Бесчувственные. Цена Свободы
Неторопливо стянул с себя спортивную джинсовую рубашку, отбрасывая ее небрежно на спинку стула. Остался в черной водолазке с горлом и в черных джинсах.
Странный стиль… Либо вижу в костюмах, либо в повседневной одежде, но строго во всем черном. Странный тип.
– Ну, так что? Приходил кто? – резко развернулся и пошел на меня. Не отрывал взгляд и выжидательно ждал моего ответа.
Что он там плел про знаки? Ммм… А!
Закрыла глаза и не открывала дольше, чем положено, отвечая отрицательно. Примерно за два часа никто не заходил. Очнулась от его тяжелой руки.
Бешено, молниеносно открыла глаза, пытаясь дать понять, что если не уберет свою лапу…
– Ты почувствовала? – перебил мои мысли, протягивая с насмешкой вопрос.
Как я могу не почувствовать такую лапу? Как могу не почувствовать человека, которого совсем не желаю ощущать?
– Ты руки чувствуешь!
Что?
Потерялась от его медленных, завораживающих движений по моей руке. Большой палец скользил по внешней стороне, а остальные четыре по внутренней. Как бы обхватывая мою руку. С виду движения были нежные, дразнящие, но я не верила, что этот мужлан знает определение этим словам.
А ведь и правда! Я чувствую! Чувствую его касания! Чувствую, как его длинные пальцы оглаживают мое запястье и кисть, руку, поднимаясь по ней вверх. Я чувствую покалывание, тепло. Ощущение, словно два магнитика движутся параллельно друг другу на небольшом расстоянии.
Слава Богу, не все потеряно. Хотя бы с руками…
– Это очень хорошо. – Услышала издалека глухой голос.
Он так усердно гладил мою руку, что, казалось, важнее этого действия ничего не может быть. На мгновение показалось, что я далеко отсюда, но все развеялось, стоило ему обратиться ко мне:
– Чувствуешь? – приподнимая уголочек губ, кинул на меня лукавый взгляд.
Рваная челка спадает на лоб, кончики волос лезут в жгучие глаза. Побрился, но не подстригся. И от этого его вид вводит в некое заблуждение. Вроде, на первый взгляд молодой и беззаботный парень, но если хорошенько присмотреться, повадки его выдают. Колючие глаза, сильный характер, железная хватка, ленивые, но вместе с тем порывистые движения.
Утвердительно моргнула.
Чувствую. И руки свои, и, к сожалению, тебя. А еще, мне очень хочется пить, чтобы смочить горло, которое враз пересохло.
– Сейчас начнутся процедуры. Я прошу, давай все сделаем, как нас просят. Это для твоего блага. – Ему, судя по всему, проникновенного взгляда было недостаточно, ведь свою клешню переместил мне на щеку.
Я не знаю, как, черт возьми, это называется. Но с одной стороны, я хотела его разрубить топором на маленькие кусочки и разложить перед собой, как мясник. А с другой, это было приятно. Так тепло, так нежно, так приятно. Прикасался ли ко мне кто-то с таким трепетом?
Что же это делается?!
Под ложечкой защекотало, словно что-то или кто-то проснулся и зажил своей жизнью. Затрепетал от восторга и горячей волны, словно щенок, виляя радостно хвостиком.
– Маленькииий…
Вздрогнула от распахнувшейся двери в палату и бодрого голоса.
– Здравствуйте! Здравствуйте! Ну, как Вы? Все хорошо?
Кажется, это мой врач.
Нагло отодвинул Тимура от меня и занял его место. Теперь он добродушно заглядывал мне в глаза, выуживая ответы.
Скосила взгляд в сторону, где находился теперь Тим. Взбешенный! Что опять произошло? За доли секунды?! Заметила, как его бешенство подбирается к запредельной отметке. Прожигает профиль врача, и будь я проклята сейчас, если ошибаюсь, но в данную секунду он изрыгает все проклятия в адрес доктора.
Уже заинтересованно перевела внимание на хирурга и снова обратно. Мало того, что поймали мой взгляд, разгадали не только предвкушающий блеск, но и мысли. Опасно прищурился, предостерегая меня, от того и я теряю весь запал. Ладно, позже разберусь в этом.
– Так, ну, на датчиках все прекрасно…
– Она чувствует руки.
Тим вклинился в его речь, и от моих глаз не скрылось, что доктор явно был недоволен этим. Даже слегка поморщился от звучащего сбоку от него голоса.
