Легенды нашего края. Сейфула
Вчерашний зек был беспокоен и возбужден – пот даже выступил на лбу. Блуждающий взгляд его перебегал с одного лица на другое. Ох, не нравилось ему все это – ох, не нравилось. Хотя в обещаниях владельца придорожного кафе было много прелестного и романтичного – место бойкое на трассе, дармовые выпивка с закуской, путаны бесплатные… Но было что-то в глазах и говоре Ираклия недосказанное, настораживающее… даже пугающее. С запоздалым сожалением он сейчас признавал, что зря согласился – надо было к Гаврику ехать.
Наконец, южанин сел в машину – завел мотор и тронулся с места. На Сейфулу не смотрел – руки с густым волосом от самых запястий сжимали оплетённый кожей руль.
– Значит, так… Не воровать – объедки и опивки все и так ваши. Продукты, которые начинают портиться, быстро съедать. Девки, с которыми будешь дежурить, все это знают. Так что слушайся их и будешь в ажуре. Уловил?
– Уловил. Начальник мой кто?
– Ну, вобщем-то я.
– Как называть тебя? – Сейфула независимо усмехнулся. – Ираклий? Или по отчеству?
– Называют «хозяин»… – без всяких эмоций обронил водитель. – Но пока привыкнешь и освоишься, слушайся всех остальных – они скажут, что надо делать. И еще… Присматривай, что не так – мне докладывай.
– Стучать, что ли?
Он повернулся к нему – первый раз. Комок встал у Сейфулы в горле.
– А ты привыкай. И на тебя будут стучать. Стук разный бывает – случается и по делу…Так что без обид. Но лучше вам всем дружить и помогать друг другу. Место тут бойкое, мало ли кто может подъехать…
Ираклий обращался к Кашапову уже без церемоний, точно командовал – но похоже, он со всеми так себя вел всегда. Он вроде бы был в прежнем своем состоянии, но после разговора с тестем слишком уж возбужден и раздражен. Дорогою даже пошутил пару раз, но никто не засмеялся – ни он сам, ни новобранец харчевного производства.
Иномарка давно выбралась из Чортового тупика, но поехала почему-то не в город – поплелась унылой улицей между двух производственных массивов, между высоченных заборов с колючкой. Кашапову стало не по себе: учуял он знакомые запахи зоны, даже не носом – чутьём своим определил. Хоть и непохоже на зону, а всё-таки.
Вдруг Ираклий спросил:
– Ты верующий?
– Крестик ношу, – удивленно ответил Сейфула.
– Крещеный татарин?
– Отец башкир был. Мать русская, и я в паспорте русским записан.
– Сейфула – самое русское имя, – съязвил Тимофей.
– На зоне меня Саней звали. Иногда даже Александр…
– В карты играешь?
– Да. Но игрок не азартный, если ты об этом…
Ираклий остановил машину у какого-то выхода из забора – с будкой, с тяжёлыми воротами. Заглушил мотор, заметил:
– Приживешься, бабла подкопишь, квартирку в городе купишь, женишься, детишки пойдут… Ты как насчет этого?
– Положительно.
– Голодал на зоне-то?
– Поначалу да, но в шакалы не опустился. Потом с Гавриком скорешились. Он цемент наловчился левачить. Водители цементовозов ему харч привозили, выпивку, шириво, сигареты… Сам только водочкой баловался, остальное зекам толкал. Когда откинулся, мне свои связи передал. Жить было можно.
Спутник его молчал – сидел, неподвижно. А затем снова задал неожиданный вопрос.
– Человечину жрут на зоне?
– Не слыхал.
– Значит, по-божески сидел. Общий режим?
– Ну, не химия, точно.
– Тесть мой рассказывал: жрали они человечину-то, – вдруг сказал Ираклий.
– А я заметил, что он из бывших.
– Он и на фронте побывал… в чернобушлатниках.
– Морская пехота?
– Если бы… Штрафная рота.
