Следы следов
– …тише, тише, не все сразу, нам бы сейчас в живых остаться, а там разберемся… пошли…
С четырьмя неизвестными
Первый
Надеть маску.
…я называю это маской, потому что надо же как-то назвать.
Понять, как ею пользоваться.
Вот это сложнее, вот с этим почти всегда, да что почти – всегда начинаются проблемы, пару раз даже приходилось сбрасывать маску, с которой было ничего не понятно. Кажется, эту тоже придется сбросить, слишком она… хотя нет, постойте, вот этими четырьмя отростками можно барахтаться в песке, даже получается ползти вперед. Пытаюсь приподняться на отростках, мысленно уже смиряюсь с тем, что я их сейчас сломаю, – нет, надо же, не ломаются, маска держится, двигаюсь по пустыне, раз-два-три-четыре…
Память маски оживает, подсказывает мне что-то, – нет, это бред какой-то, слишком немыслимо… память настаивает, я делаю то, что она просит, поднимаю маску вертикально, пытаюсь двигаться – сам пугаюсь того, как все просто получается на двух опорах…
…осмотреться.
Понять, что прошло слишком много времени, от моего города остались даже не руины, а руины руин.
Пора действовать, говорю я себе. Пора действовать, еще не сейчас, не сразу, сначала убрать свидетелей, а там и приниматься за дело.
Память маски подсказывает мне, что их трое. Трое свидетелей, там, под пирамидальным куполом…
Второй
Надеть маску.
Понять, как ею пользоваться.
Вот это сложнее… хотя нет, постойте, вот этими четырьмя отростками можно барахтаться в песке, даже получается ползти вперед. Пытаюсь приподняться на отростках, мысленно уже смиряюсь с тем, что я их сейчас сломаю, – нет, надо же, не ломаются, маска держится, двигаюсь по пустыне…
Память маски оживает, подсказывает мне что-то, я делаю то, что она просит, поднимаю маску вертикально, пытаюсь двигаться – сам пугаюсь того, как все просто получается на двух опорах…
…осмотреться.
Понять, что прошло слишком много времени, от моего города остались даже не руины, а руины руин.
Пора действовать, говорю я себе. Пора действовать, еще не сейчас, не сразу, сначала убрать свидетелей.
Память маски подсказывает мне, что их трое. Трое свидетелей, там…
Третий
Надеть маску.
Понять маску.
Вот это сложнее… хотя нет, даже получается ползти вперед. Пытаюсь приподняться на отростках, надо же, не ломаются, двигаюсь по пустыне…
Память маски подсказывает мне что-то, я поднимаю маску вертикально, пытаюсь двигаться – сам пугаюсь того, как все просто получается на двух опорах…
…осмотреться.
Понять, что прошло слишком много времени, от моего города остались даже не руины, а руины руин.
Пора действовать, – еще не сейчас, не сразу, сначала убрать свидетелей.
Их трое. Трое свидетелей, там…
Четвертый
Надеть.
Понять.
Даже получается ползти вперед. Двигаюсь по пустыне…
Поднимаю маску вертикально, сам пугаюсь того, как получается на двух опорах…
…осмотреться.
Понять, что прошло слишком много времени, от моего города остались даже не руины, а руины руин.
Пора действовать.
Убрать свидетелей.
Их трое.
…с экспедицией потеряна связь…
…все четверо найдены мертвыми со следами насильственной смерти, причины конфликта не установлены…
…не получилось.
Пытаюсь понять – почему…
Прошлое без человека
– …наконец-то мне удалось вас найти!
Бросаюсь к нему, спотыкаясь о себя, просачиваюсь через толпу, обнимаю его, он отстраняется, ничего не может понять, ну еще бы, он никогда меня раньше не видел, он вообще не знает, кто я…
Перехватываю инициативу в свои руки, пока не поздно:
– Вы, наверное, удивлены…
– Да уж… есть маленько.
– Может, посидим где-нибудь в кафе, обсудим?
– Гхм… – он хмурится, смотрит на наручные часы, которых у него нет.
– Вы не подумайте, я за все плачу, – говорю, спохватываюсь, что денег у меня нет и не будет, – я… мне нужно вам все объяснить…
Он неуверенно идет за мной к маленькому кафе, которое при виде нас начинает вилять хвостом и тереться нам об ноги, приносит нам по чашке сандвичая. Человек все еще вопросительно смотрит на меня, пытается понять, что происходит.
