Курорт Нилова Пустынь и окрестности – целебное и сакральное сокровище Бурятии

В 40-х годах XIX века Тункинский край посетил доромбо-лама из Внутренней Монголии хубилган Галсан Содбо. В буддизме хубилганами, или перерожденцами, называются лица, в которых воплотились божества, сошедшие в мир людей в человеческом облике. Целью Галсан Содбо было проведение высших буддистских посвящений бурятских священнослужителей и укрепление авторитета ламаизма. В медитации доромбо-лама установил связь с шаманской сущностью хата Буха-Нойоном и получил его «согласие» на переход в буддизм. Теперь Буха-Нойон стал именоваться Ринчен-Ханом, а на его священной горе Белый камень в честь Ринчен-Хана воздвигли дуган. В дугане ламы поместили бронзовые статуэтки буддистских богов, иконы с их изображениями, поставили столик с семью жертвенными чашечками и начали проводить буддистские молебны.

Методы борьбы ламаизма с шаманизмом в XIX веке

В борьбе с шаманизмом ламаистское духовенство Тункинского края зачастую прибегало к помощи местных властей и полиции. По указанию высших лам полицейские арестовывали шаманов, сажали их под стражу в колодках, морили голодом. На священных местах шаманистов ламы проводили ритуалы отречения шаманов от своей деятельности, включавшие сжигание шаманской атрибутики и предметов шаманского культа. Священные шаманские могилы сжигались, и на их месте устраивались обо в честь ламаистских божеств.

Теперь не шаманы, а ламы проводили обряды всего жизненного цикла. На третий день после рождения ребёнка совершался обряд Милангор. На него собирались все родственники, и приглашённый лама-астролог по священной книге Джурхейн-лите определял судьбу новорождённого, жизненный прогноз, давал имя, определял защитников сахюусанов. В конце обряда он читал заклинания и молитвы по книге Великих Пяти Царей, гениев-хранителей буддизма, которые всё начинают и всё завершают, и составлял акт «для справок при разных обстоятельствах жизни». Пример такого акта приводит архиепископ Нил Иркутский в своей книге «Буддизм, рассматриваемый в отношении к последователям его, обитающим в Сибири»: «По неложному указанию Джурхейн-лите, рождение дитяти последовало: в стихии огня, под красным знаком, в год тигра, в месяц овцы, в день вепря, в час дракона; в сороковом отделе (муцу) суток; под влиянием десятой звезды; и поэтому новорождённому усвояется имя Демберел и пр». [6, с. 127—128] Обряд Милангор завершался пиршеством. Если семья ребёнка жила в достатке, то она оплачивала ламе проведение обряда в течение года. Тогда он ежемесячно посещал юрту и каждый раз читал главу книги Великих Пяти Царей, после чего снова пировали.

По 12-летнему буддистскому животному циклическому календарю ламы-астрологи определяли совместимость или несовместимость годов жениха и невесты, дату свадьбы, счастье семейной жизни. Для обнаружения неблагоприятных обстоятельств и способов их устранения буряты тоже обращались теперь к ламам-астрологам. К ламскому духовенству перешла функция проведения общих защитных обрядов и обрядов на благополучие. Однако дошаманская обрядность, связанная с огнём, с эжинами жилища и хозяйства, с родовыми предками оставалась неприкосновенной, и обряды проводили уважаемые в улусах старики и старухи.

Ламы часто посещали улусы, где жили сильные шаманы, а народ придерживался шаманских традиций. Они собирали жителей в передвижных войлочных дуганах и рассказывали чарующую легенду о магическом превосходстве Будды над магией шаманов: «Шаманство в период последнего из пяти сотен перерождений Шигемуни (за тысячу лет до Рождества Христова) было всеобщей религией, имело писанный закон и многие магические книги. Представители этой веры шаманы держали в руках ключ к тайнам природы и с его помощью совершали разные превращения и чудеса. С ними был призван бороться Шигемуни в качестве посланника от верховного Будды. Всех приверженцев шаманизма ему полагалось привлечь в свою веру, но исключительно милостью и правдой, даром слова и чудесами. К нему стали стекаться мудрейшие люди, желая озариться светом нового учения и стать на путь счастливых перерождений.