– Это хорошо! Очень! Вчера ведь еще не было никакой чувствительности. Голубушка, надеюсь, вы не сочтете за наглость, если я посмею взять вашу ручку? – обращаясь ко мне, врач старался шутить и поднять мне настроение.
Приподняла уголок губ в улыбке и утвердительно моргнула.
– Спасибо!
А после видела, как вмиг лицо доктора превратилось в хищное. Приобрело жесткие черты, стоило только меня коснуться. Хмурил брови, когда ощупывал или надавливал на те или иные точки.
– Что-то не так? – не выдержал Тим, и в резкой форме поинтересовался у него. Нет, я тоже хочу все узнать, но, однако, не смогла сдержать усталый вздох от его реакции.
Врач на мое тихое и ничего не значащее возмущение хохотнул, будто немо поддерживая меня.
– Все очень хорошо. Пара дней, максимум неделя, и чувствительность в руках вернется полностью. Поздравляю! – бубнил себе под нос, не отрывая от меня ни взгляда, ни рук, а на последнем слове просиял и искренне поздравил.
Я постаралась все вложить в свой взгляд и выразить, как я ему благодарна за то, что спас мою шкуру. Вытащил с того света. Тим ночью тихо рассказывал, что здесь происходило, и как этот доктор спасал меня и нервничал, когда остановилось мое сердце. Я, конечно же, делала вид, будто сплю и не слышу его, но на самом деле впитывала каждое его слово.
Возможно, врач в тот момент переживал только за свою шкуру, но это не меняет того, что он меня откачал, подарил еще мгновения жизни, хоть и никчемная она у меня.
Все правильно истолковав, доктор легонько кивнул и ласково улыбнулся.
– Вы долго будете еще лыбиться друг другу? – вибрируя от гнева, еле сдержанно бросил нам Тимур.
– Сейчас я уберу простыню. Мне нужно будет всю тебя проверить и выявить, есть ли хоть какие-то изменения на твоем теле. Оценить двигательную активность и положение. Проверить трубку катетера. Вскоре медсестры зайдут к тебе, чтобы провести личную гигиену.
Надсадно задышала, смотря на доктора расширенными глазами в ответ на его тираду. Тим должен выйти. Не должен видеть меня.
– Даже не думай! – услышала ответ на свои мысли.
Я даже боялась перевести взгляд на него, но он уже все понял.
– Тимур, выйдите. Она этого хочет. Я потом все вам скажу.
Сглотнула нервно.
Посмотрела на Тимура в упор, ловя знакомый едкий взгляд. Он недоволен. Ему не нравится то, что я не желаю его сейчас тут видеть. Черная широкая вразлет бровь презрительно изогнулась, как бы говоря: малыш, я все знаю, не делай нервы нам обоим, безрезультатно.
Теперь я смотрела на него пристально, в желании, чтобы он покинул палату. Старалась игнорировать его взгляд, поведение, напряженное тело, которое хочет снова накинуться на меня из-за непослушания. Признаюсь честно, было тяжело. Не каждый может выдержать нечто убийственное, тяжелое. От одной картинки его лица на моей шее будто стягивалась петля.
– Мне долго еще ждать? У меня на очереди еще десять пациентов.
Но этому мужлану все нипочем. Чихать он хотел на слова доктора. То, что произошло дальше, не просто повергло в шок меня и врача. Меня это выбило на некоторое время! Обескуражило! Еще ничего не успела понять, как он оказался около меня. Доктора благоразумно отодвинул в сторону, стараясь причинить ему минимум боли.
Мало того, что его близость сбивает с толку, так еще и возбуждающий запах вторгся в мои легкие.
– Я сказал, доверяй! Мы с тобой на одной стороне! Я говорю, что остаюсь, значит, я остаюсь! Если я говорю, что да, я согласен выйти, значит, я выйду! И это не пустой звук или потому, что так следует сделать. Потому что я так хочу! Все понятно?! – наклонившись надо мной, недовольно прожигал меня взглядом и рычал в лицо. Он старался выплеснуть свое раздражение на меня.
Дня! Еще какого-то сраного дня не прошло, а он уже готов сорваться с цепи. Псих! Да что в этом такого? Может, я просто не хочу, чтобы видел меня голой?!
Но как оказалось, я ошибаюсь.
– Я давно все увидел! Знаю! Но об этом позже… Мы обязательно к этому вернемся, когда вновь заговоришь. А ты заговоришь, поверь. – Последнюю фразу прошептал с какой-то угрозой. Словно я должна заговорить только потому, что он хочет, только потому, что я должна буду исповедаться ему.
