После ужина мы бродили по улицам города, разговаривали ни о чем, молчали. У меня даже мысли не возникло пригласить ее в гости или напроситься к ней. Мы ни разу не поцеловались, не обнялись… Лишь несколько касаний руки рукой…
Через пару недель она перебралась с вещами ко мне. А пару месяцев назад она вдруг решила купить мне автомобиль, что не вызвало у меня даже капли восторга. У меня аллергия на руль, каких бы денег он ни стоил.
– Ты действительно хочешь вбухать в меня хренову кучу денег? – спросил я, когда она мне продемонстрировала потенциально моего железного коня.
– Только не говори мне, что тебя вдруг начали волновать все эти глупости вокруг мужской гордости и женских денег.
– Мужская гордость мне до одного места. Но если ты действительно хочешь меня порадовать до обмоченных штанишек, издай что-нибудь из моих вещей.
К тому времени в моем активе было три романа, пять повестей и несколько дюжин рассказов, изданных исключительно в Интернете.
– Я посмотрю, что с этим можно сделать, – пообещала она.
Прошла какая-то пара месяцев (в издательском мире это одно мгновение, можете поверить моему опыту общения с издательствами), и вот мы сидим в кафе, ждем редактора или литературного агента и ждем кофе.
Кофе появился раньше агента, и свою порцию я одолел в два глотка. Не знаю, прилично я поступил или нет, но я сделал все, чтобы допить кофе до того, как он станет холодной горькой мутной жидкостью – кофе мы с Эммой пьем без сахара.
Минут через пять я уже пожалел, что не внял мудрым словам официантки. Кофе не только оказался более чем крепким, но еще и более чем кофеинистым. Я почувствовал, как мои глаза начали медленно раскрываться до тех пор, пока веки не сошлись на затылке. Захотелось бежать, скакать, суетится, быстро о чем-то говорить, не важно о чем… Единственно чего мне не хотелось совсем, так это вдумчиво и обстоятельно беседовать с человеком, который специально ради этого, пусть даже не бескорыстно, с минуты на минуту должен был появиться в этом чертовом кафе с ракетным топливом вместо кофе.
Он появился, когда я боролся с навязчивой мыслью выйти и пробежать пару кругов вокруг квартала, чтобы прийти немного в себя. Ему было за пятьдесят. Толст, лыс, очкаст. Типичное еврейское лицо и курчавые седые волосы. Увидев его, Эмма встала со стула и замахала рукой, точно жена моряка на пирсе. Заметив нас, он по-Брежневски махнул нам в ответ.
– Здравствуйте, здравствуйте. Извините за опоздание, – сказал он, подойдя к нашему столику.
– Ну что вы, Соломон Яковлевич. По вам можно сверять часы. Здравствуйте, и прошу вас, садитесь, – встретила его Эмма.
– Здравствуйте, – сказал я.
– Соломон Яковлевич, позвольте представить вам…
Короче, меня.
– Очень приятно, – он потянул мне руку. – Так значит это вы тот самый писатель? – спросил он.
– Что-то вроде того, – ответил я.
– Мне, пожалуйста, апельсиновый сок, – сообщил он подошедшей официантке, и уже обращаясь ко мне: – Я ознакомился с парой ваших вещей, и… – на этой «и» он и закончил фразу.
– Они хоть на что-то годятся? – спросил я, как бы в шутку.
– Не знаю даже, что вам сказать…
– Можно прямо и без опасения меня обидеть.
– Хорошо. Прямо, так прямо. То, как вы пишете, очень даже ничего. Вполне. Небольшая редакторская и чуть более заметная корректорская правка, и будет вполне читабельно. За Толстого вас, конечно, не примут, да и кому сейчас нужен Толстой? Но то, о чем вы пишете… – он сделал акцент на «о чем». – Поймите меня правильно. За деньги Эммы Викторовны я готов издать вас хоть в полном объеме и даже распихать по книжным магазинам, но на этом все и закончится. Это, конечно, мое личное мнение, и если оно вас интересует… – он сделал большой глоток сока, не торопясь, промокнул губы салфеткой, затем вопросительно посмотрел на меня.