– Я… вы… а расскажите о своем прошлом.
– Да, собственно… – он смущается, наконец, неуверенно поясняет, – у меня, собственно…
– …что?
– …да нет у меня прошлого, понимаете?
– То есть… как это нет?
– Ну… вот так…
– Потеряли где-то?
– Да похоже, что и не находил…
– Какое счастье, что мы наконец-то встретились…
– А вы кто?
– А да, вы не узнаете меня…
– А вы…
– Я ваше прошлое.
– Вы…
– …ваше прошлое…
Он недоверчиво смотрит на меня, ну еще бы, я такое сумбурное, сначала одна семья, потом другая семья, первая жена отца, вторая жена отца, третья жена второго мужа первой жены отца, скольки-то-юродная тетя по линии не пойми кого, один город, другой город, третий город, одна страна, другая страна, потом снова первая страна, потом еще одна, образование где-то нигде и в то же время везде и сразу, какие-то международные проекты, банкрот за банкротом, потом, наконец, успех, пугающий своей внезапностью…
– Ну как? – осторожно спрашиваю, – узнаете?
– Да… как-то нет.
– Ну, еще бы, вы меня не видели никогда…
– Вы… долго меня искали? – наконец спрашивает он.
– Да… сколько себя помню…
– Как здорово, что вы меня нашли.
Не верю своим ушам:
– Правда?
– Правда… Так пойдемте же скорее домой, наконец-то я буду человеком с прошлым!
Бросаем кафе горсточку золотых монет, идем по неприметным улочкам куда-то в никуда – мысленно пожимаю себе руку, ай да я, вот так ловко получилось окрутить первого попавшегося человека, а ведь поверил, поверил, повелся, до чего они наивные, эти люди, право иногда жалко их становится. Только бы ни о чем не догадался, да о чем он догадается, если прошлого своего никогда не видел…
– …входите, пожалуйста… – он открывает дверь узкого домика, втиснувшегося между двумя роскошными домами, – щелкает свет, крохотная прихожая озаряется тусклым сиянием, чуть поодаль угадываются очертания лестницы и лабиринты комнат. Нам навстречу выходят лю… нет, это не люди, это другое что-то, это… это же…
– Знакомьтесь, – кивает хозяин, – это прошлое, в котором я родился в аристократической семье, правда, в совершенно нищей, мы в заброшенном замке жили… А это прошлое, в котором я учился на инженера, так и не выучился, фантастикой увлекся, только больно заумно все получалось, читателям не зашло, зато через двести лет мои книги навели кого-то на мысли, которые науку с ног на голову перевернули…
Не понимаю, что я вижу, мир вокруг меня сам переворачивается с ног на голову.
– Это… это…
– …прошлые мои.
– Хотите сказать, что у вас… много…
Еще раз оглядываю хозяина, первый раз вижу человека, у которого много прошлых…
– Ну а как вы хотите, должен же быть у них человек… да вы располагайтесь, сейчас ужинать будем, у нас сегодня запекурица…
– То есть, вы подбирали все эти прошлые…
– …прошлые без людей… много вас тут развелось…
Оживляюсь:
– Кто-то уже говорит, отстреливать нас надо…
– …самих их отстреливать надо, кто так говорит… кому вы мешаете в самом-то деле…
– И сколько у вас прошлых?
– Да я уже и не считаю… но больше двадцати, точно.
– Двадцать четыре, – вставляет кто-то.
– А ваше настоящее прошлое…
– Да вот все ищу…
Чувствую какую-то фальшь в его голосе, присматриваюсь, понимаю, что раньше мне таких людей видеть не доводилось, да человек ли это, или…
Он понимает, что я знаю его тайну, прикладывает палец к губам, чш, чш, никому ни слова…
Мельница и самолет
…мельница и самолет…
Мельница и самолет.
Ау! Мельница и самолет!
– А… да-да, сейчас-сейчас, – самолет появляется, торопится появиться, волнуется, что заставил автора ждать, от волнения самолет получается неправильным, сейчас, сейчас, он все починит, сейчас все будет как надо, турбины на месте, мотор на месте.
А мельница… ау, мельница? Мельница не торопится, вот уж казалось бы, что там так долго делать, мельницу, нет же, уже битый час её ждем. Ладно, мельница старенькая, её и простить можно.