Первым местом пребывания избранных стала область божественного хана, в лесах которого обитала птица Галиндига. Хан этой области по имени Об-гамби был ревностным последователем буддизма. Младший же брат хана был ярым приверженцем шаманизма. Окружавшие его шаманы его тешили и делали с ним, что хотели. Об-гамби, источив все средства по вразумлению брата, решил опозорить шаманов и показать великую силу Тойона Годомы, как тогда называли Шигемуни. Хан устроил великий пир, поражающий своим гостеприимством. Распорядителем пира был назначен ханский брат, и он удостоил шаманов чести явиться на пир первыми и занять самые достойные места. Шигемуни почёл это за дерзость и так посмотрел на шаманов, что они заколебались, словно былинки, и очутились на задних рядах, отброшенные невидимой силой. Поскольку шаманов было шестьсот человек, то такое происшествие изумило всех. Но не самих шаманов. Они, окружив себя духами-помощниками, ринулись занимать прежние места. Но всё закончилось для шаманов неудачно. Слава победы досталась Шигемуни.

Всё пришло в порядок, и гости начали умывать руки. Шаманы поспешили к воде, чтобы смыть поношение и остудить жар в горле. Но вода словно каменела, как только шаман к ней прикасался. В довершении неприятностей все подносимые к ним блюда улетали, в то время, как последователи буддизма наслаждались прекрасными вкуснейшими яствами. Шаманы сидели окаменелые и недвижимые, а Об-гамби радовался, что его цель достигнута. Его брат и другие последователи шаманизма приняли жёлтую веру.

Шаманы бежали в пустыню и стали думать, как отомстить за позор. Тогда к ним явился легион духов-Шимнусов с предложением услуг в обмен на неограниченную покорность тёмному царству. Шаманы согласились. Из них были избраны шесть сильнейших, которые кроме собственных талантов представляли собой знатные роды, умевшие с древнейших времён хранить и возвращать шесть господствующих в мире зол. Собрав войско, шаманы, охраняемые Шимнусами, пробрались в местопребывания Тойна Годомы и напали на него. Земля затряслась под ногами Годомы, на его головой падал град и молнии, вокруг бушевали стихии. А он твёрдо стоял и посмеивался. Тогда шаманы предложили Годоме вступить в публичное состязание с представителями чёрной веры. Годома согласился и начал готовиться к сражению. Но, к удивлению и шаманов и своих сторонников, он бежал вместе с 1200 последователями в область хана Лизей-ори. Там Годома снова стал готовиться к бою, но за день до битвы ушёл в другую область, и так продолжалось множество раз.

Как-то раз, будучи приглашённым в общество ханов, после обеда Шигемуни воткнул в землю зубочистку, и она расцвела, превратившись в дерево с прекрасными плодами. Разумеется, все присутствующие принялись вкушать плоды, но не Шигемуни. Дальше Шигемуни посещал другие земли и совершал разные чудеса, всего пятнадцать. Люди стали восхвалять Шигемуни, покланяться ему и переходить из чёрной веры в жёлтую веру. После пятнадцатого чуда к Шигемуни явились два Тенгерина – Хормузда и Асури, явлением своим доказывая, что в делах Шигемуни принимает участие сам Будда. Шаманы, увлекаемые желанной местью, вместе с полчищем в шестьсот тысяч человек достигли Шигемуни в тот момент, когда он восседал на львиной шкуре и держал совет с Хормуздой и Асури. Все ханы заняли места в отдалении, желая в безопасности наблюдать за будущей битвой. Шигемуни не удостоил шаманов ни словом, ни взглядом. Он лишь дотронулся до львиной шкуры. Раздался рёв и грохот, из земли вышел огонь, появились гении в образе богатырей и ринулись на шаманов. Те бросились бежать, но перед ними возникла река и поглотила почти всех. Осталось двести шаманов и шаманистов из шестисот тысяч. Рассеявшись по миру, они послужили орудием сохранения чёрной веры». [6, с. 220—227]

Но, несмотря на все старания лам, буряты-ламаисты продолжали совершать шаманские обряды наравне с буддистскими. В конце XIX – начале XX веков православные миссионеры часто описывали встречи с тункинскими бурятами, собиравшимися в тайге для шаманских жертвоприношений: «Вколотивши 4 кола в землю, буряты положили на колья доски, сделавши из них подобие стола. Затем с языческими обрядами закололи барана таким образом, что вынули из него сердце живым. После того мясо съели, а кости животного сожгли на этом столе. В прежния времена, говорят, кожу жертвеннаго животнаго, барана или кобылицы, с головою и ногами вешали на деревья, а мясо и кости сжигали, чтобы угодить своим богам. А теперь буряты стали разчётливее и в этом отношении умнее. Мясо и кожи животных оставляют себе, а сожигают одни кости». [85, с. 25]

Ламаистские обряды для развития нравственных и духовно-религиозных качеств

Постепенно в сознании многих бурят-буддистов возникало желание самосовершенствоваться, расширять сознание, более глубоко проникать в принципы своей религии. Архиепископ Нил Иркутский в упомянутой выше книге описал пост и обеты, как наиболее востребованные в середине XIX века мирянами обряды по развитию духовно-религиозных качеств.

