ТЕРПИМОСТЬ
Да это и не имеет большого значения.
Дни маленьких независимых республик были сочтены.
Вскоре после этого римляне унаследовали европейское наследие Александра, и Греция стала одной из их многочисленных провинций.
Тогда был положен конец всем дальнейшим спорам, поскольку римляне в большинстве вопросов были даже более терпимыми, чем греки Золотого века, и они позволяли своим подданным думать так, как им заблагорассудится, при условии, что они не подвергали сомнению определенные принципы политической целесообразности, на которых держались мир и процветание римского государства. С незапамятных времен он был надежно построен.
Тем не менее существовала тонкая разница между идеалами, которые вдохновляли современников Цицерона, и теми, которые были священными для последователей такого человека, как Перикл. Древние лидеры греческой мысли основывали свою терпимость на определенных выводах, к которым они пришли после столетий тщательных экспериментов и размышлений. Римляне чувствовали, что могут обойтись без предварительного изучения. Они были просто равнодушны и гордились этим фактом. Их интересовали практические вещи. Они были людьми действия и питали глубокое презрение к словам.
Если другие люди хотели провести день под старым оливковым деревом, обсуждая теоретические аспекты управления или влияние Луны на приливы и отливы, они очень даже приветствовали это.
Если, кроме того, их знания можно было бы использовать для какого-то практического применения, то это заслуживало дальнейшего внимания. В противном случае, вместе с пением, танцами, кулинарией, скульптурой и наукой, это занятие философствованием лучше оставить грекам и другим иностранцам, которых Юпитер по своей милости создал, чтобы дать миру то, что недостойно внимания истинного римлянина.
Тем временем они сами посвятили бы свое внимание управлению своими постоянно растущими владениями; они обучили бы необходимые роты иностранной пехоты и кавалерии для защиты своих отдаленных провинций; они обследовали бы дороги, которые должны были соединить Испанию с Болгарией; и в целом они посвятили бы свою энергию поддержанию мира между полутора тысяч разных племен и народов.
Давайте воздадим честь тому, где подобает быть чести.
Римляне выполнили свою работу настолько тщательно, что возвели сооружение, которое в той или иной форме сохранилось до наших дней, и это само по себе является немалым достижением. До тех пор, пока были уплачены необходимые налоги и некоторое внешнее уважение оказывалось тем немногим правилам поведения, которые были установлены их римскими хозяевами, подвластные племена пользовались очень большой степенью свободы. Они могли верить или не верить во что им заблагорассудится. Они могли поклоняться одному Богу, или дюжине Богов, или целым храмам, полным Богов. Это не имело никакого значения. Но какую бы религию они ни исповедовали, этим удивительно разношерстным членам мировой империи всегда напоминали, что успех “римского мира” зависит от либерального применения принципа “живи и давай жить другим". Они ни при каких условиях не должны вмешиваться ни в дела своих соседей, ни в дела чужаков, находящихся у их ворот. И если, возможно, они думали, что их Боги были оскорблены, они не должны спешить к магистрату за помощью. “Ибо, – как заметил император Тиберий в одном памятном случае, – если Боги думают, что у них есть справедливые основания для недовольства, они, несомненно, могут позаботиться о себе сами”.
И с такими скудными словами утешения все подобные дела были немедленно прекращены, и людей попросили не высказывать свое частное мнение в судах.
Если несколько каппадокийских торговцев решали поселиться среди колоссов, они имели право привезти с собой своих собственных Богов и воздвигнуть собственный храм в городе Колоссы. Но если колоссяне по тем же причинам переедут в землю каппадокийцев, им должны быть предоставлены те же привилегии и равная свобода вероисповедания.
Часто утверждалось, что римляне могли позволить себе роскошь такого высокомерного и терпимого отношения, потому что они испытывали одинаковое презрение и к колоссянам, и к каппадокийцам, и ко всем другим диким племенам, жившим за пределами Лация. Возможно, это было правдой. Я не знаю. Но факт остается фактом: в течение полутысячи лет в большей части цивилизованной и полуцивилизованной Европы, Азии и Африки строго поддерживалась почти полная религиозная терпимость, и римляне разработали технику управления государством, которая давала максимум практических результатов при минимуме трений.