Итак, мельница и самолет… автор дает им время, чтобы они познакомились друг с другом, ну еще бы, им потом целую книгу вместе путешествовать…
– Здр-равствуйте, – трещит мельница, изумленно смотрит на самолет, – кто вы?
– Я самолет, я умею летать на огромные расстояния, пересекать океаны…
– Очень приятно, – кивает мельница, – а я мельница…
…и… и что?
И дальше что?
Ау, мельница!
Ну что это такое – очень приятно, неужели мельница не удивляется? Неужели не смотрит с восхищением на самолет, чудо инженерной мысли, во времена средневековой мельницы такого не было, неужели мельница не удивляется, что самолет умеет летать?
– Эка невидаль, – фыркает мельница, – я тоже летать умею!
– Это как это вы летать умеете? – не понимает автор.
– Ну как, как, обыкновенно, как… – мельница смущается, разводит крыльями, тут же спохватывается, – ой-ой-ой, что я наговорила!
– А что такое?
– Ой… я же не должна была этого говорить… Простите… никто не должен был знать, что мельницы… мельницы…
– …умеют летать? – подсказывает автор.
Мельница не отвечает, заливается слезами, ну вот, что я наделала, что я наделала, никто не должен был знать, что мельницы летают, никто-никто…
Мельница трещит крыльями, вылетает из окна, скрывается в подернутом тучами небе.
– Вот те на, – автор разводит руками, – интересно, куда это она полетела? К своим, что ли?
– Да вряд ли к своим, – парирует самолет, – сородичи расправятся с ней очень сурово, если узнают… Н-да-а, не повезло мельнице…
– …а вы сможете догнать её?
– Гхм… постараюсь… Но что-то мне подсказывает, что мельницы летают быстрее…
Часолуние
– Ну и где они? – хозяин выдвигает ящики стола, многозначительно смотрит на меня, потом на пустую стену, потом на пустой прикроватный столик, – и где?
Холодеет пол под ногами – по идее он должен проваливаться, но почему-то предпочитает похолодеть. Осторожно пытаюсь что-то сказать, кажется, голосом еще владею, и на том спасибо…
– Но… это не я…
– А кто же, если не вы? Кроме вас тут не было никого между прочим!
Затравлено оглядываю комнату, хватаюсь за соломинку:
– Окно… окно было открыто.
– И что, хотите сказать, кто-то в окно по отвесной стене забрался?
– Ну… мало ли…
Что-то не видел, чтобы у кого-то в городе крылышки выросли…
Хочу парировать – а вдруг, понимаю, что плохое я выбрал время и место, чтобы парировать.
– Я вызываю полицию, – гавкает хозяин, кажется, он говорить вообще не умеет, только гавкать.
– Но у меня…
Меня уже никто не слушает, мой голос беспомощно теряется в углах темных комнат…
– …выворачивайте карманы, – мычит констебль, кажется, говорить не умеет, только мычать.
– Но у меня… их нет.
– Выворачивайте! – снова грозное мычание, – вот и посмотрим, есть они у вас или нет…
Терпеливо поясняю:
– Так у меня… карманов нет.
Констебль багровеет, закашливается, похоже, он в ярости, что я оставил его в дураках.
– Куда вы дели часы?
– Я их не трогал… честное слово…
Понимаю, как здесь нелепо звучит это – честное слово, как нелепо звучит вообще все…
– Руки! – командует констебль.
Хочу покорно протянуть руки для наручников, меня обрывает хлопанье крыльев на окне, еще, еще, оборачиваюсь, что я вижу вообще, часы, часы, часы, вот и карманные хозяйские, вот и будильник, вот и большие настенные, вот с треском и грохотом в узкое окно просачиваются напольные…
– Что за черт… – шепотом прогавкивает хозяин, он даже шептать не может нормально.
– Пожалуйста, ваши часы, – чувствую, что становлюсь хозяином положения, – проверьте, все на месте?
– Это… это немыслимо… – хозяин оборачивается ко мне, – где они были… где?
– Боюсь, что не смогу… – обрываю фразу на полуслове, присматриваюсь, – а взгляните, что это у будильника в клюве? Ну-ка… интересно… – протягиваю руку к будильнику, который тут же пребольно кусает меня за палец, но при этом выпускает свою ношу, которую я тут же подхватываю, – Как по-вашему, на что это похоже?
– Ну-у, вы будете смеяться, если я скажу, что это смахивает на кусок луны, – мычит констебль.
– Тогда что же это?