Когда? Когда этот долбаный ублюдок успел все увидеть? Что он вообще со мной делал в бессознательном состоянии?
Наверное, вся паника отразилась на моем лице, так как услышала его приглушенное:
– Ничего. Не посмел бы. Не думай о глупостях.
Как же он тонко чувствует меня, чувствует грань. Что-то вот вообще неуверенно он это произнес! И уже громче, для всех, для врача, который стоял позади нас и пялился на Тима, как на помешанного городского психа, произнес,
– Поэтому, так как все всё видели и все всё знают, приступим! – и резко сдернул с меня простынь на последнем слове.
Тварь! Ну что за тварь?! Смотрит, не отрываясь от моих глаз, ехидно, торжествующе, оттого что сделал так, как хотел он!
Всегда! Всегда будет только так, как он захочет, как скажет! Ничего не изменится! И мир, воцарившийся между нами по его мнению, и его слова, что он изменится – все пустой звук.
– Артур Азарович, прошу. Чего застыли, как столб? – Показал приглашающе на мое тело, словно предлагал кусок мяса.
Я тебя придушу, гандон. Он ведь это специально делает! Специально, потому как посмела задеть его эго!
– Еще раз Вы позволите себе такое отношение к моему пациенту, и больше Вы сюда зайти не сможете!
Хотела рассмеяться от слов доктора, но взгляд непроизвольно зацепился за странную трубку.
Нахмурила брови и хотела приподнять голову, но нихрена у меня не вышло. Попытки это совершить оказались не только провальными, но и до жути болючими.
Закрыла глаза и набрала побольше воздуха. Нет, я сделаю это! И новая попытка хоть немного сдвинуть голову в бок.
– Я ничего не сделал. Просто немного подсказал ей правильный ответ. Чтобы в следующий раз она наверняка не сомневалась.
Еще немного. Еще! Мне казалось, я вся взмокла и выдохлась, чтобы сдвинуться на пару сантиметров.
– Я Вас предупредил! И еще! Мне это уже надоело делать! Последнее предупреждение!
Не обращая никакого внимания на их диалог, я во все глаза пялилась на то, что торчало с моего боку. Это что еще блядь за хуйня такая?!!! Это что? Это мочаа?? Моя моча? У меня что, дырка в боку?
Из меня вырвался тихий и жалостливый всхлип. Я старалась блокировать все эмоции, но я не могла игнорировать ноющую боль в груди. Шарила взглядом по своему обнаженному, жалкому телу. По обездвиженным ногам, неестественно обмякшим, по изуродованному животу, груди, заторможенно-ватным рукам, по проколотому боку, из которого торчала страшная трубка с пакетом, судя по цвету жидкости в ней, мочи. От всей своей на данный миг беспомощности, от жуткого вида, от понимания, что мне всего лишь еще девятнадцать и я девчонка, разрыдалась, чем привела всех в себя и привлекла внимание к себе.
Рыдала, давясь слезами. Здесь и сейчас ненавидела и жалела себя. Первый раз в жизни вот в таком состоянии я пожалела себя. Оказалось, для меня не была так страшна жизнь с наркоманами, алкашами, садистами, детдомовцами, бомжами. Для меня оказался неподвластным страх очутиться беззащитной, безвольной, безоружной, слабой и уязвленной.
– Что? Что случилось? Прости, больше не повторится! – очутившись около меня, Тим кричал, стараясь достучаться до меня сквозь очередной мой вой и неконтролируемую истерику.
– Отойдите! Отойдите, иначе мне придется ей сделать укол, чтобы успокоить. Для ее голоса опасно так надрывать связки.
Тим отлетел от нас, давая возможность доктору привести меня в чувства. Я уже ничего не соображала и не различала от обильной влаги, которая застилала глаза, искажая картинку.
– Это не страшно! Слышите? Как можно к пациенту обращаться без имени?!
– Чича!
– Чича, хорошо, – несильно задумываясь, доктор начал частить. – Чича, это дренажный катетер. Ты была без сознания, в коме! А тебе нужно опорожняться. Как это сделать? Мы под общим наркозом провели операцию. Присоединили катетер к почечной лоханке, мешочек – так называемый мочеприемник. Как только сможешь двигаться, приподниматься, мы все снимем. Я тебе обещаю. Дырочка заживет, посмотри какая трубочка тоненькая. – Но я его не слышала. Мне хотелось скрыться от всех, сложиться напополам и выпустить всю боль из себя. Казалось, и года не хватит, чтобы это сделать. Когда же все прекратится?
