Стальная корона. Хроники земли Фимбульветер

Пролог

«Тогда семеро из славнейших соратников короля, рыцари, носящие в гербе знак Дракона, сложили к ногам государя свое оружие, и из мечей тех выкована была стальная корона, и, приняв ее, Хлодвиг поклялся, что сам он и потомки его всегда будут беречь и защищать землю Фимбульветер…»

Хроники Хлодвига Великого

Погоня приближалась. Сванхильд не слышала шума и криков загонщиков, но знала, что скоро ее настигнут. Большой удачей было уже то, что девушке вообще удалось вырваться из дворца. Удачей, оплаченной жизнью брата и четверых его друзей. Лучших из молодых вурдов, достойных долгих лет, славы, любви. Не пожелавших предать гордость предков.

Они знали, какова будет цена их замысла. И сегодня утром, когда, сойдясь в приемном зале дворца, обняли друг друга за плечи, молчаливо прощаясь, и Сванхильд встала с ними как равная, матушка, в последнее время вечно испуганная, с дрожащими губами, не сказала, что подобное поведение недостойно юной благовоспитанной девушки. Да и как бы она могла заявить такое, если вчера сама, плача, умоляла дочь смириться с участью куда более позорной?

– Благородная хесса Сванхильд Хогъяр!

Опустив глаза, шла она меж двумя рядами придворных. Хорошо, что Карл Проклятый любит девушек скромных и пугливых. Трудно было бы встретиться с масляным взглядом венценосного ублюдка и сдержаться, не выказать отвращения.

Гудбранд следует в полушаге сзади. Брат имеет право и даже обязан сопровождать сестру.

Вот и ступени, ведущие к трону. Тут надлежит присесть в глубоком реверансе и долго, пока не заболят полусогнутые колени, ждать своей участи: прогонит ли король ее прочь или решит оставить во дворце, на потеху себе и своим прихвостням. Иногда Карл Проклятый измышляет мерзкие прилюдные испытания.

Но сегодня этого не будет. Сванхильд и не думала останавливаться, взбежала по ступеням. Успела понять, что люди в зале за спиной замерли и притихли, гадая: что это? Новая забава? Изумленный такой дерзостью король так и остался сидеть, раскорячившись на троне.

Слизняк. Он похож на омерзительного слизня, что обитают на сырых стенах заброшенных колодцев в южных замках. Не толстое, но обрюзгшее порочное лицо, а над ним возвышаются острые стальные пики короны благородного Хлодвига.

– Ты недостоин носить это, мразь!

Протянув руку, Сванхильд сорвала с Карла корону предка.

И тут же чуть не упала со ступеней. Шагнув вперед, Гудбранд оттолкнул сестру плечом и рванул из ножен меч.

Сванхильд бежала через охваченный паникой зал. Не было возможности оглянуться, узнать о судьбе брата. Все решено заранее: она должна любой ценой унести корону. Детский, обреченный бунт, порожденный отчаянием. Но они не могли иначе.

Кто-то страшный, забрызганный красным встал на пути, и девушка испуганно шарахнулась в сторону, но тут же узнала Торлейва Горъода. Сжимая в руке окровавленный меч, друг брата улыбнулся прощальной улыбкой и распахнул перед ней двери.

Навстречу спешила стража.

– Скорее! Король убит!

На дворе никого. Верно говорят: слуги при дворе Карла Проклятого обленились и обнаглели до крайности. Но сейчас это только к лучшему. Равно как и то, что Химельда, кхарна Гудбранда, никто не удосужился расседлать.

Сванхильд взлетела в седло. Дома она часто ездила верхом, по-мужски.

Девушка не надеялась покинуть город. Приемы в королевском дворце проводились по ночам, в это время ворота уже закрыты. Вечером шел снег, улицы пустынны, и следы кхарна слишком хорошо заметны. Остается только попытаться запутать их среди неплотно стоящих домов Бъёрнкрога.

Слева мелькнула приоткрытая створка ворот.

Доскакав до угла, Сванхильд спешилась и с силой огрела Химельда по крупу. Кхарн понесся дальше по улице, а девушка, на ходу заворачивая корону в сорванное с головы покрывало, побежала обратно к воротам.

Проскользнув за створку, она остановилась, прислушиваясь и оглядываясь.

– Хесса?

Худой темноволосый мальчишка в одежде слуги смотрел на нее во все глаза. Явно не ожидал увидеть во дворе хозяйского дома девицу в роскошном придворном платье и без теплых вещей.

