Контейнер
– Отлично, – непроизвольно произнесла Паула. – Отлично, погнали! Чёрные на той половине. Определитесь, кто кого опекает. Медведя беру на себя.
Полицейский с этим прозвищем входил в одноимённую группу быстрого реагирования, когда начал заниматься баскетболом с Паулой. Потом он перешёл в убойный отдел, и Хартикайнен тут же окрестил его Медведем.
Пауле он нравился, и в его переводе частично была её заслуга.
Почти двухметровый Медведь был сантиметров на десять выше Паулы и умудрялся выглядеть ещё более рослым. Движения этого большого человека всегда были плавными. На подборах он запаздывал, но в решающие моменты мяч всегда оказывался у него в руках.
Паула была довольна, что Медведь в другой команде. Это вносило в игру некоторую интригу и позволяло искренне радоваться успехам.
Хартикайнен бросил мяч Пауле. Та шагнула к лицевой линии, вернула пас, и Хартикайнен поднял мяч над головой. Паула бросилась бежать, миновала его и оказалась под щитом. Пас Хартикайнена оказался точным, оставалось лишь положить мяч в корзину.
– Спасибо! – крикнула она и вернулась в оборону.
Медведь быстро перекинул мяч через центральную линию, Паула побежала навстречу. Медведь отдал пас на фланг, а сам рванул в другую сторону. Паула бросилась вдогонку, не сводя взгляда с мяча и пытаясь предугадать движения Медведя.
Она знала, как работает её тело. Прекрасная мышечная память развилась у неё ещё с тех времён, как она вдруг резко вытянулась, а потом привыкла к своей фигуре, распрямилась, расправила руки-ноги, перестала в компании девчонок стесняться непомерного роста и стала воспринимать тело сильным и действительно принадлежащим ей. Она больше не испытывала неловкости во время игры, не задумывалась о том, как выглядит, и вообще забывала обо всём на свете. У Паулы до сих пор оставалась острая потребность в занятиях баскетболом, хоть в юности она и оставила спортивную карьеру.
Медведь попытался обойти её и сделал обманное движение, но споткнулся, пошатнулся и едва не упал, скорчив гримасу. Мяч отскочил от стены.
– Замена! – крикнул он и, прихрамывая, пошёл к скамейке.
Его место занял Ренко – и теперь им с Паулой, очевидно, предстояло опекать друг друга. По крайней мере Ренко встал напротив неё именно с таким видом. Однако он даже не пошевелился, чтобы перехватить передачу от Хартикайнена, и без борьбы отступил за центральную линию. Ренко полагал, что игра начинается в зоне защиты и считал невежливыми попытки помешать сопернику добраться до неё.
Паула стучала мячом об пол, а Ренко стоял в полутора метрах и размахивал руками, словно изображая дерево на ветру.
Паула была прирождённым лидером. Ей не требовалось кричать на игроков – они повиновались малейшим её жестам. Она шла к этому ещё со времён юношеских игр и к своему удивлению и радости впоследствии обнаружила, что её метод работает и среди копов – любителей баскетбола.
Хартикайнен перестал опекать защитника и поставил заслон на пути Ренко. Паула прорвалась и сделала передачу под кольцо младшему констеблю, но его бросок оказался неудачным. Впрочем, констебль оказался первым на подборе и вернул мяч Пауле.
Перед ней вновь возник Ренко, чья фигура теперь напоминала дрожащий куст. Паула стала приближаться к кольцу сделала ложный рывок вправо и попыталась обойти Ренко слева. Но тот не среагировал на уловку и двинулся в правильном направлении, выбив мяч из рук Паулы. Удар, как и следовало ожидать, пришёлся по пальцам. Хартикайнен завопил, сигнализируя о фоле, и Ренко покорно поднял руку.
Паулу это раздосадовало – она хотела продолжить игру. Травма была пустячная, да и жёсткая игра на грани фола была ей по нраву. Даже хотелось признаться Ренко, что тот её удивил.
Когда Ренко подхватил мяч, Паула умышленно предоставила пространство для манёвра. Ренко тут же отдал пас, словно стремясь избежать ситуации, в которой придётся быстро принимать решение и действовать самому. Но буквально через секунду мяч снова оказался у него в руках, и Ренко застыл в районе линии штрафных, не находя возможности для передачи.