– Мне придется вколоть успокоительное, простите… вам нельзя сейчас так напрягать связки.
– Мммммммммм, – с расширенными глазами завыла с новой силой.
Хотелось выгнуться дугой, словно я была связана. Но я была калекой! Дефектной калекой, которая не могла пошевелиться! Но, ко всему прочему, меня против моей воли сейчас начнут чем-то непонятным обкалывать. А рядом со мной находится этот ненормальный! Что он делает со мной, когда я в отключке, одному только богу известно.
– Дайте я попробую.
Это наваждение! Я хожу под себя! Я сру и ссу под себя в мешочки?
Застыла, когда ощутила, как Тим прислонился к моему лбу. Заглядывал пронзительно в глаза, утягивая в свою черную бездну. Словно крутящаяся воронка, которая засасывает в себя, гипнотизирует, завораживает, обдает холодом, чтобы застыла, не шевелилась, успокоилась.
Губы почувствовали теплое дыхание, а до ушей, сквозь набитую вату, донесся надломленный голос:
– Я с тобой. Успокойся, милая моя. Все пройдет. Это пройдет. Благодари всех, в кого веришь, что ты осталась живааа. Ты тут… – эти слова были пропитаны такой болью, такой душераздирающей горечью. Словно он передо мной приоткрыл занавес своей души. – Ты еще дышишь воздухом, видишь свет, ощущаешь тепло, и только ради этого стоит бороться, выкарабкиваться наружу. Ты сильная, милая. Справишься. Пока это вынужденные меры. Пока так… потом будет лучше, легче. Слышишь, девочка? Очнись! – заколдованно смотрели друг другу в глаза. Он тянул слова, шепча, как ненормальный. Тихо, пронизывающе. – Пора! Меняй жизнь! Ни я, ни твой врач, никто тебе не поможет, если этого не захочешь ты! Ты ведь любишь бороться? – провел носом по моей скуле, и внутри меня все перевернулось пару раз. Голова пустая, но сердце колотилось от его слов и от него самого сумасшедше быстро. Казалось, мы оба это ощущали. Казалось, тишина палаты впитывала именно биение моего сердца.
– Борись. Не смей расклеиваться, тебе это не к лицу. Если нужно выплакаться, плачь! Но я буду рядом! Будет плохо? Я буду рядом, поддержу, помогу, чем смогу! Но потом… потом поднимайся на ноги и иди дальше! И в этот момент я тоже буду рядом с тобой! Поняла? Ты не одна! Все хуйня! Главное, что ждет тебя впереди! А эти трубки, датчики, койки – хуйняяя. Маленький, но запоминающийся отрезок твоего времени. – Прошептал с чувством, прислоняясь ко мне лбом и носом. Наши губы находились в миллиметре друг от друга, обдавая каждого горячим, прерывистым дыханием.
Скосила глаза на мужские – четко очерченные, пухлые, и неосознанно облизнула свои. За секунду мужские отчего-то усмехнулись – дерзко, похабно, прежде чем настойчиво прижаться к моим. Прежде, чем впервые почувствовать вкус и касание. Прежде, чем я ощутила на своих первый свой поцелуй.
Глава 4
Чича
Скосила глаза на мужские губы – четко очерченные, пухлые, и неосознанно облизнула свои. За секунду мужские отчего-то усмехнулись – дерзко, похабно, прежде чем настойчиво прижаться к моим. Прежде, чем впервые почувствовать вкус и касание. Прежде, чем я ощутила на своих первый свой поцелуй.
Чувство беспомощности взяло надо мной верх. Темень его глаз заставила оцепенеть, не сметь противостоять его напору, неожиданному порыву.
Шокирующе, с неестественно расширенными глазами проваливалась в пучину его мрачной бездны. На задворках сознания ощущала – нет, не поцелуй – теплые и нежные касания. Влажные и колющие прикосновения к моим соленым от слез губам.
Друг другу глаза в глаза, обдавая прерывистым горячим дыханием, наполняя легкие друг друга своим личным персональным запахом. В тишине, украдкой, два чужих и в корне разных человека, словно незаконно украли этот миг у чертового мира.