– Хесса, вам помочь?

– Запри ворота.

Мальчик послушался и снова, опустив руки, повернулся к Сванхильд.

– Хесса, – спросил он шепотом, – вы убили короля?

Девушка оглядела себя: платье забрызгано кровью.

– Правильно сделали! – с воодушевлением произнес юный слуга. – Я ненавижу ублюдка Карла. Я Эйрик Гехт. Пойдемте, хесса, я спрячу вас, дом сейчас пустой, хозяева уехали.

Милость Драконов, каким же соблазнительным было это предложение! Хоть ненадолго обрести надежду на спасение, переложить на другого право решать!

Нет.

– Эйрик, когда вернутся твои хозяева?

– Через неделю.

– Если ты ненавидишь Карла, отправляйся на рассвете ко дворцу. Увидишь там одинокого бурого кхарна, подойди к нему, не бойся. Это Химельд. Протяни ему вот это. – Сванхильд стряхнула с рук перчатки Гудбранда для верховой езды, которые брат, уходя навсегда, оставил пристегнутыми к луке седла. – Они пахнут хозяином, кхарн признает тебя. Подержи его где-нибудь пару дней, а потом уезжай из города. Возьми это, – протянула сверток с короной, – вывези и спрячь. Когда на престол взойдет достойный государь, верни ему.

– А вы, хесса?

– Я сейчас уйду.

– Подождите! – быстро заговорил Эйрик Гехт. – Я спрячу вас. Буду защищать. Потом уедем вместе. Можно на хутора близ Расколотого Шлема, к моим родителям. А можно дальше, к Горючим пещерам. Говорят, благородный Хьёрд Къоль никогда не отказывает слабым, пришедшим в его замок, в помощи и защите.

Клинок Вебранда Къоля был одним из семи, ставших основой короны Хлодвига Великого. Так же, как меч Барди Хогъяра. Верность побратимов распространяется и на их потомков.

С улицы на створку ворот обрушились нетерпеливые удары.

– Именем короля! Отворяйте!

Эйрик Гехт растерянно прижал корону к груди.

– Хесса! Не бойтесь! Я не открою!

– Тогда они сломают ворота. – Сванхильд казалось, что ее голосом говорит кто-то другой, умный, холодный, а она всего лишь смотрит на происходящее со стороны. – Ты сможешь выбраться из дома?

– Да, с заднего двора в проулок ведет калитка.

– Уходи.

– Хесса, я вас выведу.

Проулок был тих, темен и безлюден. Эйрик замешкался, запирая калитку.

Стража Карла будет разыскивать по городу девушку в роскошном придворном платье.

Как же страшно умирать!

Подобрав подол, Сванхильд бросилась прочь по проулку. Не бегу оглянулась на Эйрика:

– Прощай! Сохрани корону!

Глава 1

Жизнь в городе отличается от той, что в замке. В Къольхейме понятие времени более размыто, есть только день и ночь, в зависимости от того, свет или тьма за окном, а дела не имеют четкой привязки к часам: слышишь, что все встают, – поднимайся тоже; ударил домовой колокол – иди на трапезу; стало темно настолько, что трудно делать работу, – заканчивай. Даже прожив в родительском замке всего неделю, я успел к этому привыкнуть.

В Гехте же на службу полагается являться к определенному времени, причем всем в нашем доме к разному. На улицах горят фонари, потому, даже выглянув в окно, ночь от раннего утра не отличишь. Надо смотреть на хронометр, но он спрятан под подушкой, и, чтобы достать его, необходимо повернуться и потревожить уютно устроившуюся у меня на груди Герду.

– М-м-м?

Все-таки разбудил.

– Спи, милая. Я с Вестри гулять.

– Не-е. – Обняв за плечи, моя любовь подтянулась поудобнее. – С ним папа и Хельга выйдут. Я вчера попросила. Хельга все равно на службу рано пойдет, а Оле ее провожать будет, потом вместе с песиком вернется. А ты будешь здесь, со мной. Я соскучилась.

– Герда, мы когда в последний раз расставались? И в Къольхейме вместе две недели жили.

И эта ночь, с объятиями и ласками…

– В Къольхейме твоем народу невозможное количество. Постоянно на кого-то отвлекаешься. Вечно где-то носишься. А мне внимание уделить? Так хоть в руках тебя подержать. Отпускать все труднее…

Чуть повернувшись, Герда поцеловала меня в расстегнутый ворот, под ключицу.

