Розы для магистра

– Дура рыжая, – крикнул вгорячах на Плеханову Толик и выбежал из класса.

…После этого случая он не будет больше членом комсомола и не сядет за парту в этой школе. Это было ЧП крупного масштаба, о котором впоследствии долго будет ходить молва по городу, до тех пор, пока в одной из школ группа подростков не изнасиловала девятиклассницу. И только тогда постепенно о нём забудут школы, но не школьницы, с которыми он множество раз, ходил за диким луком в заливные луга. А после прихода матери Плехановой в школу, её дочь и Толика пригласят на комиссию по делам несовершеннолетних, где Плеханову определят учиться в СПТУ, на судового повара в город Рыбинск, а его переведут в школу рабочей молодёжи.

Сухареву после восьмилетки родители отправят учиться и жить в Ригу, где жили её бабушка и дедушка. Так впервые Толик пожал плоды женского коварства и понял, что дразнить женщину опасно для здоровья.

– Я не хочу яблока, купи мне лучше два пирожка с мясом, – говорила она Толику в зале ожидания небольшого железнодорожного вокзала провинциального городка.

– Сейчас куплю, но вначале скажи, как тебя зовут? – спросил он у обаятельной брюнетки, одетую в красное лёгкое платье. На ногах у неё были красивые босоножки тоже красного цвета, которые она постоянно протирала носовым платком.

– Маша я Ганина. Хочешь, паспорт покажу, если не веришь? – приятно улыбалась она.

– Верю Маша, но паспорт мне не к чему, я же не милиционер, а всего на всего скромный служащий ВТОРЧЕРМЕТА.

– И кем ты там служишь скромник, на своей свалке?

– Весовщиком, – коротко ответил он.

– С такой профессией наверняка у тебя в кошельке найдутся деньги, чтобы купить мне два пирожка с мясом, – напомнила она ему, что хочет кушать.

– Извини, я заговорился и забыл о твоей просьбе, – вскочил он с кресла.

Он принёс ей из буфета два пирожка завёрнутые в салфетку и бутылку ежевичной воды. Всё это она быстро поглотила. Толик понял, что эта девушка давно ничего не ела. Она положила носовой платок в сумочку, которым протирала танкетки и достала другой, чистый платок, и им вытерла руки и губы.

– У тебя Маша, что на все случаи жизни носовые платки имеются? – спросил он.

– Я платки никогда не стираю и выкидываю их по мере загрязнения, – ответила она.

– А трусики ты стираешь свои, или тоже выкидываешь по мере загрязнения?

– Эх, мужики, вы все одинаковы, – добродушно улыбнулась она. – Если тебя интересует, в них ли я сейчас нахожусь, то могу откровенно сказать. Нет, мои ажурные трусики на данный момент в единственном числе лежат в моей сумочке. И им неплохо бы было познакомиться с водой и стиральным порошком. Если ты мне сможешь предоставить место для стирки моей маленькой, но важной части исподнего белья, то я тебе буду очень благодарна.

– С этим вопросом я думаю, мы уладим. Но с условием, что там ты не должна находиться больше суток, так как у меня в ближайшую пятницу состоится свадьба. И эту квартиру мы сняли вместе с моей будущей женой у бабушки моего лучшего друга Сени Миндаля. Завтра мы намерены туда завозить мебель и приводить квартиру в порядок. То есть готовить её к семейной жизни молодожёнам. Понятно тебе?

– Я всё поняла и долго не задержусь, – пообещала она.

– Тогда поехали? – сказал ей Толик.

– На автобусе или на электричке?

– На машине, – удивилась она, – у тебя что свой транспорт имеется у такого молодого?

– Родители к свадьбе подарили, – пояснил он.

На новом москвиче они поехали по жаркому и пыльному городу, петляя по закоулкам и улицам дореволюционной архитектуры.

– Дождя бы сейчас не мешало, – сказал он.

– Если бы он начался, то я бы к тебе и на постирушки напрашиваться не стала. Я не знаю, где у вас в городе водоёмы есть, можно было там всё сделать.

– Я понял, что ты не местная, а как тебя к нам занесло? – спросил Толик.

– Обычное дело, поругалась с мужем в пух и прах. Он у меня военный в Ветлуге служит. Забрала документы, оставив весь свой нажитый гардероб в его финском домике и села на электричку. Назад я не вернусь больше к этому тирану.

– А как же родители твои, они же тебя искать будут?

