто не сменит!" В древней Греции матери говорили уходящим на бой воинам: "Со щитом, либо на щите", – подразумевая, что сын либо победит, либо погибнет в бою. Королевский прокурор в данном случае сказал примерно то же самое: либо детективы добиваются успеха и "колят" убийцу, либо выбранная ими стратегия допроса проваливается, и в этом случае никто им не поможет в минуту позора. Цинично, конечно, но действенно.
В архиве полиции Онтарио хранится аудиозапись ареста Рассела Джонсона. Квартира Рассела была напичкана скрытыми микрофонами, так что всё было прекрасно слышно от начала до конца. Когда-нибудь мы, возможно, услышим, как же именно это произошло. Росс и Янг вошли в квартиру Джонсона без всякого сопровождения, хотя вокруг дома находилось не меньше дюжины полицейских, готовых вмешаться при любом признаке того, что что-то пошло не так. Джонсону был сообщено о необходимости незамедлительно проехать в полицейское управление. Тот воспринял это требование абсолютно спокойно, попросил дать ему пару минут на то, чтобы одеться и обуться. За это время он также помыл руки.
Допрос начался незамедлительно по приезду в управление. За его ходом следила большая группа полицейских и прокурорских работников. В числе наблюдателей присутствовал и упоминавшийся выше психиатр Рассел Флеминг.
В самом начале допроса Джонсону предъявили постановление об аресте и поинтересовались, понимает ли он суть выдвинутых против него обвинений? Тот ответил утвердительно, заявил, что готов во всём сотрудничать и отказывается от вызова защитника. Он отрицал свою причастность к убийствам женщин, отвечал спокойно и лаконично, в полемику с детективами не втягивался. Стало ясно, что подозреваемый оказался крепким орешком, и сложно было понять, как же именно можно от него добиться признательных показаний.
Допрос Рассела Джонсона продолжался более 22 часов. Поначалу раз в час – а затем и чаще – обвиняемый в сопровождении полицейского конвоя выходил в туалет, где умывался и мыл руки. После двух десятков таких ходок, детектив Росс запретил Джонсону выходить из комнаты, объяснив это тем, что тот не пьёт столько воды, чтобы отправляться в санузел каждые полчаса. Запрет дал эффект очень скоро: Джонсон стал потеть, тяжело дышать, ему явно стало не по себе. Наблюдавший за ходом допроса психиатр Рассел Флеминг предположил, что обвиняемый переживает паническую атаку и, возможно, в ближайшее время с ним случится нервный срыв. Так и произошло – в начале двадцать второго часа допроса Рассел расплакался и признался в том, что болезненные помрачения рассудка толкали его на преступления.
Рассказ Джонсона произвёл тяжкое впечатление и превзошёл все ожидания правоохранителей. Согласно утверждениям арестованного, тот нарушал предписания наблюдавшего за ним психиатра и не принимал согласно графику назначенные лекарства в нужной дозировке. Причина для такого поведения была на редкость тривиальна – лекарства вызывали сонливость, вялость, упадок сил, от них терялась координация движений, ухудшалась быстрота реакции, и становилось невозможно сосредоточиться. Но самый неприятный побочный эффект заключался в том, что Джонсон просто не мог заставить себя заниматься культуризмом: мышцы делались ватными, при малейшем усилии начинался тремор, безумное сердцебиение. Рассел нашёл выход из положения – он произвольно уменьшал дозировку и пропускал приём лекарств, что позволяло ему чувствовать себя более или менее нормально и купировать острые формы присущих ему расстройств. Подобной тактики он придерживался уже давно – лет десять или около того.
Подобная тактика, однако, имела один серьёзный недостаток. В какой-то момент Джонсон почувствовал, что не в силах управлять своими сексуальными потребностями. Похотливые импульсы толкали его порой на странные даже для него самого выходки: он мог остановить автомобиль, за рулём которого сидел, выйти из него и схватить за ягодицы проходившую по тротуару девушку, после чего вернуться к машине и уехать. Он мог подолгу – по часу и более – сидя в машине, бесцельно рассматривать проходящих мимо женщин. Он не делал попыток познакомиться с ними или хотя бы переброситься парой слов, просто тупо таращился. Когда наваждение проходило, он сам поражался тому, на что тратил время.
