Контейнер

8

Фото и отпечатки пальцев женщины из контейнера были тут же разосланы в разные ведомства, но Паула особо не надеялась, что личность удастся установить до конца праздников. И это её удручало.

Хартикайнен и Медведь подключатся к расследованию только завтра. Паула смотрела на Ренко. Сидя в углу кабинета, он просматривал на быстрой перемотке запись с уличной камеры в резиденции – задом наперёд начиная с десяти часов утра.

Камер на территории было две: одна направлена на главный подъезд, другая – на чёрный ход. Вряд ли преступник попал в их поле зрения, разве что ему пришло в голову вломиться в дом прямо через дверь. Запись с главного входа Ренко уже просмотрел – и безрезультатно. На воротах же камеры не было вовсе.

Просматривая видео, Ренко успел ответить на два звонка, содержание которых сводилось к вопросу: когда ждать домой? Паула вспомнила о временах, когда ей самой приходилось отвечать на такие вопросы. Это было много лет назад.

Тосковала ли она? Сложно сказать. Но собиралась отпустить Ренко домой, лишь когда тот досмотрит запись.

Сама Паула изучала видео, снятое Ренко: Лехмусоя, Аро и Ринне по очереди рассказывали о том, чем занимались в течение прошлых суток.

Ренко начал с Эллы Лехмусоя, и её жизнерадостность совершенно не вязалась с общей картиной произошедшего: в тот момент девушка ещё не знала, почему ей задают вопросы. Элла отвечала, периодически посмеиваясь и поглядывая в сторону – очевидно, на мать, которой Ренко позволил остаться, несмотря на то, что дочь была совершеннолетней.

С раннего утра четверга и до двух они с Май Ринне работали в арендованной фондом галерее. После Элла встречалась в городе с подругами (хотите, дам номерок, хи-хи-хи), потом зашла в продуктовый и часам к шести вернулась домой. Вечером, когда жара спала, вышла прогуляться, а утром около восьми поехала на велосипеде к родителям.

Май Ринне задержалась в галерее до пяти. После ухода Эллы туда пришёл Паавали Кассинен – художник, которого фонд привлёк к одному из проектов. Из галереи Май и Кассинен ушли одновременно. Май сразу отправилась домой в Пунавуори, а наутро за ней заехал Лаури Аро. «У меня нет машины», – пояснила Май, допила вино, протянула пустой бокал за кадр и тут же получила полный. Судя по всему, Ренко не удалось выдворить остальных из беседки на время допроса.

Ответы Элины Лехмусоя были краткими и точными. Казалось, она тщательно подбирала слова, хоть и не знала, что случилось. О событиях четверга и пятницы они с Юханой рассказали практически одно и то же – и это неудивительно, если учесть, что они слышали ответы друг друга. «Как и сказала Элина, весь четверг мы провели дома», – говорил на следующей записи Юхана, причём несколько раздражённо, словно обращался к непонятливому ребёнку.

Лаури Аро на видео выглядел самым встревоженным. Видимо, в голове юриста тут же начали крутиться мысли о том, чем происходящее грозит фонду «Лехмус». Он отвечал односложно: был на работе, поехал домой, смотрел телевизор.

Паула остановила видео и помассировала веки. Пока жертва не опознана, всё это было по большому счёту бесполезно.

Вскоре после возвращения домой Юхана Лехмусоя позвонил ей и назвал имя водителя, который привёз контейнер к воротам. Другие данные он в тот же день добыть не смог. Паула это предвидела, но чем меньше людям даёшь времени, тем быстрее они действуют.

Водитель по телефону тоже рассказал не так много – для него это был самый обычный рейс. Водители «Лехмуса» узнавали номер контейнера и адрес доставки из компьютерной системы. Обычно там отображались имя и телефон заказчика, но на сей раз данные отсутствовали. Водителя это не удивило, поскольку контейнер нужно было привезти к воротам «Лехмуса» – получается, для нужд фонда. Он предположил, что в резиденции происходит какая-то уборка.

Пока личность женщины оставалась неизвестной, сузить круг расследования было сложно.

Паула просмотрела на компьютере фото с места преступления. Криминалисты поработали основательно, можно будет обобщить их данные на утреннем совещании в девять, перед вскрытием. Изначально Паула хотела устроить совещание в восемь, но криминалисты сделали такие лица, что она тут же перенесла его.

Как-никак Юханнус.