Сейфула вдруг пожалел, что мало с дедом поговорил – вон какая у него биография оказывается… А теперь ниче – дочь есть, внуки, телик смотрит, о загранице мечтает – прижился на воле старый хрыч.
После новой паузы Ираклий вдруг заявил:
– Человек, способный есть человечину, многое может.
Сказал и многозначительно замолчал.
Сейфула, удивившись, заметил:
– Ты так говоришь, будто шашлыки в твоем придорожном заведении подают из людины.
Он даже сказал «из людыны» – будто хохол или бульбаш.
– Ай да башкир! – гортанно расхохотался Ираклий. – Вы же собак жрали, когда к вам стрельцы из Московского царства нагрянули.
– Я русский, – твердо сказал Кашапов; впрочем, сказал без всякой обиды.
Ираклий согласно кивнул. Резко открыл дверцу, уронил: «Я скоро, жди!» – да исчез в дверях, над которыми Сейфула заметил вывеску: «ПГКХЦ. Проходная № 2». Напротив улицу окаймлял густой кустарник, из-за которого ощутимо пахло мокрой гнилью.
…Он сидел, напряжённо размышляя над этим поворотом его и без того извилистой линии судьбы. Голова уже очистилась от последних паров алкоголя, остатки похмелья ушли – можно и подумать.
До чего же этот Ираклий – странный человек. Сколько у него там кровей намешано? Грузинская, цыганская, да и русская – наверняка. И эти неожиданные переходы – то говорил тяжко, увесисто слова лепит, как болванки, а то зубами белыми сверкает, смеётся. Кто он? Что принесёт Сейфуле?
Так и не придя ни к какому выводу, Кашапов осторожно потрогал иконку на приборной доске – Николай-Чудотворец. Такой же седобородый и благостный с виду, как приютивший его дед. Кстати, он ведь так и не узнал, как зовут хлебосольного хозяина этой хаты!
Хозяин, хозяин… Мысли сами собой перетекли к недавнему прошлому.
Тот, кто не был на зоне, никогда не сможет понять человека в ней побывавшего. Тот, кто не покидал её, отсидев полный срок, никогда не поймет вкуса свободы. Когда лязг замков на стальных дверях звучит музыкальным сопровождением. А справка об освобождении дороже денежной купюры любого достоинства.
Прощай Калачевка!
Сейфула не был ни сентиментален, ни глуп, ни слаб, а все равно цепляло – пьянил воздух свободы. И весеннее солнце приятно ласкало.
В этой зоне Кашапов провел все четыре присужденных года. И вот вышел на волю.
Суд и срок за, казалось бы, обычную драку, но с тяжкими телесными… Тогда это было для него шоком. Он был сыном учительницы и у всех на виду в маленьком шахтерском поселке Роза.
Куда теперь ехать? От него открестились и мать, и сестры – за четыре года ни одного письма. Нет у него теперь дома родного. С этим все ясно…
По щеке невольная покатилась слеза. Сейфула смахнул её, поморщился и вернулся к своим мыслям.
Обида была на весь белый свет. Он худа никогда не желал и не делал людям, а они платят черной неблагодарностью.
А потом подумал, что лицемерит даже перед самим собой. Лгать и лицедействовать Кашапов научился на зоне – без этого там не выжить. Выходя на свободу, надеялся завязать с буйной молодостью и перековать себя в солидного человека при бабках.
Но как?
За свою недолгую жизнь Сейфула Кашапов никого не обокрал, не ограбил, не убил. Сделал, правда, одного урода морального физическим калекой, но по заслугам того…
Ладно, что было, то было, и быльем поросло – он отсидел свое: как дальше жить?
И вот он отправился в Миасс к бывшему «ацухе» по зоне Гаврику – впрочем, тот звал, выходя на свободу. Здесь никакого волюнтаризма. Но вот Ираклий-«грызун» и его предложение – зачем это ему? Разум молчал, интуиция правит балом: останемся, посмотрим, а не понравится – двинем дальше.