С 1969 г. он начал в ночное время проникать в дома без цели совершить хищение. Ему просто нравилось прикосновение к чужой жизни. Джонсона интересовали женские вещи, если в доме оказывались вещи мужчин, он на них даже не обращал внимания. Зато он нюхал духи, рассматривал нижнее женское бельё, вытаскивал всю бижутерию. Иногда он забирал особенно понравившиеся вещи, но очень быстро избавлялся от похищенного, потому что, придя в себя, понимал, насколько опрометчив такой поступок.
Поначалу Джонсон влезал в индивидуальные дома, однако через некоторое время понял, что с точки зрения техники проникновения гораздо проще попадать в квартиры. Не надо ломать замки, разбивать стёкла, отжимать филёнки… достаточно подтянуться на руках и войти через балконную дверь. Если балконная дверь заперта, то можно встать ногами на перила и, подтянувшись ещё раз, подняться на балкон этажом выше. Джонсон подтягивался без особых затруднений более 30 раз, так что мог вскарабкаться на самое высокое жилое здание в Лондоне, даже не вспотев.
Свои вылазки он совершал по ночам, обычно в полнолуние, либо ближайшие к нему ночи. Преступник подолгу рассматривал спящих женщин, ходил по квартире, затем уходил тем же путём, что и пришёл. После таких вояжей он хорошо спал и наутро даже сам не верил в реальность ночного приключения. Джонсон заявил на допросе и впоследствии это повторял, что частенько на следующий день приезжал к тому дому, в который проникал ночью, и, рассматривая его, пытался понять, действительно ли он влезал наверх по балконам или это была всего лишь игра воображения? Подобный дуализм, кстати, характерен для шизофреников – они часто путают реальность с фантазиями и оказываются неспособны отличить реальные события от ярких видений.
В какой-то момент Джонсон решился перейти от созерцательной прогулки по чужой квартире к нападению на её хозяйку. Впервые это случилось в октябре 1973 г., тогда он задушил в кровати молоденькую девушку. Понаблюдав в течение нескольких дней за домом жертвы и не увидев полицейских, Джонсон понял, что совершённое им убийство осталось незамеченным. Последовавшая после допроса проверка показала, что 19 октября 1973 г. в собственной кровати в квартире на четвёртом этаже дома в Лондоне была найдена мертвой 21-летняя студентка университета Мэри Хикс (Mary Hicks). Удивительно, но врач-терапевт после поверхностного осмотра тела решил, что следов насилия нет, и в качестве причины смерти указал аллергическую реакцию на прописанное лекарство. Поскольку смерть молодой женщины не квалифицировалась как подозрительная, полицию никто не вызывал и труп был похоронен без вскрытия.
То, как просто оказалось убить и остаться незамеченным, немало удивило Рассела Джонсона. Первое убийство доставило ему много острых и даже захватывающих ощущений, а потому он решил повторить опыт при первом же удобном случае. Такой случай представился через месяц во время поездки к отцу в Гуэльф. Рассел сообщил отцу, что планирует вечером сходить в бар и, если повезёт, то отыщет там женщину и задержится до утра. Вместо этого он отправился на машине колесить по городу, и эта прогулка в конечном итоге привела Джонсона в квартиру 42-летней Элис Рэлстон. Беззвучно подняться на третий этаж и войти через открытую балконную дверь в квартиру труда для преступника не составило. Убедившись, что Элис находится дома одна, преступник влез к ней в кровать, закрыл лицо подушкой, перенёс на пол и там задушил. Затем перенёс труп обратно, вымыл пол и лёг в кровать к тёплому трупу, точно к живой женщине. Рассел пережил такое половое возбуждение, что дважды с небольшим интервалом совокупился с телом. Уходя, он подоткнул одеяло под самый подбородок трупа, включил ночник и вложил в правую руку книгу. Смерть Элис Рэлстон лечащий женщину врач объяснил склеротическими изменениями сосудов, по его мнению, смерть была естественной, и потому в полицию никто из родственников не обратился. Вплоть до признания Джонсона, сделанного ранним утром 29 июля 1977 г., никому и в голову не приходило считать, что смерть Элис имела криминальный характер.