Паула сочла, что праздничным утром в отделе будет нечего делать. Данные по вскрытию едва ли поступят раньше второй половины дня. К тому же ей не хотелось видеть похмельные физиономии, и она рассчитывала, что к девяти все успеют привести себя в благопристойный вид.

Сама Паула пила редко, но особенно тщательно избегала алкоголя в последние месяцы. Она опасалась, что может перестать контролировать себя в стрессовой ситуации, как это случилось с отцом. Впрочем, отец вовсе не считал это проблемой.

В новогоднюю ночь, когда все устремлялись в центр смотреть салют и открывать шампанское, Паула всегда предпочитала совершить пробежку. Обычно ей хотелось это сделать именно тогда, когда другие что-то праздновали. Однажды под Новый год она даже повстречала знакомого, который был прямо-таки уязвлён тем, что кто-то занимается спортом в такой день, нарушая праздничный настрой.

Но это был способ наказать не других, а себя.

– Ничего. Nada[11], – сказал Ренко.

Он закончил своё занятие. Паула взглянула на часы: половина пятого.

– Уходишь?

– Похоже на вопрос с подвохом, – усмехнулся Ренко. – Что-то ещё нужно сделать?

– Нет, иди.

– Ты тоже.

– Я скоро.

– Напишу жене, чтобы подвезла со станции. Чем займёшься вечером? – спросил Ренко, набирая сообщение.

Паула промолчала, и Ренко засмущался. А смутившись, заговорил сам.

– Да уж, теперь толком не попразднуешь. Можно взять пива в сауну или выпить пару бокалов вина. То есть маленьких бокальчиков, а не таких, какие обычно фотографируют для глянцевых журналов. Вообще бокалы – тонкий момент, запросто можно дать маху. В пару бокалов вполне может быть разлита целая бутылка. Ну, если брать такие, размером с вазу.

Паула раздражённо уставилась в экран компьютера.

Наверное, было бы лучше, если бы она как-нибудь уклончиво ответила на вопрос. Но это шло вразрез с её принципами: о личном не спрашивают, а если сам хочешь поделиться чем-то без спроса, стоит дважды подумать.

Молчание вконец обеспокоило Ренко.

– Мы с супругой тоже будем дома. Особых планов нет, гостей не ждём. Может, сходим в сауну, потом пожарим сосисок. Или наоборот, сначала гриль. Надо бы по дороге заскочить за цукини, утром забыл.

– Исследования развивающихся стран, – вдруг произнесла Паула.

Болтовня Ренко не давала ей сосредоточиться, но вдруг, словно вытащив случайную карту из колоды, она ухватила один момент.

– Фонд «Лехмус» поддерживает исследования развивающихся стран, так ведь? – спросила она Ренко, который, похоже, всё ещё думал о цукини и теперь не мог сообразить, как развивающиеся страны связаны с этим овощем.

– Да. Это написано у них на сайте, – медленно проговорил он. – Что ты хочешь сказать?

Паула не ответила: ответ прозвучал бы глупо. Поскольку жертва темнокожая, она вполне могла быть родом из развивающейся страны.

В любой другой ситуации подобная мысль выглядела бы не только глупой, но и расистской. Но сейчас речь шла об убийстве, и пока это была единственная ниточка между темнокожей женщиной и фондом «Лехмус», которую Пауле удалось нащупать.

Тонкая ниточка, но единственная.

Кроме того, Финляндию всё ещё можно назвать «белой». Лишь недавно финны начали осознавать, что невежливо спрашивать темнокожих людей о месте рождения – те вполне могли родиться в Финляндии. И финские полицейские пока только привыкают к тому, что цвет кожи – не повод для проверки документов.

– Да ничего, просто вспомнила, – сказала Паула. – Хорошего Юханнуса, не забудь про цукини. Супруге привет.

Ренко обещал передать. Насмешку, проскользнувшую в слове «супруга», он не заметил.

С уходом Ренко Паула взяла в автомате холодную минералку и вновь села изучать фотографии.

Контейнер был запечатлён со всех сторон. На одном снимке на заднем плане белым расплывчатым пятном виднелась резиденция. Сам контейнер стоял в тени лип, словно безмолвная зловещая громада у врат рая. Эта фотография вполне могла бы стать настоящим произведением искусства.

Тело тоже выглядело весьма необычно. По крупным планам нельзя было определить, что женщина страдала, – напротив, на снимках она была необычайно красива. Но самыми удивительными были кадры, сделанные издалека, от двери контейнера.