Пост

В ламаизме нет установленных временных периодов поста. Однако, каждый ламаист обязан поститься хотя бы один раз в год. Готовившиеся к посту верующие собирались в отдельном здании на территории дацана, слушали очистительную молитву, омывались, переодевались и проводили ночь в глубоком молчании. Утром приходил лама, давал наставления и брал с каждого клятву воздерживаться от чёрных грехов. Потом верующие общались с ламой, избранным для них в качестве духовного отца, и, при желании, ему исповедовались. (В буддизме нет обязательной исповеди). В течение первого дня поста разрешалось поесть один раз. На второй день запрещалось есть, пить (даже глотать собственную слюну) и говорить. В течение этого дня постившимся трижды читались длинные нравоучения, а они повторяли клятву воздерживаться от грехов. Наступившая ночь проходила в чтении молитв. На третий день лама читал молитву на разрешение вкушения пищи и на разрешение «открытия уст», и один раз разрешалось поесть. Трёхдневный цикл затворничества и голодания продолжался 16 дней. После каждых двух суток аскетам давали по чашке напитка из имбиря, корицы, шафрана и некоторых других трав и кореньев. Для слабых здоровьем время поста ограничивалось тремя днями, или разрешалось в течение 16 дней пить чай-мандзу (чай, смешанный с мукой). [6, 173—175]

Тем, кто хотел довести своё постничество до совершенства, полагалось иметь глиняную чашку, вмещавшую 42 глотка пищи, что достаточно для насыщения человека. «Подвижник, не навлекая на себя никакого укора, вправе съедать в сутки по одной такой чашке. Но, по окончанию трапезы своей, он должен опрокинуть сосуд на жёсткий камень и сделать им три оборота. Умаляемый силою такого трения, сосуд превратится, наконец, в пластинку; но, вместе с тем, и организм человека так переработается, что для поддержания в нём жизни и силы достаточно будет нескольких капель». [Там же, с. 341]

Обеты

Входившие в буддистскую общину миряне и мирянки, принимая Прибежище в Будде, соблюдали пять обязательных обетов: не брать не принадлежащее тебе, не принимать опьяняющих веществ, не убивать, не лгать, не прелюбодействовать. Также они давали религиозные обеты в честь какого-нибудь случая, и эти обеты являли собой единовременный подвиг. Вместе с тем, были обеты, определявшие всю оставшуюся жизнь человека. Под бременем такого обета он мог изнемогать, но отказаться от его несения запрещалось. Поэтому их давали очень немногие. Вот несколько примеров подобных обетов.

Шимнанца

Обет девственности, которые давали женщины-буддистки, достигшие 60 лет. Они по своему рангу равнялись хуваракам (ученикам дацана), носили жёлтую или красную одежду, брили голову. Поскольку стричь волосы самим женщинам запрещалось, обряд совершался двумя ламами. Один из них, обычно хуварак, срезал волосы, а второй под звук колокольчика читал текст из обрядника. Срезанные волосы собирались на белом войлоке дочерью посвящаемой женщины. Впоследствии дочь или внучка вкладывала их в чехол для волос, удлиняя свои косы. После ритуала принятия обета шимнанца женщины продолжали жить у себя дома, в кругу семьи, но вся их жизнь проходила в постах и молитвах. [Там же, с. 176—177]

Православный священник, встретивший таких буддисток в 1884 году в улусе недалеко от Ниловой Пустыни, писал: «Здесь были некоторые пожилые женщины-бурятки, называвшиеся шабангасами, т. е. послушницами, потому, что давали обет быть послушницами языческой религии и лучше жить, чем живут прочие буряты. Эти женщины подстригают волосы под гребёнку и носят одежду ламскую. Некоторые из женщин носили через плечо красную ленту или пояс – это тахилдит, т. е. жертва, знак обета не есть падали и вообще нечистой пищи. Дающие этот обет получают от лам новое имя, и это имя называется чёрное имя – хара-нырип». [85, с. 12]