Многим людям казалось, что Тысячелетнее царство наступило и что это состояние взаимной терпимости будет длиться вечно.
Но ничто не длится вечно. И меньше всего – империя, построенная на силе.
Рим завоевал весь мир, но в своих усилиях он уничтожил себя.
Кости его юных солдат белеют на тысячах полей сражений.
Почти пять столетий мозги его самых умных граждан растрачивались на гигантскую задачу управления колониальной империей, простиравшейся от Ирландского моря до Каспийского.
Наконец наступила реакция.
И тело, и разум Рима были истощены невыполнимой задачей одного города, правящего целым миром.
А потом произошла ужасная вещь. Целый народ устал от жизни и потерял интерес к жизни.
Они стали владельцами всех загородных домов, всех таунхаусов, всех яхт и всех дилижансов, которыми только могли надеяться воспользоваться.
Они обнаружили, что владеют всеми рабами в мире.
Они всё съели, они всё видели, они всё слышали.
Они попробовали на вкус каждый напиток, они были везде, они занимались любовью со всеми женщинами от Барселоны до Фив. Все книги, которые когда-либо были написаны, находились в их библиотеках. На их стенах висели лучшие картины, которые когда-либо были написаны. Самые умные музыканты всего мира развлекали их за трапезой. И, будучи детьми, они получали наставления от лучших профессоров и педагогов, которые научили их всему, чему можно было научить. В результате вся еда и питье потеряли свой вкус, все книги стали скучными, все женщины стали неинтересными, а само существование превратилось в бремя, которое многие люди были готовы сбросить при первой же представившейся возможности.
Оставалось только одно утешение – созерцание Неизвестного и Невидимого.
Старые Боги, однако, умерли много лет назад. Ни один разумный римлянин больше не обращал внимания на глупые детские стишки о Юпитере и Минерве.
Существовали философские системы эпикурейцев, стоиков и киников, все они проповедовали милосердие, самоотречение и добродетели бескорыстной и полезной жизни. Но они были такими пустыми. Они достаточно хорошо звучали в книгах Зенона, Эпикура, Эпиктета и Плутарха, которые можно было найти в каждой библиотеке на углу.
Но в конечном счёте оказалось, что этой диете чистого разума не хватает необходимых питательных качеств. Римляне начали требовать определенного количества “эмоций” в своих духовных трапезах.
Следовательно, чисто философские “религии” (ибо таковыми они действительно были, если мы связываем идею религии с желанием вести полезную и благородную жизнь) могли понравиться только очень небольшому числу людей, и почти все они принадлежали к высшим классам, которые пользовались преимуществами частного обучения в руках компетентных учителей греческого языка.
Для массы людей эти тонко продуманные философии значили меньше, чем вообще ничего. Они тоже достигли той точки развития, на которой большая часть древней мифологии казалась детской выдумкой грубых и доверчивых предков. Но они никак не могли зайти так далеко, как их так называемые интеллектуальные начальники, и отрицать существование всех без исключения личных Богов.
Поэтому они сделали то, что делают все полуобразованные люди в таких обстоятельствах. Они отдали формальную и внешнюю дань уважения официальным богам Республики, а затем отправились за настоящим комфортом и счастьем в одну из многих мистических религий, которые в течение последних двух столетий находили самый радушный прием в древнем городе на берегах Тибра.
Слово “тайна”, которое я использовал раньше, имеет греческое происхождение. Первоначально это означало собрание “посвященных людей” – мужчин и женщин, чьи “уста были закрыты” от предательства тех самых святых тайн, которые, как предполагалось, должны были знать только истинные члены мистерии и которые связывали их вместе, как фокус-покус студенческого братства или каббалистические заклинания Независимого Ордена Морских Мышей.