Когда он сделал бросок, на его лице Паула увидела растерянность: мяч попал в щит и отскочил прямо в кольцо. Ренко вскрикнул.
Паула улыбнулась. Она вспомнила, каково это – когда эндорфины превращают душу и тело в единое целое.
Когда физическое напряжение становится удовольствием. Но больше всего она любила момент, когда в важном матче можно наблюдать результат своего удачного броска. Он всегда сопровождался покалыванием внизу живота.
Правда, с возрастом это ощущение приходило к ней всё реже и становилось похожим на призрачное эхо былых эмоций.
3
Женщина закричала. Её крик отозвался эхом в темноте и затих, многократно отразившись от невидимых стен.
Она сделала пару шагов, осторожно, не желая снова услышать гулкий звук. Протянула руку и коснулась стены.
Сперва женщина почувствовала облегчение: комната обрела размер, тьма вокруг имела предел. Однако, ощупывая стену, она снова ощутила прилив страха.
Стена оказалась такой же, как пол, – металлической.
Она пошла, держась за стену, и вскоре достигла угла. Повернула, двинулась дальше и упёрлась в следующий угол через каких-то пять шагов. Ещё один поворот. Теперь она двигалась быстрее – где-то должна быть дверь, сейчас она выберется из этого странного места, и всё прояснится.
Угол, поворот направо, после чего почти сразу же под пальцами оказалась щель в стене.
Она провела рукой по этой щели вверх и вниз, затем стала шарить по стене. Ни дверной ручки, ничего. Двинулась дальше – может, дверь всё же окажется с противоположной стороны. Она вдумчиво исследовала поверхность обеими руками, стараясь охватить как можно большую площадь. Металл был гофрированным.
Рука снова коснулась щели. Женщина поводила рукой вокруг неё и убедилась, что обошла комнату целиком, и это была та же самая щель, что и раньше. Никакой возможности открыть дверь по-прежнему не обнаруживалось. Она попыталась найти всему этому хоть какое-то разумное объяснение.
Гулкий пол.
Гофрированные стены.
Дверь, которая не открывается изнутри.
Дверь, которая не открывается вовсе.
Разве это не опасно – запирать человека в помещении, которое нельзя открыть изнутри? Кто мог это сделать?
Если станет жарко, она умрёт от жажды. Как оставленный в машине ребёнок, собака или…
Или как запертые в грузовом контейнере беженцы.
Эта мысль казалась настолько невероятной, что на её осознание потребовалось время.
Я в контейнере.
Её заперли в металлическом ящике.
Женщина осторожно отступила от стены. Нащупала матрас и опустилась на него, чтобы унять панику и собраться с мыслями.
Here am I sitting in a tin can[5].
He похищение ли это? Что, если кто-то привёз её в другую страну и продал в сексуальное рабство? Что, если её будут держать взаперти, а потом убьют?
Кровь застучала в голове, к горлу подступила тошнота. Мозг тщетно пытался придумать какое-то более оптимистичное объяснение происходящего.
Вдруг что-то ударило в стену снаружи.
Женщина вскочила и прислушалась. Ещё удар – на этот раз ближе к двери.
Если это похититель, нужно вести себя как можно тише, встать в углу у двери и дождаться, когда она откроется. Но вдруг это кто-то ещё? Вдруг она находится в порту в окружении сотен контейнеров и это единственный шанс выйти на свободу?
Желание выбраться становилось невыносимым, оно уже победило здравый смысл. Она стала колотить в стену и кричать, это был вопль без слов, ей просто хотелось наружу, на свет.
Увидеть солнце – то самое, которое в её родной стране светило иначе, чем здесь.
На фоне собственного крика она расслышала скрежет, раздавшийся откуда-то снизу. Затем внутрь контейнера проник свет. Женщина двинулась к нему на ощупь. В нижнем углу появилось отверстие. Она опустилась на колени и заглянула в него. Отверстие было маленьким и круглым, она приблизила к нему лицо – свет хоть и слепил глаза, но он же сулил и безумную надежду. Она закричала снова, на этот раз членораздельно: «Здесь человек! Human[6]! Откройте! Я хочу наружу! Здесь человек!»
Вдруг свет снова пропал, отверстие закрыли с той стороны. Женщина снова не могла ничего разглядеть и пыталась отыскать его на ощупь. Пальцы наткнулись на металлическое кольцо, которое просунули внутрь.