Весна следующего – 1974 года – была в Онтарио ранней и дружной. Уже в последней декаде февраля вовсю светило яркое солнце, было не по сезону тепло. Рассел Джонсон, подобно всем психически больным людям, был очень чувствителен к погодным аномалиям и солнечной активности. Ранняя весна его «вштырила» сильнее бутылки водки, и он понял, что хочет совершить новое убийство. С этого момента новое нападение являлось лишь вопросом времени». В воскресную ночь с 3 на 4 марта он пустился в новое путешествие по лондонским балконам. В квартире на четвёртом этаже Джонсон обнаружил спящую молодую женщину, которую в привычной уже манере задушил, а затем осуществил половой акт с трупом. Приводя в порядок место преступления, убийца вновь вложил в руку жертвы книгу, словно бы та умерла в момент вечернего чтения. Кстати, в дальнейшем убийца фокус с книгой в руках не повторял – он понимал, что если начнут находить женщин, скоропостижно умерших во время чтения ночью, то это может показаться подозрительным.
Джонсон припомнил, что жертву звали Элеонор – это имя он прочитал на оборотной стороне фотографии с изображением убитой женщины и мужчины на пляже – но вот фамилию назвать затруднился. Проверка, проведённая после допроса, показала, что речь шла об Элеонор Хартвик (Eleanor Hartwick), 27-летней медсестре, найденной мёртвой в собственной кровати 4 марта 1974 г. Её родители и жених испытывали сомнения относительно естественных причин смерти и настояли на вызове полиции. По иронии судьбы на место убийства в числе прочих выезжал и детектив Донован Эндрюс, участвовавший впоследствии в розысках любителя скакать по балконам. Тогда же, в марте 1974 г., Эндрюс ничего подозрительного в смерти 27-летней женщины не увидел…
Помимо признаний в совершении трёх убийств, о которых канадские правоохранители ничего не знали, Рассел Джонсон сообщил о своей виновности в убийствах Дорис Браун, Дайаны Бейтц, Луэллы Джордж и Донны Велдбум. Другими словами, он подтвердил предположения о том, что все эти случаи связаны с одним и тем же человеком.
Рассказывая об убийстве Дорис Браун, Джонсон уточнил, что осмотрел квартиру до нападения и обнаружил спавших в разных комнатах мать и дочь. Некоторое время он колебался, не зная, кого выбрать в качестве объекта нападения. В конце концов, решил, что полненькая Лора не так привлекательна, как худощавая Дорис, поэтому остановил выбор на матери. Рассуди он иначе, и поутру оказалось бы, что "скоропостижная смерть" настигла девочку в её день рождения.
Помимо признания в семи убийствах, Джонсон сообщил, что совершил большое количество ночных проникновений в жилища без причинения физического или материального ущерба их владельцам. С определением точного числа таких вторжений он затруднился, но согласился с тем, что таковых он совершил несколько десятков.
Также арестованный дал любопытные пояснения, позволившие лучше понять детали некоторых эпизодов.
В частности, Рассел Джонсон заявил, что отнюдь не всегда проникал в квартиры жертв через балконы. Например, в квартиру Дайаны Бейтц, убитой ранним утром 31 декабря 1974 г., он проник самым что ни на есть тривиальным способом, открыв входную дверь ключом. Дело в том, что до Дайаны эту самую квартиру снимала женщина, с которой Джонсон поддерживал некоторое время интимные отношения. Дамочка попросила Рассела помочь ей с заменой заедавшего замка, и Джонсон не отказал. Он купил новый замок и сразу же заказал пару дубликатов ключей – на всякий случай, без какой-то задней мысли. Замок он заменил, но подруге отдал не все ключи, один оставил себе. Женщина в скором времени рассталась с Джонсоном и примерно через полгода прекратила аренду квартиры. Съезжая, она отдала положенное количество ключей менеджеру, но при этом сохранила один дубликат у себя. А о существовании второго она даже и не догадывалась. После этого минул почти год, и Рассел Джонсон, приехавший к отцу в Гуэльф, вдруг припомнил, что когда-то бывал в этом доме и даже сохранил копию ключа. В общем, подумав немного, он решил заглянуть по известному адресу. Действовал Джонсон совершенно наобум, он не знал, кого может встретить за дверью и встретит ли вообще кого-либо?