На них женщина казалась забытой, беззащитной, брошенной в одиночестве. Некоторые фото были сделаны без вспышки, и тело выглядело просто силуэтом у стены.

Зная личность жертвы, можно будет строить предположения о мотивах преступления. Но был ещё один не менее важный вопрос, который выделял это убийство среди всех, которые Пауле доводилось расследовать.

Зачем её убили именно так?

Почему выбрали столь странный способ?

Дело здесь не только в том, что она должна была умереть.

Паула двумя долгими глотками выпила минералку и пузырьки ударили ей в нос. Затем она вбила в поиск имя Юханы Лехмусоя. Помимо сайтов фирмы оно упоминалось лишь в новостях и в результатах соревнований по триатлону. Паула разочарованно вздохнула – естественно, Юхана увлекался спортом, популярным среди больших боссов.

В последней новости говорилось о том, что Юхана Лехмусоя вошёл в состав руководства «Лехмуса». Материал был ещё февральский, в конце статьи приводилась ссылка на некролог Ханнеса Лехмусоя.

Учредитель корпорации «Лехмус», «основатель целой империи» и «великодушный благотворитель» скоропостижно скончался в январе в возрасте 67 лет. Автором некролога значился Лаури Аро, и в тексте сквозило низкопоклонство. Поскольку сам Ханнес умер, эта лесть, очевидно, была адресована Юхане.

Автор писал весьма высокопарно, но тем не менее в деловых заслугах Ханнеса Лехмусоя сомневаться не приходилось. История многопрофильного концерна началась с маленькой портовой фирмы, которая сдавала контейнеры в аренду – и со временем превратилась в успешную компанию. Со своим бизнесом Лехмусоя «подчас смело до безрассудства» врывался в новые сферы – и новые страны. Уже в восьмидесятые «Лехмус» работал в Африке.

В новом тысячелетии при поддержке фонда «Лехмус» в контейнерах поставляется помощь странам третьего мира – и не только африканским.

Фонд «Лехмус», контейнер, Африка.

Паула снова взглянула на часы. Интересно, Хартикайнен уже успел сходить в сауну?

9

Пляж был усеян нетрезвой молодёжью, причём многие выглядели так, как будто по возрасту выпивать им было ещё рано.

У самой воды расположилась компания, вокруг которой валялись вещи: обувь, полотенца, пустые банки из-под пива и коктейлей, пакеты, сумка-холодильник и разнообразный мусор.

Рядом с сумкой, по всей видимости, в бесчувственном состоянии, лежала девочка лет тринадцати, которую и подростком нельзя было назвать. Её платье задралось чуть ли не до пояса, и из-под него виднелись трусики с детским узором.

В сущности, она и была ребёнком.

Джерри бросил окурок и присыпал его. Солнце только начало клониться к горизонту, и набившийся в сандалии песок по-прежнему обжигал пятки.

Он отправился в город, потому что вечерние планы домашних изменились. На самом деле его это не расстроило – было бы куда лучше встретить Юханнус с друзьями, нежели с семьёй. Хотя все друзья куда-то подевались: он писал им, но никто не отвечал. Джерри заподозрил, что это случилось неспроста. Не исключено, что остальные празднуют на другом пляже и хихикают над тем, как он надоедает им своими сообщениями.

Джерри сомневался, приняли ли его вообще одноклассники. В прошлом году он перешёл в другую школу, и новый класс вообще-то ему нравился. Здесь к нему относились нормально и даже, казалось, были не прочь подружиться. Хотя, быть может, он придавал дружбе слишком большое значение.

В прежней школе его считали «каким-то не таким», а для новой он был просто слишком богатенький. Джерри довольно быстро осознал это и начал говорить о родителях пренебрежительно. Даже рисовал в воздухе кавычки, произнося «мама» и «папа», что веселило главную заводилу класса – девочку, которая слушала блэк-метал. Она никогда не тянула руку на уроках, но училась отлично. Джерри был готов чуть ли не есть с её руки с выкрашенными в чёрный ногтями.

Сегодня девчонки не было в компании одноклассников, и это было для него единственным утешением.

Девочка-подросток лежала и не шевелилась. Приятели – если это вообще были её приятели – сгрудились вокруг длинноволосого гитариста. Он весьма экспрессивно что-то исполнял, но эта экспрессия вряд ли могла скрыть плохую игру.