Внутри резануло лезвием, распарывая жилы, пуская по организму адскую бурлящую кровь. Соблазн продолжить велик, но я не могла позволить своим чувствам такую роскошь. Теперь я хотя бы перестану врать самой себе. Эти прикосновения многое расставили по своим местам. Да, я его хочу. Да, он меня жутко привлекает. Но я еще не потеряла все остатки разума, чтобы позволить этому сукиному сыну до конца меня унизить. Прикасаться ко мне, насмехаться надо мной и делать зависимой от него. Я ничего не забыла, и не забуду никогда. Ничего не перекроет его прошлых поступков, каким бы благодетелем он ни стал. Я прежде голову себе откручу, чем позволю этому ушлепку себя использовать.
Мозг бунтовал, но тело было с ним полностью не согласно. Мое тело принадлежало этому ублюдку. Оно всеми фибрами говорило, что выбрало себе своего хозяина, любовника.
Я же всеми силами сопротивлялась, противилась себе, боролась с собой, переубеждала себя. Но знаете, как, оказывается, это бывает трудно, когда не можешь шевелиться? Не можешь оттолкнуть, дать пощечину, схватить его за загривок и оттянуть от себя, не можешь элементарно отодвинуться от нежелательных объятий и поцелуев! Заорать, послать далеко и еще дальше. Жалкая амеба. Безвольное пресмыкающееся перед ним.
– Не дергайся! – приказ, нетерпящий возражений. Приглушенная интонация с низкой хрипотцой в голосе.
Оказывается, я все-таки издавала какие-то булькающие звуки в знак своего протеста. Но мне, как обычно, указали на мое место, приказывая выполнять все, как велит мой тиран.
Тебе ведь нравится. Может, стоит распробовать это чувство? Впервые получить наслаждение от мужчины? Один раз, Чича, расслабься и получи удовольствие. Вероятно, эта возможность дается тебе в первый и последний раз.
Прежде чем расслабиться в его руках и прикрыть глаза от наслаждения, от того, как потемнело перед глазами, различила его поменявшийся цвет глаз. Может, оттого и потемнело, что его глаза неестественно почернели. Может, из-за его цвета глаз в палате стало так зябко и мрачно?
«Как же ты его боишься… того, другого так не опасалась, как его».
Привел в себя его первобытный нечеловеческий рык, а после голодный язык вторгся в мой рот, словно в свои владения, словно имеет на то право, словно ему доставляет невыносимое удовольствием извиваться в танце с моим языком, кусать и облизывать мои губы, словно пещерный, словно вовсе не человек, а похотливое животное.
Поздравляю, Чича, ты поцеловалась впервые, и с больным ублюдком, которого презираешь и ненавидишь всей душой. Который считал, что имеет право унижать тебя, бить и каждый раз втаптывать в грязь.
Может, ты такая же сумасшедшая? Ничем не лучше него? Ты же зарекалась, что в твоей жизни не будет ублюдков, похожих на Лёню! Похожих на всех уебков, которые смеют относиться к женщине, как к мусору!.
Не знаю, что отразилось на моем лице, или я смогла дать какой-то незначительный ему отпор, но, оторвавшись от меня, он с подозрением недовольно сверкнул на меня глазами. До секунды видела, как пляшущие чертики в черноте глаз уступали место морозному раздражению и ярости. Я не дура и распознала враз, что он готов тут все разнести. Как сильно кулаки сжимает до хруста оттого, как чешутся.
Усмехнулась, по-сучьи глядя в его глаза, и в замедленном действии, чтобы не пропустил ни единой манипуляции, повернула голову в противоположную от него сторону. Скривилась и сплюнула на пол его вкус и запах, который, кажется, въелся в меня намертво. Впечатался в мозг на всю оставшуюся жизнь. Неторопливо развернувшись обратно, превозмогая жжение в шее, рискнула взглянуть ему в глаза. Отчего-то в данную секунду в больные глаза.
Актер-пиздабол!
Получай, тварь! Не получится сыграть со мной в очередную свою игру. Не поведусь: пыталась всеми силами взглядом передать ему, о чем думала.
– Такая глупая еще, – прошептал, и неосознанно провел большим пальцем по моим губам. Словно действовал интуитивно.
Тяжело засопела, но он не обращал на меня никакого внимания. Пришлось попытаться хоть что-то вымолвить, но до ушей донесся страшный хрип.
– Не тужься. Угомонись. Увлекся, давно не трахался.
Ненавижу, мразь! Ненавижу тебя! За все, что говоришь! За все то, что заставляешь меня чувствовать!
Нас прервал громкий звонок его сотового. Проваливай! Съебись только отсюда! Съебись с моих глаз!