Это был конец шланга, и в тот момент, когда она осознала это, из него хлынула вода.
Она вскрикнула, отпрянула и присела от страха. Вода тут же залила весь пол, обувь, и брюки женщины промокли насквозь.
Вода была холодной. И она всё прибывала. Женщина чувствовала, как потоки охватили её бёдра.
Было ясно лишь одно: очень скоро ей предстоит умереть.
Контейнер наполнится водой, и она погибнет.
Её мёртвое тело будет плавать в контейнере, словно угодившая в садок крыса.
Она больше никогда не увидит солнца.
И маму.
And I'm floating in a most peculiar way. And the stars look very different today[7].
4
Солнце давило на город. Люди двигались медленно, жара словно пригибала их к земле.
Аки Ренко стоял на автобусной остановке, одетый в джинсовые шорты, кроссовки и чёрную футболку с надписью System Of A Down.
Взъерошенные волосы и тёмные очки делали его похожим скорее на простого парня, нежели на полицейского.
– Ездил на концерт? – поинтересовалась Паула, когда Ренко запрыгнул в машину, едва она остановилась.
– В Париккала вчера был побит температурный рекорд, – ответил Ренко.
Разгоняясь, Паула растянула рот в улыбке, хотя на самом деле неформальный вид напарника был ей не так уж интересен. Она заметила, что Ренко оценивающе разглядывает её – вероятно, размышляя, как следует отнестись к её реплике. Паула решила не подавать виду, что уловила взгляд, и невозмутимо сосредоточилась на дороге. С такими, как Ренко, нужно всегда быть начеку, иначе они начинают допускать вольности и переходить в рабочих отношениях границы дозволенного.
– Когда ты позвонила, я был с супругой в магазине. Тебе пришлось бы ждать, если бы я пошёл переодеваться. Что лучше: не тот внешний вид – или если бы я опоздал?
Вопрос прозвучал столь бесхитростно, что Паула решила быть снисходительной.
– Лучше быть вовремя, – ответила она.
Ренко расслабился, поднял очки на лоб и вытянул ноги.
– Отличный у тебя «Сааб», таких больше не делают. Жаль, шведы продали компанию в Китай. Впрочем, ничего не имею против китайцев. Скорее, против шведов. Это ведь модель 9–5 второго поколения?
– Ему больше десяти лет, – сказала Паула, не зная ответа на этот вопрос.
Машины никогда её не интересовали – настолько, что она и не думала купить более новую. Отец отдал ей свой «Сааб» за какие-то смешные деньги, когда в очередной раз развёлся и стал жить один.
– Чем тебе шведы не угодили? – спросила Паула.
– Матс Сундин забил нашим на последней минуте[8]. Первая хоккейная трансляция, которую я помню. Отец рыдал так, что я не на шутку испугался.
Паула усмехнулась. Они с отцом тоже смотрели ту игру – правда, он до самого конца сомневался в победе. «Я же говорил!» А плакал он годы спустя, когда финны всё-таки выиграли.
Праздничные пробки уже рассосались. Паула резко перестроилась через две полосы и повернула на кольцевую дорогу в западном направлении.
– Тело обнаружено по адресу фонда «Лехмус»[9]. Знаешь такой? – спросила Паула.
– Впервые слышу.
– Погугли.
Ренко достал телефон и открыл браузер.
– «Лехмус» – некоммерческая организация бла-бла-бла, – стал читать он. – Выдаёт гранты деятелям искусства, а также финансирует исследования в развивающихся странах и международные программы сотрудничества. Воплощает собственные художественные и общественно значимые проекты. Мы хотим сделать мир лучше бла-бла-бла…
– А можешь читать вместе со всеми бла-бла-бла? – перебила Паула.
– Окей, сорри. Мы хотим сделать мир лучше, привлекая внимание к проблемам развивающихся стран и причинам этих проблем, а также участвуя в их решении. Развивающихся стран, – медленно повторил Ренко. – Никогда не понимал этого выражения. Ведь это не просто означает, что они отсталые, но ещё и предписывает…
– Кто учредители? – нетерпеливо спросила Паула.
– Один момент, смотрю… Председатель правления Май Ринне, заместитель Элина Лехмусоя…
– Лехмусоя? Эту фамилию я где-то слышала, – припомнила Паула.
– Фонд «Лехмус» учредил в 2000 году Ханнес Лехмусоя, чтобы направить часть прибыли концерна «Лехмус» на общественно полезные начинания, – прочитал Ренко.