– И на службу сегодня не ходи, – совсем сонно пролепетала она. – Тебя все равно выгонят, а командор Орм в орден утащит. А я от тебя не отступлюсь. Даже когда к Доду пойдешь…

Сказала и снова уснула. Спокойно так, доверчиво. Милая моя, хорошая… Может, я и становлюсь подкаблучником, но сегодня послушаю жену.

Идти в ратушу все же пришлось. Выбравшись наконец на кухню, я столкнулся там с Оле Сваном, бесценным тестем и в дополнение к тому капитаном городской стражи. Он, заявив, что о возвращении моем уже всем известно и хрониста ждут, как явления Драконов, вытолкал меня из родного дома служить городу и королевству. А то, ты ж мышь, непорядок!

По дороге в ратушу я не встретил никого жаждущего общения с летописцем – может быть, потому, что сокращал путь, перемахивая через заборы.

Под дверью кабинета, однако, народ, рвущийся сообщить о важных событиях в жизни Гехта, случившихся за время моего отсутствия, или же просто желающий получить выписку из архива, тоже не толпился. Ладно, все равно надо поработать.

Стряхивая со штанов налипший снег, я не глядя толкнул дверь и вошел в кабинет.

– Ага, хеск Къоль. Наконец-то соизволили почтить нас.

Гуди Тюккерт, хессир наш бургомистр восседал в кресле для посетителей напротив пустого стола. И глядел на меня так, будто год ждал условленной встречи. А меня не было в городе всего лишь три недели. И то по уважительной причине – сперва ездил в столицу на обязательное для всякого вурда представление Их Величествам, после в Къольхейме оберегал королеву.

Но хессира Тюккерта дела государственные интересовали мало. А вот понять, почему нужно платить жалованье работнику, которого частенько не найти не только по месту службы, но и в городе вообще, он пытается уже давно.

– Рад тебя видеть, – таким тоном наверняка тиллы в Безмолвной Бездне приветствуют угодивших на их жаровни грешников. – Прежде всего хочу поздравить с изменениями в жизни. Ты ведь член ордена Багряного Дода, доверенное лицо командора Орма. А теперь еще и его величества Хрольва. На дела родного города времени останется меньше. Не пора ли начать готовить себе замену?

Как то ни печально, но хессир Тюккерт прав. Ученика мне следовало взять еще четыре года назад, когда мой собственный наставник, Торгрим Тильд, навсегда покинул Гехт. Только вот мне самому в то время было всего пятнадцать, какое уж тут воспитание и подготовка преемника.

– Рад, что ты со мной согласен, – величественно кивнул бургомистр. – Рик, где ты там?

За креслом для посетителей что-то зашуршало, и оттуда на всеобщее обозрение выбралось существо, прятавшееся за высокой спинкой. Маленькое, хиленькое и…

До сих пор я думал, что мой друг Харальд Вермъер рыжий. Так вот, шевелюра хозяина замка Мёнлус не шла ни в какое сравнение с торчащими во все стороны вихрами… как его?.. Рика. А еще он был конопатый. Все лицо и уши усыпаны золотистыми точками, даже в глаза немного попало.

– Я Хрёдерик! – важно поправил шкет росточком мне едва выше ремня, явив миру щербину на месте переднего зуба.

– Очень приятно. – Я в растерянности потер собственную переносицу, отмеченную гораздо более бледными и редкими веснушками. – И что теперь?

– Приют Благого Берне любезно отпустил Рика постигать начала умений хрониста, – учтиво пояснил хессир Тюккерт. – Все документы уже готовы. А посвящение в ученики – это всего лишь красивый обряд, не так ли? Его можно провести в любое время. Пообщайтесь пока что, познакомьтесь получше.

И, крайне довольный собой, городской голова покинул кабинет. Мы с моим новообретенным учеником уставились друг на друга.

– Ну, Рик…

– Я Хрёдерик!

– Хорошо. Что теперь с тобой делать?

– Не знаю. А мы обедать будем?

Заметки на полях

Рик знал, что приют Благого Берне избавится от него при первой же возможности. Положенные до совершеннолетия восемь лет никто выжидать не будет, много четыре года, а потом выдадут документ с исправленной датой рождения – и вали на все восемь сторон, а скорее всего, в воровские притоны Пятки.

