– Я же слушаю, дружище, – успокаивающе проворковал он.
И я заговорил с преувеличенным спокойствием:
– Доктор Арчер каким-то образом овладел секретом престолонаследия и попытался лишить меня права на трон, утверждая, что из-за падения с лошади четыре года назад я превратился в умственно неполноценного. Он поместил меня под стражу в собственном доме, надеясь либо свести с ума, либо отравить. Я этого не забыл. Вчера вечером я навестил его и расставил все точки над «и».
Луи побледнел, но даже не пошевелился. Я торжествующе продолжил:
– Теперь в интересах мистера Уайльда и меня самого я должен переговорить еще с тремя людьми. Моим кузеном Луи, мистером Хауберком и его дочерью Констанс.
Луи вскочил на ноги, я тоже поднялся и бросил на землю бумагу с желтым знаком.
– Да мне и не нужно это, чтобы сказать тебе то, что должен! – торжествующе захохотал я. – Ты должен отказаться от короны в мою пользу, слышишь?
Луи был напуган, но, взяв себя в руки, ласково сказал:
– Разумеется, я откажусь. Но от чего я должен отказаться?
– От короны, – повторил я с раздражением.
– Конечно, я отказываюсь от нее. Пойдем, старина, я провожу тебя.
– Не пытайся обмануть меня своими врачебными уловками, – закричал я с яростью. – Не надо делать вид, что не считаешь меня сумасшедшим.
– Ну брось, пойдем, уже поздно, Хилдред.
– Нет! Ты выслушаешь меня. Ты должен выслушать. Ты не можешь жениться, я тебе запрещаю. Слышишь! Запрещаю. Ты отречешься от короны, и в награду я дарую тебе изгнание. Если ты откажешься, то умрешь.
Он попытался успокоить меня, но я был слишком возбужден и, выхватив длинный нож, преградил ему путь. Я сказал ему, что доктора Арчера скоро найдут в подвале с перерезанным горлом. И смеялся ему в лицо, потому что думал о Вэнсе, его ноже и приказе, который подписал сегодня.
– Сейчас король ты, – кричал я. – Но скоро им буду я. Кто ты такой, чтобы лишать меня власти над всей обитаемой землей? Пусть я родился двоюродным братом короля, но я стану королем!
Луи стоял передо мной, очень бледный и суровый. Внезапно на Четвертой авеню появился человек, он вбежал в ворота Палат смертников, не останавливаясь, проследовал к бронзовой двери и с безумным криком ворвался внутрь. Я хохотал до слез, потому что узнал Вэнса и понял, что Хауберк и его дочь больше не стоят на моем пути.
– Иди, – крикнул я Луи. – Ты перестал быть угрозой. Тебе никогда не жениться на Констанс. А если вздумаешь жениться в изгнании, то я навещу тебя, как своего доктора прошлой ночью. Мистер Уайльд завтра позаботится о тебе.
Затем я повернулся и бросился к Пятой авеню. С криком ужаса Луи выхватил оружие и пустился за мной. Я услышал, как он свернул за мной за угол Бликер-стрит и следом ворвался в дверь под вывеской Хауберка.
Он закричал:
– Стой, буду стрелять!
Но когда увидел, как я взлетаю по лестнице в лавке Хауберка, оставил меня и принялся тарабанить в дверь к оружейнику. Как будто мертвецов можно разбудить.
Дверь мистера Уайльда была открыта, и я ворвался к нему со словами:
– Все кончено! Все кончено! Пусть восстанут народы и встретят своего короля!
Хозяина квартиры нигде не было, поэтому я подошел к шкафу и вынул из него великолепную корону. Я надел белый шелковый халат, на котором был вышит желтый знак, и возложил корону себе на голову. Наконец-то я стал королем, королем Хастура по праву. Королем, потому что я знал тайну Гиад и потому что мои мысли звучали в глубинах озера Хали. Я был королем! С первыми проблесками рассвета поднимется буря, которая потрясет оба полушария земли. Я выпрямился, все мои нервы напряглись до предела, от радости и величия я едва не потерял сознание. В это время в темном коридоре застонал человек.