Он принял внезапное, немотивированное решение, и судьба его изменилась.
Показался Ираклий…
2
Вывеска на заведении так и гласила: «ХАРЧЕВНЯ». Ещё ниже рассыпались буквы игривого названия – «ВДАЛИ ОТ ЖЁН».
Вдали, может быть, и вдали – да только автостанция почти рядом, через пятачок; по трассе ползёт транспорт, ныряет под железнодорожный путепровод метрах в пятистах; а с другой стороны виднеются мост и городская улица с серыми пятиэтажками.
Хороша «харчевня» – что сказать!
Еще удивлял рекламный щит с Мэрилин Монро – в той самой знаменитой позе, когда расклешенное платье ее взметнулось от колен на плечи, а она сама очаровательно улыбнулась в кинокамеру.
Три фуры и две легковушки уже табунились под очаровательной кинозвездой, обозначая гостей заведения.
Но иномарка хозяина, объехав здание, остановилась у чёрного входа. Здесь тоже постройки, окружают двор – сарай для хозяйственных инструментов, прицеп рефрижератора на кирпичном фундаменте, бугор с трубами и дверью полугоризонтальною – подвал-хранилище овощей; будка собачья, из которой лениво вылез огромный лохматый пес кавказской наружности.
Ираклий по-хозяйски вошёл в дверь служебного входа. А Сейфула вылез расправить члены и промяться по двору.
Пес глухо рыкнул – какого, мол, хрена тебе здесь надо?
Вышла невысокая, круглолицая, полная женщина. Прошла, звеня ключами, выбирая нужный, к двери в подвал – открыла-сняла замок и распахнула ее.
– Ну, чего стоишь? Таскай сюда ящики.
Сейфула подцепил сразу несколько штук и, проходя мимо женщины в подвал, бросил на ходу:
– Меня Саня зовут.
– А я Маруся, – ответила та. Спустилась вслед за ним и, поглядывая на этикетки, стала сортировать коробки по стеллажам.
Закончив работу по разгрузке машины и расфасовке коробок, Маруся улыбнулась Сейфуле:
– Вы наш новый охранник? Вам здесь понравится: пусть трасса и гарь машинная, а все равно вокруг лес – это зелень и воздух чистый. Улыбка у вас хорошая. Я люблю людей застенчивых, но… – он помедлила, подыскивая слово. – Но надёжных.
Маруся служила в харчевне поваром и кладовщиком-ключницей в одном лице. После Ираклия она была главной в заведении, но правила коллективом умело, и никто не тяготился ее командами.
Еще работали тут две девушки – чёрненькая, маленькая, серьёзная официантка Лина и смешливая толстушка, посудомойщица Ася.
В обязанности Сейфулы, женщины пояснили, кроме охраны и обороны, наблюдения за порядком входили еще и такие – приноска-выноска воды и помоев, колка дров, вынос золы, растопка мангала, жарка шашлыков и прочая-прочая-прочая…
– По заднице хлопать не придется, – пошутила Ася. – Сами справляемся.
– А если клиент пристанет? – без всякой иронии осведомился Сейфула.
– Вынесешь тело, если сам не встанет, – и снова смешок.
Веселая бригада!
Ему показали трех девиц, стандартной наружности – тонна дешёвой косметики, джинсы, кофточки недорогие, глаза нахально-усталые, профессионально-томные выражения лиц. Девицы лениво сосали пиво из бутылочек в самом конце двух рядов крепко сколоченных и намертво прибитых столов и таких же скамей со спинками для четырех человек с обеих сторон, стоящих вдоль стен.
– Эти девчонки для сервиса…
– Какого?
– «Вдали от жен». Не понял, что ли? Они на хозрасчете, и с ними особый расчет. Если о чем попросят, деньги бери или натурой – как хошь…
И опять брызги смеха. А ведь день на ногах – и такой задор. Двужильный народ!