– Меня не будут, у меня из родных один отец остался, который в Майкопе живёт в примаках у своей новой жены. Пока он в силе обо мне ни разу не вспомнил и ни одного письма не написал.

– Тяжело тебе придётся, дальше жить. Ты так опрометчиво поступила, что приехала в чужой город, где нет ни знакомых, ни родных.

– Почему у меня сейчас ты знакомый и один водитель на цементовозе есть. Правда не знаю, как его зовут, и тебя тоже, – засмеялась она.

– Меня Толиком зовут, друзья называют Магистр, – фамилия у меня Магистратов, – объяснил он ей. – А с шофёром машины ты видимо сильно увлеклась, что забыла имя спросить?

– Глупый, я приехала поздно и пошла по городу, гулять. Вышла на трассу, где нет совсем домов, одни леса. Босоножки держала в руках и шла по бетонке босиком. Догулялась до тех пор и не заметила, как начало рассветать на улице. Опомнилась, когда около меня остановился этот цементовоз. Водитель в окошко мне кричит:

«Красавица, ты, что пастушка волчьей стаи?»

– Я подумала, что шофер решил приклеиться к одинокой женщине, идущей босиком ночью по трассе, и отмахнулась от него. Мало того обозвала его пыле возом. А он дверку машины открывает и говорит мне:

«Оглянись назад?» – Я обернулась и обомлела сзади меня по пятам шли два волка. Не помню, как я оказалась у него в кабине. Помню только пузырёк с нашатырём перед лицом и помню, как он по моей просьбе подвёз меня к вокзалу. Вот и всё моё с ним знакомство.

– Да волки у нас тут водятся, потому что леса кругом, – сказал Толик.

Они подъехали к трёхэтажному со старой архитектурой дому, окружёнными вокруг зелёными насаждениями.

Толик остановил машину под вишнями, на которых багровыми гроздями свисали её переспелые плоды.

– Я вишни ужасно хочу? – потребовала она, не вылезая из машины.

– Будешь есть её прямо из окна, – сказал Толик, – это окна моей квартиры, – показал он на два голых окна, закрытые на половину газетами.

– Удобно лакомиться из окна, и дворик ваш хороший, – оценила она уютное местечко. – Мне здесь нравится! Я люблю старые строения, потому что в каждом кирпичике заложена историческая капелька, – задумчиво произнесла она.

Толик внимательно посмотрел на неё и подумал, что эта девушка не похожа на тех с вокзала с лёгким поведением, которые отдаются в такси первому встречному за договорную плату.

– Да здесь действительно красиво и удобно жить. «Рынок за домом и городской парк рядом», – произнёс он.

Он привёл её в нежилую квартиру, где повсюду стоял запах прели, и кроме старого кованого сундука и разваленного на кухне стола из мебели ничего не было.

– По обстановке вижу, что я тебя не за того приняла на вокзале, – сказала она.

– Почему?

– Я думал, ты из тех сердцеедов, кто на вокзалах промышляет случайными знакомствами.

– Нет, я туда сегодня попал чисто по работе. Отец послал меня оформить отправку вагона с ломом. Обычно этим делом у нас занимается другой человек, которого сегодня нет на работе.

– А кто у тебя отец?

– Мой самый главный начальник.

– Всё ясно, откуда у молодого весовщика, новая легковая машина, – сказала она.

– А ты не задавайся такими вопросами? Иначе у тебя на концах губ будет появляться кислота, после чего на твоём красивом лице будут навечно отпечатываться кривые мрачные складки.

– Ёмко говоришь, Толик. А тебе, интересно, сколько лет? – взглянула она с любопытством на него.

– Наверное, как и тебе двадцать один.

– Ошибаешься, мне двадцать восемь вчера исполнилось, – сказала она и прошла в ванную.

Проверив там воду, она вернулась в комнату:

– Прекрасно! Вода есть горячая и холодная, если бы ещё шампунь и кусочек полотенца в этом доме были, совсем бы, как в бане стало.

– Может тебе и перину с подушкой привезти сюда? – с наигранным сарказмом, спросил Толик.

– Если у тебя есть такая возможность, то я возражать не буду. Вези, пожалуйста?

– Ладно, жди меня? – сказал он, – я скоро вернусь. Чувствуй себя свободно, кроме меня здесь никто не появится. Хозяева живут в деревне. Но на всякий случай дверь никому не открывай, – предупредил он её.