– Ну, вы же не скажете, что это на самом деле кусок луны?
– Похоже, что так оно и есть…
– Но… какого черта в самом-то деле?
– Что же… мы слишком мало знаем о времени, как оно получается, откуда… должно быть, часы как-то получают время из лунного света, который клюют в полнолуние…
– Ничего себе… в жизни бы не подумал, а ведь никогда за ними не замечал подобного… Ну, я здесь и живу без году неделю, все по столицам… – хозяин поворачивается ко мне, – произошло извинение, приношу свои недоразумения…
Смущенно принимаю недоразумения, даже не говорю, что предпочел бы извинения.
– …летят… – мечтательно произносит хозяин, кажется, даже не гавкает.
Смотрю на циферблаты, летящие из окон в сторону полной луны из каждого окна в городке.
Киваю.
– Летят…
– …я знаете, что посмотрел… дневники своего отца… так смотрите, друг мой, запись от сентябрядцатого октября, сегодня полнолуние, распахиваю все окна в доме, чтобы выпустить часы, заодно запускаю ветер в компании облетевшей листвы, они, обнявшись, гуляют по комнатам, листают страницы книг, прячутся за занавесками, нервно теребят скатерть… В полночь часы выпархивают в окна, напольные как всегда застревают, не могут запомнить, что надо лететь в центральное окно, а не в узкие боковые…
Снова киваю:
– Прекрасный слог.
Откланиваюсь, выхожу из кабинета в северном крыле, спускаюсь по лестнице в холл, ускользаю через черный ход между кладовкой и кухней в заброшенный сад, где я еще до сумерек повесил на ветку старого бамбуклена клетку с луной, как настоящая получилась, зря, что ли, полдня пек… Подбираюсь к бамбуклену, вот они уже все в клетке, захлопываю дверцу, часы перепугано вспархивают, врешь, не уйдешь. Подхватываю клетку, крадучись бегу к неприметной калитке, увитой плющом, дальше под сень листвы, где меня уже ждет экипаж. Набираю номер на дисковом телефоне, да, да, сэр, ваш заказ, сэр, в течение часа, да, отменные часы, такого времени вы еще не пробовали…
Без прошлого
…оглядываю заброшенный дом, который когда-то был… нет, я не помню, каким он был, когда был, я не помню эти запыленные комнаты со свернутыми в трубочку отлетевшими обоями, я не помню этот пустой очаг, подернутый не то пылью, не то пеплом, я не помню эти кованые решетки в окнах, почти непрозрачных от грязи, я не помню эту полуобвалившуюся лестницу, по которой страшно ступать. И надо искать другой путь вниз, а другого пути нет – ё-моё, как-то же я сюда попал, или я здесь жил не пойми какое время, да нет, быть не может, а что я ел тогда, здесь наверху и намека на кухню нет, да и внизу, похоже, тоже, то есть, кухня-то где-то должна быть, но вот на самой кухне сомневаюсь, чтобы что-нибудь найдется, разве что почерневшее высохшее яблоко где-нибудь на дальней полке или засохшая чайная лужица на столе, где скатерть приклеилась к столешнице…
Нет, как-то же я сюда попал, почему я не могу вспомнить, как, почему я не могу вспомнить своего имени, ну же, ну же, давай, давай, на перекличке в школе на какое имя вскакивал, а от какого имени душа в пятки уходила, когда начиналось – К доске пойде-о-о-от…
…черт.
Почему я не помню школу, должно же хоть что-то ожить в памяти, хотя бы самый счастливый день в моей жизни, когда в школе что-нибудь провало, и – не у-у-учимся! – или физичка заболела, пусть дома отдохнет, и – не у-у-у-чимся! – или сам заболел, но так, чтобы не ангиной, а попроще чем, и дома сижу, или в кои-то веки снег выпал, из-за трех миллиметров снега – не у-у-у-чимся! Или…
…нет, ничего, хоть бы вспомнить, как поймали за списыванием, или первую двойку, и что родители сказали, или орали, как резаные, или отмахнулись, двойка тоже оценка, или один орал, один отмахнулся, мама, например… а кто моя мама была? А папа? А еще кто, тетушки-дядюшки-бабушки-дедушки-татушки-дадушки? Даже если в приюте в каком рос, тоже должно что-то вспомниться, как после отбоя в карты играли на щелбаны или что похуже, – а ведь ничего не вспоминается, ровным счетом ни-че-го…
…чш-ш-ш!