Дианчи

Обет подразумевал жизнь отшельника или бесприютного скитальца, ведомого любовью к ближним. Его давали как ламы, так и миряне. На первом этапе выполнения обета дианчи отрекался от мира и суетности всего земного. Второй этап состоял в изучении жизни и деяний известных в данной местности отшельников. На третьем этапе принималось непоколебимое решение жить и умереть одиноким скитальцем. Четвёртый этап знаменовал окончательный уход «в пустынь», будь то горы, пустыни, тайга. Теперь жизнь дианчи протекала по следующим правилам: не иметь никакого приюта, кроме гор и пещер; не носить никакой одежды, кроме священной; самых лютых врагов считать своими друзьями; холодную землю иметь вместо ложа и камень вместо подушки; не входить в жилые дома; умерщвлять свою плоть обузданием пяти чувственных желаний, вытекающих из пяти чувств; вести борьбу с пятью родами искушений, порождённых пятью стихийными началами, постоянно действующими на человека и желающими его поработить; молиться. «Пусть зверь разверзнет свою пасть или змея жалит пяту; пусть рушатся и падают над головой скалы или воды грозят потоплением. Дианчи не должен прерывать свою молитву, ни даже изменять своего молитвенного положения. Поститься, с каждым днём усиливая строгость воздержания, чтобы однажды дух вышел из тела и насладился полным покоем Алционы» [6, с. 177—179]

Домашнее почитание буддистских божеств

Теперь обратимся к описанию быта бурят-ламаистов окрестных с Ниловой Пустынью улусов. Оно дано в отчёте о поездке по Тункинскому краю в 1871 году иркутского архиепископа Парфения. «Какое разнообразие в костюмах и убранстве! Некоторые из… буряток и детей носили на шее хахю-гон (охранитель) – род амулета. В этих хахю-гонах, или маленьких мешочках, даваемых ламами, зашиты травы, коренья и записка, на которых ламы записывают разные тибетские слова. Девушки имели на голове много кос малых, а женщины две. Те, которые побогаче, носили в косах и на шее серебряные деньги – саган мунгу, а победнее – медные деньги зэн мунгу. Богатые бурятки носят часто и золотые монеты – алта мунгу… Мущины носят одну косу, в которую тоже вплетают какую-либо серебряную вещь или шёлковую кисть. Но огниво, табак, трубку и нож все носят, и мущины, и женщины….

Его Высокопреосвященчество и сопутствующие ему приглашены были в юрту отобедать. Юрта небольшого размера, построена многоугольником, посередине сделан очаг и над ним вверху отверстие в юрте для выхода дыму. Прямо возле дверей, которые всегда устраиваются на юг, для защиты от севернаго ветра, – к средней стене приставлен жертвенный стол ширэ шахиль с четырьмя ступеньками. На первой ступеньке стоят курильницы; на второй – свечи и жертвы. В жертвенных чашечках кладут муку, рожь, какое-то шитьё и другое. На третьей ступеньке в средине стоит ламский колокольчик с бурханом наверху. По правую сторону колокольчика стоит медный кружок, в середине коего есть выпуклость в виде четырёхугольной пирамиды с тремя ступеньками и площадкою наверху. По изъяснению бурят кружок означает землю, а выпуклость – священную гору Сумеру. Эту выпуклость богатые делают из драгоценного камня. Так как эта священная гора находится будто среди земли, то она заключает в себе центр всего земнаго бытия. Другой медный кружок, с левой стороны, означает небо. Каждый из этих кружков зовётся мандали.

На последней ступеньке или площадке стоят картинки бурятских божеств. Саган-убугун – белый старик. Шигэмуни с державою в левой руке. Здесь же висит мех, снятый с ушкана (зайца), для того, что, по мнению бурят, в юрте этот мех предохраняет детей…

Правая сторона в юрте считается почётною для гостей, левая сторона – хозяйская… На жертвенном столике лежит Дарзук, напечатанный на небольшом платке тибетскими буквами. Дарзук заключает в себе картинку воздушной лошади – Химорин, которая ногами попирает враждебных духов. На лошади лежит хурда – род круглой, цилиндрической, продолговатой машинки, на которой наклеиваются или надписываются, как говорить разные тибетские молитвы, особенно следующия таинственные слова: «ом-ма-ни-бад-ме-хом». Эти слова считается необходимым произносить как можно чаще. Чтобы избавиться от труда произносить их устами, богатые буряты имеют в юрте означенную хурду. Частое повторение хурды они считают равным частому произношению означенных таинственных слов. Слова эти, или, точнее, шесть этих слов, различно толкуют. Иные утверждают, что это начальные слоги шести главных божеств. Другие почему-то переводят их так: «О, драгоценность в мовенце!» А некоторые уподобляют их нашему «Господи, помилуй!» Воздушный конь, видно, исполняет обязанность непрестанной и самой сильной молитвы этими словами. Как бы в объяснение этого, буряты устрояют ветреные хурды, которые с ветром обращаются сами собою, вместо хозяев исполняют труд молитвы». [85, с. 18—22]