Толик поехал к своей будущей жене Ольге домой. Там забрав у матери приготовленную часть её приданого имущества, с постельным бельём, он погрузил всё в машину и повёз на съёмную квартиру. Не забыв по пути купить шампунь, бутылку Каберне и закуски. Её он застал сидевшей на сундуке.

Поджав под себя ноги, она положила свой подбородок на коленки и равнодушно смотрела на втиснувшего с матрасом в квартиру Толика.

– Зачем это? – спросила она, – я же пошутила. Мне ведь только помыться и простирнуть своё нижнее бельё нужно и всё. А обременять тебя своими просьбами, я не намерена. Я покину, эту квартиру через пару часов.

– Ты не думай, что я только ради тебя это всё привёз. Завтра здесь, полная квартира мебели будет. А постельное бельё, приданное моей жены. Мне его так и так сюда доставлять надо было.

– Лучше бы порадовал, женщину и без вреда солгал слегка, что такую приятность делаешь для меня, а ты сразу оправдываться начинаешь, – покачивала она пикантно головой. – Несмышленый ты ребёнок Толик. Хотя можешь больше мне ничего не говорить. Я знаю, что ты для меня всё это сделал. А если не так, то ты бы меня и не привёз сюда.

…Толик от неожиданности бросил матрас на пол и стоял, перед ней, как завороженный с кипой постельного белья.

– Я смотрю тебе трудно угодить. Ты, лучше молча, воспринимай, что тебе даёт гусар? – сказал он ей.

Она встала с сундука и, взяв у него из рук постельное белье, положила его на сундук:

– Не обижайся на меня благородный Магистр? Все женщины должны быть чуточку капризные. Если они лишены такой изюминки, то будут, скорее всего, походить на мужчин.

– Странное у тебя суждение о женщинах, где ты этого набралась? – спросил у неё Толик.

– В библиотеке. Я окончила библиотечный техникум и в военном гарнизоне работала библиотекарем. Она подошла к окну и открыла одну из створок. В комнату сразу ворвался с запахом вишни прохладный воздух, который притупил запах годовалой прели. Толик подошёл к ней, и жадно вздыхая свежий аромат вишнёвого запаха, спросил:

– С тобой, наверное, опасно разговаривать, хотя я тоже немало книг прочитал за свою жизнь.

Она с любопытством взглянула ему в лицо, будто перед ней стоит не человек, а редкий фолиант.

– Мне кажется, что молодёжь сейчас мало читает, – промолвила она. – И кто твои любимые писатели?

– Трудно отдать кому – то предпочтение. Мне многие нравятся. И Бальзак, и Золя. А так – же Стефан Цвейг с Фейхтвангером.

– Выходит ты лирический человек? – подняла она кверху черные ниточки бровей.

– Почему ты так решила?

– Этих писателей объединяет классический стиль их пера. Они влекут своих героев к столкновению страстей, и копаются в людских характерах по теории схожей с Фрейдом, заглядывая в самые тёмные закоулки души человека.

– Я могу с тобой поспорить, что ты не права, хоть ты и профессиональный библиотекарь, – возразил Толик.

– Интересно Толик. Тогда излагай свою мысль, в чём я не права?

– Фрейд составлял свои психоанализы по их книгам, так как они все значительно старше его, за исключением разве, что Цвейга.

– Я тебе не говорила, что они создавали свои книги именно с трудов Фрейда. Я тебе сказала, что есть схожесть с ним. Всё равно я поняла, что с тобой есть о чём поговорить. Но я сюда пришла не читательскую конференцию устраивать с тобой, а помыться и постираться. «Давай мне полотенце? – протянула она руку к постельному белью, – я пойду в ванную».

– Полотенца я ещё не принёс, они в машине и шампунь тоже.

– Так иди быстрее за ними? – сказала она.

Толик сбегал в машину и принёс остатки вещей, прихватив вино и закуску. Она бросила беглый взгляд на плетёную авоську, где хорошо просматривалась бутылка вина и закуска.

– А это что, освежитель после бани? – показала она на пакет.

– Зачем спрашиваешь о том, что знаешь? – сказал ей Толик.

– Ты прав, не надо задавать лишних вопросов, – ответила Маша, – но не удобство одно внезапно появилось, на которое мы с тобой не обратили внимания. В квартире нет ни одной лампочки, а это значит, я буду мыться в темноте.