Однако в течение первого столетия нашей эры мистерия была не чем иным, как особой формой поклонения, вероисповедания, церковью. Если бы грек или римлянин (если вы простите за небольшое жонглирование временем) ушел из пресвитерианской церкви в церковь Христианской науки, он сказал бы своим соседям, что он отправился в “другую тайну”. Ибо слово “церковь”, “кирка”, “дом Господень” имеет сравнительно недавнее происхождение и в те дни не было известно.
Если вы особенно заинтересованы в этой теме и хотите понять, что происходило в Риме, купите нью-йоркскую газету в следующую субботу. Подойдет практически любая бумага. В нем вы найдете четыре или пять колонок объявлений о новых вероучениях, о новых тайнах, привезенных из Индии, Персии, Швеции, Китая и дюжины других стран, и все они предлагают особые обещания здоровья, богатства и вечного спасения.
Рим, который так сильно напоминал нашу собственную столицу, был так же полон импортных и отечественных религий. Международный характер города сделал это неизбежным. С поросших виноградом горных склонов северной Малой Азии пришел культ Кибелы, которую фригийцы почитали как мать Богов и чье поклонение было связано с такими неподобающими вспышками эмоционального веселья, что римская полиция неоднократно была вынуждена закрывать кибелийские храмы и, наконец, приняла очень решительные меры. законы против дальнейшей пропаганды веры, которая поощряла публичное пьянство и многие другие вещи, которые были еще хуже.
Египет, древняя страна парадоксов и тайн, породил полдюжины странных божеств, а имена Осириса, Сераписа и Исиды стали так же знакомы римскому слуху, как имена Аполлона, Деметры и Гермеса.
Что касается греков, которые столетия назад дали миру первичную систему абстрактной истины и практический кодекс поведения, основанный на добродетели, то теперь они снабжали людей из других стран, которые настаивали на изображениях и благовониях, широко известными “мистериями” Аттиса и Диониса, Орфея и Адониса, ни один из них не был полностью вне подозрений с точки зрения общественной морали, но, тем не менее, пользовался огромной популярностью.
Финикийские торговцы, которые в течение тысячи лет часто посещали берега Италии, познакомили римлян со своим великим Богом Ваалом (заклятым врагом Иеговы) и с Астартой, его женой, тем странным существом, которому Соломон в старости и к великому ужасу всех своих верных подданных построил “Горнее место” в самом сердце Иерусалима; ужасная Богиня, которая была признана официальной защитницей города Карфагена во время его долгой борьбы за господство в Средиземноморье и которая, наконец, после разрушения всех ее храмов в Азии и Африке должна была вернуться в Европу в образе самого респектабельного и скромного христианского святого.
Но самым важным из всех, поскольку он был очень популярен среди солдат армии, было божество, чьи разбитые изображения до сих пор можно найти под каждой кучей мусора, которая отмечает римскую границу от устья Рейна до истока Тигра.
Это был великий Бог Митра.
Митра, насколько нам известно, был древним азиатским богом Света, Воздуха и Истины, и ему поклонялись на равнинах Прикаспийских низменностей, когда наши первые предки завладели этими чудесными пастбищами и приготовились заселить те долины и холмы, которые впоследствии стали известны как Европа. Для них он был дарителем всех благ, и они верили, что правители этой земли осуществляют свою власть только по милости его могущественной воли. Поэтому, в знак своей божественной милости, он иногда даровал тем, кто был призван на высокие должности, частицу того небесного огня, которым он сам был вечно окружен, и хотя он ушел и его имя было забыто, добрые святые средневековья своим ореолом света напоминают нам о древней традиции, которая зародилась за тысячи лет до того, как о Церкви когда-либо мечтали.