Прислушиваюсь, показалось, нет, не показалось, шаги, еще, еще, еще, входят люди, один, два, семь, ружья наготове, кого они тут стрелять собрались, ну не меня же… а если меня? На всякий случай ухожу в глубину комнат, в лабиринт коридоров, прогнившие половицы предательски визжат, тише вы, да какое там тише, уже услышали, уже мчатся к лестнице, ага, сейчас вы по ней пойдете и провалитесь ко всем чертям… нет, умные, не пошли, обступают остатки второго этажа со всех сторон, смотрите в оба, не уйдет, вы за окнами следите, чтоб не выпрыгнул, как он с такой высоты выпрыгнет, да как, обыкновенно как…
Хочется заорать, что я вам сделал-то, понимаю, что орать нельзя, надо затаитсья, сидеть тихо-тихо как мышка, вот шкаф хорошо подвернулся, можно за дверцей затихариться, дверца с грохотом отваливается, вздымает тучу пыли, которую тут же прошивает череда выстрелов, что-то царапает щеку, что-то теплое и липкое стекает к губам, совсем хорошо…
Вздрагиваю, оборачиваюсь, смотрю на почтенного господина, который целится в меня из мушкетона, держит на мушке, сейчас пальнет…
Хватаюсь за соломинку:
– Да что я вам сде… – мой голос заходится в приступе кашля в облаках пыли, сгибаюсь пополам, надеюсь, что господин меня понял. Хоть бы ответили что, нет, целятся, будто я животное какое-то вообще, а не человек…
– …стойте! Стойте! – входная дверь распа… нет, не распахивается, просто падает поднимая тучу пыли, в остатки холла взлетает кто-то тощий и всклокоченный, машет руками, стойте, стойте, – мне одному кажется, что он на моей стороне, или…
– Ну что такое?
– Вы… вы не понимаете… он… этот дом… он… Вы его видели? Надеюсь, вы его не прикончили?
– Не успели еще, сейчас…
– И не вздумайте даже, вы хоть понимаете, что это наш единственный шанс?
– Да что вы несете такое в самом-то деле… он… этот дом… это же порождение…
– Вы… вы не понимаете… где он…
Осторожно подхожу к обвалившимся перилам:
– К вашим услугам…
Замираю, в любой момент готовый скрыться где-нибудь нигде.
– Вы… – тощий-всклокоченный восторженно смотрит на меня, – вы… как здорово… вы… это правда вы? Правда?
– Я… правда я… только… я не помню, как меня зовут…
– …ах да, вас же никак не зовут… извините, с именем у вас проблемы… Может… может, вы как-нибудь спуститесь? Или лучше не надо, опасно тут…
– А как я сюда попал?
– Так вы сюда не попадали, вы были там изначально…
Не верю своим ушам:
– Что, всю жизнь?
– Ну да… то есть, нет… то есть, у вас никакой жизни, собственно, и не было… Постойте, сейчас я вам все объясню…
– …а аномальная зона – это весь лес, или…
– …ну, как сказать… – Крафтман хмурится, – вроде как на опушках безопасно, а чем дальше, тем хуже… И вы понимаете, прошлое, прошлое…
Хочу заорать, что не понимаю, что прошлое, что он уже битый час талдычит мне про прошлое, только так ничего толком и не рассказал…
– …а да, я же вам не сказал ничего… ну так вот… прошлое… вы понимаете, что чтобы погубить человека, лес использует его слабые места, болевые точки… а где у человека так скажем, самые слабые места?
– Вы хотите сказать… в прошлом?
– Совершенно верно. Семейные тайны, какие-то события, о которых хочется забыть и не вспоминать, разочарования, конфликты… у каждого в прошлом есть что-то такое, за что нестерпимо стыдно или наоборот, чего боишься до чертиков… Вот лес заботливо породит вам все то, за что вам страшно, уж можете не сомневаться…
Понимающе киваю.
– И вот на этом-то все спотыкались, кто пытался хоть как-то одолеть эту напасть… лес выискивал самые потаенные страхи человека… И тогда я понял, что нам нужен человек без прошлого…
Крафтман многозначительно смотрит на меня.
– Но… откуда вы меня…
– Как ни странно, в этом нам помог лес… Я сделал вид, что нестерпимо боюсь челвека без прошлого, и лес помог мне, сам того не желая… он создал не только вас, но и ваш дом…
Томительная пауза, тишина, прерываемая шорохами и поскрипываниями…
– …и что вы… что я… должен делать? Пойти в лес?