Я схватил сальную свечу и бросился туда. Мимо меня, словно демон, пронесся кот и затушил огонь, но мой длинный нож опередил его. Я слышал, как зверь кувыркается и падает во тьме, а когда он затих, я зажег свечу и поднял ее над головой. Мистер Уайльд лежал на полу с разорванным горлом. Сначала я подумал, что он мертв, но в его запавших глазах скользнула зеленая искорка, изуродованная рука задрожала, и судорога растянула рот от уха до уха. На мгновение ужас и безысходность уступили место надежде, но когда я склонился над ним, его глаза уже закатились и остекленели. Так я стоял над ним, охваченный яростью и отчаянием. Моя корона, моя империя, все надежды и стремления, вся моя жизнь была повержена во прах вместе с этим человеком.
Потом явились они. Схватили меня сзади и крепко связали руки, а я кричал, покуда не сорвал голоса. Я бушевал, истекая кровью, бесился, и не один полицейский почувствовал на себе мои острые зубы. Наконец они так скрутили меня, так что я не мог пошевелиться. Я увидел старого Хауберка, за ним страшное лицо моего кузена Луи. Еще дальше, в углу, тихо плакала Констанс.
– А, теперь я все понял! – захрипел я. – Вы захватили трон и королевство. Будьте прокляты! Горе вам за то, что увенчали себя короной Короля в желтом.
(Примечание редактора: Мистер Кастанье умер вчера в приюте для умалишенных преступников.)
Маска
Камилла: Снимите ж маску, сэр.
Незнакомец: Пора ль?
Кассильда: Пора.
Лишь вы один не сбросили личину
Из всех гостей.
Незнакомец: Нет маски у меня.
Камилла (в ужасе, Кассильде): Нет маски? Маски нет?!
Король в желтом. Акт I. Сцена 2
I
Я ничего не знал о химии, но слушал, как зачарованный. Он взял лилию, которую Женевьева принесла утром из Нотр-Дам-де-Пари, и бросил ее в чашу. Жидкость мгновенно утратила кристальную чистоту. На секунду лилию окутала молочно-белая пена, а когда исчезла, в воде осталось опаловое свечение. Менялись местами оттенки оранжевого и малинового, а затем со дна, куда опустилась лилия, как будто пробился луч чистого солнечного света. В ту же секунду он опустил руку в чашу и вытащил цветок.
– Теперь это не опасно, – объяснил он. – Как только появилось золотое свечение, можно вынимать.
Он протянул лилию мне, я взял ее в руку – цветок превратился в камень, стал чистейшим мрамором.
– Видишь, в нем нет изъяна. Ни один скульптор не смог бы такого создать.
Мрамор был белым как снег, но в чашечке цветка прожилки были окрашены бледно-лазоревым, а самая сердцевина была розоватой.
– Не спрашивай меня, – улыбнулся он, заметив мое удивление. – Я понятия не имею, почему прожилки и сердцевина окрасились. Так бывает всегда. Вчера попробовал проделать это с золотой рыбкой Женевьевы. Вот она.
Рыбка выглядела мраморной статуэткой. Но если поднести ее к свету, то можно было заметить, что камень испещрен красивыми голубыми прожилками. Откуда-то изнутри исходил розово-опаловый цвет. Я заглянул в чашу.
– А если я опущу туда руку? – спросил я.
– Не знаю, но лучше не пробуй.
– Что меня гложет, – сказал я, – так это откуда взялся тот солнечный луч?
– Он просто похож на солнечный свет. Не знаю, но он всегда появляется, когда я погружаю в воду любое живое существо. Может быть, – продолжал он с улыбкой, – это душа, излетающая к источнику, который ее породил?
Я видел, что он шутит, и погрозил ему муштабелем. В ответ он рассмеялся и сменил тему.
– Останься обедать. Придет Женевьева.
– Я видел, что она ушла на раннюю мессу, – сказал я. – Такая же свежая, как та лилия, которую ты умертвил.