Но хотя он пользовался большим почтением в течение невероятно долгого времени, было очень трудно реконструировать его жизнь с какой-либо степенью точности. Для этого была веская причина. Ранние христианские миссионеры питали отвращение к мифу о Митре с ненавистью, бесконечно более ожесточенной, чем та, которую питали к обычным повседневным мистериям. В глубине души они знали, что индийский бог был их самым серьезным соперником. Поэтому они старались изо всех сил убрать все, что могло бы напомнить людям о его существовании. В этой задаче они преуспели настолько хорошо, что все храмы Митры исчезли и не осталось ни единого письменного свидетельства о религии, которая более полутысячи лет была так же популярна в Риме, как методизм или пресвитерианство в современных Соединенных Штатах.
Однако с помощью нескольких азиатских источников и тщательного изучения некоторых руин, которые не могли быть полностью разрушены в дни, предшествовавшие изобретению динамита, мы смогли преодолеть это первоначальное препятствие и теперь имеем довольно точное представление об этом интересном Боге и вещах, за которые он выступал.
Много-много веков назад, как гласила история, Митра таинственным образом родился из камня. Как только он лег в свою колыбель, несколько близлежащих пастухов пришли поклониться ему и осчастливить его своими дарами.
В детстве Митра пережил множество странных приключений. Многие из них очень напоминают нам о деяниях, которые сделали Геракла таким популярным героем среди детей греков. Но в то время как Геракл часто был очень жесток, Митра всегда творил добро. Однажды он вступил в борьбу с Солнцем и победил его. Но он был так щедр в своей победе, что Солнце и он стали как братья, и их часто принимали друг за друга.
Когда Бог всего зла наслал засуху, которая угрожала уничтожить человеческую расу, Митра поразил камень своей стрелой, и вот! обильная вода хлынула на выжженные поля. Когда Ариман (ибо так звали заклятого врага) после этого попытался достичь своей злой цели с помощью ужасного наводнения, Митра услышал об этом, предупредил одного человека, велел ему построить большую лодку и погрузить в нее своих родственников и свои стада, и таким образом спас человеческую расу от уничтожения. Пока наконец. сделав все, что было в его силах, чтобы спасти мир от последствий его собственных безумств, он был взят на Небеса, чтобы править справедливыми и праведными во все времена.
Те, кто хотел присоединиться к культу Митры, должны были пройти сложную форму посвящения и были вынуждены съесть церемониальную трапезу из хлеба и вина в память о знаменитом ужине, который съели Митра и его друг Солнце. Более того, они были обязаны принимать крещение в купели с водой и делать много других вещей, которые не представляют для нас особого интереса, поскольку эта форма религии была полностью уничтожена более полутора тысяч лет назад.
Попав в лоно церкви, ко всем верующим относились на основе абсолютного равенства. Они вместе молились перед одними и теми же освещенными свечами алтарями. Вместе они пели одни и те же священные гимны и вместе принимали участие в празднествах, которые ежегодно проводились двадцать пятого декабря в честь рождения Митры. Кроме того, они воздерживались от всякой работы в первый день недели, который даже сегодня называется Солнечным днем в честь великого Бога. И, наконец, когда они умерли, их уложили терпеливыми рядами в ожидании дня воскресения, когда добрые войдут в свою справедливую награду, а нечестивые будут брошены в вечный огонь.
Успех этих различных мистерий, широкое влияние митраизма среди римских солдат указывают на состояние, далекое от религиозного безразличия. Действительно, первые века империи были периодом беспокойных поисков чего-то, что могло бы удовлетворить эмоциональные потребности масс.
Но в начале 47 года нашей эры кое-что произошло. Небольшое судно отправилось из Финикии в город Перга, отправную точку сухопутного маршрута в Европу. Среди пассажиров были двое мужчин, не перегруженных багажом.
Их звали Павел и Варнава.
Они были евреями, но у одного из них был римский паспорт, и он хорошо разбирался в мудрости языческого мира.
Это было начало незабываемого путешествия.
Христианство вознамерилось завоевать весь мир.