– Э не-ет, идти никуда не придется, лес сам к вам придет…
– Сам? Это как?
– Увидите… обычно он где-то в полночь, но может и раньше… Так что уж извините, ближе к полуночи мы вас оставим…
Понимающе киваю. Люди сидят в остатках гостиной, разливают что-то по бокалам, раскладывают по тарелкам, даже выискивают на кухне какой-то крохотный лифт, подающий блюда в кабинет наверху, и лифт с лязгом и скрежетом поднимает на второй этаж бокал для меня и кучу причудливой снеди на тарелке, вроде пудинг, а может, нет, откуда я вообще знаю, как выглядит пудинг, я никогда его не пробовал, как и все остальное в этом мире. Сидящие внизу перебрасываются фразами, вы представляете, первую любовь встретил, у неё семья, у меня семья, и стоим, и смотрим друг на друга, представляем, как все могло бы быть… А мне из Букбурга написали, на похороны звали, отец умер, а что мне до этого отца, он из семьи ушел, когда мне три года было… помню, как ревел, папа, не уходи, папа, не уходи… Кстати, о похоронах, давайте помянем, что ли, десять лет моей Бетти… да знаете, все так нелепо случилось, за каким-то там котенком побежала, а мостик-то рассыпался совсем… Чудовищно, какая утрата, да, мы до сих пор в её комнате все оставили как есть, Майкл все просит ему комнату отдать, а я не могу, понимаете…
Время потихоньку подтягивается к полуночи, люди расходятся, извините, мне домой, меня заждались уже… остаюсь один наедине с домом, наедине с прошлым, которого у меня нет, оглядываю на полках рамочки с пустотой, в которых должны быть фотографии, но их нет, только чистые листы. Наугад открываю ящики стола, конверты, письма, разворачиваю листки, смотрю на пустоту пожелтевших страниц, ничего нет…
Часовая стрелка переваливает за полночь, продолжаю терпеливо ждать сам не знаю, чего – кажется, уходя, они захлопнули дверь, хотя что я говорю, не было никакой двери, она отвалилась и упала. С тревогой смотрю в темноту осенней ночи, жду, что кто-то появится оттуда, войдет, принюхиваясь и пригнув голову, да есть ли у него голова…
Ничего не происходит, все больше понимаю, что и не произойдет…
– …ваше прошлое…
– А?
– Ваше… прошлое…
– Проще всего сказать – голос в голове, но это что-то другое…
– Простите… у меня его нет.
– Какого черта я извиняюсь в самом-то деле…
– Ваше прошлое, – нетерпеливо повторяет кто-то.
– Ну вот, вы сами посмотрите, сами-то посмотрите… – выдвигаю ящики стола, разворачиваю письма, которые не письма, показываю на фотографии, которых нет…
– Значит, вас лишили прошлого…
– …что значит, лишили, у меня его никогда и не было…
– А хотите?
Не понимаю:
– Что хочу?
– Прошлое… хотите?
Меня передергивает.
– Ну что значит, хочу – не хочу, если его нет…
– Ну, я мог бы сделать вам прошлое…
Понимаю, что я здесь не для этого, совершенно не для этого, меня послали разобраться с этой аномалией раз и навсегда, а не…
– …вы понимаете, что вы им нужны постольку-поскольку, пока вы не разберетесь со мной?
Настораживаюсь:
– А вы мне дадите хорошее прошлое?
– Ну, знаете… идеального прошлого ни у кого не бывает, везде что-то такое… В десять лет месяц подарок маме готовил, а мама в день рождения вся замотанная даже не посмотрит, еще и наорет, лучше бы в комнате убрал или еще там чего… в юности девушка какая-нибудь, эмоции через край хлещут, при встрече на шею кидается, думаешь, вот она, любовь, – а она, оказывается, просто эмоциональная такая, всем на шею кидается, и плевать она на тебя хотела. Или лучший друг, вроде как на всю жизнь, и какое-нибудь неосторожное слово, недопонятая фраза, и все – и разлад, и знать его больше не хочешь, а потом встретишь через сто лет, а чего ты меня знать не хотел, да нет, это ты меня знать не хотел…
Киваю:
– Согласен.
– На что… согласны.
– На это на все, что вы тут мне…