Сейфуле новая работа начала нравиться. И люди тоже…
Не зря остался и приехал сюда! Заработает, приоденется… а там видно будет.
Стоит и к Ираклию присмотреться. Если нормальный мужик, то идеи свои, что Гаврику вез, можно ему передать – на взаимовыгодной, конечно, основе. А там, кто он по национальности, кто его отец и кто мать – да идёт оно лесом.
Сейфула глубоко вздохнул и уважительно подумал о себе – определенно он станет богатым человеком; пусть не Ротшильдом, но и не босотой – дом построит, женится, маму состарившуюся к себе заберет… А там, глядишь, правильные зятья сами в тюрьму запросятся – за наукой обеспеченной жизни.
Кашапов улыбнулся мыслям своим. Наверное, стоило домой показаться, чтобы злости на них набраться – таких правильных и ухоженных…
Не стерев улыбку с губ, Сейфула скрипнул зубами. Твари! Явись он со справкой и пустыми карманами, выгнали бы на улицу. Теперь уже с ненавистью думал о родственниках… Ведь ни одного письма, ни одной передачи из дома за долгих четыре года. Вычеркнули меня из жизни как будто и не было. Эх, мама-мама… Или я у тебя не единственный сын?
Вслед за тяжелым вздохом в голову пришла совершенно философская мысль – люди являются на божий свет, чтобы друг друга мучить. Ведь тоже от нар – прежде ему такое и в голову бы не пришло. На зоне он всякие экземпляры встречал. Были такие, которые в своей раздражительной обидчивости находили чрезвычайное наслаждение, особенно когда она в них доходила до последнего предела – тогда им казалось, что обиженным быть приятнее чем не обиженным.
Сейфула знал об этом, потому что сам через это прошел.
Когда зеки заметили, что он не получает писем из дома, стали его напрягать. Да ты, наверное, тать – говорили ему – если не любит тебя даже мать. И Сейфула стыдился, и ненавидел своих родных… даже матушку. Теперь он…
Впрочем, хватит в душе ковыряться – пора службу править.
Ираклий, забрав повара с официанткой и двух девиц сервиса «Вдали от жен», укатил домой. В харчевне остались Сейфула, Ася и плечевая путана по имени Вика. Да еще кавказец Шамиль на цепи…
Субботний день догорал, светя последним солнцем над насыпью – садилось оно там. Удивительно, но посетителями это место не изобиловало: вот пришёл автобус с Миасса, но толпа обтекла харчевню. Стоя в дверях, Сейфула наблюдал, как двое солидных мужиков с портфелями пошли в кооперативный туалет, дамочка какая-то в дублёнке – туда же; а в харчевню зашла только компания парней-студентов, водитель автобуса, двое таксистов… И всё! Часть народа забрал местный автобус. Остальные, подхватив чемоданы, клетчатые безразмерные сумки и просто тюки, пешком пошли в город – по улице. В город, в котором Сейфуле предстояло теперь жить…
В самой харчевне, кстати, туалета не предусмотрели – как сказала Ася, Ираклий с санэпидемстанцией «не договорился». Поэтому тех, кому приспичило, с кассовым чеком в руках отправляли в кооперативное заведение – на бесплатное посещение. Само собой, оно таковым было и для персонала. Кстати, там был и душ с горячей водой.
С первой же ходки Кашапов опробовал все удобства.
Управившись с делами, девушки вместе прибрали и подмели в обеденном зале. Пользуясь отсутствием клиентов, накрыли на стол повечерять.
– Санек, айда с нами, – окликнула Сейфулу Ася; кивнула на стол. – С блюда по скибочке, голодному ужин.
На столе разместились – большая тарелка с кусочками мяса от шашлыков, в другой калейдоскоп салатов, в третьей котлеты, на большой сковороде поджаренные пельмени.
– Есть еще суп и гарниры. Но, думаю, нам и этого хватить. Ты чай будешь, кофе или пиво? – Сейфулу спросила.