ГЛАВА III. ИСТОК ОГРАНИЧЕНИЯ СВОБОД
Быстрое завоевание западного мира церковью иногда используется как доказательство того, что христианские идеи должны были иметь божественное происхождение. Не мое дело обсуждать этот вопрос, но я бы предположил, что ужасные условия, в которых вынуждено было жить большинство римлян, имели такое же отношение к успеху первых миссионеров, как и здравый смысл их послания.
До сих пор я показывал вам одну сторону римской картины – мир солдат, государственных деятелей, богатых людей – производителей и ученых, счастливых людей, которые жили в полной света и просветленной непринужденности на склонах Латеранского холма, или среди долин и холмов Кампании, или где – то вдоль Неаполитанского залива.
Но они были только частью истории.
Среди кишащих трущоб пригородов было мало достаточных свидетельств того обильного процветания, которое заставляло поэтов бредить о Тысячелетнем Царстве и вдохновляло ораторов сравнивать Октавиана с Юпитером.
Там, в бесконечных и унылых рядах переполненных и вонючих многоквартирных домов, жило огромное множество людей, для которых жизнь была просто непрерывным ощущением голода, пота и боли. Для этих мужчин и женщин чудесная история о простом плотнике в маленькой деревушке за морем, который добывал хлеб насущный трудом своих собственных рук, который любил бедных и угнетенных и который поэтому был убит его жестокими и хищными врагами, означала что-то очень реальное и осязаемое. Да, все они слышали о Митре, Исиде и Астарте. Но эти Боги были мертвы, и они умерли сотни и тысячи лет назад, и то, что люди знали о них, они знали только понаслышке от других людей, которые также умерли сотни и тысячи лет назад.
Иешуа из Назарета, с другой стороны, Христос, помазанник, как называли его греческие миссионеры, был на этой земле совсем недавно. Многие люди, жившие тогда, могли бы знать его, могли бы слушать его, если бы они случайно посетили южную Сирию во время правления императора Тиберия.
И были другие, пекарь на углу, торговец фруктами с соседней улицы, который в маленьком темном саду на Аппиевой дороге разговаривал с неким Петром, рыбаком из деревни Капернаум, который на самом деле был недалеко от горы Голгофа в тот ужасный послеполуденный час, когда Пророк был пригвожден к кресту солдатами римского наместника.
Мы должны помнить об этом, когда пытаемся понять внезапную популярность этой новой веры.
Это было то личное прикосновение, то непосредственное личное чувство интимности и близости, которые давали христианству такое огромное преимущество перед всеми другими вероучениями. Это и любовь, которую Иисус так непрестанно выражал к представителям всех народов погрязшимв нищете и лишённым наследства,которая исходила из всего, что он говорил. Выражал ли он это точно теми словами, которые использовали его последователи, имело очень небольшое значение. У рабов были уши, чтобы слышать, и они понимали. И, трепеща перед высоким обещанием восхитительного будущего, они впервые в своей жизни увидели лучи новой надежды.
Наконец-то были произнесены слова, которые должны были освободить их.
Они больше не были бедными и презираемыми, злом в глазах сильных мира сего.
Напротив, они были преданными детьми любящего Отца.
Они должны были унаследовать мир и его полноту.
Им предстояло вкусить радости, утаенные от многих из тех самодовольных хозяев, которые уже тогда жили за высокими стенами своих самнийских особняков.
Ибо в этом заключалась сила новой веры. Христианство было первой реальной религиозной системой, которая дала обычному человеку шанс.
Конечно, сейчас я говорю о христианстве как об опыте души – как о способе жизни и мышления. И я попытался объяснить, как в мире, полном морального разложения рабства, благая весть распространилась со скоростью и эмоциональной яростью пожара в прериях. Но история, за исключением редких случаев, не занимается духовными приключениями частных лиц, будь они свободны или в рабстве. Когда эти скромные создания были ловко организованы в нации, гильдии, церкви, армии, братства и федерации; когда они начинают подчиняться единому руководству; когда они накапливают достаточно богатств, чтобы платить налоги, и чтобы можно было принудить их к созданию армий с целью завоевания народов, тогда, наконец, они начинают привлекать внимание наших летописцев и им уделяется серьезное внимание. Следовательно, мы знаем очень много о ранней церкви, но чрезвычайно мало о людях, которые были истинными основателями этого института. Это довольно прискорбно, ибо раннее развитие христианства-один из самых интересных эпизодов во всей истории.