– Я сейчас быстро в хозяйственный магазин смотаю и куплю лампочки.

– Не надо, – остановила она его, – может это и к лучшему. У тебя будет возможность зайти в тёмную ванную и помочь мне управиться с моей спиной. Я тебя тогда позову. А сейчас ты лучше нарви мне вишни? Я хотела без тебя это сделать, но постеснялась двух женщин, разговаривающих под окном.

От её обнадёживающих слов, у него ёкнуло сердце. Небольшой доступ к её телу он получил, – неважно, что во мраке, но он не посмеет к ней притронуться в ванной, даже в темноте. Спешить в этом деле он не думал. Ему не нужен был секс похожий на насилие. Она ушла в ванную, оставив в двери небольшую щелочку, откуда пробивался маленький лучик света. Толик в это время раскатал по грязному полу матрас, разложив на нём вино и закуску, предварительно постелив под снедь газету. Затем он открыл окно и нарвал в детское поломанное ведёрко вишни. Пальцы от вишни сделались у него бордовыми, и он сунул руки под кран, предварительно включив воду.

– Толик, я тебя жду? – позвала она его.

С замиранием сердца, но с открытыми глазами он зашёл в ванную.

– Закрой дверь плотнее и не волнуйся? – сказала она, – ты, что обнажённых женщин никогда не видал? – спросила она, услышав его учащённое дыхание.

– Женщин так близко не видал, а вот девочек и девушек часто приходилось видеть, – взял себя в руки он и прекратил так сильно дышать.

– Девочки и девушки, – это тоже частица опыта, хоть и незначительная, – сказала она, суя ему в руки пузырёк с шампунем.

Она положила обе свои влажные руки ему на голову и сказала:

– Здесь ни мочалки, ни губки нет, придётся тебе погладить своими ладонями мою спину.

Он налил в ладонь шампуня и начал осторожно гладить её по спине. От такой процедуры его голова приятно закружилась, и предательский комок робости встал в горле ребром.

«Только бы она меня ни о чём не спрашивала сейчас, – подумал он. – Иначе я не совладаю со своим голосом, и вместо приятного тембра у меня вылетит какой-нибудь козлетон».

Но она и не думала его, ни о чём спрашивать. Маша ему только говорила, где его руки должны гладить её тело. Он использовал почти весь пузырёк на её мытьё, не заметив, что кроме спины вымыл её всю.

– Мне приятно ощущать твои нежные руки на себе, – сказала она ему, когда его пальцы скользили по её груди.

Он машинально выполнял все её команды. Она брала его за запястье и приставляла его руку к своему телу, помогая ему делать круговые движения.

– Ты сейчас мокрее меня будешь, – сказала она. – Раздевайся, иди ко мне, я тебя тоже красиво помою.

Его уговаривать на это дело не надо было. На раз, два, три он стоял в ванной перед ней голый и возбуждённый. Она быстро прижала одной рукой его к своему телу и медленно стала опускаться на колени, увлекая его за собой в пенистую от шампуня воду.

– Толик, ты, что онемел? – дышала она ему в ухо.

– Нет, я просто люблю молча испытывать подобное блаженство и тем более я никогда не находился с женщиной в одной ванной. Для меня это новинка. Ты внесла этим модернизацию в моё сексуальное будущее. Хотя в мечтах у меня существовали подобные эпизоды любви.

– Я рада, что смогла оказать тебе нужную услугу, – шептала она, покрывая его лицо поцелуями мокрых, но обжигающих губ.

Они вытерлись одним полотенцем, затем вылезли из ванной.

– Ты же мне говорил, что любишь испытывать, молча блаженство? – спросила она, – а сам орал как прыткий конь, находясь позади лошадки.

– Я тебе правильно ответил. Когда я блаженствую, я молчу, а сейчас я получил благодаря тебе высшее блаженство. Эти чувства совершенно разные. И если бы я молчал при, такой приятной процедуре, то был бы плохим мужчиной и, наверное, обидел бы тебя своим молчанием.

– Ты всё больше и больше начинаешь, мне нравится. У тебя, вероятно, будет необыкновенная и счастливая жена. У тебя талант есть, чтобы осчастливить любую женщину, если ты, конечно, не будешь завышать свою мужскую самооценку и не бросишься сломя голову в омут разврата.

Она обернулась полотенцем и первой вышла из ванной.

Когда он после неё вошёл в комнату, её смоляные волосы были уже гладко причёсаны назад. Она сидела на матрасе и ела вишню, складывая косточки от неё на угол газеты.