Джерри присел и взял девочку за запястье. Рука была тёплой, и он явственно ощутил пульс. Он одёрнул ей платье, чтобы скрыть трусики.

– Какого хрена?

Джерри вскочил. На него грозно смотрел гитарист.

– Какого хрена ты её лапаешь?

– Я не… – произнс Джерри. – Я просто…

– «Я просто», «я просто», – передразнил гитарист, отдал гитару товарищу и поднялся.

Инстинкт подсказывал Джерри, что надо уносить ноги. Но тем не менее ему хотелось объясниться.

– Я просто проверил, всё ли с ней хорошо.

– Задницу её ты проверил, – ответил гитарист, подходя ближе.

Он шёл медленно, как в кино. Остальные переволновались не на шутку – в отличие от Джерри они знали, что оправдываться бесполезно.

– Я поправил ей платье, – упорствовал Джерри. – Её надо отвести домой.

– А, так ты ещё и проводить её хочешь? Ну конечно. Проводишь и ещё что-нибудь проверишь – снова поправишь платье, например!

– Я вовсе не это… – начал Джерри, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.

Гитарист стоял так близко, что Джерри мог разглядеть тёмные крапинки в его голубых глазах – красивых, но холодных. Джерри затаил дыхание. Пару секунд они неподвижно смотрели друг на друга, но затем Джерри не выдержал и повернулся, чтобы уйти.

Удар пришёлся в ухо. Джерри повалился на живот рядом с девочкой. В голове гудело, он попытался встать, но получил сильный толчок в спину и снова оказался на песке.

Пошевелиться он больше не решался. Песок обжигал нос и левую щёку. Уха он не чувствовал и словно издалека слышал, как кто-то пытается утихомирить гитариста, умоляя его прекратить драку.

Джерри всё ещё лежал, когда гитара зазвучала снова. Это была песня Эда Ширана, которая ранее прервалась. Ребята начали подпевать. В рот Джерри набился песок. Не обращая на это внимания, он осторожно поднялся на четвереньки и на словах I'm in love with your body[12] начал медленно отползать.

Every day discovering something brand new[13].

Он сплюнул песок вперемешку с кровью, поднялся на ноги и пошёл, не оборачиваясь и не обращая внимания на чужие взгляды. Притронуться к лицу он не решался.

Лишь дойдя до деревьев, Джерри оглянулся на компанию у берега. Некоторые девочки танцевали. Музыки издалека было не слышно, но, судя по танцу, теперь исполнялось нечто быстрое. Гитарист играл сидя, покачиваясь в такт песне.

Девочка так и лежала возле сумки.

10

На звонок в дверь никто не ответил, и Паула обошла здание.

После развода Хартикайнен оставил дом жене, где она продолжила жить с детьми, а сам переехал в съёмную трёшку в обычном таунхаусе. На работе над ним подшучивали: мол, раньше расследовал финансовые махинации, а теперь сам оказался их жертвой. Но он относился к этому спокойно. «Селяви», – отвечал он на все насмешки.

Как и ожидала Паула, Хартикайнен сидел во дворе с пивом. Его лицо скрывала тень от маркизы, служившей продолжением крыши, в то время как оголённый торс купался в солнечных лучаах.

– О, Гвендолин! – радостно воскликнул Хартикайнен, когда Паула, с трудом пробравшись через щель в живой изгороди, наконец очутилась во дворе.

– Можно побеспокоить? – для приличия спросила она.

– Ради бога. Гвендолин всегда приносит дуновение зимы, а жара стоит невыносимая. По прогнозам эти тропические ночи и не думают заканчиваться, так что скоро спать будет невозможно. А дожди, ясное дело, начнутся вместе с моим отпуском. Пиво будешь?

Хартикайнен показал банку – пиво было безалкогольное, той же марки, что частенько пила и Паула. Похоже, несмотря на свою внешнюю беспечность, Хартикайнен завязал, пока ещё не поздно.

– Давай, спасибо.

Хартикайнен проворно удалился за дверь, а вернувшись, оказался в белой видавшей виды футболке. Ледяная банка открылась с шипением, и Паула присела за белый пластиковый стол.

– Твоё здоровье! – сказал Хартикайнен, открыв ещё одну банку пива. – Как отец?

Паула не сразу вспомнила, что брала отгул, чтобы позаботиться об отце, который якобы перенёс операцию на сердце.

– Спасибо, поправляется.

– Отлично, – он едва выдержал паузу, прежде чем перейти к делу, которое его интересовало по-настоящему.