Церковь, которая в конце концов была построена на развалинах древней империи действительно представляла собой сочетание двух противоречивых интересов. С одной стороны, он выступала как защитник тех всеобъемлющих идеалов любви и милосердия, которым учил сам Христос. Но, с другой стороны, она оказалась неразрывно связанной с тем сухим духом провинциализма, который с начала времен отделял соотечественников Иисуса от остального мира.
Проще говоря, она сочетала римскую эффективность с иудейской нетерпимостью и в результате установила царство террора над умами людей, которое было столь же эффективным, сколь и нелогичным.
Чтобы понять, как это могло произойти, мы должны еще раз вернуться ко временам Павла и к первым пятидесяти годам после смерти Христа, и мы должны твердо осознать тот факт, что христианство началось как реформаторское движение в лоне еврейской церкви и было чисто националистическим движением, которое вначале угрожало правителям еврейского государства и никому другому.
Фарисеи, которым довелось быть у власти, когда Иисус был жив, понимали это слишком ясно. Вполне естественно в конечном счете они опасались окончательных последствий агитации, которая смело угрожала поставить под сомнение духовную монополию, основанную ни на чем более существенном, чем грубая сила. Чтобы спастись от уничтожения, они были вынуждены действовать в духе паники и отправили своего врага на виселицу до того, как римские власти успели вмешаться и лишить их жертвы.
Невозможно сказать, что сделал бы Иисус, если бы был жив. Он был убит задолго до того, как смог организовать своих учеников в особую секту, и не оставил ни единого письменного слова, из которого его последователи могли бы сделать вывод о том, что он хотел, чтобы они сделали.
В конце концов, однако, это предохранило от лицемерия.
Отсутствие письменного свода правил, определенного набора предписаний и правил оставило учеников свободными следовать духу слов своего учителя, а не букве его закона. Если бы они были связаны записями, они, скорее всего, посвятили бы всю свою энергию теологической дискуссии на вечно заманчивую тему запятых и точек с запятой.
В этом случае, конечно, никто, кроме нескольких профессиональных ученых, не мог бы проявить ни малейшего интереса к новой вере, и христианство пошло бы по пути многих других сект, которые начинаются со сложных письменных программ и заканчиваются, когда полиция выбрасывает торгующихся теологов на улицу.
На протяжении почти двадцати веков, когда мы осознаем, какой огромный ущерб нанесло христианство Римской империи, вызывает удивление тот факт, что власти практически не предприняли никаких шагов для подавления движения, которое было столь же опасным для безопасности государства, как вторжение гуннов или готов. Они, конечно, знали, что судьба этого восточного пророка вызвала большое волнение среди их домашних рабынь, что женщины вечно рассказывали друг другу о скором появлении Царя Небесного и что довольно много стариков торжественно предсказывали неминуемое разрушение этого мира огненным шаром.
Но это был не первый случай, когда беднейшие классы впадали в истерику по поводу какого-то нового религиозного героя. Скорее всего, это тоже будет не в последний раз. Тем временем полиция проследит за тем, чтобы эти бедные, обезумевшие фанатики не нарушали покой государства.
И это было все.
Полиция действительно насторожилась, но не нашла повода действовать. Последователи новой тайны занимались своими делами самым образцовым образом. Они не пытались свергнуть правительство. Сначала несколько рабов ожидали, что общее отцовство Бога и общее религиозное братство человечества будут означать прекращение старых отношений между хозяином и слугой. Апостол Павел, однако, поспешил объяснить, что Царство, о котором он говорил, было невидимым и неосязаемым царством души и что людям на этой земле лучше принимать вещи такими, какими они их нашли, в ожидании окончательной награды, ожидающей ихна Небесах.