Толик тщательно всмотрелся в её лицо и понял, что в ней есть, что-то от кавказской внешности. И в ней присутствовал так же бешеный темперамент, который был присущ южанам, как он слышал от умудрённых сексуальным опытом людей.

– Маша, а почему у тебя русское имя и фамилия? – спросил он.

– Ты, что думаешь, если я приехала из Адыгеи, значит должна называться, какой-нибудь Земфирой? Нет, я чисто русская женщина. Бабка только у меня была кубанской казачкой. А вообще-то Адыгею населяют в основном русские люди. Аборигенов там живёт в два раза меньше, а то и в три.

Она смотрела на него, как на своего любимого мужчину. В её кавказском взгляде заметно усматривалось колдовское очарование с заманивающим акцентом.

«Интересно бы узнать близость в ванной она мне подарила в благодарность за незначительные услуги или у неё чувства ко мне появились? – подумал он. – Хотя сейчас это для меня уже не так важно. Главное мне с ней было очень хорошо!» Толику было ясно, что матрас, на котором она сидит, первым примнёт сегодня его сексапильная гостья. А Ольге достанется матрас в первую брачную ночь.

– Ты, что намерен копаться в моей национальности или будешь потчевать меня вином? – донесся до него голос гостьи.

– Конечно, вино буду наливать, но я не копаюсь в национальном вопросе, я просто любуюсь тобой. В тебе есть, что-то отличительное, чего нет у наших городских девчонок. Твоё красное платье и красные танкетки так подходят к твоей внешности. Я при первом виде мысленно тебя обозначил кумачовой звездой, а сейчас, как ты ешь ягоды, мне хочется назвать тебя Госпожой Вишней.

– Спасибо Толик тебе, если, конечно, ты откровенен со мной, – сказала она.

– Неужели трудно распознать мою искренность, – с благодарностью смотрел он на неё. – Я же к тебе на вокзале не просто так подошёл. Ты мне понравилась сразу, и по твоим растерянным глазам я понял, что с тобой случилась неприятность.

– Как же не понравиться? – погладила она его по голове, – снял экзотическую кошечку в кумачовом одеянии за два пирожка с мясом и бутылку ежевичной воды, и голова не болит.

– Напрасно ты так говоришь, у меня похотливых мыслей к тебе не было, хотя, по правде сказать, я такие чувства нередко испытываю к противоположному полу. Видишь, я с тобой предельно честен, потому что ты располагаешь к откровенности. Ты старше меня на семь лет и скрывать не хочу, это льстит моему самолюбию. У меня не было близости с взрослыми женщинами. Так, на год, на два старше были девочки, но не больше. А сегодня так подфартило, что думать уже ни о ком не хочу. Красивую и опытную женщину мне сегодня преподнёс счастливый случай!

– Как торжественно ты произнёс последнюю фразу, – сказала она и улыбнулась.

– Так случай действительно у меня сегодня торжественный, – облизнул он свои пылающие губы.

– А девочек молодых у тебя достаточно было? – пытливо заглядывая ему в глаза, спросила Маша.

– Так много, что меня в восьмом классе из школы турнули, и мне пришлось заканчивать школу рабочей молодёжи. Повезло, что не посадили в колонию за половое сношение с несовершеннолетней, а другую девочку, – дочку из интеллигентной семьи родители отправили жить и учиться в Ригу. Её родители разумней оказались и не стали орать на весь город, что их любимая дочка в четырнадцать лет стала женщиной. Хотя у папы этой девочки было больше шансов посадить меня за решётку. Он у неё был начальником милиции. Впрочем, он до сих пор занимает эту должность, и меня не преследует за оскорбление своей дочери. После всех этих неурядиц у меня ненадолго наступил спад моей половой активности, а когда летом поехал на турбазу, у меня за смену было три девчонки, и ни одна из них не была девственницей. На турбазе я вошёл во вкус по – настоящему и этот вкус во мне до сих пор сидит. Но это ещё не всё. У меня есть старший брат, он сейчас институт заканчивает. Я с ним единственным постоянно делюсь своими победами на любовном фронте, так он далеко от меня стоит, хоть и ростом, значительно выше меня.