– А теперь расскажи про труп в контейнере. Жаль, сегодня была не моя смена, да и из шефа подробностей по телефону вытянуть не получилось.

Паула улыбнулась и сделала долгий глоток. Хартикайнена попросили выйти на работу в выходные, и вот ему уже не терпится – ведёт себя как четырёхлетка.

– Завтра всё узнаешь. Сейчас я собираю информацию, которая может помочь опознать жертву.

– Чёрная женщина в контейнере у ворот фонда «Лехмус», – сказал Хартикайнен. – Вот и всё, чего мне удалось добиться от босса. С этим фондом я раньше не сталкивался, разве что слышал о нём мельком. А сама контора, конечно, на слуху, особенно Лехмусоя-старший.

– Ханне с Лехмусоя?

– Ага. Я видел его лишь однажды, но этого было вполне достаточно. Лет десять назад, на каком-то благотворительном вечере. У Арьи оказалось приглашение на двоих, и я составил ей компанию, – Хартикайнен умолк – видимо, задумался о бывшей жене, вспомнив что-то хорошее, а может, и плохое.

Паула допила пиво и любовалась через изгородь на лужайку в лучах заходящего солнца. Свет струился с неба, а луговые цветы и насекомые будто плавали в нём.

– Мы с Ханнесом сидели за одним столом, – наконец продолжил Хартикайнен. – На мероприятие он пришёл один и ещё шутил, что жена не смогла подобрать подходящий наряд. Но я бы на её месте и сам остался дома. Он явно был навеселе, приехал уже поддатый. Когда народ начал ходить туда-сюда, мы пересели. Меня это не то чтобы напрягало, я повидал всякое, а вот Арья захотела при первой возможности отсесть от Ханнеса.

– Почему? Приставал?

– Нет, да ему это и не требовалось: Арья сказала, что он к ней даже не прикоснулся, а она уже почувствовала себя облапанной.

– Как это?

– Она не смогла толком объяснить. Ханнес был дружелюбным и приятным собеседником, но и я как будто заметил в нём что-то не то. В общем, меня нисколько не удивило, как он потом умер.

– В некрологе сказано – скоропостижно. Сердце подвело?

– Технически да. Но на самом деле он пьяный замёрз в сугробе.

– Откуда ты знаешь?

– Приятель рассказал, – ответил Хартикайнен.

Паула усмехнулась. Хартикайнен был знаком с половиной полицейских в столице, а остальных как минимум знал в лицо. И точно был в курсе слухов, которые среди них циркулировали.

– Никакого криминала?

– Нет. Его смерть попала на камеру наблюдения, и картина совершенно ясна. Более трёх промилле в крови и замёрзшая моча в штанах.

Паула вспомнила спортивную фигуру Юханы Лехмусоя. Вряд ли сына постигнет судьба отца. Но должно же у них быть что-то общее?

– А что насчёт бизнеса, там всё прозрачно? – спросила она.

– Сейчас да. Концерн давно процветает, но была у Ханнеса и пара судимостей.

– За что его судили? – удивилась Паула.

– Насколько я помню, за растрату и налоговые махинации, но это было не один десяток лет назад. В молодости Ханнес был далёк от образа добропорядочного старомодного патрона, эту роль он полюбил с возрастом. Не то чтобы он так сильно мошенничал – скорее был мелким усатым засранцем.

– Усы вряд ли имеют отношение к делу, – сухо заметила Паула.

– Ещё как имеют. Усы мало кого украшают, – ответил Хартикайнен и непроизвольно почесал под носом. – А крупный авантюрист должен выглядеть стильно. Делишки Ханнеса были не особо серьёзными. По крайней мере, так мне говорили – сам я тогда ещё учился в высшей школе полиции.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Как слышно, майор Том? (англ.) – слова из песни Space Oddity Дэвида Боуи. – Прим. пер.

2

Праздник летнего солнцестояния. – Прим. ред.

3

Зима близко (англ.). – Прим. пер.

4

Гвендолин Кристи – исполнительница роли Бриенны Тарт в сериале «Игра престолов». – Прим. ред.

5

Вот я сижу в консервной банке (англ.) – слова из песни Space Oddity Дэвида Боуи. – Прим. пер.

6

Человек (англ.). – Прим. пер.

7

И я странным образом плыву. / И звёзды сегодня светят совсем иначе (англ.). – слова из песни Space Oddity Дэвида Боуи. – Прим. пер.

8