– Лехмусоя, концерн «Лехмус», фонд «Лехмус», – перечислила Паула. – Похоже на семейное предприятие.
– Так и есть, исполнительный директор у них сейчас Юхана Лехмусоя. Похоже, сын Ханнеса.
– Чем занимается концерн?
– Тут есть ссылка… Пишут, строительством и инфраструктурой.
– Инфраструктурой…
– Да. И почему у этого слова нет финского синонима? Финну не так-то просто произнести «инфраструктура». Хотя как вообще подобрать слово для обозначения всего, по чему и с помощью чего всё на свете перемещается куда угодно: машины, люди, сточные воды, информация, энергия, поезда, корабли, трейлеры, продовольствие, товары… и ещё социальная инфраструктура…
– Короче, инфраструктура. Пора поворачивать налево? – прервала Паула монолог Ренко.
Свернув с кольца, они оказалась на ухоженной, но очень узкой дороге, петлявшей в полях под солнцем. Резкий поворот – и машина нырнула в тень лиственного леса. Они чуть не проскочили перекрёсток, где пора было сворачивать к резиденции фонда «Лехмус».
Неподалёку от перекрёстка стоял грузовик с пустой платформой. Он занимал почти всю полосу, и чтобы обогнуть его, нужно было выехать на встречную полосу без возможности увидеть, не едет ли кто в противоположную сторону.
– Запиши номер, – сказала Паула уткнувшемуся в смартфон Ренко.
Тот встрепенулся, подался вперёд, рассматривая номер, и затем повторял его вслух, пока не вбил в телефон.
– Липы! – рассмеялся Ренко, когда они свернули на грунтовку.
Дорогу окаймляли старые деревья с бугристыми стволами.
– Ты уверен?
– В чём?
– Что это липы.
– Более чем, – ответил Ренко и прильнул к лобовому стеклу. – Их лучше обходить стороной, с них тля гадит.
– Ужас какой, – усмехнулась Паула.
– Эти такие старые, что вряд ли их посадил патрон. Думаю, липы появились здесь до семейства Лехмусоя.
За очередным поворотом открылась короткая прямая дорога к резиденции. В конце виднелся огромный деревянный белый дом, справа от которого блестело море. Липы заканчивались у металлических ворот, и дальше дорога шла через ухоженный сад к главному входу, огибая клумбу.
Перед закрытыми воротами возвышался синий сверкающий на солнце контейнер для морских перевозок. Возле него стоял полицейский фургон, а на площадке рядом – красный двухместный кабриолет и внушительный чёрный внедорожник.
Паула остановилась у фургона.
– Говорить буду я, – предупредила она Ренко, прежде чем открыть дверь.
Под крайней липой стояли двое полицейских в форменных рубашках и мужчина лет шестидесяти, одетый в синий комбинезон.
– Клуб любителей тлиных какашек, – пробормотал Ренко у Паулы за спиной.
Из-за этого Паула не смогла сдержать улыбку, здороваясь с молодыми полицейскими и человеком в комбинезоне, назвавшимся управляющим недвижимостью фонда «Лехмус». Его вызвали по телефону в десять утра – когда семейство Лехмусоя приехало, чтобы отметить Юханнус.
Юхана Лехмусоя увидел принадлежащий фонду контейнер и попросил управляющего убрать его как можно скорее.
– Так вот, в контейнере труп, – пояснил один из полицейских и заверил, что они ничего не трогали.
Внутри контейнера помимо управляющего побывали только медики, которые констатировали, что реанимация уже не поможет.
– Я увидел, что оттуда капает, и открыл дверь. Не думал, что он полон воды, – поспешно произнёс управляющий.
– Полон воды, – медленно повторил Ренко. – С чего бы?
Комбинезон управляющего был мокрым по пояс. Паула подняла руку, призывая всех умолкнуть и дать ей сосредоточиться.
– Это ваша машина там, у перекрёстка? – спросила она управляющего.
– Моя. Точнее, лехмусовская.
– Ясно. Отдайте ему ключи, – Паула кивнула на одного из полицейских. – А вы уберите грузовик с дороги и возвращайтесь. Вы, – обратилась она ко второму, – огородите пятиметровый радиус вокруг контейнера. Лехмусоя здесь? – на этот вопрос управляющий утвердительно склонил голову.