Я попытался скорчить такую рожу, чтобы у него больше не возникало никаких сомнений в том, что его мнение, а он был хорошим спецом в своем деле, иначе Эмма ни за что бы его не наняла, меня интересует сейчас больше всего на свете. Похоже, мне это удалось, потому что после поистине театральной паузы он продолжил:
– Для того чтобы ее покупали, книга должна соответствовать целому ряду требований. Так вот, ваши тексты… они не совсем то, что нужно читателям. Надеюсь, вы понимаете, что я говорю это исключительно из желания быть вам полезным.
Я это понимал, о чем немедленно его заверил.
– Вы можете что-нибудь предложить? – спросила его Эмма.
– А что если вам написать что-нибудь кошерное? Мелодраму… хотя нет, это не по вашей части, а вот какой-нибудь детектив… Что-нибудь с юмором…
– Даже и не знаю, – чистосердечно признался я. – Никогда не писал детективы.
– Поверьте мне, даже у самого величайшего мастера этого жанра был продолжительный период жизни, во время которого он никогда не писал детективы.
– Я не то чтобы против, но для начала мне нужно перестать путаться в милицейских и прокурорских званиях или же писать фантастический детектив, в котором действие происходит в далеком будущем или на другой планете.
– Нет, фантастический детектив нам не нужен. Так что придется вам познакомиться с работой правоохранительных органов поближе.
– Этот вопрос я беру на себя, – решила Эмма.
– Вот и хорошо, – обрадовался Соломон Яковлевич, – раз Эмма Викторовна берется за дело, можно быть совершенно спокойным. Ну а если что понадобиться по части литературы, вы не стесняйтесь. Телефон мой у вас есть.
– Да, спасибо, – ответила Эмма.
– Вот и прекрасненько. А теперь, если вы позволите… – сказал он и встал из-за стола.
Через два дня после необходимого количества нисходящих телефонных звонков я сидел в кабинете зам начальника милиции нашего района и ежился от направленной на меня струи холодного воздуха, извергаемого сплит-системой, которая пахала вовсю, несмотря на то, что на улице была средина апреля. Так в милиции боролись с жаром от отопительных батарей. Котельщики кочегарили так, будто котельная работала в преисподней. Со стены напротив на меня внимательно смотрел портретный президент, словно ему было интересно, насколько я способен переносить тяготы и лишения кабинетной жизни.
– Чем могу служить? – спросил зам начальника милиции после рукопожатия и принятия сидячего положения.
– Дело в том… – начал я.
Когда-то давно, еще будучи наивным школьником, я полагал, что так похабно умею говорить только по-английски. По-английски я даже молчу с акцентом, а когда злая судьба заставляет меня открыть рот, выдаю нечто достойное полоумного йоркширского заики с выбитыми передними зубами. Нечто похожее, но только уже на русском я выдал в кабинете зам начальника милиции, пытаясь сказать, что я писатель, хочу написать роман про нашу доблестную милицию, для чего хочу проникнуться милицейским духом. И все такое. Но то ли нисходящий звонок произвел на моего собеседника такое действие, то ли он и в самом деле решил, что писатели должны говорить на порядок хуже нелегальных гостей из далекого Азербайджана в первый день своего пребывания на российской земле… Короче говоря, он принял мою речь за нечто вполне естественное и само собой разумеющееся.
– Мда, – задумчиво произнес он, выслушав мой монолог, – давайте я все порешаю, а потом вам позвоню.
– Буду вам очень признателен, – сказал я, вставая из-за стола.
Он позвонил на следующее утро.
– Я поручил ваше дело майору Клименку Николаю Васильевичу, – сообщил он. – Сейчас он в отгулах, выйдет на дежурство послезавтра, но если хотите, можете побеседовать с ним, так сказать, в неформальной обстановке. Он рыбачит на лодочной станции. Знаете, где это?
Конечно же, я знал, где находится лодочная станция, еще с тех времен, когда прогуливал там уроки, а потом пил с друзьями пиво после майской демонстрации.
– А удобно беспокоить его на отдыхе? – на всякий случай спросил я.
– Удобно, удобно. А чтобы было еще удобней, прихватите с собой бутылочку коньяка.
– Спасибо за совет. А как я его узнаю?
– Спросите Дядю Сэма. Его там все знают.
– Я понял, спасибо большое.