Кашапов подсел к девицам.
– Приятного аппетита.
Вика покосилась на него не без кокетства и прыснула.
– Деликатности и достоинства, вам, девушка, явно не хватает, – сентенциозно заключила Ася, строго взглянув на подругу.
Сейфула набил мясом рот, прожевал, проглотил, спросил:
– Ночами спите или как?
– Когда как. Нет клиентов, так спим. А ты после ужина приляг, отдохни. Мы часов до двух с Викусенькой посидим-посудачим, а потом уж ты до утра. Если, конечно, клиентов не будет. А будут – все на ногах.
– Не закрываетесь, чтобы на стук открывать? Ну или пес сигнал подаст.
– Не выдумывай! Вот как сказала, так и надо бдеть. Был тут недавно один до тебя… Мы прилегли, и он спать завалился – только Шамиля с цепи спустил. Ну и… С трассы «Волга» свернула к нам – дамочке в туалет срочно приспичило. Вышла спросить, а тут Шамиль – так он на нее рыкнул, что вместо сортира ей душ понадобился…
Вика прыснула. Ася строго опять на нее взглянула.
– Он даже расчета не стал просить – манатки смотал и убежал. Ираклий таких грехов не прощает.
– Строгий хозяин?
– Нормальный, если сам не дурак.
Вмешалась Вика, простодушная и нецеремонная, больше на мальчика похожая:
– Ну что говоришь? Не может грузин быть нормальным человеком: все они очень жестокие люди. Порой так взглянет, что у меня матка сразу опускается.
Сейфула покосился на нее и подумал – какая славная девчонка; жаль, что собой торгует.
На стоянку подкатила машина, заглушили мотор, хлопнула дверца.
– Ну все, сворачиваемся, клиент повалил, – девушки в четыре руки очистили стол, снеся все блюда и сковородку на кухню.
Сейфула остался на месте, допивая пиво из бутылки.
Отворилась дверь, и вошел молодой человек в кожаной импортной куртке.
– Здравствуйте! У вас здесь тепло и тихо – просто рай! А на перевале выпал снег – машин скопилось! Не всякая сейчас способна на такой подъем по накату – резину-то поменяли.
Сейфула кивнул на приветствие. Гость огляделся.
– Вижу – покормите, а переночевать не найдется?
– Гостиница в городе. Вот меню, – сказала Ася, выходя из кухни.
– Шашлык можно?
– Придется подождать.
– Ну, как везде, – гость присел. – Тогда для начала кофе, черный, без сахара, нерастворимый.
Ася снова ушла на кухню. Сейфула к мангалу. С клиентом осталась Вика.
– Из Челябинска едете? – спросила она.
Гость с улыбкой взглянул на нее:
– Голубушка, вы не местная? Перевал-то у Таганая. Да, кстати, почему у вас такое странное название – «Вдали от жен»?
– Почему странное?
– Намекает на что-то.
– Не намекает, а прямо говорит – вам нужна женщина? Я к вашим услугам.
– Ну и как это будет выглядеть? – без комнаты и постели.
– Можно в машине.
Вошла Ася с кофе:
– Шашлык уже на мангале.
Поставила чашечку и снова вышла, сговор продолжился – договаривающие стороны ласково смотрели друг на друга.
– В машине – губками?
– А как вы хотите?
– Сколько берете?
– Стольник.
– Можно я кофе попью, пока вы работаете?
– Пейте, только на голову мне не пролейте.
Оба поднялись и пошли к машине – молодой человек с чашечкой кофе в руке.
Шашлык был готов.
– Подержи его в сторонке от жара, чтоб не остыл и не пересох, – попросила Ася. – Клиент с Викой пошли в машину. Ждем…
Что-то кольнуло Сейфулу в самое сердце. Вика, жизнью трёпаная, но сохранившая, по его мнению, толику очарования – с такими чудесными, редкими глазами! – сейчас отдается за деньги первому встречному-поперечному, этому хлыщу в кожаной куртке.