Хорошо было бы выучиться какому-нибудь ремеслу, но у гильдейцев Мастерового квартала есть свои дети, зачем им подкидыш? Строптивого и чересчур любознательного мальчишку несколько раз отдавали в услужение в разные дома, но там было плохо. Рик или сбегал, или доводил хозяев до того, что они сами с проклятиями возвращали «гаденыша» обратно в приют.

Бывали, конечно, разные случаи. Одну из старших девчонок, например, несколько лет назад забрала ведьма, но о дальнейшей судьбе малахольной Герды-Привидения никто ничего не знал, и рассказами о ней пугали мелких новичков.

Посему, когда однажды утром Рика вызвали в кабинет хессы попечительницы и велели идти с толстым, хорошо одетым дядькой, которого Кочерга почтительно называла «хессир бургомистр», он не удивился и не огорчился. Чего там, сбежать можно и от бургомистра, а поймают, так тоже ничего – пока не отвели обратно в приют, отдохнуть в каталажке и хоть разок навернуть сытного стражнического харча.

– Грамотный? – толстяк взглянул на Рика с сомнением.

– Конечно! – возмутилась Кочерга. – У нас все детки учатся. А это один из лучших воспитанников.

И потянулась погладить по голове.

Когда приходят посторонние люди, она всегда такая, хоть барк с ней для сладости пей. Но Кочерга хоть просто дура, не злобная и безопасная. А вот до нее была… Все знали, что в ящике стола хессы попечительницы лежит свернутый мужской ремень и она пускает его в ход охотно и весьма искусно. И дела в приюте Благого Берне тогда творились страшные. Хорошо хоть злыдню два года назад прогнали. Скандал был знатный, с участием даже Палаты Истины. Жаль, что Рик тогда был еще слишком мал и подробности узнать не догадался.

А толстый бургомистр тем временем разглядывал хилого приютского сироту с явным неодобрением, и Кочерга, занервничав, решила поднять воспитаннику цену:

– Очень способный и любознательный ребенок. Толковый, неленивый. Я уверена, из Рика получится хороший ученик хрониста.

Кто такой хронист и зачем он вообще нужен, Рик понятия не имел. Знал, что есть в Гехте некий тип, который фунс знает зачем записывает все, что происходит с людьми, и даже деньги за это получает. Странно, но у них там, в городе, свои причуды, еще не так зажираются. Зачем, например, было ехать от приюта до ратуши на санях, если пешком можно дойти всего лишь за какой-то час? Чтобы быстрее? Так куда спешить, если явились, поднялись на второй этаж, а потом долго сидели в чьей-то комнате, от пола до потолка уставленной шкафами с толстыми большими книгами, и за все время заглянул только какой-то усатый мужик в стражнической каске и кирасе.

– Къоль не появлялся?

– Нет.

– Ты ж мышь!

Умотал.

От скуки Рик пытался представить себе будущего учителя. Наверняка важный человек, раз бургомистр его ждет, а капитан городской стражи (Рик вспомнил, где видел усатую физиономию и слышал запоминающееся выражение про мышь!) разыскивает. А все важные люди толстые. Большие. У капитана череп бритый. У хрониста наверняка тоже. А еще он все про всех знает, значит, должен быть похож на волшебника из сказки. У дочки одного из прежних хозяев имелась книжка чудесных историй. Девчонка была не вредная, не то что ее родители, давала посмотреть картинки. Волшебник там был с длинной седой бородой, у хрониста такая же.

Он смотрит в хрустальный шар и так все узнает. А на детей ему просто так взглянуть достаточно. Вот про Рика он сразу все поймет. Даже про булочку, что он вчера взял на кухне. Так вкусно пахла… А зачем Кочерге три, когда у других ни одной? Рик бы и сам признался, когда честно говоришь, это не воровство, но попечительница сразу принялась визжать, слово не вставишь. А если хронист тоже начнет ругаться?

Рик на всякий случай спрятался за креслом, в котором развалился бургомистр. Ну его! Лучше сначала присмотреться.

– Ага, хеск Къоль! Наконец-то соизволили.

Рик решился выглянуть из своего укрытия. На пороге стоял совсем молодой парень. Длинный, худой и встрепанный, светлая челка по глазам.

А хронист где? Умудренный, белобородый и с хрустальным шаром? Что, эту каланчу пожарную и предстоит слушаться и называть учителем? Да в приюте народ в разы серьезней! А этот чистенький, ухоженный – явно домашний, мамина радость.

Не-ет, посмотрим, какая от хрониста может быть польза, вдруг и вправду научит чему-нибудь дельному, а слушаться его – шиш, маленький еще, чтоб командовать. А драться повадится, так убежать можно.