– Думаю, они на берегу. И вряд ли знают о трупе.
– Тем лучше. Скоро вам придётся рассказать всю эту историю с самого начала. Ренко, – она жестом попросила напарника отвести управляющего подальше, после чего достала из машины фонарик и осторожно приблизилась к дверям контейнера.
Дорога перед ним была мокрой до самых ворот, а за ними, у лужайки, образовалась лужа размером с небольшой бассейн.
Одна из створок оказалась заперта на задвижку. Паула заглянула в открытую, стараясь ни к чему не притрагиваться.
В глубине контейнера лежало тело. Очевидно, медики перевернули его на спину. Паула включила фонарик и направила на труп.
Женщина была одета по-летнему легко. Никаких вещей при ней не оказалось – посреди контейнера лежал лишь промокший матрас.
Отступив от двери, Паула окинула взглядом резиденцию, купавшуюся в лучах полуденного солнца. Вкупе с садовыми дорожками и круглой клумбой она напоминала старинное поместье: воображение дорисовывало выстроившуюся у входа прислугу в ожидании господской кареты.
А вот сверкающий контейнер у ворот можно было принять за космический корабль, на котором прибыл инопланетный гость.
5
Управляющий сидел на пассажирском сиденье «Сааба», а Ренко стоял, опершись на открытую дверь.
– Значит, Лехмусоя купили усадьбу в 2000 году, когда основали фонд, – произнёс он и выпрямился, заметив, что Паула смотрит на него.
– Я присматриваю за этим местом с самого начала, – ответил управляющий и вылез из машины.
– Стало быть, вам позвонили сегодня утром, – сказала Паула и жестом показала Ренко, чтобы делал заметки в телефоне.
– Да, около десяти. Точнее не припомню, но сюда я приехал без четверти одиннадцать. Потребовалось некоторое время, чтобы взять в конторе грузовик.
– А позвонил вам Юхана Лехмусоя?
– Разумеется. Он был… скажем так, расстроен.
– Из-за контейнера?
– Да. Ясное дело, контейнеру здесь не место. Однако он всё-таки наш. Изначально «Лехмус» сдавал контейнеры в аренду, а сейчас это лишь один из бизнесов. Контейнеры пронумерованы, так что…
– Я в курсе, – перебила его Паула. – Что сказал Лехмусоя?
– Просто сообщил, что здесь какой-то… грёбаный контейнер. Так он выразился – грёбаный контейнер, который нужно срочно убрать. И ещё спросил, не знаю ли я, как он тут очутился.
– Он заглядывал внутрь?
– Он не смог открыть дверь и подумал, что она заперта. На самом деле просто заклинило задвижку. Я тоже сначала подумал, что не справлюсь с ней.
– А зачем вы стали открывать дверь?
Управляющий не на шутку удивился, и Паула смягчила вопрос улыбкой.
– Должен же я знать, пустой он или нет, прежде чем грузить. К тому же это наш контейнер.
– Был ли здесь ещё кто-то в тот момент?
– К счастью, нет. Больше никто не промок, – сказал управляющий с виноватой улыбкой и перевёл взгляд со своих штанин на сиденье «Сааба», по которому расползалось тёмное пятно.
На это Паула лишь махнула рукой. Мокрое кресло было проблемой пассажира – в данном случае Ренко.
– Вы открыли дверь, и из контейнера хлынула вода. А что потом?
– Я сразу попытался закрыть створку, но ничего не вышло. А потом внутри загромыхало. Думаю, это был труп, который, по всей видимости, стал ударяться о стены.
Управляющий умолк. Палец Ренко, постукивавший по экрану смартфона, остановился. Какое-то время все молчали, как будто сговорились.
Получается, каким-то образом женщина оказалась в принадлежащем «Лехмусу» контейнере, и тот был доставлен к воротам. Матрас наталкивал на мысль, что она уже какое-то время находилась внутри – до того, как контейнер наполнился водой. Возможно, её даже чем-то накачали, прежде чем запереть.
– Кстати, вода была морская – я успел изрядно наглотаться, – добавил управляющий.
– Когда вы были здесь в последний раз? – спросила Паула.
– Вчера утром приезжал подстричь лужайку – узнав, что сюда собираются Лехмусоя. Заодно проверил все помещения. Тут никого не было, и ничего необычного я не заметил.
– Вы прикасались к телу?