В случае с запасным ключом от квартиры Дайаны Бейтц нельзя не отметить очевидную недоработку детективов полиции Гуэльфа. Проводя расследование, они просто обязаны были тщательно разобраться в том, кто и когда устанавливал замок, сколько жильцов пользовалось ключами (а каждый из жильцов потенциально мог изготовить дубликаты!), разыскать каждого и выяснить, терялись ли старые ключи и делались ли им на замену новые? Полицейские же подошли к своему делу весьма формально – они ограничились тем, что узнали у менеджера здания, сколько он выдал ключей Дайане (3 шт.), отыскали эти ключи и на том успокоились. Если бы тогда не был допущен этот грубый "косяк", Рассел Джонсон уже в январе 1975 г. мог бы попасть в число подозреваемых, и с большой долей вероятности удалось бы избежать последующих жертв.
Помимо рассказа об обстоятельствах проникновения в квартиру Дайаны Бейтц, Рассел Джонсон объяснил, как попал в квартиру последней жертвы, Донны Велдбум. Поскольку дом балконов не имел, вопрос о способе проникновения убийцы в жилище Донны вплоть до сознания Джонсона представлялся неясным. Оказалось, что преступник на этот раз действовал предельно бесхитростно – просто постучал в дверь и пояснил, что он – сосед, которому нужно позвонить, поскольку телефон в его квартире неисправен. Донна его сразу же узнала, поскольку неоднократно встречала прежде, да и в спортзале видела не раз. Она без колебаний пустила убийцу за порог, ну а последовавшее явилось для Джонсона всего лишь делом техники.
После допроса, растянувшегося почти на сутки, арестованного передали для освидетельствования психиатру Расселу Флемингу. По результатам собеседования тот решил, что Рассел нуждается в госпитализации. По мнению врача, состояние убийцы было крайне нестабильно, он мог предпринять попытку суицида и нуждался в профессиональном надзоре. Джонсон был направлен в специализированную клинику в Пенетангюшине, где пробыл три недели. В условиях стационара была проведена первая судебно-психиатрическая экспертиза, которая признала объективность хронического заболевания Джонсона шизофренией и констатировала, что тот страдает от острых эпизодов психотического характера, во время которых теряет связь с реальностью и неспособен контролировать свои волевые импульсы. Подобное заключение экспертизы фактически делало убийцу неподсудным.
Когда Джонсона вернули в тюрьму, он отказался от сотрудничества со следствием и заявил, что нуждается в адвокате. Таковой был ему назначен – им оказался Валдис Либис, этнический латыш, вывезенный в годы Второй Мировой войны с оккупированной фашистами территории Советского Союза ещё ребенком. Либис построил защиту Джонсона на доказательстве его невменяемости, что, в общем-то, представлялось в сложившейся ситуации самым разумным.
Надо отметить, что власти довольно долго не сообщали об аресте Джонсона, очевидно, затрудняясь с оценкой судебной перспективы расследования. Лишь во второй половине августа, уже после того, как произошла утечка информации, правоохранительным органам пришлось признать, что человек, обвиняемый в многочисленных ночных вторжениях в квартиры одиноких женщин, находится в их руках.
После ареста Джонсона была инициирована большая ревизия медицинских документов, связанных со случаями подозрительных смертей женщин в Гуэльфе и Лондоне начиная с 1969 г. Помимо 7 случаев, уже известных правоохранительным органам, были обнаружены ещё 9 или 10, которые по некоторым признакам соответствовали криминальной манере Джонсона. Сам преступник никогда не признавал свою вину в каких-либо убийствах, кроме тех семи, о которых рассказал на первом допросе, так что некоторая неясность всё же осталась. Фамилии "неподтверждённых жертв" никогда правоохранительными органами не разглашались, так же, впрочем, как и подозрительные обстоятельства их смерти. Нет полной ясности и с точным числом проникновений в чужие жилища. Твёрдо известно о 12 таких случаях, но сам Джонсон признавал, что их, по-видимому, много больше, возможно около 30. Уточнить это число невозможно просто в силу того, что некоторое количество такого рода вторжений осталось незамеченным самими жертвами.