Рик думал, что бургомистр начнет расхваливать его, в точности повторяя слова Кочерги. Во всяком случае, так всегда бывало, когда сиротинушку приводили к новым хозяевам. Но толстяк бросил несколько непонятных фраз и был таков. Разбирайтесь, мол, сами.

Патлатый дылда вытащил из-за стола обычный – не чета роскошному креслу! – стул и, развернув его, уселся задом наперед, положив руки на спинку. На безымянном пальце тонкое золотое кольцо. Женатый, что ли? Когда успел? И зачем?

– Ну, Рик…

– Я Хрёдерик! – вот так сразу себя обозначить.

– Хорошо. Что теперь с тобой делать?

– Не знаю.

Ну, паря, ты и вопросы задаешь! Тебя назначили главным, ты и думай. А я просто постараюсь извлечь из ситуации как можно больше пользы.

– А мы обедать будем?

Глава 2

Когда я был в возрасте Рика, Оле Сван здорово портил мне жизнь разнообразными кормежками. Родная сестра так не заботилась о насыщении юного растущего организма, как Хельгин, тогда еще безнадежный, воздыхатель. Хорошим аппетитом я никогда не отличался, но беспощадный капитан, заявив, что яблоко и пряник – это не обед, каждый день таскал меня в трактир «Три петуха». От бесконечных мисок с наваристой похлебкой меня избавила бурная истерика (единственная, которой Оле и Хельга были свидетелями), а от прочих изысков городской кухни – состоявшийся через пару лет серьезный разговор и заступничество Гудрун (прежде, правда, пришлось дать нашей домоправительнице, она же нянька, она же кухарка, торжественную клятву кушать дома). Но сейчас дите само рвется подкрепиться. Ну ладно.

Куда идти? Домой не хочется. У Гудрун, конечно, в любое время суток найдется, чем накормить оголодавших «детей», но быстро мы не уйдем. Добрая женщина три часа будет выяснять, откуда Рик взялся, как ему живется в приюте, как получилось так, что он вообще там оказался, а потом столько же ахать и вздыхать, жалея сиротинушку. Мы с Гердой ходим в булочную Торы Хольм, но вроде как одним барком с плюшками и даже с пирожными детей кормить нельзя. Остается все тот же трактир «Три петуха».

Плохо то, что мне там тоже придется что-нибудь есть. А настроения никакого. Но надо. Ведь даже если весь стол перед Риком будет уставлен харчами, а я стану сидеть с одной кружкой пива, точно прослыву скупердяем. Ладно, кур почтенный Эмиль Кёккен жарит совсем недурственно.

– Вкусно, – одобрил Рик, разделавшись с двумя куриными котлетами. – Только дорого. На базаре целая тушка столько стоит, сколько с тебя этот пройдоха за вот такой кусочек содрал.

– Тут же еще грибы, специи, масло.

– Грибы трактирщик сам разводит, – перегнувшись ко мне через стол, доверительно зашептал приютский сирота. – Я оранжерею тут заметил, стекла блестят. А масло на сковороде наверняка целый день не меняет. Из курицы жир вытапливается, ничего не подгорает. Потом на нем же хлеб обжаривают. У нас в приюте все время так делают, чтобы запах с кухни был, а мяса поменьше уходило. Кочерга… хесса Килль говорит, что простота и умеренность в пище – во благо. Только сама ох и трескает! А сюда ты больше не ходи – дорого. Я потом тебя научу, где на базаре поесть можно.

– Приветствую достойных хессе.

Возле нашего стола стояла Хельга.

Кто видел мою сестру, уже не забудет. Высокая, худощавая, с осанкой воистину королевской. Светлые блестящие волосы заплетены в роскошную косу, свернутую на затылке «розой». Тонкое белое лицо было бы красивым, если б не пристальный холодный взгляд прозрачных глаз. Форменный плащ Палаты Истины, значок с серебряным следом росомахи у ворота, темное строгое платье, шпага у бедра. Хельгу Къоль, главного прознатчика Гехта, можно или отчаянно, до дрожи в коленях, бояться, или столь же неистово любить.

Сестра дождалась, пока я встану и отодвину для нее стул, хотя дома, да и на службе, она, наплевав на этикет, всегда справляется с мебелью самостоятельно, может даже, если руки заняты, выдвинуть ногой. Но здесь люди смотрят, а Хельга благородная дама. И это надо дать понять.