Вот она – высшая независимость собственного достоинства! Кашапов всякое на зоне видал. И как мужиков опускали, делая «машками» – за пайку или просто силой. Их было не жалко…
Но женщина, гордая и недоступная, какой она блазнилась Сейфуле из-за колючей проволоки, должна быть… Черт! Никто ничего ему не должен – каждый зарабатывает, как умеет.
Стало грустно.
– Ты не женат? – спросила Ася.
– И не женюсь, на вас наглядевшись, – буркнул Кашапов и вставил в рот сигарету.
– Осуждаешь? Ну-ну. Будь у меня фигурка Вики, я бы тоже в путаны пошла. Что смотришь? Осуждаешь? Знаешь, сколько они зарабатывают?
– А как же семья, дети, счастье?
– С мужиком-то счастье? Не смеши меня. А дите я себе сама рожу и воспитаю – были бы деньги…
Вернулись ушедшие в машину. Гость занялся шашлыком. Вика, взяв из холодильника бутылочку пива, села за столик в конце зала. Лицо ее было озабоченное и с особенным, необыкновенным оттенком собственного достоинства. Но глаза помягчели, не так кололи.
Сейфула даже удивился.
Поужинав, путник уехал в город искать гостиницу. Ночь уже вступила в свои права. Девчонки сели чаевничать. Сейфула не пошел отдыхать в свою каморку, сказал: «Днем выспался» – и подсел к ним.
– Сколько заработала сегодня, подруга? – спросила Ася.
– Пока четыре сотни! – с кислой усмешкою сказала Вика.
– Да етижтвоюмать! Живут же люди…
– Не завидуй. Половину Ираклию придется отдать. Маме на лекарства, себе на косметику… На моей работе миллионером не станешь.
– М-да… А красота иссякнет, куда подашься?
– То-то и оно. Останутся две альтернативы – на кладбище или химкомбинат…
Поняв, что этот бабский треп не для его ушей, Сейфула отправился наконец в коморку охранника, где под матрасом действительно обнаружил обрез двуствольного ружья 16-го калибра и патронташ, набитый патронами.
Неведомо почему стало еще грустней.
Кашапов прилег.
Прикрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти лицо Анюты – вот тело ее он хорошо запомнил: и восковую мягкость, и податливость. В его руках она была ласковой марионеткой, хотя порой постанывала похотливой бабенкой. Впрочем, Сейфула и сам не молчал – зверем рычал, впиваясь в женщину и упиваясь ее взаимностью. С мучением, но таки припомнил ее лицо – она уходила и оглядывалась, звала его за собой. Или это был уже сон?
Иногда снятся странные сны – невозможные и неестественные. Иногда настолько реальные, что тут и холодный пот от страха, и поллюции, от исполненного якобы желания, и вообще – черте что! Иногда оставляют загадку, которую невозможно сразу разгадать, а потом и припомнить.
Кошмары снятся, когда желудок до отказа набит мясом. Душа насытившегося и душа погибшего (животного) вступают в противоборство – кто кого? Поговаривают, именно от ночных кошмаров после сытного ужина на Западе ставят клизмы, а в Казахстане суют два грязных пальца в рот.
Сейфула видел во сне маленького ребенка. Он играл подле него, лепетал что-то на своем детском языке. Потом малыш замолк, облокотился на его колено, и подперши ручкой щеку, поднял головку и задумчиво посмотрел Кашапову в лицо. Кажется, Сейфула узнал его. Ну конечно, это он сам в малолетстве…
Что же он так смотрит – осуждает? просит защиты? пытается узнать? или уже узнал и пытается понять, что же с ним стало теперь? Кошмарный сон! Невинные глаза пронзают до самого сердца.
Ах, Сейфула-Сейфула, где ты был? куда ты попал? Беги отсюда, пока не пропал!