– Дело не в росте, а в обаяние, что в тебе с излишком и конечно в золотом характере. Ты внушаешь доверие, и на тебя я думаю, в жизни всегда можно будет положиться окружающим людям. С тобой я себя сейчас уверенно чувствую и даже не хочу вспоминать о семейной драме, которую мне устроил на мой день рождения «благоверный муж», с моей подругой.

Она замолчала и быстро выпила вино:

– А обо мне ты тоже брату своему расскажешь? – спросила она.

– Не знаю, наверное, да. Пускай знает, что у меня не только ровесницы бывают, но и зрелые женщины.

– Какой ты ещё ребёнок и не скажешь, что у тебя в ближайшие дни свадьба будет, – улыбнулась она. – Тебе бы погулять ещё не мешало, а ты узду на себя надеваешь.

– Ты думаешь, если я нагуляюсь вволю, то, когда женюсь, буду однолюбом? Нет, Маша, чем дальше в лес, тем больше дров. Погулять я всегда успею. Брак для меня помехой не будет. Девчонка хорошая попалась, я ей сразу подарил свадебное платье. Думаю, семью образцовую создать, а чужих женщин я буду любить, вероятно, всю жизнь, но свою Ольгу и детей которых она мне родит, – больше всех на свете.

– Молодец! Хорошо сказал, – потрепала она его по голове.

После чего с неё спало полотенце и оголило её упругую грудь. Она хотела поправить полотенце, но он попридержал её руку.

– Не надо, тебе так больше идёт. У тебя красивая грудь, а соски похожи, на переспелую вишню, которой, ты сейчас заедаешь вино, – сказал он и прильнул к её груди.

– Тогда и ты раздевайся? – потребовала она, – или ты меня всё ещё стесняешься?

– Нет, этот порог я переступил в ванной. Стеснение пропало, есть только трепет и преклонение перед твоей красотой.

Он составил закуску и вино на пол и начал медленно раздеваться, бросая взгляд на Машу, которая намеренно отвернулась, чтобы лишний раз не смущать его. Он опустился перед ней на колени совсем, обнажённый и сдёрнул с неё до конца ещё не просохшее полотенце и начал целовать её в груди. Затем она вытянула ноги на матрасе и легла на спину, неожиданно стиснув его тело своими ногами, так, что он без промедления вошёл в неё. И он словно пилот болида сорвался со старта.

– Куда ты спешишь, нас никто не гонит, – сказала она, – позволь мне самой регулировать наши близкие отношения.

– Я согласен, делать, всё как ты скажешь. – горячо дышал он ей в лицо. – Поучи меня?

– Тебя учить не надо, ты всё делаешь правильно и технично, я просто жалею твои силы, которые ты можешь до первой брачной ночи израсходовать на мне.

Но он был, не удержим, и на её слова не обращал внимания. Отпустил он её из своих объятий только через полтора часа.

– Как жалко, что мы с тобой больше не увидимся? – прошептала она, раскидав свои волосы по матрасу. – Я бы не отказалась с тобой от повторной встречи, даже будучи вдали от тебя. Только скажи мне, и я примчусь к тебе на всех парусах.

– Мы Маша с тобой ещё не прощаемся, – ответил он ей, тяжело дыша. – Я сейчас на часок отлучусь на работу и вновь приду к тебе.

– Ты же на машине, почему придёшь? – спросила она.

– Я машину поставлю в гараж. Должен же я выпить с тобой вина и обсудить перспективный план твоего пребывания в нашем городе. Я догадываюсь, что ты не знаешь, как спланировать следующий день. А в этой квартире оставаться тебе будет уже завтра после обеда нельзя. Я думаю, выход мы найдём. У меня в городе много друзей, что – то, придумаю. Ты оденься сейчас и запрись. Я скоро буду.

Толик вышел из квартиры и, садясь в машину, которая стояла под развесистыми вишнями, посмотрел на окно. Маша стояла, прижавшись к стеклу лицом, и на ней уже было одето её ярко-красное платье.

– Был бы я художник, я бы обязательно картину с неё написал в этом ракурсе и назвал бы её, «Госпожа Вишня», – подумал Толик, и завёл машину.

На работе он отдал отцу все бумаги на отправку вагонов и пошёл к своему другу Миндалю, который работал за забором кладовщиком в ремонтной зоне пассажирского автопарка. Его он застал на месте.

Сеня был на складе и проверял в коробках метрические приборы вместе с дальним родственником, главным инженером и кандидатом технических наук, Ковальчуком Виталием Ефимовичем, – хорошим другом отца Толика.