– Хельга, это Рик.

– Я Хрёдерик! – осмелился вякнуть оробевший шкет чуть ли не из-под стола.

– Хрёдерик, Славой Могучий. Похоже. Хельга Къоль, главный прознатчик.

– И моя сестра.

– И откуда же Хрёдерик взялся?

– С этого дня он мой ученик.

– Ученик. – Идеальные ногти Хельги побарабанили по столу. – Значит, хессир Тюккерт все же добился своего, город без хрониста не останется. Но вся Замковая улица убеждена, что к нам из Къольхейма приехал то ли очередной родственник, то ли член клана. Хесса Кёб звонит по всем углам, что это мой ребенок, покинутый во младенчестве. – Сестра придирчиво оглядела оцепеневшего Рика, будто пытаясь найти хоть какое-то сходство с тринадцатилетней Раннвейг, своей дочерью от первого брака. – Ларс, ты бы обозначил статус своего ученика, чтобы слухи и домыслы сильно не разрастались.

Прикинув так и эдак, я снял с шеи хрустальную чернильницу-дракончика и протянул ее Рику.

– Надень пока что.

– А это что? – подозрительно спросил шкет.

– Знак. По нему узнают хрониста. Потом сделаем тебе такую же свою.

– Слова скажи, хоть парочку, – вздохнула Хельга.

– Я, Ларс Къоль, хронист города Гехта, нашел ученика и преемника.

– А драться не будешь? – подозрительно спросил приютский сирота.

– Нет.

– Правда?

– Хронисты не лгут.

– Идет! – расплылся в щербатой улыбке Рик. И, цапнув одной рукой чернильницу, вторую протянул мне. Пришлось пожать.

– Здорово! – восхитился шкет, разглядывая маленькое изображение Магта Изначального. – Хрустальная? А если в нее посмотреть, что увидишь?

– Чернила.

Остаток дня прошел спокойно. Вспомнив, чему меня учил Торгрим Тильд, я рассказал Рику об обязанностях хрониста, а потом разрешил полистать летописи прежних времен. Хотел отпустить мелкого задолго до окончания присутственного времени, но тот заявил, что города не знает и дорогу до приюта сам не найдет. На вопрос, как же в таком случае добрался до ратуши, ответил, что его привез в санях хессир бургомистр. Можно было б и проводить дите, но я должен был встретить Герду из оранжереи. Хотя в это зеленейшее учреждение все приходят, когда захотят, и так же его покидают, моей радости совесть не позволяет злоупотреблять чрезмерной добротой хеска Брума: припозднившись с утра, она хотела хотя бы оставшиеся положенные часы отбыть честно.

Герда всегда знает, когда я приду, даже если являюсь раньше срока или, наоборот, задерживаюсь. Говорит, что просто чувствует. Никогда сразу на порог не выйдет. Это дома, едва прикрыв за собой дверь, я попадаю в теплые родные объятия. Тут же надо постоять хоть пять минут, щурясь на фонари, делая вид, что меня безмерно интересует нечто, находящееся напротив оранжереи. Дождаться, пока сзади зазвучат быстрые шаги, и мягкие ладошки закроют мне глаза, и сердце замрет от счастья и нежности, а потом быстро обернуться и обнять любимую. Это может казаться несерьезным, ребяческим, но так важно для нас с Гердой.

– Чего мы здесь торчим? – недовольно поинтересовался Рик.

– Жену мою встречаем.

– А зачем?

Ответить на наивный детский вопрос я не успел. Словно в порыв теплого нездешнего ветра попал, когда меня обхватили руки Герды.

Обнявшись, мы закружились по заснеженной улице.

– Эй, тут скользко, не свалитесь!

Про дурной пример младшим я как-то забыл.

– Эта, что ли, жена? – Заложив руки за спину, Рик беззастенчиво рассматривал мою радость. – Ничего. Ну что, идем?

– Ларс, а это кто? – Герда с удивлением взглянула на незнакомого наглого шкета.

– Это Ри…

– Я…

– Хорошо, Хрёдерик. Его сегодня назначили ко мне в ученики. Герда, он из приюта, обратно отвести надо, ребенок город не знает.

Любовь моя разом погрустнела. Три года, как Герда рассталась с приютом Благого Берне, а упоминания об этом хранимом Драконами заведении ей до сих пор неприятны.

– Тебе не надо туда ходить. Проводим тебя домой, там меня подождешь, ладно? А я Рика отведу, заодно Вестри выгуляю.