Кашапов вышел из коморки после полуночи. Девчонки кемарили в обеденном зале – одна привалившись к столу, другая откинувшись на спинку скамьи.
– Идите спать, я подежурю, – сказал охранник и вышел на улицу.
Светлая, прозрачная ночь показалась ему еще светлее обыкновенного. С запада, где были горы, поддувало холодным и чистым ветерком.
На перевале снег прошел – вспомнил Кашапов. Закурил. Где-то послышалась ему отдаленная музыка. Наверное, поблизости есть ресторан – подумал охранник. – Впрочем, и для него поздновато…
Вышел со стоянки на дорогу и увидел женщину в куртке с капюшоном, свитере, брюках и кроссовках, бредущую ему навстречу. На груди у нее висел транзистор – из него-то и лились негромкие звуки музыки.
– Как вы здесь очутились? – спросил Сейфула.
– А вы кто? – кажется, она совсем не смутилась, хотя: ночь, дорога, она одна и незнакомый мужчина…
– Я охранник этого заведения, – он кивнул на харчевню.
– Мм-м… «Вдали от жен»? – прочла она подсвеченную вывеску. – А я мужа ищу – не у вас ли он шнырится?
– У нас сейчас никого нет. Жаргон лагерный откуда?
– Да шучу я. А про мужа образно – я не замужем. Иду из деревни в городскую общагу. Я на химкомбинате теперь работаю – там все так базарят, не удивляйтесь. Деньги до копеечки маме отдала: ей нужнее, а мне с попуткой не повезло – все двадцать верст пехом.
– Так никто и не подобрал?
– Сволочи – люди. Чашечкой горячего кофе не угостите? Я продрогла.
– Заходите.
– Но денег нет…
– Я понял.
Сейфула включил в обеденном зале свет, кивнул гостье: «Присаживайтесь» и прошел на кухню. Через несколько минут вынес на подносе две дымящиеся паром чашечки, и к ним – открытую баночку растворимого кофе, две ложечки, сахар в сахарнице и печенье.
– Вы знаете, который час?
– Половина первого. Общага в час закрывается в выходной, когда танцы в ДК. Ну ничего, девчонкам в окно покричу и что-нибудь придумаем, – она засмеялась.
Ему понравился ее смех – чистый, задорный. Сердце его сильно стучало, мысли путались – незнакомка была будто из сна. И у него возникло желание.
Она что-то говорила ему, прихлебывая кофе. Но он молча смотрел на нее – сердце его переполнилось похотью и заныло от боли. Он почувствовал такой позыв плоти, с которым, пожалуй, ему и не справиться.
– Ты можешь переночевать у меня – что толку идти туда, где ждет неизвестно что. Здесь тепло. Утром я тебе денег дам… на автобус.
– А приставать не будешь?
– Обязательно буду, но не долго – мне служить надо…
– Понятно, – она с усмешкой и искоса поглядывала на него. – А ты ничего, симпатичный… Тебя как зовут?
– Александр. А тебя?
– Нина.
– Как из «Кавказской пленницы»… Только ты еще красивее.
– Спасибо.
Знала бы она какие мысли сейчас вихрятся в короткостриженной голове Сейфулы. Впрочем, компетентные люди утверждают – любая женщина мечтает хоть единожды в жизни быть изнасилованной. То есть взятой мужиком – грубо, сильно, нахраписто. Чтобы визжать и царапаться, испытывая наслаждение. А еще лучше, если мужиков будет три или четыре штуки. Чтоб один раз… и память на все жизнь. Чтобы потом сказать себе самой – в этот миг я была женщиной!
Но Сейфула был один. И он знал номер статьи, по которой его осудят, если гостье что-нибудь не понравится. На зоне с такой статьей и его характером со свету сживут. Нет, теперь он был слишком умным, чтоб на такое решиться. Как же быть? Проводить Нину и разбудить Вику? Она-то точно не откажет. И в мусарню не заявит. И денег не потребует… Так Ираклий обещал.