Тимур
Вот это меня накрыло…
Но я понял самую главную и простую вещь. Я за долгих пятнадцать лет впервые почувствовал, что вновь живу. Впервые за это время свободно задышал, выплыл на поверхность, хлебнув глоток реальной, наполненной жизни…
Говорил же, что зря попробовал её! Стоит теперь рядом с ней оказаться, как эти чертовы капризные губы манят к себе. Всем своим телом приковывает и завлекает меня. Взбалмошная девчонка!
Мало того, что все время стояк в штанах рядом с ней, и это как-то приходится прятать, скрывать от её глаз, чтобы еще больше не напугать. Так теперь еще и каждый раз тело, как магнитом притягивается к ней в желании обнять, поцеловать, приласкать.
Она то как маленький колючий ежик, который попеременно ненавидит всех, готовая убить, то захлебывается от боли, которую послали на её долю.
Я прекрасно понял, что никакого мира между нами быть не может. Не с её стороны. Она живет в той боли и грязи, что случилась между нами. В той грязи, что произошла с ней до меня. Просто так не отпустит, не забудет, не начнет доверять, как простой беззаботный человек.
Видел, как ей управлял один только холодный расчет, гнев. Выгода! Все, что она хочет с меня поиметь. Преследуя только свою выгоду! Ну, на её месте и я бы точно также сделал. Как ранее говорил – закон выживания. Девочка не глупа. Сделала вид, что приняла правила игры, но ведь необязательно им следовать, правда ведь?
На доли мгновения, когда целовал ее, показалось, что ей понравилось, что расслабилась девочка, доверилась мне, но это было так эфемерно и лишь на долю секунды осязаемо. Все ложь! Игры моего воображения! Нельзя было не уловить ее брезгливость и отвращение, когда после поцелуя сплюнула на пол, когда посмотрела убивающе в глаза.
Я старался с ней выработать линию поведения, которой буду придерживаться, находясь рядом с ней. Примиряюще, располагающе общаться, чтобы хоть как-то наладить наше с ней общение. Чтобы хоть как-то изменить её взгляд, направленный на меня. Чтобы не считала меня для себя самым опасным врагом.
Рад, что нас хоть кто-то прервал. Врач давно свалил с палаты. Я поддел двумя пальцами ее простыню, поднимая с пола, накидывая на нее, прикрывая ее обнаженное тело. Старался не смотреть ей в глаза, и так зная, какой взгляд встретит меня. Какие чувства плещутся в нем.
Девчонка полуживая, а я до сих пор думаю, как сильно хочется оказаться в ней. Смять руками и придавить собой её хрупкое, сочное тело.
Как вырвались изо рта те слова – ума не приложу! Потрахаться? Да! Потрахаться с тобой, идиотка! Какого черта я решил сделать ей больно?! Указать на место? Показать, что ее не захочу?! Ничего лучше не придумав, решил растолковать свой поступок тем, что сперма ударила в мозги?
Ты редкостный долбоеб, Тим! Классно идешь с девчонкой на примирение!
Не глядя на дисплей, взял трезвонивший телефон. Был погружен глубоко в себя и ужасно раздражен. Старался стоять к ней спиной, чтобы не увидела внушительный бугор в области ширинки.
И что теперь делать? Снова дрочить?
– Да! Слушаю! – не сдержавшись от всех наполняющих эмоций, рявкнул в трубу.
– Эээмм… может я ошиблась? – протянул ехидно тоненький голосок.
Шумно выдохнул и уставился на носки своих кожаных кросс.
– Прости, Алин, я не посмотрел на имя звонившего.
На том конце приглушенно хохотнули, но как-то безрадостно. Устала?
– Алин? Все хорошо? На работе запара? С ребенком все хорошо? – начал тараторить, вмиг напрягаясь от ее безрадостного голоса. Насчет брата даже не буду интересоваться, и так все ясно.
– Нормально все. Я по делу, – свел брови к переносице. Что-то скрывает. – По поводу отчетов. И еще, тебе нужно пару подписей поставить в некоторых договорах на поставки.
– Сегодня уже никак не получится, – задумчиво протянул и начал озираться по сторонам, шаря взглядом по безликим стенам.
Я больше не хочу её тут одну оставлять надолго. И так, пока переодевался и приводил себя в надлежащий вид, весь выебся и перенервничал, боясь, что этой идиотке придет в башку какая-нибудь бредовая мысль.
– Ничего не знаю. Нужны подписи сегодня. Заодно обсудим отчеты по Булавскому. У меня имеются некие сомнения на его счет. Можно наш траты урезать вдвое, – грубо кинула мне в ответ.