И не таким уж и страшным.
Как будто и не я в медпункте
Лежал с пробитой головой,
И умирал не от ушиба,
От голода, сыночек мой.
И не забыть тот страшный голод
Послевоенной той весны,
Он как бомбёжка был жестоким,
Был продолжением войны.
Он властвовал тогда над нами
Тиранил детские тела,
И только дружба и сплочённость
Нам силы выстоять дала.
Мы как умели, помогали
Ослабленным своим друзьям
И эту дружескую помощь
Ни с чем другим сравнить нельзя.
***
В медпункте я пробыл не долго
Нас не лечили. Чем лечить?
Там таяли как свечи дети
Нас не кормили. Чем кормить?
Мы проходили три порога.
За первым дух надежды жил,
Там ждали помощи от взрослых
Кто б напоил и накормил.
А за вторым – пустые койки
И я один без сил, без слов.
В безлюдном мраке, без надежды,
В последний путь почти готов.
В последний? Господи, так рано!
Ведь сколько есть других дорог.
И я без памяти, раздетый,
За третий выброшен порог.
За ним лишь нары с досок грубых
И трупы детские в рядок,
Я среди них, пока не мёртвый,
Но видно больше не ходок.
Во мне жило только сознание
Как позже скажут: «Божий дух».
А в памяти оскал крысиный
И гул от крыл огромных мух.
И долгий день, и блики солнца,
Невнятный говор за стеной
И голоса детей за дверью
Зовут меня, пришли за мной
То брат с мальчишками, проведать…
Но не пустили, нет в живых.
Ни просьбы детские, ни слёзы
Не тронули сердец глухих.