– Нет, но подходил. Разумеется, сразу было понятно, что она мертва, – управляющий словно оправдывался, хотя необходимости в этом не было.
Он позвонил в службу спасения. Полиция и скорая были на месте уже через десять минут.
– И вы ничего не сказали хозяевам? – удивился Ренко, показав на резиденцию.
Паула, в свою очередь, удивилась, как это он так долго держал рот закрытым.
Управляющий сконфуженно признался, что не хотел омрачать для Лехмусоя празднование Юханнуса.
– К тому же я решил, что сперва надо взять насос и откачать воду, пока она не растеклась дальше по лужайке.
Паула не сдержала усмешки, хотя управляющий всего лишь думал о своих обязанностях – как и она о своих.
– Кроме полиции здесь никто ничего не должен делать. Мы осмотрим территорию, – сказала Паула, и эти слова явно ужаснули управляющего.
Вернулся констебль, которого послали переставить грузовик. Паула попросила Ренко сопроводить управляющего к полицейскому, чтобы тот вернул ключи и рассказал, где машина.
– Так я свободен?
– Да. Но оставайтесь в пределах доступности – у вас возьмут образец ДНК и отпечатки пальцев. Прошу вас никому не рассказывать о случившемся – ни журналистам, ни даже Лехмусоя. Это сделаем мы.
Управляющий печально кивнул и поплёлся за Ренко.
Второй констебль натянул вокруг контейнера сигнальную ленту, привязав её к липам. Паула попросила его переставить фургон на обочину главной дороги.
– Компанию на берегу надо выставить отсюда как можно быстрее. Вы с напарником проследите, чтобы сюда пропустили только судмедэксперта и следственную группу.
– А вот и медик, – ответил констебль.
Ренко с управляющим посторонились, укрывшись под деревьями: по дороге медленно, словно катафалк, ехал чёрный «Мерседес». Паула показала водителю на парковку рядом с машинами Лехмусоя.
– Точно надо надевать комбинезон? – спросил Ренко, который бегом вернулся от перекрёстка и запыхался.
Паула кивнула и открыла багажник машины. Она и сама с радостью работала бы в шортах или даже бикини. Именно сейчас, в самую жару, оставаться в защите будет особенно тяжело.
До них возле контейнера уже успели побывать как минимум управляющий, двое полицейских, врачи скорой, а ещё раньше – гости в неизвестном количестве, приехавшие отмечать Юханнус. Более того – управляющий и врачи заходили внутрь. Грязные следы могли остаться на полу контейнера только после того, как из него вылилась вода, – и следы эти, по всей видимости, принадлежали медикам. Как бы то ни было, отпечатки уже были частично затоптаны.
Облачившись в спецодежду, Паула и Ренко обошли контейнер снаружи. Он был совершенно чистым и выглядел так, как будто его только что покрасили. Ничего интересного не обнаружилось, если не считать того, что в самом низу закрытой створки оказалось нечто вроде клапана, через который, очевидно, внутрь контейнера закачали воду. Рядом на земле виднелись следы – словно здесь что-то волокли.
– Совершенно нелогично, – сказал Ренко. – Невероятно сложный способ лишить человека жизни. Зачем кто-то так заморочился?
Паула бросила взгляд на сверкающую морскую гладь между резиденцией и лесом. До берега было метров сто или, может, чуть больше. Воду в контейнер, по всей видимости, взяли из моря – иначе никак. Но и в этом случае требовался очень длинный шланг – даже если преступник или преступники протянули его прямиком от берега, через сад и лужайку.
В это время из-за дома появились двое мужчин – высокий и пониже. Белые футболки и шорты делали их похожими на теннисистов. Оба резко остановились, затем тот, что пониже, вскрикнул и бросился к контейнеру.
Паула шагнула навстречу. Несмотря на решимость мужчины, она почувствовала, что он тут не главный.
Сначала в пекло принято бросать тех, кто младше по званию.
Человека звали Лаури Аро – он протянул руку ещё на бегу, но отдёрнул её, поняв, что Паула в перчатках и не собирается с ним ручкаться. Он поспешил представиться, а затем путано заговорил о затопленной лужайке и о том, чем это чревато.
В числе прочего он очень хотел знать, что произошло, кто такая Паула, кто за всё это ответит, зачем приехали полицейские, где управляющий и почему контейнер, несмотря на распоряжения, всё ещё здесь.